Однако победительницами оказывались и матери воцарившихся султанов, известные как «валиде-султан». Они вели свою стратегическую игру с главными фигурами при дворе, а такими являлись евнухи. Явление это было византийское, обязанное своим происхождением раннехристианскому представлению, что секс являлся игрой дьявола. Очевидно, эта идея уходит своими корнями к египетским коптам, к которым столь неуважительно относился Гиббон. Великий белый евнух, лишенный только тестикул, управлял почти всем дворцом, включая мальчиков-пажей. Великий черный евнух, лишенный всего (выживали после такой операции немногие, для этого требовалось сразу же после нее погрузиться в горячий песок) управлял гаремом.
Могущественные женщины и евнухи завладели Османской империей, став хроматическим дискантом к великим темам Сулеймана. При Мураде III гарем приобрел те самые карикатурные черты, с которыми мы сегодня его ассоциируем. До этого султан заключал династические браки с византийскими принцессами или женщинами из равных ему мусульманских семей, таких, как род Гиреев, правивших Крымом. Гарем на деле был неким подобием школы для девочек, эквивалентным институтам, где воспитывали мальчиков-пажей, и только с приходом Мурада III он стал, по крайней мере частично, тем, о чем говорит легенда.
Конечно, гарем ничем не мог помочь, когда дело касалось характера султана, если рядом с ним находилась властная мать или ищущие его внимания женщины. В итоге большинство султанов превратилось в номинальных правителей, их затеняли собственные великие визири.
Вплоть до определенного момента синтез османских способов власти работал. Сулейман оставил после себя эффективную государственную машину. В те времена высшим имперским чиновником мог стать любой: с 1453 до 1623 года только пять из сорока семи великих визирей были турецкого происхождения, из остальных одиннадцать были албанцами и шесть греками (а также один армянином). Им помогали простые визири, обычно их было четверо, и они руководили султанской администрацией, которая эффективно собирала годовой доход, чтобы поддерживать существование армии (к 1600 году 40 000 янычар обходились примерно в треть государственного бюджета).
Великий визирь, по сути, являлся главой правительства и мог скопить огромные богатства. Рустем-паша, второй из великих визирей Сулеймана, умер, оставив 1700 рабов, 2900 лошадей и 700 000 золотых монет; он был зятем султана и построил собственную мечеть на Роге, лишь немного ниже мечети Сулеймана, она была украшена великолепными инзикскими изразцами – в данном случае красными. До 100 секретарей казначейства отслеживали государственные доходы и расходы, в провинциях наместники выполняли то же самое, но на своем уровне. Налоги давали возможность содержать постоянную армию в 200 000 человек – много больше, чем могли позволить себе европейские государства.
Важной особенностью являлась система, по которой набиралась турецкая кавалерия. Военный получал от государства ряд участков земли, в совокупности именовавшихся тимар, и брал с работавших на них крестьян долю продукции. В обмен на это он содержал шесть боевых лошадей, с которыми должен был выступить на войну по требованию султана. Таким образом, весной, когда первые зеленые почки появлялись после морозов, для службы собиралось до 80 000 опытных всадников с прислугой, а к концу осени их распускали.
Тимар давался человеку за службу, но он мог в любое время отказаться от службы, и тогда лишался земли; поэтому наследственные землевладельцы не появились. На деле империя была инструментом для социальной мобильности – например, хорват Рустем-паша начинал свою карьеру как мальчик на свиноферме.
Единственной деталью механизма, которая не во всем находилась под контролем центра, была религия, но даже тут Сулейман сумел добиться многого. В теории мусульманская религия имела свой закон – шариат. Совет высших религиозных авторитетов, улема, являлся верховным судом, которому подчинялась судебная пирамида вплоть до уровня маленького городка. Судьи на этом уровне назывались кади, они наблюдали за школами и больницами, а также занимались административными правонарушениями. Шариат, продукт средневекового арабского мира, плохо подходил к современным обстоятельствам, и Сулейман потратил много времени, составляя свой кодекс законов; он также разрешил существование обычного права на христианских территориях.
В любом случае во времена Сулеймана и еще поколение после него созданный им механизм работал как часы: у турок имелась лучшая в Европе артиллерия, самая храбрая пехота и многочисленная кавалерии, способная вихрем пронестись и через венгерскую равнину, и по анатолийскому плато. Но мощь империи заключалась не только в военной силе. Государственная администрация уделяла большое внимание внутреннему благосостоянию в стране, особо заботясь по поводу поддержания хорошего питания населения Константинополя. Очень тщательно контролировались цены, и сам великий визирь время от времени обходил столичные базары, проверяя, нет ли на них спекуляции. Торговые гильдии, зарегистрированные официально, держали стабильные цены, и это объясняет феномен, удивлявший бы даже сегодня: на центральных улицах и даже в целых кварталах магазины в основном продавали одинаковые товары (в Галате, например, лампы и музыкальные инструменты).
Однако с какого-то момента все пошло наперекосяк. Сначала произошел печально известный скачок цен конца XVI века, его воздействие усилилось из-за снижения качества денег. Рыба тухнет с головы, и в начале XVII века порча денег продолжилась. За два неполных десятилетия мятеж селали превратил Анатолию в неуправляемую территорию. И тут проявился новый знак наступающей беды.
Внутренние мятежи в Турции зеркально отражали происходящее в столице и стали знаком неспособности правительства справиться с проблемами. Селали представляли собой причудливую смесь профессиональных кавалеристов, чье умение уже устарело, разбойников, религиозных сектантов, крестьян, обозленных потерей своей земли и чиновников, взбунтовавшихся из-за снижения жалования. Ахмед I смог подавить мятеж и, пусть и под ворчание, воздвиг в ознаменование этого Голубую мечеть. Но нельзя воздвигать мечеть, если не одержана реальная и убедительная победа, беспорядки продолжаются. Голубая мечеть имеет шесть минаретов, что вовсе не обязательно для мечети; эта демонстрация подавляет – но в то же время мечеть Сулеймана производит более сильное впечатление. Были и другие проблемы – глубинные, которые посторонним трудно понять. Что-то нехорошее происходило с исламом в этот период, и не только в Турции. Это видно по Индии, где в великие дни Акбара, примерно в 1600 году, индусы при дворе веселились и пили вино – но при Аурангзебе пятьюдесятью годами позднее уже господствовала мрачная нетерпимость, вскоре прорвавшаяся страшным приступом династической гражданской войны.
Одним из основных инструментов государственной машины в Османской империи была улема, глава которой именовался шейх уль-ислам. Советы судей интерпретировали религиозный закон, шариат, который был передан правоверным Пророком – но, как обнаружил Сулейман, такой закон плохо подходил к современными условиями. Поэтому дополнительно был создан гражданский закон, интерпретировавшийся светскими юристами; а христиане или евреи сохраняли собственные законы и традиции, которые в основном уважались.
В суннитской версии ислама существовали четыре различные школы закона. Среди османов доминировала школа ханафи – это вариант ислама, вполне лояльно относившийся к иностранцам. Шафиитская версия, менее терпимая и более строгая по отношению к женщинам, доминировала в восточной Турции (на юго-востоке страны, в аэропорту Диарбекир, до сих пор можно встретить угрюмых стариков, носящих маски, чтобы не дышать одним воздухом с женщинами и иностранцами).
Сулейман хотел, чтобы шейх уль-ислам стал кем-то вроде папы, способным отдавать распоряжения об изменениях в религиозной практике, когда это необходимо. Этого не произошло. Религиозный глава Константинополя – муфтий, который по положению был равен великому визирю – мог назначать на духовные и судейские должности, но центральная религиозная власть отсутствовала, так что даже когда легендарный шейх уль-ислам Эбу Саад-эфенди, который занимал этот пост с 1545 по 1574 год, предложил в конце концов разрешить банковское дело, он не достиг цели. Ислам официально продолжал существовать, повторяя сам себя, и в религиозных школах усилия в основном прилагались к заучиванию наизусть Корана, что вовсе не помогало модернизации.
И надо всем этим стоял еще и раскол ислама. Он создавал внешнюю видимость строгого единства, имел жесткие правила, касавшиеся даже таких вещей, как использование левой руки в интимные моменты – но на практике все больше и больше расходился, особенно в Турции, где столкнулось внешнее влияние и старые традиции. Существовали религиозные братства – сектами их называть было бы неправильно, потому что теологических различий между ними не было. Они активно сопротивлялись мрачному, обязательному и подавляющему миру официального ислама. Братство Бекташи имело вес на Балканах и в среде янычар, оно разделяло терпимое отношение к алкоголю. Братство Мевлевис, самое гуманистическое, вернулось к учению великого Мелване (Руми). мудреца XIII века, который проповедовал понимание человеческих слабостей и создавал прекрасные стихи (он также является создателем братства «танцующих дервишей»).
Но существовали и другие общества, такие, как Кадизадель, считающие, что если империя не процветает, то это происходит потому, что не соблюдаются правила ислама. Позднее правителям, пытавшимся проводить реконструкцию, пришлось бросать силы на подавление этих фанатиков.
Ахмед I стал последним султаном великой эпохи, но теперь все больше проявилась тенденция ориентироваться на нормы и законы ислама – иначе как при возникновении бунтов и восстаний типа мятежа Селали и на фоне новых успехов Персии на востоке можно было контролировать страну? В начале XVII века султанами начали становиться крайне набожные люди, и империя постепенно превращалась во все более исламскую. Из библиотек исчезли греческие книги, а девять из десяти и так уже немногих публиковавшихся книг касались религии: скучные богословские трактаты и жизнеописания святых, как и у контрреформационного католицизма. И, как в католической Европе того времени, множество нахлебников роились вокруг религиозных фондов. А такие фонды росли как грибы: поскольку только они могли спасти средства от хищных лап государства, богатые вкладывали свои деньги туда, где они ничего не создавали.
В XVIII веке Неаполь, в котором проживало 5 % всего населения империи[22], состоял в основном из монахов и монахинь, и Османская империя также рисковала превратиться в огромный Mezzogiorno (то есть Юг Италии). В итоге производящая часть империи все больше состояла из религиозных меньшинств и иностранцев, защищаемых их консульствами и действием норм, более известных как Капитуляции (от латинского capita, означающего «голова», «соглашение»). Законы шариата, по которым, как предполагалось, жила империя, не могли применяться к людям с абсолютно различными привычками, традициями и отношениям к имуществу и капиталу – например, банковскому делу (которое пыталась запретить и контрреформация: монахи захватывали ссудные кассы и переименовывали их в «Горы Благочестия»).
Когда Ахмед I умер, реальная власть оказалась в руках его властолюбивой матери. Ненадолго на престол взошел умственно немощный Мустафа, правивший в 1617–1618 годах, прежде чем янычары запихали его назад в «клетку». Осман II, юный сын Ахмеда, правивший в 1618–1622 годах, победил при помощи романтической идеи реформ и обещания двинуть войска в бой, на этот раз против поляков в споре за Черное море. Он знал, что янычары превратились в проблему, и подумывал о переносе столицы в Каир. Но его кампания на Черном море прошла неудачно, казна оказалась пуста, и янычары с помощью улема снова посадили на трон Мустафу. Османа оскопили и очень жестоко убили; это стало первым свержением османского султана.
Мустафу свергли годом позже, и мать предприняла все усилия, чтобы возвести на трон одиннадцатилетнего Мурада IV (правил с 1623 по 1640 год). Но с двадцати лет новый султан начал проявлять свою волю, хотя и умер в возрасте двадцати семи. Это был великан, которому сопутствовала военная удача. Если султан обладал силой воли и жестокостью, он мог как минимум контролировать возникновение внутренних проблем, а империи необходимы были финансы, растрачиваемые на бесчисленных придворных прихлебателей и на жалованье янычарам – которые все меньше стремились на войну, а вместо этого занимали государственные должности. Были введены дополнительные налоги, и внутренние проблемы на какое-то время отступили.
Мураду IV в каком-то смысле повезло: Австрия увязла в Тридцатилетней войне, и он смог сосредоточиться на борьбе с Персией. В 1638 году он вернул Багдад – еще один поворот в вопросе, кто будет главой ислама. Ислам расширял свою власть и в других направлениях. Были введены законы, требовавшие от христиан и евреев демонстрировать свою конфессиональную принадлежность: предполагалось, что греки обязаны носить синюю обувь, а армяне – красную, и эти законы какое-то время проводились в жизнь.
Кроме того, этот султан запретил алкоголь – неудачная идея, когда нужно управлять империей. (Ахмед I как-то казнил одного человека, пойманного курящим, но Мурад IV казнил за это тысячи.) В итоге Мурад IV умер от болезни примерно через год после возвращения из Багдада, и проблемы вскоре начались снова.
Наследник Мурада, его брат Ибрагим, был ленив и предпочитал потворствовать своим слабостям; он развлекался в своем гареме, оставив государственные дела на фаворитов и свою мать, которая занималась интригами с дворцовыми евнухами – карикатурная картина восточного деспотизма. Теперь великие визири, представлявшие султана в правительстве, могли собирать огромные состояния, и единственной возможностью для слабого султана хоть как-то контролировать их были периодические и непредсказуемые чистки, которые позволяли также избавиться и от их прихлебателей.
За двенадцать лет в империи сменилось восемнадцать великих визирей – четверых казнили, одиннадцать сместили, двое сами подали в отставку, и только один умер в своей постели в должности. В 1648 году Ибрагим сам был свергнут и казнен с ведома и согласия его матери; ему наследовал шестилетний Мехмет IV, правивший с 1648 по 1687 год. Но у этого султана также оказалась волевая мать, в конце концов она удавила мать Ибрагима.
То был мрачный период, так как каждая перемена в канцелярии означала появление новой клиентелы, пробивавшейся к административным должностям. Дела еще более ухудшились из-за того, что Ибрагим легкомысленно позволил себе напасть на венецианский Крит, положив начало очень долгой, дорогой и бессмысленной войны – которая, правда, в конце концов познакомила Турцию с оливковым маслом.
В 1640 году правительство имело 60 000 чиновников на жалованье, а к 1648 году их стало уже 100 000; вдобавок существовал громадный дефицит бюджета из-за мятежей янычар. Кроме того, население Константинополя было в ярости от того, что ему платили медными деньгами, а выплата налогов от него ожидалась серебром. В 1651 году это чуть было не вызвало мятеж гильдий. Этот хаос заставил мать Мехмета IV предпринять неожиданный шаг. В 1656 году она назначила великим визирем Мехмета Копрулу – семидесятилетнего албанца, честного и опытного, который принял канцелярию при условии дать ему полную свободу рук. Он и его сын, Фазиль Ахмед, исполняли дела до 1676 года, после чего на эту должность пришел другой Копрулу – Кара («Черный») Мустафа Мерзифон.
Это был период восстановления, проводимого с необычайной жестокостью. Огромной проблемой стало то, что фермы-тимары, которые издавна поставляли империи кавалерию, оказались отданы невоенным, а вместо службы их обложили насильственными займами и налогами. В кавалерии была проведена чистка с многочисленными казнями, а преданные султану войска один за другим подавляли различные мятежи, в том числе большой мятеж в Египте. В итоге бюджет удалось сбалансировать – в 1669 году Крит наконец-то был захвачен, на северном фронте империи ситуация стабилизировалась и на какое-то время Османская империя хотя бы номинально стала управлять большей частью Украины.
Фазиль Ахмед оказался настолько же эффективным, как и его отец. При нем снизилось число казней и удалось сбалансировать бюджет. Реальной проблемой эпохи Копрулу оказалось отсутствие принципа верховенства закона. В XVII веке в Европе, и особенно в Англии, этот принцип все более и более доминировал. Но в Османской империи собственность вовсе не была в безопасности, налоги устанавливались произвольно, и, по-видимому, не существовало никакой альтернативы тирании, кроме хаоса. Историки спорят, можно ли считать это упадком Османской империя. Ответом может быть комментарий Джорджа Оруэлла, что война – это самый надежный механизм испытания ваших сил, и только сила способна дать выигрыш. Наконец, первые два Копрулу были весьма эффективными тиранами, и они оставили по себе памятник – вероятно, последний значительный памятник этой эпохи. Их библиотека недалеко от Великого Базара в Стамбуле – вот настоящее сокровище. Но впереди империю ждали трудности.
Часть пятая Нарушенное равновесие
Период Копрулу дал необыкновенное распространение османской силы в Центральной и Восточной Европе, и это стало следствием хорошей экономики. Империя не расстраивала свои финансовые дела, за исключением краткосрочных акций, которые имели долговременные серьезные воздействия: конфискаций и увеличения налогов. И еще одна причина заключалась в стабильности доходов от военной силы: если вы контролировали узкое место на торговых путях, у вас должны появляться деньги. Черное море все еще оставалось Османским озером, ни российские, ни западноевропейские корабли еще не появлялись тут. Северное побережье моря и Крым управлялись татарским государством под властью семьи Гиреев, которые ставили себя очень высоко, а их кавалерия могла быстро передвигаться по украинской степи, как когда-то передвигались турки. Но тут имелись и сложности. Польша, исторически доминировавшее в этом регионе государство, начинала распадаться, то же происходило и с Венгрией. Кроме того, здесь существовали романтические разбойники – казаки (слово это по происхождению татарское), которые, ускользая от власти любого правительства, совершали грозные конные рейды во всех направлениях: иногда они разбивали поляков, а иногда договаривались с ними, то же самое происходило в отношении турок и России. Украина оставалась расколотой страной без законов, а с юга и юго-запада (из Молдавии и Трансильвании) на нее целились османские вассалы.