– Не ломая? – Ханнеру стало вдруг интересно, что может, а чего не может магия.
– Думаю, да, но не уверена, а у вас ведь есть ключ, вот я и решила подождать.
– Спасибо, – поблагодарил Ханнер и повернулся. Альрис стояла за ним с ключом в руке; не приближаясь к двери, она подозрительно смотрела на Рудиру.
– Я отопру, Альрис, – сказал он, беря у нее ключ. Замок легко открылся, и дверь распахнулась.
В холле было, конечно, темно. Ханнер вошел и поманил остальных, потом остановился, чтобы дать привыкнуть глазам.
Сбоку, тускло осветив холл, занялся алый свет. Ханнер изумленно обернулся в ту сторону – там, подняв руку, стояла Рудира, и рука эта сияла.
В этом неярком свете Ханнер увидел, как напряжено лицо Рудиры – губы ее приоткрылись, зубы были крепко сжаты, она морщилась и тяжело дышала.
Свет стал ярче и сделался оранжевым, потом стал еще ярче, но так и не приобрел другого оттенка. Рудира прерывисто, протяжно вздохнула и расслабилась. Свечение осталось ровным.
Ханнер быстро осмотрелся и заметил на столе у дверей подсвечник.
– Есть у кого-нибудь огниво? – спросил он. – Мы же не хотим, чтоб Рудира совсем утомилась?
Рудира повернула голову и увидела свечу.
– Я и сама могу ее зажечь, – сказала она и начала медленно опускать сияющую руку.
– Не стоит, – остановил ее Ханнер. Альрис уже вытаскивала из кошеля кремень и кресало; миг – и свеча загорелась.
– Можешь теперь отдохнуть, – сказал Ханнер Рудире, кивнув на ее все еще светящуюся руку, и поднял подсвечник. – Мне не трудно, – отозвалась женщина, но свет померк.
– А мне показалось – наоборот.
– Только сначала, пока я не поняла, как это делается. Трудно начать, дальше идет легче. С этими чарами всегда так – чем больше ими пользуешься, тем легче у тебя всё выходит. Главная сложность – понять, как сделать что-нибудь новое.
– Тебе это, кажется, неплохо удается, – заметил Ханнер. – Я еще ни разу не видел, чтобы кто-нибудь заставил что-то светиться. По большей части они только вещи расшвыривают. – Говоря это, он осматривал просторный холл.
Как он и ожидал от дядюшки Фарана, убранство было пышным, но элегантным. В ширину холл был футов в пятнадцать, в высоту – не меньше двенадцати, а дальнего его конца в свете одной свечи Ханнер разглядеть не мог. Над темным деревом панелей белые стены были расписаны золотом и украшены лепным орнаментом и золочеными пилястрами. На стенах между колоннами блестели медные подсвечники; арки дверей вели в другие помещения. Перед Ханнером и его спутниками уходила вверх великолепная лестница из мореного дуба, застеленная темно-красным ковром. Слева за аркой уходил в темноту коридор; справа виднелась белая с золотом закрытая дверь.
– Да благословят нас боги!.. – выдохнул Зарек, глядя на всю эту роскошь.
– По крайней мере у нас есть крыша над головой, – кисло сказал Ханнер, знаком предлагая войти тем, кто еще медлил снаружи.
Он пересчитал людей. Рудира и Альрис вошли вместе с ним; Йорн и Зарек держались сразу за ними. Он по-прежнему не помнил всех имен, но насчитал четверых пленников и двенадцать других чародеев, и когда все вошли в дом, вышел, чтобы удостовериться, не остался ли кто снаружи.
Мимо медленно прошаркал пожилой человек, покосился на него, но промолчал. Больше на улице никого не было. Удовлетворенный осмотром, Ханнер закрыл и запер дверь.
Тут только он заметил колокольчик, что покачивался рядом с дверью как раз над местом, где стояла свеча.
– Ради всего... – начал он, но оборвал себя и дернул шнур. В глубине дома глухо звякнуло.
Конечно, в доме могло и не быть слуг, но это представлялось сомнительным – кругом все сверкало чистотой, к тому же дядя Фаран наверняка желал, чтобы, когда он неожиданно является сюда с очередной пассией, им должным образом прислуживали.
Позвонив, Ханнер повернулся к своим людям. Ему трудно было разглядеть всех в бледном свете одинокой свечи, но Ханнер был уверен: они здесь все. Он кашлянул, и все лица обратились к нему.
– Ну, так, – сказал Ханнер. – Не знаю, откликнется ли кто-нибудь на звонок, но если откликнется, она или он будут куда лучше меня знать, где устроить вас на ночь. Я же, со своей стороны, должен предупредить вас кое о чем, что вы должны знать, ночуя здесь.
Это дом моего дядюшки – лорда Фарана. Да, того самого лорда Фарана, главного советника правителя. Зная своего дядю, я уверен: он знает, где именно стоит и сколько именно стоит каждая вещь в этом доме. Большинство из вас – честные люди, захваченные врасплох ночным безумием, и вины на вас нет, но кое-кто... скажем так, не вполне честен, а тут на него сваливаются магические способности. К тому же, я уверен, не многие бывали когда-либо в настолько богатых домах. Вам может захотеться... одолжить безделушку-другую или устроить еще что-нибудь в таком духе. Не вздумайте!
Я знаю своего дядю. Только троньте то, что принадлежит ему, только сломайте, разбейте или стащите хоть вещицу – и вам не сносить головы. Мы надеемся, что все вы будете вести себя здесь примерно. Заранее благодарю.
– Но мы же чародеи, – сказал один юноша, совсем еще мальчик. – Разве мы... разве это ничего не значит?
– Не знаю, – честно признался Ханнер. – Мне почти ничего не известно о чародействе. Но что я знаю, и наверняка – так это что не стоит пытаться надуть моего дядюшку.
Он стоял у дверей, лицом к холлу, а все остальные обернулись к нему, а потому Ханнер первым заметил свет, мелькнувший под лестницей.
– Ага! – сказал он и сделал шаг вперед.
Из-под лестницы появился человек в добротной белой рубахе и черных штанах. В руке он держал медную лампу. В холле сразу стало светлее. Человек застыл, изумленно глядя на толпу перед собой.
– Привет! – Ханнер пробрался через сгрудившихся чародеев. – Я – лорд Ханнер, племянник лорда Фарана. – Он показал слуге ключ. – В городе произошло кое-что непредвиденное, и дядюшка позволил мне и моему отряду переночевать здесь.
– Милорд, – промямлил слуга, продолжая недоуменно смотреть на кучу неожиданных гостей.
– Это моя сестра, леди Альрис. – Ханнер подошел к ней. – А ты...
– Берн, господин.
– Берн, – повторил Ханнер, подходя к слуге и хлопая его по плечу. – Отлично. Нас здесь двадцать один, но если у вас не хватит постелей на всех, мы согласны делить ложа или устроиться на диванах и ковриках.
– Здесь... здесь десять комнат для гостей, милорд, и личные покои лорда Фарана. – Берн пребывал в явном замешательстве, не зная, что ему делать с неожиданно свалившимися гостями.
«У нас есть ключ, – говорил себе Ханнер, – а для шайки воров мы выглядим уж слишком разношерстно». Ханнер был совершенно уверен, что Берн поверит ему на слово, и изо всех сил старался выглядеть соответственно этой уверенности.
– Отлично! – Он широко улыбнулся. – Показывай, куда идти, и будем устраиваться. Уже поздно, а мы не хотели бы пользоваться гостеприимством лорда Фарана дольше необходимого.
– Разумеется, милорд. – Берн наконец пришел в себя. – Сюда, пожалуйста.
Еще полчаса ушло на размещение всего отряда – по двое в комнате. Все спальни были на втором этаже, и Ханнер поинтересовался у Берна, почему на втором и третьем этажах их нет.
– Возможно, они там и есть, милорд, – отвечал слуга, – но мне не разрешается подниматься на верхние этажи. Там личные покои лорда Фарана, и туда нет входа никому, кроме него.
– Вот как, – сказал Ханнер. Он слишком устал, чтобы углубляться в проблему, и занялся приготовлениями ко сну. В конце концов Рудира и Альрис поделили главную гостевую спальню, сам Ханнер занял спальню дядюшки, а остальные более или менее удобно устроились в оставшихся девяти комнатах.
Каждая комната была со вкусом украшена и обставлена как спальня для двоих – иногда с одной широкой кроватью, иногда с двумя. Удобства поразили всех; иные комнаты вызывали восхищенное молчание. Проволочки возникли только из-за зажигания ламп и свечей, поисков ночных горшков да еще споров, кто с кем и в какой спальне устроится.
Ханнер был полумертв от усталости и едва держался на ногах, когда наконец Берн отворил дверь хозяйской спальни и пропустил его внутрь.
Пока слуга зажигал лампу на столике у кровати, Ханнер стоял, привалясь к косяку, и молча оглядывался.
Он и прежде знал, что его дядюшка обожает роскошь, и частенько слышал, как он ворчит на тесноту и убогую обстановку их апартаментов во дворце, но всегда считал эти претензии чисто риторическими. Ханнер видел убранство нескольких особняков в Новом городе и признавал, что они куда более роскошны, чем их покои во дворце, но всегда считал официальную резиденцию лорда Фарана достаточно удобной. И ему казалось, что, несмотря на свое ворчание, его дядя думает так же.
Теперь он понял, что ошибался.
Дело тут было не в размерах. Главная спальня была большой, но не огромной. Обстановка – вот что поражало воображение.
Постель была упругой и мягкой, на резной кровати черного дерева громоздились перины, а ширина была такой, что, вздумай Ханнер улечься поперек черных шелковых покрывал, ни его голова, ни ноги не свешивались бы. Вытянувшись, он, как ни старался, не смог дотянуться одновременно до изголовья и изножья. Винно-алые бархатные шторы, окаймленные черным и золотым шелком, спадали с балдахина, стянутые по обе стороны золотой тесьмой с золочеными розетками.
По углам постели стояли столики. На двух – в головах – были обычные для спальни лампы, огнива, зеркала, умывальные тазики; на двух в изножье – бронзовые статуэтки, изображавшие обнаженные пары, занятые любовной игрой. Комоды, изукрашенные резьбой, располагались вдоль одной стены; другую занимали два шкафа с расписными дверцами. В центре комнаты стояла мраморная статуя женщины. В нише стены близ изголовья постели находился маленький, изумительной работы алтарь. В северной стене были два закрытых ставнями и занавешенных больших окна. Мраморная украшенная позолотой каминная полка венчала изящный выложенный изразцами камин; экран слоновой кости с позолотой закрывал его – еще многие месяцы надобности в отоплении не возникло бы. Полдюжины очаровательных ковриков почти скрывали отполированный паркет, расписные панели, изображавшие по большей части прекрасные обнаженные и полуобнаженные тела, украшали стены. Всюду резьба, драгоценное дерево, богатые ткани, изысканные цвета.
Однажды Ханнер удостоился видеть спальню правителя – она была куда менее роскошной, чем эта.
– Боги!.. – прошептал он.
Он не сразу осознал, что Берн о чем-то его спрашивает.
– Что? – переспросил он.
– Не распорядишься ли о завтраке, милорд? – осведомился слуга. – Что вам подать?
– Скажи-ка... – начал Ханнер и осекся, вспомнив слова Берна: хоть он почти не слушал, кое-что из сказанного осело в памяти. Берн – домоправитель; другие слуги приходят днем, чтобы прибраться. Весь штат собирается, только когда здесь лорд Фаран.
Ханнер собрался спросить Берна, хорошо ли тот готовит, но передумал.
– Что-нибудь попроще, – сказал он. – Холодный окорок и немного пива, к примеру. Или хлеб с фруктами, если есть, но плиту разжигать не надо.
– Благодарю, милорд. – И Берн откланялся. Ханнер, посторонившись, чтобы выпустить слугу, вошел в комнату.
Берн тихонько прикрыл за ним дверь, оставив Ханнера глазеть на спальню его дядюшки.
Ханнеру никогда и в голову не могло прийти, что его дяде захочется иметь местечко, подобное этому. Он знал, что дядюшка тратит на погоню за женщинами все время, свободное от дел государства, знал и про его дорогие вкусы, но продолжал считать его человеком хоть и чувственным, но бережливым – не сибаритом, который способен устроить себе такое вот шикарное гнездышко.
Как же это вышло, посетовал он про себя, что после стольких лет, прожитых с дядюшкой, он понимает его так плохо. За всю долгую ночь это было, пожалуй, самой большой неожиданностью.
А ночь и правда выдалась долгой – и странной. Проводить Мави домой было почти обычным делом, нормальным развитием отношений, но дальше ночь делалась с каждым часом все чуднее. Странная новая магия затопила город, она сводила людей с ума, маги растерялись, а Ханнер встал во главе отряда, взявшегося восстанавливать порядок; потом его отказались пустить домой, во дворец, – и вместо этого прислали сюда – чтобы он понял, что его дядя вовсе не тот человек, каким он, Ханнер, считал его все эти годы.
Ханнер судорожно вздохнул и двинулся к кровати, на ходу стягивая тунику.
Утром, возможно, все станет, как было. Эти странные новые чары с восходом развеются, правитель отменит свой приказ, вес возвратятся домой...
Но, сказал себе Ханнер, снимая сапоги, дядя Фаран по-прежнему будет владеть своим шикарным тайным убежищем. Тут ничего не изменится.
Но днем, возможно, это не будет иметь никакого значения. Ханнер залез под одеяло, поправил подушку, задул лампу и через мгновение уже спал.
Глава 12
Ульпена из Северного Харриса всю ночь мучили дурные сны, и проснулся он рано – восходящее солнце было еще красным. Зевая и потягиваясь, он поплелся на кухню разжигать плиту и готовить завтрак своему наставнику.
Чувствовал он себя престранно – знакомые стены дома волшебника, озаренные косыми лучами оранжевого солнечного света, смыкались кругом, почти душили. Ульпен понимал, что это следствие ночного кошмара, все еще стоявшего у него перед глазами.
Он разворошил кочергой угли, потом повесил ее на крюк и достал из ларя щепу и поленья. Ульпен кинул на угли горсть растопки, но, когда пламя занялось, помимо воли отпрянул: слишком уж похоже оно было на огонь в его сне. Слепо моргая, он пятился от плиты вместо того, чтобы подбросить в огонь поленья, что держал в руках.
Его нога на что-то наткнулась – то был Смертоносец, кот волшебника. Смертоносец протестующе взвыл. Отчаянно стараясь не наступить на кота и не разронять поленьев, Ульпен потерял равновесие и начал заваливаться назад. Пытаясь удержаться, он взмахнул руками, дрова посыпались на пол...
– Ух ты! – вырвалось у Ульпена, когда и он, и полешки замерли, так никуда и не упав.
Тут он сообразил, что не шлепнулся на дощатый пол – как и дрова. Маленькая охапка поленьев каким-то образом удерживалась у него на груди, а сам он опирался на одну ногу, одну руку и воздух.
От падения его спасли чары.
– Спасибо, хозяин, – проговорил он, осторожно опуская на пол дрова, опускаясь сам и поворачиваясь к дверям. Поскольку сам Ульпен, хоть и быстро соображал, был явно не в том положении, чтобы наложить заклятие, он предположил, что это сделал его наставник.
Как и следовало ожидать, волшебник Абдаран стоял в дверях кухни, глядя на своего ученика, и хмурился.
– Это сделал не я, – хмурясь еще сильнее, сказал он. Ульпен моргнул. Он собрал дрова, сложил их на полу, потом выпрямился и повернулся к наставнику.
– Пока ты не заговорил, я собирался спросить тебя, каким заклинанием ты воспользовался, – сказал Абдаран. – Я не смог распознать его и подумал, что, может, ты коснулся того, что лучше не трогать.
– Нет, хозяин! – запротестовал Ульпен. – Я ничего не делал!
– И однако ты застыл в воздухе, а дрова не рассыпались.
– Это наверняка чары, хозяин, но не мои.
– И не мои тоже.
– Но... – Ульпен тревожно огляделся. – Мы ведь единственные волшебники в Северном Харрисе, разве нет?
– Насколько я знаю, да. И в Восточном и Южном Харрисах тоже. Но уверены ли мы, что твое падение остановила магия?
– Нет, – признался Ульпен. – И что же?
– Скажи мне сам, подмастерье. – Абдаран заговорил своим лекторским тоном.
Ульпен, задумчиво жуя нижнюю губу, встал и аккуратно отряхнул штаны. Потом взглянул на наставника.
– Могли вмешаться боги, демоны, ведьмы, колдуны, какое-нибудь природное явление... или что-то еще, о чем мы не знаем.
Абдаран скупо улыбнулся.
– Я бы сказал, ты учел все возможности, – признал он. – Хотя под последним можно понимать слишком многое.
Ульпен не ответил.
– В округе ведь нет волшебников?
– Волшебников нет. Есть только четыре ведьмы в Восточном Харрисе.
– Зачем бы ведьмам спасать меня от падения?
– Представить не могу, ни откуда они узнали, ни зачем им это понадобилось, – сказал Абдаран. – Мы можем спросить их.
Эта мысль вовсе не понравилась Ульпену. Ведьмы умеют читать чувства, иногда – и мысли, и это заставляло подмастерье нервничать.
– Уверен, они не хотели зла... – проговорил он.
– А почему ты решил, что это ведьмы? – спросил Абдаран. – Ты ведь не назвал никого больше из своего списка.
– Но мы же исключили волшебство...
– Ничего подобного, – перебил его Абдаран. – Мы исключили известных нам волшебников. Но мог появиться кто-то, кого мы не знаем, и так вот необычно представиться, или какой-нибудь колдун все это время скрывался где-нибудь поблизости, или это просто отголосок какого-нибудь давнего заклятия.
Ульпен обдумывал это, собирая дрова. Он бросил в плиту первое полено – как раз вовремя, потому что растопка почти прогорела, – и только тогда сказал:
– Но если так, не может ли это быть каким-нибудь побочным действием волшебства? Заклятием, сотворенным сто лет назад или в ста лигах отсюда?
– Или заклятием, которое будет сотворено через сто лет, – одобрительно кивнул Абдаран.
Размышляя над сказанным, Ульпен бросил в огонь еще полено. Мысль, что еще не сотворенные чары могут каким-то образом отразиться на них, была ему внове; привыкнуть к такому было трудно.
– А боги и демоны? – напомнил Абдаран.
– Демоны тут ни при чем, если поблизости нет демонолога, – сказал Ульпен. – После Великой Войны демоны изгнаны из мира и заперты и без вызова не могут вмешиваться в дела людей.
– Тем не менее в мире есть демонологи, – заметил Абдаран.
– Но не здесь, ведь так? – Ульпен покосился на наставника, увидел, что, судя по довольной улыбке, тот собирается сесть на любимого конька. – Известных нам демонологов, – поспешно добавил Ульпен.