Кораллы здесь составляли массивы, отделенные друг от друга небольшими промежутками. Рыбы-бабочки иногда порывались перейти с одной коралловой формации на другую, но наталкивались на местного владыку — тоже рыбу-бабочку или рыбу-ангела, — который давал отпор чужаку, отгоняя его прочь.
Экологическое равновесие каждого такого массива — слагаемое сложнейших взаимоотношений между его обитателями. Перед нами все та же загадка социальной жизни морских животных, о которой я говорил раньше и которая не дает мне покоя. Я могу без устали наблюдать эти маленькие миры с «оседлыми» рыбами разных цветов, смотреть, как вторгается хищник извне, опрокидывая все устои, нарушая постоянное соотношение сил.
Кораллы тут не менее разнообразны, хотя и не так ярки по окраске, как кораллы тех частей Красного моря, которые еще не пострадали от загрязнения. Люди редко проникают в этот уголок, и царство кораллов сохранилось в неприкосновенности.
Там, где остров обращен к открытому морю, в пучину отлого спускается риф с пучками коралла и зарослями морских вееров. Всюду — грядки огромных тридаки, и полуоткрытые створки их мгновенно смыкаются, когда мы протягиваете к ним руку. Мы изучаем ветвистые коралловые «деревья», а поодаль из своих нор на нас с любопытством смотрят груперы…
Здесь есть и лагуна, ее дно выстлано все тем же белым песком. И опять — поразительное обилие и разнообразие морской фауны. Скумбрия, на редкость крупные губаны, стайки рыб-бабочек..
Длина большого острова около трех километров, ширина около полутора. Второй меньше километра в длину, а в ширину — чуть больше шестисот метров, и он сильно отличается от первого. Их соединяет коралловое плато. Нам захотелось осмотреть второй островок. Филипп, Серж Фулон и доктор Милле отправились туда на маленькой лодке, а когда собрались возвращаться, начался отлив, и пришлось им идти вброд, неся лодку на руках. Они шли четыре часа, и на каждом шагу мабрепоры немилосердно царапали им ноги. Нескоро они забудут наш визит на острова Глорьез!
Во время нашей стоянки там мы упорно, систематически вели наблюдения и собирали данные о морской фауне в окружающих острова водах; одновременно старались наладить гармонические взаимоотношения с представителями этой фауны. Если' хотите, мы упражнялись во взяточничестве… Каждый день Бернар Делемотт отправлялся на дно, захватив с собой изрядный запас корма. Скумбрии, губаны, рыбы-бабочки сотнями окружали его. Нечто похожее можно видеть на площадях Нью-Йорка или Парижа, когда кто-нибудь подкармливает голубей хлебными крошками. Временами рыбы собирались так густо, что Делемотта не было видно. С каждым днем они все больше смелели. Делемотт решил проверить, на что они способны, и положил несколько кусочков корма внутрь своей маски. Сначала рыбы с интересом кружили около его головы. Потом начали заглядывать в маску. И наконец стали буквально бросаться на плексиглас.
Здесь, как и у Коэтиви, водилось много груперов, и я решил, пользуясь атмосферой миролюбия, провести один эксперимент. Но для этого мне нужно было кое-какое снаряжение, поэтому «Калипсо» сходила в Диего-Суарес, где мы закупили изрядное количество зеркал. Купить зеркала на Мадагаскаре не так просто, как в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе. Тут нужна смекалка. К счастью, наш Квартирмейстер Бернар Шовеллен не обделен смекалкой. Никто не сравнится с ним, когда надо раздобыть тот или иной предмет в самом глухом краю. Так и на этот раз он нашел именно то, что нам было нужно, — большие зеркала, какие обычно ставят на туалетных столиках. С этим сокровищем мы вернулись к островам Глорьез, где нас ожидали ничего не подозревающие груперы.
Зеркала предназначались для изучения территориальности у этих рыб. Многим наземным животным присуще чувство территориальности, они рассматривают прилегающий к их логову участок как жизненное пространство, на которое никто не смеет посягать, и дают отпор всем чужакам даже ценой собственной — жизни. Так заведено и у соловьев, и у носорогов. А как с территориальностью у рыб? Об этом мы знаем очень мало. Конечно, в лабораториях и аквариумах проводились опыты, но я убежден, что ответ получить можно только в естественных условиях, то есть в море. Коралловый риф отлично подходил для проверки. Тем более, что груперы ведут оседлый образ жизни и селятся в норах, от которых стараются далеко не уходить.
По моим наблюдениям, защита территории в подводном царстве чаще всего выражается в отпугивании, а не в прямой атаке. Настоящие схватки — большая редкость. Вот соперники встретились, начинаются угрозы, вызывающие движения, а затем чужак, как правило, уходит. Когда речь идет о территории групера, другим рыбам даже разрешается проход, если хозяин милостиво, настроен, что бывает не всегда: у груперов непостоянный нрав.
Итак, зачем понадобились зеркала? Мы уже знали по опыту, что групер обычно принимает свое отражение за другого групера и даже способен его атаковать. Конечно, зеркало вещь хрупкая, с ним трудно работать на дне Индийского океана. Но ведь еще труднее заставить одного групера вторгнуться на территорию другого.
При первом опыте, объектом которого был групер средней величины, зеркало оказалось чересчур толстым, рыба не смогла его расколоть. А нужно, чтобы зеркало разбилось и групер чувствовал себя победителем, иначе он может стать неврастеником…
Следующее зеркало разлетелось на тысячу осколков от удара совсем маленького групера, который явился невесть откуда и совсем не смотрелся на пленке. Я объявил временный перерыв, не хотел раньше времени остаться без зеркал.
На другой день мы снова приступили к опытам. Кинооператоры были наготове, но я решил сперва провести репетицию. Нам удалось найти подходящего по размерам групера, который в нужную минуту разозлился ровно настолько, чтобы разбить одно за другим два зеркала. Видя такую отзывчивость, я решил несколько осложнить эксперимент. Логово этого групера помещалось в небольшом гроте, с примыкающим к нему боковым ходом. Все это, а также участок перед главным входом рыба считала своей территорией.
И мы окружили групера четырьмя зеркалами. Чужаки наступали со всех сторон! Он посмотрел на одно отражение, на другое, третье, на четвертое — и пошел в атаку. Это был храбрый групер, и отвага его была вознаграждена, он разбил все зеркала. Мы предвкушали отличные кадры.
Но операторы сообщили нам, что камеры заело.
Начали сначала. Сверху доставили еще четыре зеркала и расставили вокруг логова групера. Мишель Делуар и Раймон Коль уже пятый час находились в воде и основательно устали. Групер тоже был обескуражен. Тем не менее инстинкт взял верх, и в конце концов он пошел в наступление. И опять вышел победителем.
А затем принялся пожирать осколки… На следующий день мы увидели его плавающим брюхом кверху на поверхности воды. К сожалению, даже групер не способен переваривать стекло. Делуар был безутешен.
Всего мы провели на этом рифе месяц. И каждый день не уставали поражаться биологическим богатствам этого района, напряженному пульсу жизни. Напоследок нам надо было отловить образцы, которые мы собирались отправить для изучения и наблюдения в Океанографический музей Монако.
Самая трудная часть научной ихтиологической экспедиции — отловить образцы так, чтобы не повредить и не напугать их. Для этого, как я уже говорил, мы применяли снотворное МС-222. Специальный пистолет выстреливал этим раствором по избранному участку рифа, рыба засыпала, и мы подбирали нужные нам образцы.
Отловленных рыб помещаем в шарообразный аквариум, в котором их можно транспортировать и под водой, и на борту «Калипсо». Из шаровидного аквариума вода не выплеснется даже в сильную качку.
В этот раз нам удалось собрать очень редкие образцы. На квадратном метре грунта водились рыбы, за которых любители заплатили бы огромные деньги. Яркая окраска, великолепные узоры: золотом по синему всевозможные пятна, клетки, полосы…
При сборе образцов я обратил внимание на один парадокс. Наши пластиковые шары были аквариумами внутри большого природного аквариума, образованного коралловым рифом.
Прозрачные, они невидимы в воде; даже вблизи кажется, что рыбы находятся на воле. Впрочем, отличить их нетрудно: просыпаясь, они двигаются не так, как их вольные сородичи, а то и вовсе застывают на месте — ведь их со всех сторон окружают стенки. Другие рыбы тотчас обращают на это внимание и подходят выяснить, в чем дело.
А вот и хищники… Первая реакция — любопытство. Но разобрав, что рыбы внутри шара охвачены паникой, они идут в атаку.
Один групер долго раздумывал, как добраться до рыб, заточенных в аквариуме. Он приметил что-то необычное в их поведении, а это, как я давно заметил, в царстве кораллов равносильно смертному приговору. Стоит какой-то рыбе выдать своим поведением, что она попала в беду, как она пропала. Вот и наши образцы, как говорится, своей беспомощностью напрашивались на то, чтобы их покарали. И наш групер боднул шар с такой силой, что на секунду был оглушен. Разъяренный зрелищем недосягаемой пищи, он снова и снова повторял атаки, бодал пластиковый шар, пока не ухитрился сшибить его с выступа, на котором он покоился. На этом сольный волейбол не кончился, групер гонял шар щ><грунту, покуда мы не вмешались и не переправили наши образцы на «Калипсо». Лишь после этого на рифе восстановился мир.
А вот и хищники… Первая реакция — любопытство. Но разобрав, что рыбы внутри шара охвачены паникой, они идут в атаку.
Один групер долго раздумывал, как добраться до рыб, заточенных в аквариуме. Он приметил что-то необычное в их поведении, а это, как я давно заметил, в царстве кораллов равносильно смертному приговору. Стоит какой-то рыбе выдать своим поведением, что она попала в беду, как она пропала. Вот и наши образцы, как говорится, своей беспомощностью напрашивались на то, чтобы их покарали. И наш групер боднул шар с такой силой, что на секунду был оглушен. Разъяренный зрелищем недосягаемой пищи, он снова и снова повторял атаки, бодал пластиковый шар, пока не ухитрился сшибить его с выступа, на котором он покоился. На этом сольный волейбол не кончился, групер гонял шар щ><грунту, покуда мы не вмешались и не переправили наши образцы на «Калипсо». Лишь после этого на рифе восстановился мир.
Вечером состоялся очередной этап нашей нескончаемой дискуссии о груперах. Мнение Раймона Коля, как и мое, меняется смотря по обстоятельствам и последним событиям. И мы с ним до сих пор так и не пришли к окончательному выводу о смышлености и нравах групера;
— Конечно, — говорил Раймон, — его, похоже, легче приручить, чем любую другую рыбу. Он ходит за вами, словно пес. И в то же время груперы могут быть страшно коварными. Сегодня за мной один ходил так настойчиво, что я решил его погладить. А он вдруг атаковал меня. Конечно, может быть так, что мы в эту минуту заплыли на его территорию. Второй случай: групер медленно-медленно идет мне навстречу, и я так же медленно иду к нему. Останавливаюсь, он по-прежнему идет ко мне, но ускоряет ход, и я уже вижу, что он атакует. Инстинктивно заслоняю лицо рукой, он хватает челюстями мой локоть и не выпускает. В конце концов мне удалось вырваться, но он повредил мой гидрокостюм и поцарапал мне кожу.
Фредерик Дюма тоже подвергался атакам груперов. И я знаю еще примеры. Но вообще-то груперы — миролюбивые создания. Правда, групер Раймона Коля и на следующий день бросался на аквалангистов и норовил их укусить. Но теперь мы были начеку и обращались с ним, как со злой собакой. Возможно, у этого групера просто-напросто остались неприятные воспоминания о каких-нибудь других подводниках, которые побывали тут до нас.
— Вообще, — говорит Фалько, — я знаю только двух рыб, способных, как говорится, привязаться к человеку, иногда даже очень сильно. Одна — групер, вторая — спинорог.
Коль — он склонен приписывать рыбам человеческие недостатки и достоинства — вступает:
— Спинороги симпатичные, но положиться на них нельзя. Всем известно, что их любимый корм — мясе тридакны. Ну, вот, открываю я тридакну и предлагаю мясо спинорогу, а он меня хвать за палец. Мне кажется, что качество — коварство — объединяет групера и спинорога. А в другой раз мы с Делемоттом проплывали мимо спинорогов, которые вентилировали икру. Мы даже не смотрели на них, так нет же — сорвались с места и атаковали нас.
После этого рассказа мы подумали, что было бы интересно снять, как спинорог нападает на подводника. Однако эпизод не удался— вернее, чересчур удался: Делемотт был изрядно покусан. Поэтому для дубля мы надежно обмотали ему руки бинтами.
У вас может сложиться впечатление, что спинорог — грозный противник. Верное впечатление. Но не забудьте, что длина этого «чудовища» всего сорок — пятьдесят сантиметров, и он ярко окрашен. Свирепость спинорога оправдывается средой обитания. В царстве кораллов малейший признак слабости равносилен смерти. Особи и виды, которые обращаются в бегство, вместо того чтобы давать отпор, обречены. Слабого, беззащитного быстро съедают. Вот почему морские животные нередко способны на отвагу и героизм, который человеку может показаться нелепым. Спинороги особенно вспыльчивы, когда дозревает их икра. Самка охраняет гнездо и дает отпор всем чужакам, независимо от их величины, включая, аквалангистов. И проявляет при этом такое пренебрежение к собственной сохранности, что на суше сразу и не подберешь близкого примера. Инстинкт продолжения рода берет верх над страхом смерти, и мамаша спинорог будет упорно атаковать, даже когда очевидно, что она обрекает себя на погибель. Конечно, отвага спинорога диктуется не героическими качествами души, а законами экологического равновесия на рифе. Несмотря на бдительную охрану, лишь немногие мальки спинорогов достигают зрелого возраста. Ровно столько, сколько риф может прокормить.
Делемотт, знакомый с челюстями спинорога, уверял меня, что они могут нанести серьезную рану; да я и сам знаю, что спинорог прокусывает раковину тридакны. «Больно кусает», — говорит Делемотт. Правда, мяса не отрывает.
И все-таки, что бы ни говорил Коль, мне не хочется оставлять у читателя впечатление, что все спинороги коварны. В 1963 году, во время эксперимента «Кон-шельф-II», когда члены нашей группы месяц прожили на дне Красного моря, их самым верным товарищем был прирученный Пьером Жильбером спинорог. Он даже отличал Пьера от других аквалангистов и ходил за ним. Когда Пьер находился в подводном доме, ему стоило постучать по окну, как тотчас появлялся спинорог. Посмотрит, потом идет к выходу и стучится плавниками, пока Пьер не вынесет корм.
С рыбами, как и со всеми животными, надо воздерживаться от оценочных определений. Они ведут себя так, как мы их настроим. Я до сих пор убежден, что спинорог у островов Глорьез, которого мы называли «злым» и «недобрым», просто не успел с нами свыкнуться. Его враждебная реакция была нормальной и понятной. Проведи мы там еще несколько дней, наверно, сумели бы поладить.
Как ни нагружены были люди «Калипсо» подводными исследованиями, мы пользовались случаем поближе познакомиться с островами Глорьез и их Обитателями.
И нам пришлось совершить не один рейс между этими островами и Мадагаскаром. Мы ждали прибытия наших новых «ныряющих блюдец», которые окрестили «морскими блохами». Они находились на борту грузового парохода, идущего курсом на Таматаве, а пароход запаздывал. В конце концов мы решили ждать у острова Сент-Марии к востоку от Мадагаскара.
Очень красивый остров, в прошлом — китобойная база. И дно вокруг острова представляло собой интереснейший объект для наших кинооператоров.
Сильный ветер вынудил нас совершить первое погружение с подветренной стороны острова. Грунт был илистый, но с обилием фауны — морские звезды, тропические рыбки… Похоже было, что тут стоит совершить ночное погружение. И мы не пожалели: приближаясь ночью к грунту, увидели что-то похожее на облако ила. Ближе, ближе — оказалось, что это идут морские ежи со скоростью пятисот метров в час. Еще в Красном море мы ночью отмечали передвижения моллюсков и морских ежей. Здесь, у Сент-Марии, ночная активность была особенно интенсивной. Следом за ежами шли моллюски и морские звезды. И нам удалось шествие это снять — впервые.
Морской еж похож на круглую дверную ручку, пси крытую иглами. Иглы подвижные, они могут вам причинить болезненный, хотя и не смертельный укол. Некоторые морские ежи действуют иглами как ногами, идя по дну, другие переступают маленькими ногами-трубочками. Под иглами кроется мясо, которое рыбы очень любят, — только бы знать, как до него добраться. Морской еж надежно защищен.
Подобно анемоне, у морского ежа есть верный друг — голубая рифовая рыбка, прячущаяся между его иглами. Они буквально неразлучны. Даже когда морские ежи меняют место обитания, их голубые друзья не отстают.
Мы пробовали отгонять рифовых рыбок и заточать ежей в пластиковые шары. Голубые рыбки в панике метались по соседству, а как только морские ежи оказывались на свободе, бросались искать защиты среди их игл.
Три дня, проведенных у Сент-Марии, дали нам очень много. Нам посчастливилось, в частности, снять еще кадры с периофтальмусом. У берегов Африки они взбирались на корни мангров; здесь мы наблюдали их сидящими на камнях.
В сильный дождь мы пришли в Таматаве за нашими «морскими блохами» и промокли насквозь, пока переправили их на борт «Калипсо». Размеры их отвечали габаритам трюмов, так что требовалась точная работа. И уж мы старались, хотя работать было очень непросто, потому что прибытие «ныряющих блюдец» явилось большим событием для жителей Таматаве, и толпы народу, стар и мал, собрались в порту, чтобы посмотреть на них. К любопытству примешивалась несомненная симпатия. Мадагаскарцы явно были горды, что миниподлодки прибыли на их остров, в их порт, что они сперва опустились на почву Мадагаскара, а уже-оттуда перекочевали в наш трюм. Фотографы не знали покоя, и не успели мы опомниться, как «Калипсо» наводнили местные репортеры. И попробуй, отгони их… По чести говоря, мы и не очень старались избавиться от этих на редкость учтивых людей. «Морские блохи» произвели сенсацию, и почти такое же внимание привлекли «акулоубежища». Казалось, каждый таматавец знает множество историй об акулах, и им не терпелось поделиться.