Дверь осталась приоткрытой, и Ребров мог достаточно хорошо слышать, о чем говорят в комнате.
— Чего он там? — нетерпеливо спросил Реброва капитан, пытаясь заглянуть в комнату.
— Говорит, что он хорошо помнит Нюрнберг до войны… — шепотом перевел Ребров. — Это был сказочный старинный город, утопающий в цветущих розах, с чудесными средневековыми зданиями… А сейчас это не город, а сплошные руины, над которыми витает неистребимый трупный запах…
— Можно подумать, он не был в Сталинграде, — зло выговорил капитан. — Розы ему подавай!
Белецкая выплыла из комнаты где-то через полчаса. Поправив волосы, спокойно доложила:
— Он пришел в себя.
— А что с ним было? — сухо и деловито спросил Ребров.
— Обычный нервный срыв. Он довольно утомлен перелетом, да и впечатлений слишком много. Единственное, что нужно любому мужчине в такой ситуации… — Белецкая обворожительно улыбнулась, — это женщина рядом. Лучшее лекарство. Ну, я пошла.
Офицер, приоткрыв рот, смотрел ей вслед. Белецкая в своем ярком халате выглядела посреди мрачноватого коридора диковинной птицей.
— Я бы тоже хотел, чтобы рядом со мной была такая женщина, — пробормотал офицер.
— Станешь фельдмаршалом, будет, — усмехнулся Ребров.
— Нам и генерала хватит, — засмеялся капитан. — Ну, будем надеяться, что после такого визита наш фельдмаршал заснет как убитый.
Ребров дошел до двери своей комнаты, чуть поколебался и двинулся дальше. Дойдя до двери, за которой скрылась Белецкая, поколебавшись какое-то мгновение, постучал. Дверь открылась моментально, словно Белецкая стояла прямо за ней.
— Я так и знала, — засмеялась она.
— Что? — рассерженно спросил Ребров. Он понимал, что женщина ведет с ним какую-то свою игру, но злило его не это, а то, что он послушно в этой игре участвует. — Что вы знали?
— Что у вас будут ко мне вопросы. Итак? Может, зайдете?
Она чуть посторонилась.
— У меня только пара вопросов, — зачем-то уперся Ребров, хотя разговаривать, стоя в коридоре, было неудобно. Да и глупо — могли услышать. — В каком состоянии он будет утром?
— Не знаю, — уже серьезно сказала Белецкая. — Он потрясен. Наверное, он в плену много раз представлял себе, как приедет в чудесный сказочный Нюрнберг… И вот приехал, увидел…
— Понятно. Он сможет завтра давать показания?
— Думаю, да. Он довольно холодный и сдержанный человек. Такой срыв почти невероятен для него. Но все, что произошло с ним в последнее время… И еще. Он очень боится, что ему не удастся встретиться с женой и сыном. Хотя ему вроде бы обещали?
— Обещали.
— Обманули?
— Почему обманули? Просто сделать это не так легко.
— Для него это будет удар.
— Я понимаю. Извините, что мешаю вам отдыхать.
— Пустяки, я жуткая сова. Ночь — мое время. Самое мое…
Она вдруг обняла Реброва, и ее глаза оказались совсем рядом с его глазами, и ее запах, запах неотразимо прекрасной женщины, окутал его всего, и он, подхваченный им, перестал сопротивляться зову женщины и ее желанию, потому что это было выше человеческих сил, и в данное мгновение важнее и значительнее всего на свете.
Постскриптум Коллективное творчество работников советской делегации на Нюрнбергском процессеГлава IV Суд вызывает фельдмаршала
— Господа судьи! Моей обязанностью является представление документальных доказательств агрессии против Союза Советских Социалистических Республик, организованной фашистскими военными преступниками, сидящими ныне на скамье подсудимых… Среди множества преступных войн, которые вел германский фашизм в своих грабительских целях против свободолюбивых народов, нападение на Союз Советских Социалистических Республик занимает особое место. Можно с уверенностью сказать, что захватническая война против Советского Союза являлась ключевым вопросом всего фашистского заговора против мира…
Доказательства представлял помощник главного обвинителя от СССР Николай Зоря, молодой, ему еще не исполнилось и сорока лет, красавец-мужчина с копной закинутых назад темных волос, в мундире с генеральскими погонами и орденскими планками. Руденко сидел чуть сзади за столом советских обвинителей и внимательно наблюдал за подсудимыми. Геринг, закутавши ноги в теплое шерстяное одеяло, делал вид, что он просто спит и ничуть не интересуется происходящим. Он вообще в последнее время всячески демонстрировал, что мнение русских его не интересует. Когда несколько дней назад Руденко произносил свое вступительное слово, он демонстративно снял наушники и отложил их в сторону. Но правда вскоре, когда Руденко назвал его фамилию, не выдержал, воровато зыркнул по сторонам глазами и снова надел их. «Ничего, — со злым азартом подумал Руденко, — скоро ты у нас проснешься, поймешь, что тут тебе не люлька для сна, а скамья для самых страшных преступников, которая будет погорячее даже той сковородки, на которой черти в аду злодеев жарят…»
Когда Зоря дошел до показаний генерала Вальтера Варлимонта, которые тот дал во время допроса его Александровым здесь же в нюрнбергской тюрьме, лорд Лоуренс его перебил:
— Генерал Зоря, трибунал узнал, что вы собираетесь зачитать показания генерала Варлимонта… Вы должны быть готовы к тому, чтобы генерал Варлимонт был вызван в суд для того, чтобы защита могла подвергнуть его перекрестному допросу.
«Ах, Ваша честь, — усмехнулся и, чуть наклонив голову к бумагам, подумал Руденко, — мы готовы, мы ко всему уже готовы, да так готовы, что вы и представить себе не можете… И как поведет себя защита, мы тоже прекрасно себе представляем. Потому как ведет она себя все время одинаково — все показания и документы, которые представляет советская сторона, подвергаются сомнению, выдвигаются требования, чтобы все свидетели подтверждали свои показания лично, в уверенности, что сделать это невозможно. Даже аффидевиты, показания и заявления, данные под присягой и юридически безупречно оформленные, их не устраивают. Но, надо думать, скоро у них пропадет желание сомневаться в их достоверности…»
— Я думаю, что значительную помощь при исследовании вопросов, относящихся к плану «Барбаросса» может оказать свидетельство такого человека, как Фридрих Паулюс, бывшего фельдмаршала германской армии, бывшего заместителя начальника генерального штаба в дни, когда план «Барбаросса» разрабатывался, — сказал в этот момент Зоря. — Он принимал, как известно, самое непосредственное участие в разработке планов нападения на Советский Союз на всех этапах. Я представляю заявление Паулюса, датированное 9 января 1946 года и написанное в лагере для военнопленных, № СССР-156, и прошу принять это заявление в качестве доказательства…
Вот тут-то господин Геринг изволил проснуться. А к микрофону уже бросился защитник Кейтеля доктор Отто Нольте. В привычных уже для всех замысловатых выражениях он заявил, что показания Паулюса не могут быть допущены в качестве доказательств. И вообще с такими заявлениями вопрос надо решить принципиально, чтобы Советское обвинение знало об отношении высокого суда к подобным заявлениям и перестало их использовать…
Нольте обвел зал победоносным взором. Лорд Лоуренс добродушно обратился к Зоре:
— Не хотите ли ответить на то, что сказал доктор Нольте?
Зоря краем глаза посмотрел на Руденко. Тот прикрыл глаза и кивнул: давай, мол, как договаривались…
— Мы знали, что свидетели, которых собирается представить советское обвинение, представляют значительный интерес, и защита, возможно, захочет их подвергнуть перекрестному допросу… Советская сторона предприняла меры по доставке их в Нюрнберг. В частности и заявление Паулюса, о котором только что говорил представитель защиты, может быть проверено, когда Фридрих Паулюс будет доставлен в зал судебного заседания.
В зале сначала установилась тишина, а потом стал нарастать шум. Задвигались, зашептались все присутствующие — и на скамье подсудимых, и в отсеке журналистов, и на гостевых балконах. Лоуренс немедленно зажег красную лампочку, означавшую «Полная тишина в зале».
В зале сначала установилась тишина, а потом стал нарастать шум. Задвигались, зашептались все присутствующие — и на скамье подсудимых, и в отсеке журналистов, и на гостевых балконах. Лоуренс немедленно зажег красную лампочку, означавшую «Полная тишина в зале».
— Из того, что вы сказали, генерал, я понял, что фельдмаршал Паулюс будет вызван как свидетель, чтобы защита подвергла его перекрестному допросу?
— Да, ваша честь.
— Сколько же времени потребуется для доставки сюда вашего свидетеля, генерал?
— Думаю, это можно сделать сегодня. И очень скоро, — подчеркнуто деловито ответил Зоря. — Свидетель уже здесь, во Дворце юстиции. Он сейчас в апартаментах советской делегации.
В это мгновение по холлам, залам, коридорам, столовым и барам разнеслись тройные сигналы для журналистов, возвещающие, что в зале суда назревает большая сенсация. Корреспонденты понеслись на свои места из баров, дожевывая на ходу сэндвичи, стирая с губ пивную пену.
Руденко спокойно смотрел, как бросились к своим подзащитным адвокаты, как подсудимые взволнованно зашептались между собой. Ну что, теперь никому спать не хочется? Да, сдается, и наши аффидевиты вам теперь придутся вполне по вкусу… Потому как лично Паулюс может сказать и такое, что туда не уместилось…
— Доктор Нельте, — обернулся к защитнику Лоуренс. — Ответ на ваше возражение вас удовлетворяет?
Нельте, тревожно переговаривавшийся с Кейтелем, пустился в путанные объяснения, из которых вдруг выяснилось, что защита вполне осознает трудности советского обвинения, когда речь идет о доставке свидетеля и вообще не очень заинтересована в формальностях и хочет лишь иметь материальные доказательства…
В ложе журналистов образовалось некоторое бурление. Одни еще слушали, другие уже бежали, расталкивая всех по пути, передавать сенсационное сообщение…
— Суд вызывает свидетеля Фридриха Паулюса, — объявил лорд Лоуренс. И тихим домашним голосом, но с изрядной долей сарказма добавил: — А сейчас, мне кажется, самое подходящее время для того, чтобы объявить перерыв…
В галдящем коридоре Ребров столкнулся со спешащей к телефонам Пегги. Она посмотрела на него презрительно, покачала головой, а потом еще погрозила кулаком.
— Как вы могли утаить от меня такое? Вы — чудовище! Это просто бесчеловечно!
— Пегги, я ничего не знал! — стал отпираться Ребров. Но получилось как-то неубедительно.
— Я вам не верю — отрезала Пегги. — И вы еще об этом пожалеете!
На сей раз зал, который в последние дни, случалось, и не был заполнен целиком, оказался набит задолго до окончания перерыва. Наконец, появились судьи. Лорд Лоуренс неторопливо накрыл наушниками свою сверкающую лысину. Зоря подошел к трибуне.
— Господин председатель, в соответствии с заявлением, сделанным советской делегацией, я прошу ввести в зал для допроса фельдмаршала бывшей германской армии Фридриха Паулюса. Допрос произведет Главный обвинитель от Союза Советских Социалистических Республик генерал Руденко.
Лоуренс кивнул судебному приставу:
— Прошу вас, введите свидетеля Фридриха Паулюса.
Обрамленная зеленым мрамором дубовая дверь в противоположном конце зала открылась и в ней показался Паулюс в ладно сидящем на нем синем штатском костюме. Заблистали вспышки фотоаппаратов, глухо затрещали кинокамеры. Все присутствующие с напряжением следили за тем, как Паулюс в сопровождении американского солдата подходит к свидетельской трибуне, как судебный пристав надевает ему на голову наушники. Внешне он выглядел абсолютно спокойным.
Зато на скамье подсудимых поднялось волнение и гам, как в очереди за продуктами. Что-то раздраженно кричал Гессу забывший про свое теплое американское одеяло Геринг. Кейтель и Йодль, словно окаменев, уставились на своего коллегу, который был теперь словно по другую линию фронта.
— Не скажите ли, как вас зовут? — вежливо осведомился Лоуренс.
— Меня зовут Фридрих Паулюс.
— Не повторите ли вы за мной слова присяги?
— Да, конечно.
Паулюс с поражающим всех спокойствием положил руку на Библию и, подняв два пальца правой руки, твердо произнес торжественное обещание — говорить правду и только правду…
Что-то громкое, но не очень понятное прорычал Геринг.
— Прошу вас, генерал, — почтительно кивнул Лоуренс в сторону Руденко, который давно уже занял место на трибуне и хладнокровно наблюдал за всем происходящим.
Постскриптум«Мне трудно забыть смятение, которое охватило после допроса Паулюса защиту. Обычно защитники торопились к перекрестному допросу, если он давал какие-то контршансы. Но в этот раз и адвокатов и скамью подсудимых охватила своеобразная прострация».
Аркадий Полторак, руководитель Секретариата Главного советского обвинителя на Нюрнбергском процессеГлава V Он говорит правду
— Вас зовут Фридрих Паулюс?
— Да.
— Какого вы года рождения?
— 1890.
— Вы родились в деревне Брейтенау района Кассель в Германии.
— Так точно.
— Вы по национальности немец?
— Так точно.
Паулюс сидел перед микрофоном в вольной позе. Сухие фразы, которые он произносил, звучали отточено, твердо. Хотя он говорил по-немецки, и слова его в зале хорошо слышны, многие из подсудимых для чего-то надели наушники.
— Вы генерал-фельдмаршал бывшей германской армии?
— Так точно.
— Ваша последняя должность — командующий 6-й армией под Сталинградом?
— Так точно.
— Скажите, господин свидетель, что вам известно о подготовке гитлеровским правительством и немецким верховным главным командованием вооруженного нападения на Советский Союз?
— По моим личным сведениям, я могу сообщить по этому поводу следующее…
3 сентября 1940 года во время моей работы в главном штабе командования сухопутных сил я нашел еще неготовый оперативный план, который касался нападения на Советский Союз… Нужно было произвести анализ возможностей наступления на Советский Союз… Цели операции — во-первых, уничтожение находящихся в Западной России русских войск и пресечение возможности отступления войсковых частей в глубь России… Конечной целью являлось достижение линии Волга-Архангельск… Я также хочу сказать, что все приготовления для совершения этого нападения на СССР, которое имело место 22 июня 1941 года, велись уже осенью 1940 года…
— Фельдмаршал, где молодые немцы, которых тебе доверила Германия? — вдруг выкрикнул один из защитников.
Лицо Паулюса осталось спокойным. Руденко обернулся к лорду Лоуренсу:
— Ваша честь, я протестую против таких провокационных вопросов. К тому же адвокат позволяет себе вмешиваться в процесс допроса свидетеля! Это недопустимое нарушение регламента.
— Поддерживаю, — говорит Лоуренс. — Господа адвокаты, держите себя в рамках закона.
Паулюс спокойно продолжил:
— Нападение на Советский Союз состоялось после длительных приготовлений и по строго обдуманному плану. При этом не существовало опасений, что противник внезапно попытается перейти границу.
— Как вы определяете цели нападения Германии на Советский Союз?
— Конечная цель нападения, заключавшаяся в наступлении до Волги, превышала силы и способности германской армии. И эта цель характеризует не знавшую пределов захватническую политику Гитлера и нацистского государства…
Геринг что-то яростно зашептал Гессу.
— Со стратегической точки зрения достижение этой цели означало бы уничтожение вооруженных сил СССР. Захват этой линии означал бы захват и покорение главных областей России, в том числе Москвы, политических и экономических центров Советской России… Указанные цели означали завоевание с целью колонизации русских территорий. Они должны были дать возможность завершить войну на Западе, чтобы окончательно установить господство Германии в Европе.
— Кто из подсудимых являлся активным участником развязывания агрессивной войны против Советского Союза?
Паулюс холодно и отрешенно оглядел скамью подсудимых.
— Из числа подсудимых, насколько я их здесь вижу, я хочу назвать следующих важнейших советников Гитлера: Кейтеля, Йодля, Геринга — в качестве главнокомандующего военно-воздушными силами Германии и уполномоченного по вопросам вооружения…
— Заканчивая допрос, я резюмирую. Правильно ли я заключил из ваших показаний, что еще задолго до 22 июня 1941 года гитлеровское правительство и верховное главнокомандование планировали агрессивную войну против Советского Союза с целью колонизации его территорий?
— Для меня в этом не существует никаких сомнений…
— У меня все вопросы, господин председатель, — деловито закончил Руденко.