Может быть, и меня сейчас ждет арест. И в какой-то момент я пойму, что это уже не кино и наручники не снять, за мной закроется железная дверь и душу охватит тяжелая беспросветная тоска, как непроглядная полярная ночь. Надо проиграть самый трагический вариант развития событий, и тогда я буду к нему готова. Нужно сказать себе: «Все, мне нечего терять. И пусть меня ждут арест, Сибирь, издевательства, все что угодно, я готова ко всему, мне наплевать на свою жизнь, я уже не верю, что будет что-то хорошее». Действительно, мы со Славой расстались, мой новый друг погиб, карьера не сложилась, многие неблагонамеренные граждане пытаются меня убить и покалечить. На воле у меня, прямо скажем, жалкое существование. За колючей проволокой государство, по крайней мере, попытается обеспечить сохранность моей жизни. К счастью, высшая мера наказания на данный момент в Российской Федерации отменена. Да, произошел в какой-то момент внутренний надлом, трагический срыв, и все, я уже по ту сторону баррикад вместе с Аль Капоне, Япончиком, Муркой, тамбовскими и Коза Ностра. Странно, но эти печальные мысли меня немного успокоили.
Я завела будильник на полчаса вперед, надела наушники, включила джаз. Прошлое, будущее и настоящее смешались, от ужасного стресса я окончательно потеряла рассудок, и вот я уже вижу нары, женщин с искаженными горем, алкоголем и тоской лицами, широкий тюремный двор, собак.
Время промчалось незаметно, будущее наступило, и я слышу, как мне говорят: «Соколова, к вам посетитель». Я в ушанке и валенках иду по снегу к отдельному домику, где проходят свидания. За мной следует охранник и подгоняет меня грубыми восклицаниями: «Пошла, пошла!» и толчками в спину прикладом автомата. «Шаг вправо, шаг влево – расстрел», – зачем-то добавляет он. Мы идем долго-долго, мне в лицо падают мокрые, колючие снежинки, вдалеке лают собаки. Я плачу:
– Я не виновата, не виновата, отпустите меня.
– Молчать! – отвечает суровый охранник.
И мне кажется, что я не дойду, сейчас упаду в снег и умру. Мои силы на исходе. Я на мгновение вижу свой обледеневший труп далеко в Сибири, в холодном сугробе на тюремном дворе. И уже никому не важно, о чем я мечтала, во что верила и кем хотела стать. Важно только, что на самом деле произойдет с моей сущностью, с моей бессмертной душой, если она, конечно, существует. Но на самом деле я не умираю, а дохожу, подгоняемая пинками охранника, до убогого бревенчатого домика, предназначенного для встреч заключенных с любящими людьми, адвокатами и недовольными сообщниками. Там я вижу Куропатова, он в костюме и в дорогой кожаной дубленке сидит напротив меня и ласково спрашивает:
– Деточка, ты же хочешь выйти отсюда досрочно?
– Конечно, – отвечаю я дрожащим голосом.
– Я готов тебе помочь. Но мне хочется, чтобы ты отблагодарила меня. У меня тут немного игрушек для взрослых, так, разные милые сувенирчики, плеточки, нагаечки, ошейнички, гирьки, – Василий Петрович указывает на два огромных чемодана в углу, рядом с которыми стоят два амбала. – Наручники не снимай, кстати, – добавляет он, и его лицо озаряется счастливой улыбкой. – Мы просто поиграем часиков пять, и ты на свободе.
И тут зазвонил будильник. Похоже, от волнения на несколько минут я отключилась.
Я зашла в кабинет, там сидел какой-то мужчина в дорогом костюме и сотрудник банка, согласившийся сделать мне доброе дело, объяснял ему что-то с чуть брезгливой улыбкой.
– Вы можете проверить ваш баланс в банкомате, – сказал парень, указывая мне глазами на дверь.
Мне показалось, банковский служащий сильно нервничал. Это неспроста. Наверно, он сообщил в службу безопасности, и сейчас меня арестуют.
Я подошла к банкомату, мои руки дрожали. Я набрала пин-код. «Введен неверный пин-код» появилась фраза на экране. Все, мою карту заблокировали, на выходе меня ждет полиция, или ОМОН, или ФБР, я не знаю, кого вызывают в таких случаях. Все, нары, баланда, феня и однополый секс по принуждению – вот мои перспективы на ближайшие несколько лет. Полчаса назад я говорила себе, что мне наплевать на мою жизнь. Но сейчас мне отчаянно захотелось назад, в какую-нибудь съемную хрущёвку с маленьким телевизором, совмещенным санузлом и четырехметровой кухней. Ведь даже жизнь в такой квартире, где можно полежать на диване, выпить чаю, вина, покурить и помечтать – тоже блаженство. Но все, это мне уже не светит. Отчаяние ворвалось в мою душу, как дым и лава из горящего кратера, сметающие дома и деревья на своем пути. Все было напрасно и ничего не вернется. Попробую набрать последний раз, вдруг это ошибка.
Я снова медленно набрала пин-код, стараясь попасть дрожащими пальцами в нужные клавиши. Сработало, ура! Но еще не факт, что деньги дошли. Я выбрала пункт меню «проверить баланс». И после этого на экране появилось семизначное число. Мои ноги так затряслись, что мне показалось, я сейчас упаду. Получилось! Средства республики переведены на мою банковскую карту, и я могу лететь в Париж. Подальше от русской мафии, холода и воспоминаний.
Я выбежала из банка, мне было страшно, я боялась бандитов, полицейских и мирового безликого, трансцендентного зла. Мой таксист уже уехал, ловить машину не вариант. Пробежав несколько кварталов, я снова вызвала такси до аэропорта. Я стояла и ждала около пятнадцати минут. Теперь главное – не опоздать на самолет. До конца я еще не осознала произошедшее. У меня в голове проносились отрывочные воспоминания. Вот сейчас, если пройду таможню, полечу в Париж. А что будет дальше? Этого я пока не знаю и даже не могу предположить. Туманная даль, сжимающая сердце сладким волнением неизвестность. Мне мучительно захотелось жить, мир вдруг показался мне таинственным и полным чудес, как в детстве. Никогда не сдавайся, и твое будущее наступит. Оно придет в один прекрасный день, и неважно, после скольких печальных лет ты почувствуешь восторг победы. Всем больно жить, всем бесконечно больно жить и невыносимо сладко.
Вот я уже в аэропорту, таможня дала добро. Мой багаж состоял из дешевых тряпок, старенького ноутбука и потертого кошелька, в котором лежала бесценная банковская карта. И только в самолете я поняла, что по моим меркам я теперь очень богата. Это было безумное и невероятное сочетание, горе и страх, пережитый стресс и чувство того, что фантастическая для меня сумма в два миллиона евро находится в моей сумочке, уместившись, благодаря современным технологиям, на небольшом прямоугольнике из пластика. Мне было до слез жаль Сергея, но ощущение того, что у меня появились огромные деньги, было сильнее, чем боль, страх и отчаяние. Мне удалось каким-то чудом, невероятным стечением обстоятельств убежать от преследователей, сесть в самолет и уехать, вырваться из страны, где было столько страданий. Мне бесконечно жаль Сергея, в нем было столько добра и света, которые пробивались через озлобленность и жестокость, как солнце в летнем лесу сквозь густую листву, но все-таки мы не успели стать по-настоящему близкими и родными людьми. И теперь несмотря ни на что я богата! Впервые в жизни по-настоящему богата. Я, несчастная, изнасилованная, разведенная, обманутая, нищая, почти потерявшая любовь и смысл жизни, вдруг стала обладательницей двух миллионов евро. Эйфория начала охватывать меня, как опьянение.
Я никогда не знала, что значит обладать финансовыми средствами. Я, униженный и несчастный человек. Меня жестоко оскорбляли и хотели закопать в землю из-за двадцати тысяч долларов. Я не знала, где взять средства на лечение и продавала дрянные кондиционеры, считала копейки до зарплаты и с ужасом смотрела, как тает моя кредитная карта. Неужели это все закончилось? С такими деньгами я еще сделаю ЭКО много раз, хоть тысячу раз! Я познакомлюсь с обеспеченным, блестящим мужчиной, да у меня отбоя не будет от мужчин!
Мы все в глубине души дети и нам хотелось бы поверить в сказку, в то, что, как в конце американского фильма, произойдет чудо и золушка станет принцессой, хорошие парни найдут клад, миллионер полюбит бедную девочку с улицы, и все старания хороших людей будут с избытком вознаграждены на этой грешной земле. Есть ли в этой жизни место чуду? Здесь, среди грязи, страданий, слез и крови, можно ли испытать счастье, почувствовать себя победителем, мечты которого исполнились? Кто владеет этим миром? Сильные, плохие парни вроде Куропатова? Нет! Этот шарик под названием Земля принадлежит мне! Я невольно улыбнулась и попросила у стюардессы шампанского. Хочется немного радости, совсем немного после всего, что со мной было. Но я еще не знаю, сколько будет счастья, может быть, целый океан. Море денег и океан любви, где-то я уже слышала это выражение. Я всегда боялась, что любая гармония скоро нарушится, произойдет что-то печальное. Не надо бояться радоваться, не надо бояться мечтать, ничего не надо бояться. Счастье может и должно быть бесконечным, как вселенная. Я попробую погрузиться в жизнь, как в теплые океанские волны, и наслаждаться ею до последнего вздоха. Мое сердце свело сладкой судорогой, я выдохнула и посмотрела в иллюминатор, чуть прикрыв глаза. Далеко внизу были едва заметные игрушечные здания, леса и поля.
Я задумалась: «Интересно, каждый ли человек знает, что значит быть униженным и растоптанным до конца? Потерять себя?» Я вспомнила, как парень за остановкой засмеялся, ударил меня два раза по лицу и толкнул на землю. Как ужасно было одной, больной, несчастной и испуганной бежать от Куропатова в незнакомый город. Я вспомнила его непристойные угрозы, последнюю крайнюю степень хамства, жестокости и надругательства. Меня унизили, растоптали, надругались. Чем это можно загладить и исправить? Местью, прощением, молитвой, алкоголем, подвигом, омутом острого наслаждения, дарящего забвение, самоубийством – чем?! Как залечить кровоточащие раны в душе? Нет, я больше не буду чувствовать себя униженной, растоптанной, скверной.
Я откинулась в кресле и снова посмотрела в иллюминатор, внизу уже ничего не было видно, только бежали белые и чистые облака. Главное в человеке – это душа, мозг, называйте как угодно, через разум и сердце человек может изменить свою жизнь, и все, что было с ним, с его бренной телесной оболочкой прежде, уже неважно. Но ведь душу тоже можно испачкать и испортить, но потом нужно попытаться вырвать эту грязь с ужасной болью и кровью и завесить шрам прекрасными картинами новых мечтаний и свершений. И не надо никому мстить, жизнь расставит все по своим местам.
Мы все можем найти счастье и свет, а те, кому повезет, и пару миллионов евро тоже. Найти или заработать. Мне вдруг стало казаться, что в жизни нет ничего невозможного. Горизонты открываются, границы стираются, расширяется кругозор, мир незаметно превращается в огромный сверкающий Диснейленд для бывших серых мышек. И если приложить усилия, можно сделать все, что угодно, абсолютно все, изобрести фэйсбук, совершить кругосветное путешествие, создать свою линию одежды, купить домик на побережье и умереть там, где море, солнце, пальмы и прохладный, волнующий самые сокровенные струны души ветер с моря. В мире так много денег и возможностей помимо горя, страданий и тоски. Похоже, я схожу с ума. Мимо прошла стюардесса, и я поставила на ее поднос бокал шампанского. Я не буду больше думать о своих обидчиках, мне после стольких лет печали, мук и сожалений неважно, что они сделали со мной, пусть их накажет жизнь, а меня она щедро вознаградила за все страдания.
Напротив меня сидела дама с дочкой, богатой, наивной, симпатичной девочкой в одежде от модных дизайнеров. Пускай эта девочка никогда не узнает, что такое грязь, унижение и зло, но зато она и не почувствует моего острого, пьянящего, пронзающего до самого сердца и возносящего на сверкающие вершины этого прекрасного и печального мира восторга победительницы.
«Люди гибнут за металл». Разве миллионные состояния стоят того, чтобы чье-то страдающее и радующееся, совершенно сотворенное сердце, перекачивающее кровь по всему организму за двадцать три секунды и наполняющее живительным кислородом все клетки тела, перестало биться? Для кого-то ценность человеческой жизни – полная чушь. Но вселенная зла больше не пугает меня. Я буду дышать и ходить по земле, не так уж важно, где и с кем, и во что я буду одета. Главное, что мои легкие будут наполняться воздухом, а все тело, все трепещущие нервы будет пронизывать удивительное, неповторимое ощущение жизни, к которому мы привыкаем и перестаем замечать великое и прекрасное чудо бытия. Этот мир ужасен, несовершенен, полон страданий, болезней, насилия и зла и, тем не менее, он в каком-то смысле прекрасен и идеален, и когда-нибудь я смогу постичь сокровенный смысл всего. Душу перестанет терзать боль, и мое сердце наполнится непреходящим покоем и счастьем.
Я смотрела на пролетающие под самолетом облака, он стал снижаться, и уже появились игрушечные города, горы и синяя лужа моря далеко-далеко внизу. Но мы пока еще летели на невообразимой, головокружительной высоте, над миром корысти и похоти. Эта жизнь – еще никем до конца не раскрытая тайна, где свет наших сердец «во тьме светит, и тьма не объяла его». И снова будут рассветы и весна. Моя любовь покинула меня, и несчастья изранили мою душу. И все-таки я так хочу жить несмотря ни на что.
– Наш самолет скоро приземлится в аэропорту Шарля де Голля, температура за окном восемнадцать градусов, – любезно произнесла стюардесса. И вот самолет уже опустился на шасси.
Глава 11 Новая жизнь
Я с удивлением и радостью обнаружила, что за мной не гонятся никакие крутые парни с пистолетами. Видимо, в России все-таки осталось достаточно денег и ресурсов, чтобы ее граждане не устремлялись в погоню за какой-то жалкой парочкой миллионов. Несколько минут я стояла, прижимая к себе свое сокровище в старой кожаной сумке. Франция встретила меня мелким дождем, зонтиками, серым небом и невыносимым, терпким воздухом свободы. Я назвала первому попавшемуся таксисту адрес моей сестры в Версале. И мы помчались по залитому дождем, прекрасному европейскому асфальту. Странные чувства переполняли меня, столько всего случилось за последнее время. Смерть и любовь, добро и зло, огромное, как океан, горе и огромное, как сумма в два миллиона евро, счастье.
И вот наконец мы доехали до дома моей сестры. Это был небольшой домик за высоким забором, как принято у французов, с мансардой и балкончиком, на котором даже осенью росли очаровательные цветочки. Последний раз мы виделись два года назад, когда Лена приезжала в Питер со своей трехлетней дочуркой. Сестренка, всегда такая озабоченная разными мелочами, нервная, бесконечно гордая своей очаровательной маленькой дочкой и очаровательным семейным ресторанчиком в Версале. Мне всегда казалось, что она мечтает прожить жизнь без грусти. Лена с детства умела находить способы получать маленькие и большие радости и удовольствия. Если ей было грустно, она сразу шла в кино, на дискотеку или выкуривала сигарету, выпивала стакан вина, пробовала травку, забывала колоть инсулин, несколько раз попадала в больницу.
У нее был ужасный, драматический роман с Виктором, взрослым, обеспеченным мужчиной, который был старше ее на тридцать лет. «Я люблю его не за деньги, он сам всего добился, стал миллионером, у него невероятно сильный характер, интеллект, такие люди становятся хозяевами жизни, это золотой генофонд нации. Я хочу от него ребенка, только обещай, что не скажешь родителям, пожалуйста, обещай, они ничего не должны знать. Они так и остались в этом застойном совке и не понимают, что разница в возрасте ничего не значит», – говорила дрожащим голосом по телефону двадцатилетняя Лена, и в ее голосе звучал искренний восторг. Потом «золотой генофонд нации» стал уговаривать ее прервать беременность, они с женой были деловыми партнерами, на нее была записана половина имущества, в случае огласки ему грозили большие проблемы. И сестра сделала этот аборт, рассталась с Виктором, впала в жуткую депрессию, пыталась вскрыть себе вены, долго лежала в клинике неврозов.
Я навещала ее почти каждый день. Мне было больно смотреть, как она выходила во дворик этой клиники на Васильевском острове, дрожащей рукой держала сигарету, судорожно втягивала табачный дым. Выдалось необычайно жаркое лето. Один раз Лена начала рыдать и сказала сквозь слезы: «Мне нечем дышать, Ларисочка, абсолютно нечем. Чем люди дышат в этой стране? Я не понимаю, сестренка, как можно быть такими жестокими, мы же жестокие, мы убиваем детей, маленьких, совсем маленьких. Может быть, у него уже были ручки крошечные, вот такие, Ларисочка, как ты думаешь?» И она показала свой ноготь. Потом Лена бросилась на землю и забилась в страшной истерике. После этого ей стали колоть нейролептики, и она несколько месяцев провела как во сне.
Слава богу, сестра наконец выздоровела. И встретила в университетской библиотеке студента из Франции Жана, высокого, красивого, с носом с горбинкой и огромными насмешливыми черными глазами. Он полюбил ее, Жан говорил, что Лена похожа на Жанну д΄Арк. «Она привлекла меня своей незащищенностью, своим внутренним надломом, – говорил мне немного пьяный Жан во время их свадьбы в Париже, – чистенькие, наивные девочки мне никогда не нравились. Их ждет кризис в неизвестном будущем, никогда не знаешь, что с ними дальше произойдет. А Лена уже прошла через это. Она мудрая, она замечательная». Жан был хорошим, умным парнем, не без недостатков, конечно. Он так смотрел на меня, что я сразу поняла, что вряд ли он сможет хранить верность Лене, но главное, чтобы он сохранил ее израненную душу.
И вот я открыла калитку и позвонила в дверь, был уже вечер. На крыльцо выскочили Лена, пятилетняя Вивьен и вышел Жан с бутылкой вина. «Ларисочка, милая, какими судьбами? Почему не предупредила?» – начала тараторить, целуя меня, сестра. Вивьен хватала меня за брюки и показывала куклу.
– Ну, ну, пойдемте в дом, что мы здесь стоять, выпить за встречу, – на ломаном русском языке произнес Жан, тоже успевший меня облобызать. Впрочем, я, как и Лена, неплохо знала французский, который мы изучали в университете. Отчасти благодаря знанию языка они с будущим мужем и познакомились.