Фрэн Джордан вошла в мой кабинет с вечерними газетами.
— Вы помните дело Хейзелтона? — спросила она.
— Разумеется, — кивнул я. — Хотя теперь это уже история — прошло больше трех месяцев с той поры.
— Я тогда отправилась в отпуск сразу после вашего возвращения и не знаю подробностей, — задумчиво проговорила она.
— Гэлбрайт Хейзелтон прислал нам чек на пять тысяч долларов на следующий же день. Шесть недель спустя, вступив в права наследства, Марта добавила чек на десять тысяч долларов. Мы обрели платежеспособность, даже с долгами покончили.
— Значит, Хьюстон растратил-таки часть наследства?
— Около четверти миллиона, — ответил я. — Вбухал их в нефтяную скважину, в которой не оказалось нефти. Деньги провалились в колодец и пребывают там и поныне. Но тем не менее у Марты осталось более полутора миллионов.
— Я помню, читала об этом процессе в газетах. Кажется, он был приговорен за убийство первой степени.
— Точно. Сильвии Вест удалось убедить судей, что она непричастна к убийствам и что это Пит Ринкман спрятал труп в свинарнике, а потом помог Толвару переместить борова в клетке, вырыть труп и засунуть в мой багажник.
— А дело о наезде, в котором вас обвиняли? Вы тогда так скулили по телефону.
— Грир сдержал слово. Когда он узнал всю историю, ему уже ничего не оставалось, кроме как принять мою версию инцидента с Толваром. Так что он «позабыл» про то обвинение. — Я свирепо посмотрел на Фрэн. — Но я никогда не скулил по телефону.
— Значит, телефон был неисправен, — лениво ответила Фрэн.
— Ладно, а откуда такой интерес к делу Хьюстона?
Она бросила на письменный стол перед моим носом газету.
«Сегодня ночью Хьюстон умрет!» — было крупно напечатано на первой полосе.
Я прочел начало статьи, в которой кратко описывался процесс. Единственная новость сводилась к тому, что Хьюстон должен сесть на электрический стул сегодня в полночь.
— Это не помешает мне спать, — заметил я.
— Чтобы помешать вам спать, нужна блондинка с объемом груди тридцать восемь дюймов, — презрительно бросила Фрэн.
— Вы — рыжая, — сказал я, критически взглянув на нее. — И на вас свободная блузка, поэтому мне трудно определить, но я готов поклясться, что у вас объем не более тридцати семи с половиной. — Я встал и обошел письменный стол, чтобы приблизиться к Фрэн. — Знаете, что мы сделаем? Снимайте вашу блузку, и мы измерим, только не дышите так глубоко!
Ее серо-зеленые глаза внезапно потемнели.
— Нет, не надо! — сказала она и со скоростью света выскочила за дверь.
Я сел на свое место, закурил сигарету и стал просматривать другие газеты. Везде крупными буквами сообщалось о Хьюстоне. Он был новостью дня.
Зазвонил телефон, и я снял трубку.
— Мистер Бойд? — спросил женский голос.
— Я самый. Кто говорит?
— Дэнни! — проворковал голос. — Это Марта Хейзелтон.
— Как поживаете?
— У меня к вам просьба… — Она колебалась. — Большая просьба.
Я уже оказал ей пару услуг и подумал, что за десять тысяч долларов могу оказать третью.
— Слушаю вас.
— Вы такой милый, Дэнни! Отец сейчас в больнице.
— Надеюсь, ничего серьезного?
— Коронарный тромбоз… Не очень приятная штука… Послушайте, Дэнни, вот что: сегодня у слуг выходной день, и я одна. Вы знаете, что должно произойти в полночь?
— Хьюстон, — ответил я.
— Это, конечно, свидетельство душевной слабости, — проговорила она извиняющимся тоном. — Я целый день размышляла об этом и чувствую себя совершенно подавленной. Думаю, что не смогу одна вынести этот кошмар. Не составите ли вы мне компанию сегодня вечером? Пока все не окончится.
— Ну разумеется! С большим удовольствием. В котором часу вас устроит?
— Вы ведь понимаете, что это означает для меня, Дэнни, — тепло проговорила она. — Можете прийти около десяти часов?
— Хорошо.
— Еще раз спасибо, Дэнни. Я буду ждать.
Я ушел из бюро около половины шестого. Фрэн внимательно посмотрела на меня.
— Расслабьтесь! — бросил я ей. — Мир полон женщин, которые готовы перерезать другим горло ради совершенства бойдовского профиля. Я же страдаю по рыжей, у которой объем груди всего-то тридцать пять дюймов.
— Тридцать семь с четвертью, — поправила она. — Я проверила.
— Ну что ж, я готов подумать. Может быть, у вас есть маленький шанс поближе познакомиться с профилем греческого бога. И не думайте, что я преувеличиваю, я просто констатирую факт.
— Чтобы я убивалась из-за какого-то детектива-неудачника с потрепанным профилем?! — холодно сказала она. — На этот профиль бриллиантов не купишь, голубую норку — тоже. Его и на еду-то не хватит!
Я, может быть, многого не знаю, но когда надо исчезнуть, знаю отлично. Поэтому я исчез и отправился домой.
Я пропустил пару стаканчиков, открыл банку копченого лосося, хотя и не был голоден. Время шло медленно. Потом внезапно наступило девять часов. Пора собираться.
Точно в половине десятого я остановил машину перед зданием на Бикман-Плейс. Тридцать секунд спустя Марта Хейзелтон открыла мне дверь.
— Входите, входите, Дэнни, — сказала она, ослепительно улыбаясь. — Вы не можете представить, как я рада вас видеть.
Сбросив плащ, я прошел в гостиную. Большие поленья пылали в камине из белого мрамора, и в комнате было, пожалуй, слишком тепло. Но Марта была одета в соответствии с температурой гостиной. Ее белое нейлоновое кимоно, небрежно накинутое на пижаму, открывало узкие брюки, плотно обтягивающие ноги, и выглядело шикарно.
Диван стоял перед камином, а около дивана на маленьком столике — внушительная батарея бутылок.
Марта пристально смотрела на меня блестящими глазами.
— Идите сюда, садитесь на диван, Дэнни, — сказала она. — Так хорошо около огня! Налейте нам выпить и устраивайтесь поудобнее.
Ее голос чуть охрип.
— Звучит превосходно, — ответил я. — Что будете пить?
— Скотч, добрый старый скотч и никакого льда, Дэнни! Сейчас зима, зима моей тревоги… Откуда это?
Я подошел к столику и наполнил стаканы.
— А сколько вы уже выпили этого доброго скотча? — спросил я.
— Не мелочитесь! — недовольно произнесла она. — Думаете, я считала? Мне двадцать семь лет… Я в таком возрасте, когда можно делать что хочешь, и я настолько богата, что могу это себе позволить. Почему бы и нет? Ответьте, Дэнни Бойд.
Я сел рядом с ней на диван, держа в каждой руке по стакану. Она быстро схватила тот, который был ближе.
— За нас, мистер Бойд, — сказала она, поднимая стакан. — Мы его сделали. Ведь так говорят?
— Кто так говорит?
Она недовольно поморщила нос:
— Опять эти плебейские ужимки!
— А вы не стройте из себя шлюху! — немедленно парировал я.
Она фыркнула:
— Вы правы… Пейте, Дэнни, ведь живем один раз!
— Ага! Но тише едешь — дальше будешь.
Она осушила свой стакан одним глотком, словно умирала от жажды в Сахаре. Потом долго рассматривала его и наконец швырнула в камин. Он ударился о мрамор и осыпал горящие поленья тысячью осколков.
— Мой дедушка был казак, — сказала она заплетающимся языком. — Он насиловал женщин и убивал мужчин. Он дожил только до девятнадцати лет. Мораль ясна, Дэнни?
— Объясните мне, — проворчал я.
— Не нужно убивать людей, жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее впустую.
Она залилась беспомощным смехом. Я подумал, что мне, в сущности, совершенно ни к чему блюсти трезвость, и, выпив свою порцию, налил еще.
Внезапно Марта перестала смеяться.
— Который час? — вполголоса спросила она.
— Десять часов пять минут.
— Вечер еще только начался, — заявила она. — А у меня нечего выпить.
— Понял. Я над этим поработаю, — пообещал я.
Позже я решил, что мне это удалось. У меня слегка стучало в висках, и рисунок ковра перед камином время от времени менял свои очертания.
— Дэнни! — Ее голос доносился откуда-то поблизости. — Когда же я получу свою выпивку?
— Сейчас. Я должен был вас догнать, а теперь мы на равных.
Я наполнил два стакана и протянул один ей. Она любовно взяла его обеими руками и поднесла к губам.
— Теперь лучше, — заявила она после того, как он опустел. — А то я уж начала сердиться на вас.
— Никогда бы не подумал, что вы можете сердиться на меня, — обиженным тоном проговорил я. — Ведь я такой хороший, правда!
— Я была ужасно зла на вас в первый раз, когда мы встретились в баре, — сказала она. — Помните, как вы заявили, что уверены, будто я ношу белое белье и смотрю на мужчин как на скотов.
— Я сказал это? Я?
— Безусловно! — усмехнулась она. — Я разозлилась, потому что вы угадали! Я не ношу другого белья, кроме белого, а что касается мужчин, то я действительно считаю их скотами.
— Это не так! — возразил я. — Во всяком случае, не всегда.
— Вы опять правы. Который час? Я не вижу.
— Одиннадцать десять, — ответил я, сосредоточившись.
— Вам не кажется, что можно было бы выпить еще по стаканчику, Дэнни?
Мы выпили еще, и молоточки в моем черепе застучали быстрее.
Вдруг Марта вскочила на ноги и опять бросила свой стакан в огонь.
— Мне жарко, — сказала она. — А вам, Дэнни?
— Я весь горю.
— Нужно снять что-нибудь, — заявила она. — Это единственная возможность.
Она развязала пояс и позволила своему кимоно соскользнуть с плеч на пол. На ней осталась пижама.
— Вот теперь лучше, — проговорила она со вздохом облегчения и упала на диван.
Я запрокинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. Все передо мной начало кружиться быстрей и быстрей, так что я скорее открыл их опять.
— Дэнни, — прошептала она, — вы находите меня привлекательной?
— Я нахожу вас почти прекрасной, Марта, — честно признался я. — У вас красивое, тонкое, надменное лицо и подходящее к нему тело.
— Вы, наверное, говорите искренно… — медленно произнесла она, — хотя вы и назвали меня высокомерной! Но вы не ответили на мой вопрос, Дэнни Бойд! Вызываю ли я желание? Хотите ли вы меня сейчас, когда я так близко от вас?
Она прижала губы к моим, и я был потрясен дикой страстью ее поцелуя. Молоточки застучали еще сильнее у меня в голове, но на этот раз не алкоголь был тому виной. Прошло много времени, прежде чем она отодвинулась от меня, задыхаясь, упираясь руками мне в грудь, впиваясь в нее ногтями.
— Дэнни, — прошептала она.
— А?
Она отвернулась.
— Вы однажды сказали мне… шутя… что ваше истинное призвание — это… Вы помните?
— Только не в данный момент.
— Ну вы знаете — как мой дедушка… — Запах ее духов смешался с запахом алкоголя, все это бросилось мне в голову, призывая к действиям. Я схватил ее за плечи и опрокинул на диван. Она не сопротивлялась, только закрыла глаза.
Схватив за отвороты ее пижамы, я резко дернул их в стороны — куртка распахнулась, обнажив ее высокие и круглые груди.
И тут она начала смеяться — низким, булькающим, чувственным смехом, таким непристойным, что я не мог поверить своим ушам. Что-то отозвалось в моей памяти, что-то прозвучало словно колокол Страшного Суда. Я резко отстранился, шатаясь, поднялся на ноги и вдруг почувствовал, как ужас охватывает меня, обволакивает паутиной, леденит, и мои нервы напряглись до предела.
Марта открыла глаза и, моргая, посмотрела на меня, изогнув губы в томной улыбке.
— Почему вы остановились, Дэнни? — прошептала она. — Вы меня дразните?
— Вы смеялись, — глухо сказал я.
Высокомерие и презрение на мгновение мелькнули в ее глазах.
— Не будьте столь чувствительны, дорогой! — бросила она. — Я всегда смеюсь, я не могу удержаться, смех — это часть… понимаете?
— Я уже слышал этот смех — в амбаре. Он доносился с сеновала. Но я считал, что это смеется Пит Ринкман. За всю свою жизнь я не слышал ничего более непристойного! Я взбирался по лестнице, торопился, чтобы не опоздать, чтобы спасти вас… Но это смеялся не Пит, это были вы!
Она резко села, ее глаза казались двумя темными провалами на бледном лице.
— Шлюха! — выдохнул я. — Подумать только, вы просто развлекались!
Некоторое время она смотрела на меня, ни слова не говоря. Неожиданно ее лицо расслабилось, и она опять упала на спину.
— Ну вот, Дэнни, — проговорила она чуть насмешливо, — теперь вы знаете мои девичьи секреты. Очень сожалею, что испортила ваши рыцарские воспоминания! — Она самодовольно смотрела на свое обнаженное тело. — Но теперь у вас есть возможность наверстать упущенное.
— Вы и Пит… — пробормотал я. У меня перехватило дыхание. — Вы пошли за ним не для того, чтобы обвинить его в сообщничестве с Хьюстоном. Вы точно вычислили нужный момент. Основная работа была закончена — раз я выяснил, что это Хьюстон контролировал наследованный капитал, а не ваш отец, то теперь доберусь до всего остального, неминуемо узнаю про Пита. Вот почему вы отправились с ним на сеновал — вы знали, что это последний шанс отдать должное его талантам!
Она неохотно открыла глаза.
— Ну и что? — возмущенно проговорила она. — Что из этого следует?
— Вы были в курсе того, что Хьюстон запустил лапы в капитал! Откуда вы узнали?
— Я обработала его клерка! — Теперь она говорила быстро и вызывающе. — У него те же таланты, что и у Пита, но он все же более цивилизован. После ночи, проведенной со мной, он позволил бы голову себе отрезать, если бы я попросила. Я сказала ему, чтобы он проверил отчеты по — фонду наследства, потому что слышала о том, что на той скважине Хьюстон прогорел. Мой дружок клерк не был уверен, что Хьюстон растратил наследство, но считал это возможным.
— Вот как вы построили свой план! С Хьюстоном в роли козла отпущения и Питом в качестве ценителя ваших прелестей более пылкого, чем клерк. Что вы ему обещали? Часть наследства?
— Гораздо больше, — торжествующе ответила она. — Я обещала выйти за него замуж!
— Вам был нужен третий, то есть я, чтобы все уверовали в вашу невиновность, чтобы послужить вам алиби, — продолжал я, как бы рассуждая сам с собой. — А Толвар? У кого возникла мысль убрать меня, после того как труп Филипа был помещен в мой багажник?
— У Толвара и Хьюстона. Хьюстон хотел во что бы то ни стало избавиться от трупа из-за вашего телефонного звонка в полицию. Он был совершенно уверен, что вы пытаетесь взвалить на него это убийство. Пит же был вынужден поддерживать его — ведь Грэг его нанял первым, и он не мог признаться, что переметнулся ко мне, ему было неловко.
— Зачем было убивать Филипа и Клемми?
— Я же не знала, сколько осталось от наследства после махинаций Хьюстона, — поморщилась Марта. — Я была уверена, что там мало на троих. Ну что вы смотрите на меня? Я была вынуждена так поступить!
— Вы сумасшедшая, — прошептал я. — Совершенно сумасшедшая! Сильвия Вест права, вы параноик с наклонностями к убийству!
Она вскочила и встала передо мной, чуть согнув колени.
— Никогда не повторяйте этого. — Она пыталась улыбнуться, но у нее получилась злая гримаса. — Дорогой! — Это прозвучало фальшиво, несмотря на все ее усилия. — Не суетитесь!.. Если вы хотите денег, я их вам дам. Все кончено теперь, а Хьюстон…
— Хьюстон! — вскричал я. — Боже мой! Я совершенно забыл про него…
Я в отчаянии посмотрел на часы и бросился к телефону.
— Что это вы делаете? — резко спросила Марта.
— Сейчас без четверти двенадцать, я успею… — Я схватил трубку и набрал номер.
— Бросьте это, Дэнни, — взвизгнула Марта.
Я услышал шум разбиваемого стекла.
Телефонистка не торопилась отвечать. Я поднял глаза и увидел Марту, которая, слегка пошатываясь, сжимала в руке горлышко разбитой бутылки.
— Повесьте трубку, Дэнни, — прошипела она. — Повесьте, или я перережу вам горло!
Она угрожающе направила на меня осколки. Острые края блеснули.
— Не подходите ко мне, маньячка! Или я вас убью!
Какое-то бульканье вырвалось из ее горла.
— Я запретила вам так говорить! — прорычала она и бросилась на меня. С невероятной быстротой она пересекла комнату, держа осколок перед собой, как копье.
В пяти шагах от меня ее голая нога зацепилась за ковер, и она тяжело упала, издав пронзительный крик. Рука, державшая осколок бутылки, подвернулась, блеснуло стекло, тело рухнуло вниз, и ее нежная открытая шея напоролась на зазубренный край. Должно быть, он перерезал ей яремную вену.
Меня затошнило, я отвернулся и услышал голос из телефонной трубки, повторяющий нетерпеливо: «Оператор слушает!»
Я прижал трубку к уху.
— Вопрос жизни или смерти, — с трудом выговорил я. — Соедините меня с начальником тюрьмы Синг-Синг.
— У вас есть допуск? — спросил голос.
Я вывернул свое запястье, чтобы посмотреть на часы.
— Нет! — закричал я в бешенстве. — У меня нет времени спорить!.. До двенадцати осталось четыре минуты, а в двенадцать будет поздно!
— Точное время сейчас — двенадцать часов три минуты, сэр, — возразил металлический голос.
— Вы уверены?
— Ноль часов три минуты и десять секунд — точное время, — твердо объявил голос. — Не вешайте трубку, я соединю вас.
Я тупо слушал серию щелчков, потом донесся низкий голос:
— Офис начальника тюрьмы Синг-Синг!
— Послушайте, — в отчаянии проговорил я. — Это срочно. Я…
— Ясное дело, — сердито ответил мужчина. — Журналисты все одинаковы! У них всегда срочно! Грэгори Хьюстон сел на электрический стул ровно в полночь. Его смерть официально засвидетельствована в ноль часов одну минуту. Он не делал никаких заявлений. Это все, что я могу вам сказать. Достаточно?