Движения Алехандро становились все интенсивнее, и вскоре он стал камлать, как это делают шаманы на канале «Дискавери». Он подпрыгивал вокруг своего Элегуа и ритмично завывал.
Мне стало жутковато, и я решила на всякий случай прочесть «Символ веры».
Он обнял меня, притянул к себе и, продолжая завывать, начал стучать по мне своим хоботом. Мне захотелось вырваться и убежать. Но тут Педро превратился в огнетушитель, залил все белой пеной, лег на пол и затих.
– Дай Элегуа свою папайю, – сказал он хрипло.
Я без особого сожаления достала из сумки подаренный мне еще в первый день приезда недозрелый фрукт.
Он рассмеялся:
– Латино называют папайей пуси…
Я опешила. Алехандро выхватил папайю из моих рук, расцеловал, что-то прошептал и со слезами на глазах, осторожно положил ее рядом с ракушками на блюдо.
Мне стало не по себе, так, словно он положил для Элегуа не папайю, а мой детородный орган. Мурашки пробежали по моей спине, я перекрестилась и постаралась отогнать от себя нелепую фантазию.Мордоворот, который доставил нас в отель на катере, был старым знакомым Алехандро, и они всю дорогу, перекрикивая шум мотора, наперебой рассказывали мне, как когда-то вместе сидели в тюрьме за уличную драку с поножовщиной и перестрелкой. Их перло от воспоминаний.
– Я – мистер Кахакинта, пятая скорость! Ты знаешь, что такое пятая скорость? Это как у машины! Первая, вторая, третья, и дальше ррррр! Пятая!
Мордоворот кивал:
– Мда, это реальный мужик! Пятая скорость!
Алехандро показывал мне шрамы, полученные в той драке.
– Постоянные проблемы с полицией! Нет никакой свободы на Кубе, – резюмировал он.Отель располагается на живописных холмах, поросших пальмами и каким-то цветущим кустарником. Словно созданный по мотивам фресок Сикейроса, выкрашенный синей краской бетонный параллелепипед, уверенно вписанный в рельеф местности, с воды скорее напоминает здание НИИ советского образца, чем гостиницу.
Лифт, сооруженный отдельно от здания, соединен с этажами длинными бетонными галереями.
В этой нелепой дикости есть странное очарование, смелость, ничем не ограниченная, наивная и прекрасная. Вокруг только крохотные бары, покрытые пальмовыми листьями.
В цену за номер оказалось включено питание в ресторане и напитки в баре.
– Ол инклюзив, ми рейна! Ол инклюзив! – повторяет Алехандро так долго, что я начинаю его ненавидеть.Постояльцы отеля невольно вздрагивают, разглядев в тусклом освещении лифта моего двухметрового Тайсона.
Он видит их смущение и подбадривает, разыгрывая из себя лифтера:
– Заходите, не стесняйтесь! Какой вам этаж? Какую кнопку я могу для вас нажать?
Потоптавшись на пороге, постояльцы заходят в лифт и покорно называют этаж. Алехандро, довольный, жмет на кнопку. Кнопки барахлят, залипают, и он пару раз стукает кулаком по панели, после чего дверцы наконец закрываются.
В кабине лифта воцаряется неловкая тишина. Постояльцы украдкой разглядывают нас через зеркало.
Алехандро гипнотически воздействует на людей. На женщин и мужчин его могучая фигура производит животное впечатление. Мужчины поджимают хвосты, женщины трепещут.
Во всех человеческих особях, оказавшихся в поле его доминирования, включается инстинкт стаи приматов, где первенство, на уровне рефлексов, отдается самому крупному и сильному самцу. От Алехандро так и прет уверенное добродушие вожака, превращая расизм белых мужчин в комплекс неполноценности изможденных солнцем слабаков.
За несколько секунд поездки в замкнутом пространстве лифта, где его энергия буквально стучит об стены, ему удается подчинить себе любого: кто-то был от него без ума, кто-то умирал от страха – в зависимости от той социальной роли, которую каждому человеку уготовано природой.
Когда двери лифта наконец открываются, многие постояльцы, сами не свои от счастья, что подъемник не застрял между этажами, бросаются вон, как очумелые.
И тут Алехандро, который не в курсе, что надо пропускать вперед женщин и стариков, подрезает их, словно «газель» на московской трассе. В дверях возникает свалка из евро пенсов в шортиках, пары морщинистых канадок в парео и прочих пляжно одетых.
Нечаянные соприкосновения телами, извинения на разных языках и затем пространные разговоры о погоде.
Как удается Алехандро вести эти разговоры о погоде? Погода здесь никогда не меняется. Вечное лето.Остров Юности. Отель «Тропикоко». Комическое название. Бирюзовый океан, белый песок. Рай из рекламы «Баунти». Мужчина из рекламы «Найк». Набор клише.
Удивительно, но среди обслуживающего персонала у Педро оказалось полно знакомых, причем хари у всех довольно бандитские.
Он объяснил, что когда-то работал в одном из островных отелей, поэтому всех здесь знает. Педро вырядился в свой коралловый пиджак и расхаживает со стаканом рома, знакомя меня то с одним, то с другим аборигеном.
– Это не друзья, это коллеги.
Некоторых коллег постарше он представляет уважительно: «Мой босс».
Все они с преувеличенным значением пожимают мне руку, улыбаются и говорят, как давно они знают Алехандро и какие у них с ним «Асерьезные дружеские связи».Я испытываю острое чувство вины и стыда за свою никчемную жизнь. За то, что уехала от мужа и смутила душу другого мужчины.
В Москве сейчас градусов семь тепла. Почки на деревьях набухли. Кое-где трава начинает пробиваться из-под мусора и прошлогодней листвы. А в тени еще лежит грязный снег.
Зачем я делаю все это?
Мои подруги в Москве живут правильной и светлой жизнью, ясной и прямой, как в советских кинофильмах. И я тоже хотела бы жить такой жизнью, но мне надо знать, где моя истина и в чем моя ложь. Может быть, я вру себе и другим из убеждения, что поступаю единственно возможным образом. И вообще – знать бы, что правильно, а что нет.Алехандро привел меня к бассейну, в котором полно народу. В основном кубинцы. Белые сидят вокруг бассейна за столиками и потягивают коктейли через трубочки.
Я сняла парео и подошла к бассейну. Лестницы нигде нет. Обошла вокруг. Огляделась. Перегрелась или много выпила?
Две кубинские девушки весело спрыгнули в воду прямо с бортика.
Я вернулась за столик и повязала парео.
– Тебе не понравился бассейн?
– Здесь нет лесенки.
– Какой лесенки?
– В бассейн невозможно войти. Нужна лестница. Ее нет!
– Это кубинский бассейн. Надо прыгать в воду.
– Да? А вылезать как?!
Кубинские девицы, ловко подтягиваясь на руках, закидывают ногу на бортик, вылезают и снова прыгают в воду. Но если бы я начала карабкаться на бортик из воды, это выглядело бы нелепо.
Я впала в бешенство и вскочила на ноги:
– Я ухожу!
– Почему?
– Мне здесь жарко!
Прямо рядом с нами, в бассейне, мужчина обнял женщину сзади и прижал к бортику. Она томно прикрыла глаза.
– Эта пара, они что? Они… трахаются??
Алехандро тоже поднялся из-за столика и стал давиться от смеха:
– Ха-ха! Они не пара!К вечеру, то и дело подходя к стойке за новой порцией рома, Педро превратился в тупое животное, бессвязно бормочущее на непонятном языке. Он постоянно хватал меня, пытался целовать, называл «ми рейна» и просил увезти с собой в Россию.
Я рассчитывала, что ближе к ночи Педро уберется восвояси, так как номер оплачен только на одного человека, то есть на меня.
Не тут-то было. Он поднимается за мной на этаж.
Я останавливаюсь перед дверью и прошу оставить меня в покое.
Педро хватает меня за плечи и начинает трясти, словно я прибор, у которого окислились контакты. Чем строже я отказываю, тем больше он меня трясет и просит не покидать его, игнорируя все требования дать мне побыть одной и отдохнуть.
Педро явно уверен, что если встряхнуть меня посильнее, то все наладится. Того и гляди шарахнет кулаком, как по панели кнопок в барахлящем лифте.
Мне кажется, что от тряски у меня голова оторвется. Зубы стучат так, что я не могу сказать ни слова.
От Педро воняет ромом и сигарами.Я разрыдалась. Он перестал меня трясти.
Открываю дверь, с трудом попадая ключом в скважину, твердо решив не пускать его. Он не понимает.
Не выдерживаю и начинаю орать на него матом, по-русски. Кричу, что он заебал меня, что я его ненавижу, чтобы он заткнул ебало и пиздовал к себе, какого хуя он тут делает, его в этот отель ебучим поваром бы не взяли, а я завтра уеду в Москву!
Не узнаю своего голоса и слов, которые рвутся из моего рта. Я никогда так ни на кого не орала. Я вообще забыла, когда ругалась матом. В моей семье такая лексика не используется.
– Как уедешь? Как уедешь, ми рейна? – повторяет он и трясет, трясет, трясет.В туалете хлещет вода. Он уже успел сломать унитаз.
И тут случилось нечто странное. Я, точно перегрелась на солнце, пока добирались до отеля, поскольку мне показалось, вернее, я отчетливо увидела, что на кровати лежит мой Ванечка, завернутый в черный полиэтилен. И румянец на его щечках посинел, как тогда, когда его увозили в морг, а на губках выступила чернота.
Я схватила дорожную сумку с паспортом и деньгами, выскочила из номера и заорала из коридора по-русски:
– Замолчи сейчас же! Стоп!!! Прекрати называть меня мирейной! Хватит долдонить на своем долбаном испанском! Что ты привязался ко мне?! Я не могу слышать твой голос! Замолчи-и!!! Козлина!
Когда у меня вырвалось это смешное слово «козлина», которое использовали в школе неблагополучные дети, я расхохоталась.
– Чикита, говори по-английски! Говори по-английски! Я не понимаю! Почему ты уедешь? Зачем? Когда?
– Сейчас уеду, мать твою! Сейчас возьму катер и уеду в Гавану! Поменяю билет! Можешь жить здесь! Общаться со своими долбаными коллегами!
– Пожалуйста, я прошу тебя, говори по-английски! Я не понимаю!
Я взяла себя в руки и заговорила по-английски. Пытаясь объяснить ему очень вежливо, very politely, что устала и хочу спать.
Он начал извиняться, я вернулась в номер, плюхнулась на кровать, стараясь не смотреть туда, где видела Ванечку, закрылась с головой простыней.
Педро поцеловал меня сквозь простыню, погасил свет и ушел. Но перед тем как уйти, сказал, что не хочет оставлять меня одну в таком состоянии, но вынужден уйти, чтобы выпить, поскольку все пошло не так, как он надеялся, и алкоголь поможет ему расслабиться.
– Ну и расслабься, черт возьми!
Он вышел, но тут же вернулся, чтобы еще раз извиниться и сказать, что считает свой уход совершенно недопустимым, и, несмотря ни на что, я все равно его королева.
Я тихо материлась, закрывшись простыней, чтобы не видеть ни его, ни Ванечку.
– Я убью тебя, – сказала я по-английски.
Он засмеялся и наконец ушел.Я проснулась когда были еще легкие предрассветные сумерки, но стремительно светало. Алехандро спал на соседней кровати, постанывая во сне, как маленький ребенок. После вчерашнего бесплатного бара у него должно быть жуткое похмелье. Над побережьем лежал туман, и силуэты пальм едва различались. Все вокруг дышало покоем и утренней прохладой.
Я впервые за долгое время почувствовала себя невероятно счастливой. Красота окружающего мира вошла в мою душу и осветила ее. Я испытала такое чувство гармонии, которое уже ничто не могло разрушить.
Если бы я была композитором, то написала бы сейчас симфонию, какую-нибудь «Оду к радости», но я просто женщина, поэтому я тихо наслаждалась рассветом, чувствуя себя счастливым животным, которое озарил божественный луч.
Повозившись со спуском, мне удалось починить унитаз.
В это утро я мечтала только об одном, чтобы Алехандро подольше не проснулся и не помешал мне испытывать такие необъяснимые, сильные и чистые положительные эмоции.День прошел спокойно.
Алехандро, как проснулся, стал извиняться за вчерашнее и сказал, что комната вертится у него перед глазами, как лопасти вертолета, и это потому, что он сильно не прав передо мной.
– Естественно, тебя будет вертолетить, если ты будешь хлестать ром как воду.
– Чикита, это не ром, это ты делаешь со мной.
– Ах, да что ты? – И я сказала фразочку, услышанную еще в детстве от одной тетки, работавшей официанткой в валютной гостинице: – Айм сорри, сер!
Очень важна интонация. Она мне удалась. Он расхохотался.
Увидел пульт от телевизора, начал переключать каналы. Жал на все кнопки до тех пор, пока телевизор не перестал работать. Тогда он тихо положил пульт на место.
Ну и отлично!Алехандро сбавил обороты по части знакомств меня со своими коллегами. Нежно смахивал песок с лежака на пляже. Ставил надо мной зонтик от солнца. Аккуратно складывал мою одежду, когда я шла купаться. Натирал меня солнцезащитным кремом. Осыпал комплиментами, но не пережимал.
Я заметила, что другие туристки завидуют мне. Обнаженный по пояс, с прекрасной атлетической спиной и торсом, Алехандро – живое воплощение самых смелых женских фантазий.
Я уже начала понимать, что на людях он всегда играет роли в зависимости от ситуации. Рядом с ним я невольно включалась в игру и чувствовала себя героиней фильма.
Алехандро искусно разыгрывал роль черного раба, обожающего свою белую капризную госпожу, проделывая в шутку то, что делали всерьез поколения его предков.
Где-то он раздобыл два кокоса с трубочками.
– Любишь кокосовое молоко?
– Никогда не пробовала.
Он взглянул на меня своим фирменным взглядом удивленного сенбернара, слегка наклонив голову набок.
Его энергию можно есть ложками. Если бы у него был хвост, он бы им завилял. Я физически ощутила, как ему приятно, что я впервые пробую кокосовое молоко из его рук.
– Почему ты смеешься?
– Так, вспомнился случай из детства… Как раз про кокос.У меня была детсадовская подруга Ленка. Я часто ходила к ней в гости. У этой Ленки были бабка, которую она называла БабАня, дед, которого она называла ДедВаня, и братик Васька.
Их семья в недавнем прошлом жила в деревне. В детстве БабАня упала с печки, и у нее начал расти горб, а ДедВаня являлся деревенским дурачком, поэтому полюбил БабАню какую есть, с горбом, и женился на ней. Люди они были хорошие, добрые, открытые.
Ленкин папа, бывший не в пример родителям, высоким и умным, работал на Кубе на электростанции. Как-то он привез Ленке и Ваське в подарок кокос.
На вскрытие кокоса собрались посмотреть все – и друзья, и даже соседи. Я тоже была приглашена и уговорила маму пойти к Ленке в гости.
Все разглядывали диковинный орех.
– Мам, а можно его потрогать? – спросила я шепотом.
– Нельзя. Зачем тебе трогать? Просто смотри, – прошипела моя чопорная мамуля.
Но я-то чувствовала, что она сама очень хочет потрогать этот волосатый орех и сдерживается только из вежливости.
Улучив момент, я все-таки прикоснулась к кокосу. Такой забавный на ощупь. Такой круглый, такой волосатый!
Все были в восторге от кокоса. Но как же его колоть? И что у него внутри?
Ленкин папа утверждал, что молоко. Но верилось с трудом, ведь орех же, не корова.
Мама уверяла, что внутри мякоть, похожая на незрелые лесные орехи.
Разгорелась жаркая дискуссия.
Не в силах сдерживаться, Васька долбанул по ореху молотком. Кокос отскочил в угол. Все аж вскрикнули от неожиданности.
Васька настиг его и снова долбанул. Орех взлетел под потолок и врезался в хрустальную люстру.
– Дурак!!! – завопила Ленка.
– Сейчас я его другим концом! – Васька развернул молоток острым концом и снова долбанул.
Орех улетел в соседнюю комнату, все помчались за ним.
– Прекрати! – орала БабАня. – Сервант кокнешь!
– Его надо лобзиком! – сказал Ленкин папа.
– Лобзиком его! Лобзиком! – оживились все.
Ленкин папа зажал кокос между ног, приноравливаясь. Все с нетерпением ждали. С кокоса посыпалась стружка.
– Не надо! – пискнула я.
Все посмотрели на меня с недоумением.
– Он такой хороший, пусть лежит.
Не знаю почему, я была уверена, что в кокосе маленький птенчик.
Несколько раз лобзик опасно соскальзывал, Ленкин папа пилил с остервенением. Казалось, он пилит сам себя.
И вдруг из кокоса потекла вода.
– Подставляй стакан! – скомандовал Ленкин папа, отряхивая брюки.
Васька подставил. Получилось чуть больше чем полстакана.
Васька попробовал и был явно разочарован:
– Как вода с сахаром.
– Дай! – Ленка выхватила стакан, отпила и тоже разочаровалась.
Попробовал Ленкин папа.
– Я же говорил: вода! – кричал Васька.
Стакан передали БабАне.
– Да, вода! – Она мотнула головой: мол, «ерунда эти кокосы!» и передала ДедВане. Тот допил до дна, крякнул:
– Наша водка лучше!
Все засмеялись. К кокосу потеряли интерес.
Он остался лежать один, брошенный в углу.
Я взяла его в руки, заглянула в пропиленную щелочку, из нее приятно пахло орехом. Я протянула кокос своей маме. Та перестала строить из себя светскую даму и с интересом взяла его. Повертела в руках, оценила на вес.
– Да, все-таки необычный плод! – подытожила она.Я задумалась: поймет ли Алехандро эту историю. Вряд ли.
– Неужели тебе не жарко на солнце без головного убора? Как ты справляешься без темных очков? Может быть, тебе купить шлепанцы, ведь песок такой горячий? – недоумевала я.
Алехандро расхаживает по пляжу и отелю босиком, выглядит это диковато.
– Шлепанцы! Ха-ха! Что я, турист? Мне не нужны шляпа и очки!Ночью меня разбудил звонок от юриста. Он сообщил, что судебным приставам не удалось взыскать с толстого мошенника никаких денег, поскольку вся его собственность, как и предполагали, зарегистрирована на мать. Оказалось также, что и уголовное дело возбудить невозможно из-за отсутствия состава преступления.
Получалось, что прораб присвоил шесть тысяч долларов, а еще две ушли на судебные расходы без всякого результата.
Я поблагодарила юриста за проделанную работу.Айфон прощально пискнул, на экране появилась красная батарейка.
Мне уже все равно. Я лежала с закрытыми глазами без сна и представляла заснеженные просторы, по которым едет на своем представительском джипе, зарегистрированном на мамашу, толстый прораб с лицом двоечника, а за ним мчатся судебные приставы с такими же лицами. И я смеялась в темноте тому, что все это бесконечно далеко от меня.