– Эмир… Большая просьба… – сказал Константин Валентинович перед последним до скалы поворотом тропы. – Не подумайте, что я сомневаюсь в ваших боевых способностях. Просто я привык действовать в такой обстановке в одиночку или со своими солдатами, которые понимают меня и мои приказы без слов. А у нас с вами взаимодействие не отработано.
– И что? – спросил Улугбеков, звонкой пощечиной убивая комара на щеке. – Вы мне даете персональную команду «Отбой»?
– Я попрошу вас здесь подождать.
– Пистолет мне не оставите? Я обещаю, что не буду стрелять вам в спину.
– Не сомневаюсь даже без обещания. Но он может мне пригодиться.
Раскатов передернул затвор автомата, проверяя наличие патрона в патроннике, и сменил магазин, чтобы иметь в запасе тридцать один патрон. После этого коротко глянул на эмира, все еще стоящего на месте перед поворотом тропы.
– Вам бы, эмир, лучше в чаще спрятаться. Под елки.
Эмир послушно и молча шагнул в сторону. Но смотреть по-прежнему продолжал на старшего лейтенанта спецназа. И вдруг глаза Хамида Абдулджабаровича расширились, и он начал усиленно смотреть по сторонам. Удивиться было чему. Особенно человеку, столкнувшемуся с этим впервые. Раскатов только что был перед ним, буквально в трех метрах, и вдруг его не стало, словно он в воздухе растворился. И при этом ни одного постороннего звука до уха Улугбекова не донеслось. Ни ветка не заскрипела, ни камень из-под ноги старшего лейтенанта не вылетел. В один из моментов поиска Улугбекову показалось, что какая-то тень впереди пересекла тропу, но, сколько он ни всматривался в это место, никого обнаружить не сумел. Это даже вызывало легкий страх. Эмир никогда не видел, чтобы люди так вот сразу и резко исчезали из поля зрения…
* * *Даже самые опытные спецназовцы время от времени ловят себя на том, что иногда расслабляются и позволяют себе в какой-то момент потерять внимательность. Происходит это не по нерадению, не по небрежности и не от самоуверенности, а только от усталости. Сложно постоянно находиться в напряжении. Старшему лейтенанту Раскатову в полном напряжении и при полном внимании находиться было труднее вдвойне, поскольку он не ощущал себя полностью здоровым, да и боль время от времени давала о себе знать острыми уколами то там, то там. Тяжелое и горячее дыхание обещало как минимум множественные ушибы ребер, если не переломы. Тем не менее Константин Валентинович старался не обращать внимания на эти отвлекающие моменты и полностью концентрировался на выполнении задуманного. Индивидуальные тренировки по концентрации внимания он проводил регулярно. Это простые, но действенные тренировки, к тому же чрезвычайно полезные. Просто смотришь на секундную стрелку часов, не думая ни о чем постороннем. Все внимание на стрелку. Говорят, кто сможет десять минут концентрироваться на стрелке, сможет концентрированным взглядом танк перевернуть. Раскатов переворачивать танки не пытался, но около четырех минут жесткой концентрации выдерживал. Конечно, во время боевых действий концентрация не бывает такой жесткой. Это и невозможно из-за продолжительности самих действий. Да и просто опасно концентрироваться на чем-то одном, когда угроза всегда может подойти с другой стороны. Точно так же, не на одном своем передвижении удерживая внимание, но на всем окружающем, и даже на том, что наверху, на скале, передвигался старший лейтенант и сейчас. Он не пошел напрямую к скале, заранее рассмотрев, что с этой стороны она имеет почти вертикальную стену, но предпочел двигаться по опушке леса, иногда даже проползая под нижними тяжелыми лапами, обойти всю скалу, чтобы найти место, где наверх поднимали миномет и мины. Эта тактика оказалась успешной, хотя потребовала дополнительного времени. За тот его промежуток, что старший лейтенант добрался до противоположной стороны скалы, где она примыкала к самому высокому месту склона, миномет выстрелил еще дважды. Но Раскатову было ясно, что это или пробные, или просто предупреждающие выстрелы. Если бы минометчики нащупали цель, они посылали бы мину за миной. И это все значило, что федеральная сторона в откровенную атаку не шла. Майор Еремеенко предпочитал ждать результата от старшего лейтенанта Раскатова и не жертвовать людьми. Что сам Раскатов одобрял, вообще считая, что без командира взвод не следует допускать до атаки, хотя уверен был в выучке своих солдат.
Как и предполагал Константин Валентинович, в банде Парфюмера не имелось в наличии ни подъемного строительного крана, ни даже грузового вертолета с лебедкой, чтобы с их помощью забросить минометы и мины на скалу. Со стороны верхнего склона скала имела достаточно пологую и даже поросшую кустами стену. Это было как раз то, что старшему лейтенанту требовалось. Впрочем, он и ожидал это встретить, потому что несколько раз знакомился с подобными скалами и видел определенную закономерность. Лесные склоны хребтов обычно плохо продуваются ветрами. Ветер в таких ущельях идет или понизу, или откровенно верховой. А чаще всего дует и там, и там. Но если внизу ветер разгоняется и летит по ущелью, только на поворотах собирая в скальных образованиях пылевые кучи, которые тоже скоро порастают кустами, то верховой имеет возможность уцепиться только за промежуток между скалами и склоном. Туда он и наметает пыль, разрушая сам склон век от века, как и стену скалы. Таким образом создается перемычка, связывающая вершину скалы и склон. Туда Раскатов и собирался попасть.
И попал. Теперь предстояло самое сложное. Необходимо было незаметно пробраться непосредственно к минометам. То, что Раскатов не знал, какой расчет держат бандиты, его не смущало. Даже в войсках с расчетом у «Подноса» встречается разница. Бывает расчет в два человека, бывает в четыре. Четверых занимают обычно тогда, когда миномет переносится вручную. Двое обслуживают, как правило, когда «Поднос» устанавливают на автомобиле. Но скорее всего в условиях боя, когда Парфюмер хорошо знает, что против него выступили немалые федеральные силы, у него должен быть на счету каждый человек. А если учесть и потери, которые понесли бандиты, тогда ситуация усугубляется. Значит, рассчитывать на четверых противников не стоит. От силы рядом с минометом будут двое. С двумя справиться, естественно, проще, чем с четырьмя, хотя и с четырьмя справиться можно, если учесть, что они будут все заняты и при этом не ожидают нападения. Неожиданность всегда приносит плоды. Первая неожиданная атака вполовину сокращает количество бойцов противостоящей стороны. Если этого не происходит, атака считается неудачной. Даже если минометчиков на скале будет четверо, старший лейтенант думал, что справится с ними. Он успеет застрелить двоих, прежде чем двое оставшихся сумеют его атаковать. А с двумя Константин Валентинович сумеет справиться и с помощью рук.
Можно было бы и пробежать те пятнадцать метров, что отделяли склон от скалы. Перемычка была достаточно широкой, и кусты росли не сплошняком. Но во время бега кто-то там, наверху, может сделать шаг в его сторону, и тогда старшего лейтенанта обнаружат раньше, чем он сумеет сориентироваться в обстановке. Если бы склон выше порос лесом, можно было бы оттуда посмотреть. Здесь же посмотреть со стороны возможно было, лишь обнаружив себя. Это было ни к чему. И Раскатов пополз по перешейку от куста к кусту. Опять дала о себе знать травмированная спина, но боль была тягучей и тупой и не мешала передвижению, как мешала бы острая боль. Несильно должна была бы она помешать и рукопашной схватке, если бы предстояло в такую ввязаться.
Подобравшись вплотную к верхней площадке тропы, Раскатов выглянул из-за куста сбоку, почти от самой земли. И с пяти метров успел все хорошо рассмотреть. Минометчиков в расчете было двое. Оба выглядели качественно оформленными уголовниками. Ближний стоял с биноклем в руках и смотрел не туда, куда следовало стрелять, а в обратную сторону. Возможно, рассматривал коллег по минометному цеху. Было бы очень удобно совершить скачок и ударом ноги сбросить этого наблюдателя со скалы. Но жалко было бинокль, который мог разбиться при падении. А бинокль, судя по внешнему виду, был дорогой, кажется, даже с тепловизором. Раскатов давно мечтал заиметь такой.
Второй минометчик разговаривал с кем-то по телефону и смотрел одновременно в оптический прицел своего миномета, производя, судя по всему, правку прицела по подсказке корректировщика. Разговор велся на незнакомом языке, и понять ничего старший лейтенант не мог.
Не воспользоваться моментом, когда его не могут увидеть, было бы просто грешно. И Раскатов решил, что он не зря тащил с собой свою дубинку-посох. Резко поднявшись, совершил два скачка и обрушил посох на голову бандита с биноклем. Успел даже придержать падающее тело, чтобы бандит завалился на спину, а не биноклем вперед. Второй минометчик на посторонние звуки не среагировал, хотя череп первого хрустнул так громко, что и мертвый должен был бы услышать. Но частичная глухота – болезнь многих минометчиков, пренебрегающих системами защиты ушей. И Раскатов решил доказать, что глухота опасна.
Не воспользоваться моментом, когда его не могут увидеть, было бы просто грешно. И Раскатов решил, что он не зря тащил с собой свою дубинку-посох. Резко поднявшись, совершил два скачка и обрушил посох на голову бандита с биноклем. Успел даже придержать падающее тело, чтобы бандит завалился на спину, а не биноклем вперед. Второй минометчик на посторонние звуки не среагировал, хотя череп первого хрустнул так громко, что и мертвый должен был бы услышать. Но частичная глухота – болезнь многих минометчиков, пренебрегающих системами защиты ушей. И Раскатов решил доказать, что глухота опасна.
Он дождался, когда разговор закончится и трубка будет убрана в карман, и после этого потрогал концом дубинки минометчика по плечу. Тот нехотя обернулся и вытаращил испуганные глаза. До обрыва было два метра. Минометчик сразу срезал эту дистанцию вдвое, отскочив, чтобы успеть вытащить из поясной кобуры пистолет. Но старший лейтенант не стал дожидаться выстрела и сделал классический выпад. Конец посоха ударил бандита в лицо. Не слишком сильно, но резко. Тот взмахнул руками, отскочил скорее интуитивно, чем расчетливо, чтобы защититься. По крайней мере, не вследствие удара. Но короткая метровая дистанция до обрыва была слишком мала, чтобы можно было так рисковать. Руки – не крылья и полететь не помогут, сколько ими ни маши. И за воздух не зацепятся. Крик бандита звучал недолго. Видимо, парень был тяжелым и развил высокую скорость при падении.
Рассматривать картину «жесткой посадки» старший лейтенант не стал. Он решил времени не терять, потому что у бандитов было в запасе еще три миномета. И два из них как раз в этот момент выстрелили. Следовало и до них добраться. Чтобы не взрывать весь боезапас площадки, старший лейтенант нашел только ящик со взрывателями, которые минометчики еще не ввинтили в мины, и сбросил ящик со скалы. Взрыв прогремел, но он был ненамного сильнее взрыва пары гранат. Предосторожность Раскатова была, наверное, нелишней. Если бы он взорвал все мины, то этот взрыв был бы слышен далеко и мог насторожить минометчиков на трех других точках. Да и командиры банд могли бы послать группу для выяснения обстоятельств.
И все. Можно было уходить, чтобы заняться второй скалой и вторым минометным расчетом. Да и Хамид Абдулджабарович, наверное, уже ждать устал. Забрав с площадки автомат с запасными рожками, старший лейтенант проверил, как тот стреляет, пристрелив первого бандита, который на удивление быстро пришел в себя после полученного удара и не додумался полежать какое-то время без движения.
Автомат был исправен. А оставлять в живых бандита, который может поднять тревогу в тылах своих отрядов, было непозволительной роскошью.
Забрать с собой бинокль убитого Раскатов тоже не забыл. К сожалению, аккумулятор тепловизора был полностью разряжен. Зарядное устройство, интегрированное в футляр, было бесполезным, поскольку самой простой электрической розетки в ущелье, видимо, не нашлось.
Но старший лейтенант Раскатов не собирался в этом ущелье жить. И потому, наверное, справедливо надеялся получить вскоре возможность подзарядить аккумулятор тепловизора…
* * *Вторая скала была не так далеко, и пошли к ней быстрым шагом. Тем более что тропа шла с легким уклоном. Конечно, старший лейтенант Раскатов рискнул, вручая в руки эмира Хамида Улугбекова автомат убитого минометчика. Но эмир выдержал первое испытание, когда старший лейтенант проходил по тропе почти вплотную от него и не попытался напасть. А два ствола всегда лучше, нежели один ствол.
– Не ожидал, честно скажу, не ожидал такого подарка, – сказал Улугбеков. – Не боитесь?
– Доверяю, – коротко ответил Раскатов. – Вы человек неподлый, как я уже убедился. А на неподлого человека всегда можно положиться.
– Но, вооружая меня, – остановился вдруг в раздумье Хамид Абдулджабарович, – вы ставите меня в неловкое положение. В неоднозначное, по крайней мере. И я не знаю, как поступить.
– В чем вы видите неоднозначность? Давайте только останавливаться не будем, а обсудим это на ходу. Нам следует действовать, пока люди Парфюмера не хватились.
Над их головами пролетели еще две мины. Видимо, шла пристрелка новых троп. Бандиты выдвинулись дальше, ко входу в ущелье, чтобы принять бой там, а те тропы, возможно, не были пристреляны. И пристрелка велась срочным порядком.
– Я уже высказывал вам свою мысль. Не помню, до конца или нет. Впрочем, если и повторюсь, ничего страшного. Короче говоря, ситуация обстоит так: мне ни при каких обстоятельствах нельзя попадать в руки следствия. «Зона» мне обеспечена в любом случае. Даже если состоится сделка со следствием. Но я здесь, на свободе, очень не дружен с теми из наших эмиров, кто вышел из уголовной среды. У меня с ними было несколько контактов и столкновений. Так уж случилось. Сначала первое столкновение. Следующее – продолжение первого. Дальше – больше. Все это переросло в устойчивую конфронтацию. Парфюмер не первый. Кое-кто обещал мне отомстить, но пока я для них недосягаем. И там, за колючей проволокой, даже в СИЗО, не дожидаясь суда, со мной разделаются. Что касается полиции, то с ними у меня такие же отношения, как с уголовниками, и вообще я не вижу между ними значительной разницы. Они не будут меня защищать и даже, напротив, сами же и подставят. Я говорил уже вам, что не соглашусь на сдачу. Правда, тогда я был с оружием в руках, а вы без оружия, тогда я был хозяином положения, а вы – пленником. Сейчас я, по сути дела, пленник. И вот вы даете мне в руки оружие. И при этом называете меня неподлым человеком. И как я должен себя вести, чтобы моя неподлость не вступила в конфронтацию с моим чувством самосохранения?
– Давайте будем пока союзниками, – предложил старший лейтенант. – Сначала разберемся с минометчиками, а потом решим. Я, в свою очередь, не могу считать пленником человека, который стоит рядом со мной с оружием в руках. Конечно, я четыре месяца по приказу командования охотился за вами. Не знаю, чем вы не угодили командованию ГРУ. Я смотрел материалы на вас. Конкретно против ГРУ вы вроде бы никогда не выступали. Тем не менее меня именно на вашу поимку готовили еще до командировки. Вы зачем-то нужны моему командованию. Но это, я ставлю ударение, не решает ничего. Я тоже, как и вы, человек неподлый. Можете быть уверены.
Это уже прозвучало как обещание. И Улугбекову трудно было не согласиться.
– Есть тут и еще один нюанс. Постарайтесь понять меня правильно. Помогая вам, я значительно усложняю свою ситуацию. Я мог бы просто уйти, оставив вас решать ваши задачи. Но меня сдерживает не только порядочность, но и то, что у нас называют адатом. Это то в первую очередь, что и привело меня в это ущелье. И я думаю с вашей помощью осуществить задуманное. Если вы не будете возражать, конечно. Но я не думаю, что вы возразите, потому что в данном случае наши конкретные цели совпадают, хотя побуждения у нас разные.
– Вас сдерживает Парфюмер, – понял старший лейтенант, вспомнив, для чего пришел в это ущелье Улугбеков.
– Да. Тут произошла такая история…
– Я знаю вашу историю. И готов помочь вам рассчитаться с Парфюмером.
– Он должен быть где-то здесь. Парфюмер никогда сам не лезет туда, где идет бой. Он со стороны командует. Не любит, когда вокруг него пули летают.
– То есть он в верхней части ущелья?
– Я не сомневаюсь в этом. И с ним обязательно несколько человек из его приближенных. Они исполняют роль телохранителей.
– Что же вы раньше не сказали! Надо было задать вопрос первым двум минометчикам.
– Раньше? Раньше между нами были другие отношения.
– Не понял. Что изменилось за пять минут?
– Вы дали мне в руки оружие. Это акт доверия. И это полностью все меняет. Если раньше я думал, как лучше на вас напасть, то теперь я эти мысли из головы выбросил. Вооружив, вы разоружили меня.
– Вы планировали напасть на меня?
– Точно так же, как вы на меня.
– А недавно, когда мы повернули на тропе, я был рядом…
– Я чувствовал, что вы готовы к отражению атаки. Это была ваша провокация?
– Это была проверка.
– Я думал, но тогда я еще не был готов. К тому же трудно напасть на человека, который готов к встречной атаке.
– Ладно, – согласился Раскатов, возвращаясь к прежнему разговору. – У нас еще три миномета в запасе. Это как минимум шесть минометчиков. Будет кого спросить…
Глава девятая
Тропа стала намного уже, и сразу с левого края начинался обрыв. Впрочем, он был не слишком крут, и ели каким-то образом цеплялись за склон и росли там густо. Но у ели корни всегда поверхностные, и им не надо глубокой почвы, за которую можно уцепиться, как, например, сосне, предпочитающей землянистые утесы, но не склоны. Тем не менее даже не все ели могли удержаться на этой крутизне. Тут и там виднелись поверженные собственной тяжестью стволы деревьев. Некоторые пытались расти даже лежа, но надолго их, видимо, не хватало. Эти поверженные стволы лежали здесь уже, похоже, много лет, потому что упавшие хвойные деревья теряют свою хвою обычно только через год или два. Здесь же сухих и гнилых стволов с облупившейся корой было множество.