Кирилл Кудряшов ГОСТЬЯ
День не заладился с самого начала. Вставая утром с постели, я наступил на кошку, и высшие силы, затаив на меня обиду за это преступление, заставили меня по дороге на работу забраться в переполненный автобус. Ведомый божественной десницей ангел мщения, принявший на этот раз вид дородной бабули, отдавил мне обе ноги, заехал сумкой по уху и тростью промеж ног…
Все это сопровождалось обильным, но мокрым снегопадом, так что трудно было понять, что это сыплется с неба — дождь, снег, град или вороньи экскременты. На входе в институт я обнаружил, что забыл дома пропуск и, выслушав все, что обо мне думает охранник, поплелся к пожарному выходу, попросив нашу секретаршу с кафедры впустить меня хотя бы там.
Что самое обидное, этот гад охранник видит меня вот уже восьмой год, с того момента как я поступил в НГУВТ [1] на первый курс, и по сей день, когда я дорос до кандидата наук и стал преподавать в своей же «Alma matter». Так нет же, если у меня с собой нет документов, он делает вид, что видит меня впервые в жизни!
На ученом совете нас уведомили о том, что финансирование нашей отрасли решено урезать еще на пять процентов, и задержали нас на 16 минут сверх заявленного времени. Студенты, как известно, должны ждать преподавателя 15 минут, поэтому, когда я на всех парах примчался к аудитории, то застал там лишь маленького воробья, клевавшего обильно подброшенные студентами семечки.
И как эти птицы вообще попадают к нам в институт? Неужели у них с собой всегда есть пропуска?
Я попытался пнуть воробья, но, конечно же, не попал…
Ощущая, как в душе клокочет злость на весь этот мир, я, в кои то веки, начал молиться. Даже не то, чтобы молиться, а просто мысленно обратился к Богу с банальным, казалось бы вопросом, который сформулировал так: «Какого, собственно, хрена?!»
Почему мне так не везет? Почему я не вижу смысла в жизни? Есть ли он вообще? Существуешь ли ты сам, о Всемогущий, а если существуешь, так какого же хрена позволяешь ВСЕ ЭТО?!
Почему гибнут дети в Беслане? Почему загнивает наша система образования? Почему у преподавателей такая маленькая зарплата, и почему сбербанк тратит на свое содержание половину оборонного бюджета страны, в то время когда я вынужден экономить, чтобы купить себе новый сидюк, взамен отправившегося к праотцам на прошлой неделе?
Войдя на кафедру я с ходу ошарашил нашу секретаршу вопросом:
— Валь, а в чем смысл жизни?
— Не знаю, — так же с ходу ответила она, — Но наверное все же в том, чтобы посадить дерево, вырастить сына и построить тещу… Ну, дом то есть… Ну, главное, ты понял.
— Не понял, — ухмыльнулся я.
— Ну и дурак, — улыбнулась в ответ Валя, и кажется была права.
— Валюш, а Бог есть?
— Не знаю. Но я его точно не встречала.
— А как ты думаешь…
— Молча! — отрезала Валя, в который раз отрываясь от монитора, — И тебе того же желаю.
— … Что такое добро, и что такое зло? — словно не заметив ее сарказма спросил я.
— Леша, на тебя сегодня кирпич упал? — сочувственно спросила она.
— Нет, только старушка…
— Оно и видно. Отвечу, если ты обещаешь отстать от меня.
Наш завкафедры тихонько засмеялся себе в бороду, но так и остался сидеть за столом, не подавая виду, что ему интересен наш разговор. Даже не смотрел в нашу сторону.
— Обещаю, Валь! — я торжественно поднял руку, — Честное пионерское под салютом. Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды…
— Добро, Леша, — назидательно начала она, — Это я. Когда работаю и никого не трогаю. А зло — это тоже я, когда меня достают с идиотскими вопросами. Удовлетворен?
— Разве что сексуально… — пробурчал я, вызвав новый приступ едва сдерживаемого смеха у завкафедрой, известного на весь ГУВТ своими пошловатыми шуточками.
С работы я сбежал, логически рассудив, что делать там мне все равно нечего. Даже не стал притворяться больным — когда работаешь в тесном и очень хорошем коллективе это и не нужно. Все и так прекрасно видят, что ты не в духе, и даже сами советуют тебе отправиться домой и попить чайку, что я и намеревался сделать.
Разумеется, чай был горячим. Разумеется, я забыл зайти по дороге в магазин и купить молока. Наказывая себя за склероз, прорезавшийся у меня в мои 25, я хлебал кипяток под музыку Бутусова.
Звонок в дверь с трудом пробился сквозь «Марш, марш левой…», и я, поставив «winamp» на паузу, двинулся открывать.
— Кто там? — спросил я у двери.
— Свои! — мелодичным женским голоском ответила дверь.
— Свои все здесь… — сообщил я, прикидывая, кого это мог принести черт.
— Как так? Я ведь пока еще не там.
Юмор я всегда любил, так что если это и грабители, то за достойный ответ я, пожалуй, позволю себя ограбить.
На пороге стояла миловидная девушка, строгая и подтянутая, будто математичка в средних классах. Элегантный пиджачок подчеркивал ее отменную фигуру, расклешенные джинсы, как ни странно, ничуть не умаляли красоту ног, и мне оставалось жалеть лишь о том, что в коридоре царил тусклый полумрак, мешавший мне рассмотреть ее лицо.
— Здравствуйте, молодой человек.
— И вам не болеть, — вежливо ответил я моей неожиданной гостье, — С чем пожаловали?
— Скажите, верите ли Вы в Господа нашего, Иисуса Христа?
Так… Приехали… Неподалеку от моего дома располагалась церковь мормонов, которые нередко бродили вот так по домам с подобными вопросами, надеясь обратить кого-нибудь в свою веру. Однажды на точно такой же вопрос я ответил так, что они обходили мою квартиру стороной вот уже почти год. Что ж, придется отшить еще раз. Жаль только, что эта мормонка такая очаровательная…
— Я верую в скорый приход Князя Тьмы!!! — сделав страшное лицо прорычал я, и уже намеревался было захлопнуть дверь перед ее носом, когда девушка, вдруг резко изменив свой мелодичный голосок на суровый бас, пророкотала:
— Ты дождался моего появления, сын мой!
Я чуть не сел задницу прямо тут, в коридоре, а когда вновь сумел поднять глаза, то увидел ее обворожительную улыбку.
— Ты впустишь меня? — спросила она.
За моей спиной вдруг ожили колонки компутера, из которых вместо «Шара цвета хаки» вдруг зазвучало: «Ты стоишь у порога в белом плаще, с черных волос на паркет стекает вода…»
И как это я сразу не заметил, что она вся промокла, а с ее длинных волос скатываются крупные капли воды… И где я, собственно, увидел пиджачок? Какой пиджак в такое время года?! — ноябрь на дворе! Ничего удивительного в том, что она одета в длинный белый плащ…
— Конечно, проходи, — сказал я, отодвигаясь в сторону, — Позволь снять твой плащ?
— Какой плащ? — искренне удивилась моя гостья, встряхивая гривой абсолютно сухих волос, рыжим водопадом скатившихся на ее голубую блузку.
Я протер глаза и на всякий случай ущипнул себя за руку. Не помогло…
— Ты не угостишь меня чаем? — спросила она, проходя на кухню. Я хотел, было, тонко намекнуть ей на то, что войдя в дом неплохо было бы и разуться, но взглянув на ее босые ноги умолк на полуслове. Точно ведь помню, что после джинсов шли невысокие черные сапоги на солидном каблуке. Ведь точно помню!!!
— У меня, собственно, ничего к чаю нет… — пробормотал я, идя следом за ней.
— А и не страшно! — улыбнулась гостья, — Я, ведь, не на угощение пришла, а к тебе.
— Ко мне? — переспросил я.
— К тебе, конечно! Ты что думал, я могу ошибиться? Я всегда прихожу к тем, к кому должна, и ни к кому больше!
— И кто же ты? Ах да, я забыл, Князь Тьмы…
— Да я ж пошутила, дурачок… — улыбнулась она, и залилась звонким смехом, звучавшим как бег ручейка. — Ты же знаешь, что у Дьявола должны быть желтые глаза. Ты что, Айру Левин не читал? «Ребенок Розмари»… [2]
— А у тебя они как раз зеленые, — в тон ей ответил я, — Ты что, «Девятые врата» не смотрела? Романа Поланского?.. [3]
Она вновь рассмеялась, и я засмеялся вместе с ней, чувствуя, что вся эта анекдотическая ситуация начинает меня забавлять.
— Тогда кто же ты? — спросил я.
— Смерть! — с улыбкой на губах ответила она, и я снова расхохотался.
— Ты, наверное, не ко мне, а к моей кошке, не так ли? Канарейки-то у меня нет… [4]
— К тебе, к тебе… — уверила меня она, — Я же тебе сказала, я никогда не ошибаюсь. Что, не признал? Ожидал увидеть меня какой-то иной? И наверняка не так рано, да?
— Честно признаться, да, — согласился я, — А как же старуха с изгнившим лицом, капюшон, коса?
Изъеденное проказой лицо с воспаленными, гноящимися губами, глянуло на меня из-под капюшона черного плаща, а острое лезвие косы замерло в опасной близости от моей шеи… Наверное только сейчас я осознал, что действительно не сплю, и все это происходит со мной.
— Верю! Верю! — закричал я, зажмурив глаза, — Только стань прежней.
— Легко!
Передо мной снова сидела ослепительно красивая рыжеволосая девушка, успевшая сменить джинсы на короткую юбочку.
— Значит… ты… Смерть… — пробормотал я, ошарашено наблюдая за тем, как она, так и не дождавшись от меня ухаживаний, сама наливает себе чай.
— Она самая! — ободряюще улыбнулась мне моя гостья.
— И ты пришла за мной?
— Так точно.
— Это… Это всегда бывает так? Ты приходишь ТАК ко всем, или только ко мне… В смысле, к некоторым…
— Ты только не зазнавайся, — предупредила меня Смерть, — Но обычно я прихожу совсем иначе. Заглядываю в дом через потолок, рублю косой по ногам, а затем дарю человеку последний поцелуй. [5] Чаще всего он даже и не понимает, что произошло, а если и понимает, то когда у него вдруг отказывают ноги, терпеливо ждет моего поцелуя, так как хоть и не знает, что должной произойти, но предчувствует это. А так, как к тебе, попить чайку, да побеседовать, я прихожу лишь к единицам. К тем, кто заслужил мое особое отношение. К таким людям я прихожу, и предлагаю им самим выбрать способ, как умереть…
— И чем же я заслужил особое отношение к себе? — спросил я, присаживаясь и тоже наливая себе чаю.
— Пирометр истинных температур ты разработал? — спросила Смерть.
До чего же удивительно было слышать технические термины из ее прекрасных губ… Такими губами нужно говорить на французском, но никак не на нашем, технарском наречии…
— Я… — сознался я, — Было дело.
— Ну вот! — победно протянула смерть, оглядывая мою давно не знавшую ремонта кухню.
— И чем же он так важен?
— Пока — ничем. Его еще в производство не пустили. А потом колхозники, которые твоим агрегатом будут мерить степень созревания пшеницы, тебе очень большое спасибо скажут. Так что знай, право выбора смерти я даю только тем, кого люди на этой земле хорошо отблагодарили.
— Елы-палы… — пробормотал я, для верности еще раз ущипнув себя за руку. Нет, не сон. И не глюк…
— Знаешь, Смерть, — издалека начал я, — Я понимаю, конечно, что это большая честь, но…
— Но умирать не хочется? — спросила она.
— Не хочется… — сознался я, — Мне бы еще пожить, а? Может я еще какой пирометр изобрету? Или ПНВ новый. [6] Мне знаешь как за него солдаты спасибо скажут.
— Ага, Русские — скажут. А те, в кого они стрелять будут, прицеливаясь из твоего ПНВ — отматерят. И тогда я приду к тебе не так, а как ко всем… ты уж лучше сейчас помирать соглашайся, а то потом поздно будет!
— Слушай, а может тебе 100 грамм налить? — спросил я, и в сердце затеплилась надежда. Вспомнился «Меч без имени» Белянина, в котором Лорд Скиминок так опоил Смерть, что они вообще стали лучшими друзьями. [7]
— Ага, — с издевкой ответила Смерть, — Ты еще попроси у меня разрешения не забирать тебя сейчас, а позволить перейти на другую сторону кухни.
— На кой? — озадаченно спросил я.
— Вот и я не знаю, на кой… А обычно меня просят именно о чем-то подобном. А потом с гордостью говорят, мол, глупая ты, Смерть — ведь пока я шел, я ведь жил!
Смерть весело рассмеялась.
— Давай, Алексей, свою водку! Я все равно не пьянею, так хоть ты душу потешишь. Не дури меня, все равно от меня не уйдешь. Да и вообще, подумай, хочешь ли ты уходить, а? Ну загляни ты сам в свою душу, не заставляй меня это делать. Ты же хочешь умереть!
— Не хочу.
— Хочешь!
— Не хочу.
— Хочешь!
— Да не хочу я!!! — рявкнул я, и тут же устыдился своего поступка. Ну кто же кричит на девушку? Особенно на такую…
— А не ты ли недалече как сегодня утром, у Бога совета спрашивал?
— Так то у Бога… — ответил я, — Ты то тут при чем?
— А ему что, делать больше нечего, спускаться к каждому смертному и разъяснительные беседы проводить? Пойдем со мной на тот свет — там тебе на все вопросы и ответят.
— Бог? — с затаенной надеждой спросил я.
— Может и Бог… — уклончиво ответила Смерть, — А может и снова я.
— Так Бог есть?
— Откуда мне знать? — улыбнулась она.
— Но ты же сказала, что он тебя послал?
— Я?!! — искренне удивилась Смерть, — Ничего я такого не говорила. Я тебе просто пытаюсь объяснить, что пока ты здесь, в этом мире, ответов на свои вопросы ты не получишь. И даже на этот вопрос — есть Бог, или нет. Вот умрешь — тогда все и узнаешь.
Я задумался. Молча налил себе и Смерти по стопарику, поднял свой, намереваясь сказать тост, но задумался, а чего бы такого сказать.
— Давай я? — предложила Смерть.
— Давай, — согласился я. — За здравие или за упокой?
— За здравие, конечно! — непритворно удивилась Смерть, — Чтобы все были здоровы и никогда не умирали, а я сидела себе на небесах и ножками болтала.
— Скажи, а тебе не надоедает вот так, мотаться по земле, собирать умерших?
— Не надоедает? — переспросила Смерть, — Да мне все это уже НАДОЕЛО лет так двадцать тысяч назад.
— А отчего же не перестанешь? — опять с надеждой спросил я. Почему бы именно мне не переубедить Смерть, не отговорить ее от ее занятия.
— Вот скажи, — вместо ответа спросила Смерть, — А тебе не надоело оптику рассчитывать?
— Надоело… — честно сознался я, — Сильно надоело.
— А тупоголовых студентов учить?
— Надоело…
— Так чего ж ты из ГУВТа не уволишься?
— А что я еще делать могу? Я ж оптик до костного мозга. Меня этому учили, и только это я и умею.
— Вот ты и ответил на свой вопрос. Почему я свою работу не брошу? А куда я подамся? В дворники? Или, быть может, ты предложишь мне с тобой ролями поменяться? Ты станешь Смертью, а я за тебя студентов мурыжить буду?
— Не… — пробормотал я, чувствуя, что стопарик слегка ударил в голову, — Я смертью быть не смогу. Не умею я людей убивать… Мне бы всех жалко было, и я бы всех оставлял еще пожить…
— А я бы всех твоих студентов поперекосила, — кивнула Смерть, — Ну что, понял, наконец, в чем смысл жизни?
— Быть на своем месте? — наугад сказал я.
— Браво! — возликовала Смерть, — Зрители аплодируют!
Из соседней комнаты донеслись аплодисменты, это за меня радовался мой компьютер, включив запись какого-то Бутусовского концерта.
— А я на своем месте? — спросил я.
— А я откуда знаю? Это должен знать ты.
— Тогда не на своем… Уж больно у меня жизнь какая-то… закорючистая, что ли.
— Нет, Леша, — назидательно и как-то по-матерински заговорила Смерть, — Это еще ничего не значит. Чаще как раз наоборот — если ты оказался не там, где ты должен быть, жизнь у тебя пойдет гладко и спокойно. Никаких встрясок и нервотрепок, но и никакого морального удовлетворения. Судьба видит, что ты не ищешь своего пути, и больше тебя не испытывает. Другое дело, когда ты нашел свою дорогу — тогда Судьба будет постоянно втыкать на твоем пути всяческие препятствия, и все для одной цели — испытать тебя. И если нам с ней понравится то, как ты прошел испытания — я приду к тебе, когда придет время, и не тайком, а вот так, на чай, на водочку… А огурчиков у тебя нет, а? — как-то совсем по простецки спросила Смерть, — А то я уже вышла из того возраста, когда водку чаем запивают.
— Прости, прости! — засуетился я, — Есть, конечно! Сейчас…
Пару минут спустя мы тяпнули еще по одной, на этот раз — за здравие всех врачей мира, после чего я, по мужской привычке, занюхал собственным рукавом, а довольная Смерть захрустела огурчиком.
— Скажи, Смерть, — осмелел я, — Ты тут так бодро внешность меняла… В общем… Ты можешь кем угодно стать?
— Конечно! — подтвердила Мерелин Морно сидевшая напротив меня.
— Екарный Бабай! — воскликнул я, глядя на безупречные формы ныне покойной королевы Голивуда.
— Ты хочешь, чтобы я превратилась в Екарного Бабая? — усмехнувшись спросила Смерть.
Я вновь вспомнил Белянинский «Меч без имени» и отрицательно замотал головой. Что угодно, но только не это! [8]
— А кем бы ты хотел меня увидеть? Ну? Скажи! Ты заслужил, чтобы я являлась тебе в том виде, в котором тебе хочется.
— Лара Крофт! — брякнул я.
— Пожалуйста! — легко согласилась Лара Крофт, встряхнув головой, от чего хвостик ее волос крутанулся, будто бич пастуха. [9]
— Фантастика! — обрадовался я, — А Шерон Стоун слабо? [10]
— Легко! — согласилась Смерть, поигрывая ножом для колки льда.
— А…
— Предупреждаю, — перебила меня Смерть, — Еще одно пожелание я выполню, а потом ты узнаешь, как выглядит Екарный Бабай.