– Да чтоб вас, мудозвоны!.. – в сердцах выкрикиваю я. Какое проклятье я хочу обрушить им на головы, трудно сказать. Единственная кара, на которую мне хватает сил, – свинцовый дождь, да и тот кратковременный. Вскинув автомат, я выпускаю в бегущих врагов полмагазина патронов, стараясь, чтобы, как писал классик, никто не ушел обиженным. После чего разворачиваюсь и припускаю к мосту на подгибающихся от усталости ногах.
Имей я дело с обычными людьми, ни один из них не преодолел бы этот подъем под таким обстрелом. Но, как уже упоминалось, к кальдерцам в подобных случаях требуется особый огневой подход. Мне посчастливилось вывести из игры лишь первого угодившего под пули противника, который лишается головы, а вместе с ней и покровительства Mantus sapiens. Остальные двое не желают умирать даже получив от меня столько пуль, сколько хватило бы на расстрел куда более многочисленной банды, чем эта.
Бегать с недобитыми преследователями наперегонки – не самая здравая тактика, но приближающийся акромегал не оставляет мне выбора. Сцепись я с кальдерцами прямо здесь, подоспевший кибермодуль отрежет меня от реки и решит исход нашего боя в свою пользу. Загонять себя меж двух огней недопустимо, и я предпочитаю героической схватке не менее героическую пробежку.
Толком не отдышавшись, я проделываю очередной спринт за счет, наверное, одной лишь жажды жизни. Сердце выпрыгивает из груди, легкие горят, будто я вдыхаю полной грудью горсть молотого перца, а перед глазами пульсируют красные круги, которые отнюдь не способствуют меткой стрельбе. Дабы сохранить силы для битвы, я останавливаюсь до того, как ноги подкосились бы сами. После чего оборачиваюсь, крепко прижимаю приклад автомата к плечу и готовлюсь выдать вторую порцию свинца обоим кровожадным кальдерцам.
Поступь акромегала походит на бой огромного барабана и терроризирует слух почище забивающего сваю копра. И, несмотря на это, я ухитряюсь расслышать винтовочный выстрел, что раздается откуда-то с противоположного берега. Поневоле вздрогнув, я почему-то решаю, что сейчас заполучу промеж лопаток пулю – просто не сообразил, что избери стрелок мишенью меня, вряд ли я вообще успел бы о чем-либо подумать. Так и грохнулся бы на рельсы с перебитым позвоночником или разнесенным черепом, даже не поняв, отчего умер.
Куда именно целится стрелок, выясняется, когда бегущий впереди кальдерец спотыкается и падает навзничь с развороченной грудиной. И не успеваю я чертыхнуться, как второго моего врага постигает та же незавидная участь. Судя по чудовищным ранениям, какие оставляет оружие моего таинственного заступника, он ведет огонь из дальнобойной снайперской винтовки. Имелись ли в сопровождающей Ефремова группе снайперы, мне не уточнили. Но то, что по кальдерцам стреляет не пропавший академик, яснее ясного. Сомнительно, чтобы жрец науки научился под старость лет обращаться с тяжелой крупнокалиберной дурой. Да еще настолько виртуозно, что удосужился поразить подряд с большого расстояния две быстро бегущие цели.
Некогда высматривать, что за добрый самаритянин оказывает мне огневую поддержку. Забыв о двуногих преследователях, я гляжу, как шестиногий гигант взбирается на насыпь, и шпарю к мосту. Вот было бы здорово, окажись у моего доброжелателя еще и противотанковая ракетная установка…
Ничего такого по акромегалу с другого берега, к сожалению, не шарахает. Но я премного обязан неизвестному снайперу и за ту подмогу, какую он мне оказал. Только благодаря ему я достигаю моста раньше, чем кибермодуль настигает меня. Теперь нужно перебраться через Иню и попробовать взобраться на крутой склон ближайшего холма. Полагаю, у моего спасителя хватит ума не высовываться и рисковать собственной шкурой почем зря. Теперь от его снайперского прикрытия толку не будет. Если я не спасу себя сам, значит, никто другой мне уже не поможет.
Как и ожидалось, акромегал не суется на мост, предпочтя ринуться в реку выше по течению. Неглубокая Иня для такого гиганта не преграда. Развалив небрежным движением лодочную станцию и дощатый пирс, кибермодуль решительно ступает в воду, но не форсирует преграду, а делает то, чего я больше всего опасаюсь. Шагнув к мосту, махина приподнимает пару передних лап и, опираясь на остальные, бьет сразу по двум из трех мостовых опор. Затем еще и еще, пока бетонные колонны не начинают крошиться и разваливаться на куски.
Я как раз преодолеваю третий пролет, когда в грохот ударов вклиниваются лязг и скрежет. Основание моста и рельсовые пути вздрагивают и накреняются подо мной, отчего я чуть было не скатываюсь назад, во взбудораженную падающими обломками воду. Благо, край покосившегося пролета уже близко и я, совершив череду отчаянных скачков, перепрыгиваю на следующий, еще не поврежденный участок моста. А его восточный край утрачивает опору и заваливается в реку, подняв высоченный фонтан.
Разбушевавшийся робот, разумеется, на этом не останавливается и с немыслимой для стального гиганта резвостью перебегает по дну реки к последней опоре. Дотянуться до самого пролета он не может – не позволяет конструкция опорно-двигательного механизма. Вот и приходится акромегалу препятствовать моему бегству только таким способом. Не самым практичным, но все равно эффективным.
Последний пролет начинает крениться набок, когда меня и западный край переправы разделяет еще довольно приличное расстояние. Спуртом это проблему уже не решить. Не видя иного выхода, я шарахаюсь к боковому ограждению, которое после падения моста должно остаться над водой. Обхватив одну из распорок руками и ногами, я устраиваюсь на ней таким образом, чтобы когда конструкция окажется на боку, я лежал животом на широкой железной балке.
Позиция оказывается крайне удачной. Болтайся я на распорке, словно ленивец, наверняка сорвался бы с нее при рывках, что сотрясали пролет во время его падения. А так я отделываюсь лишь парой болезненных, но терпимых ушибов. Когда же последний фрагмент моста рушится, мне остается только быстро переползти на широкую балку – ту, к которой крепились распорки. На ней я могу встать на ноги и добежать до берега, не боясь утратить равновесие и навернуться в воду.
Стараясь не глядеть вниз, я добираюсь до нужной балки, поднимаюсь и, расставив руки в стороны, осторожно семеню по каркасу поваленного моста. Акромегал в это время топчется возле последней уничтоженной опоры, что напоминает теперь полуразвалившийся гнилой зуб. Я опасаюсь не успеть и потому спешу изо всей сил. И когда сенсоры робота меня наконец засекают, я нахожусь практически в полудюжине метров от цели.
Деформированный край пролета упирается в берег, и мне требуется лишь хорошенько оттолкнуться, чтобы соскочить на землю. Стальной паучище моих намерений не одобряет. Он уже движется следом, с шумом баламутя речную воду своими могучими конечностями. Пока робот преодолевает уклон прибрежного дна, я спрыгиваю на размокший глинистый спуск и даже не поскальзываюсь. Меня и противника разделяет лишь искореженный фрагмент моста. Я нахожусь у самого подножия холма, на который планирую забраться, поэтому сейчас враг может легко до меня дотянуться. Даже слишком легко, если принять во внимание мои подгибающиеся от усталости ноги и сбившееся дыхание.
Чтобы успеть за считаные секунды вскарабкаться на безопасную высоту, я должен уподобиться пресловутому отцу Федору и повторить – а еще лучше превзойти – его рекорд скоростного восхождения на отвесную скалу, поставленный во время бегства от обворованных им охотников за стульями. Однако то ли разъяренный Остап Бендер выглядел страшнее акромегала, то ли я оказываюсь хладнокровнее взалкавшего чужих сокровищ священника, но даже несмотря на смертельную угрозу у меня не получалось впрыснуть себе в кровь нужную для такого подвига дозу адреналина. Нет, конечно, я не застываю столбом, а тоже двигаюсь в гору, цепляясь руками за чахлые кустики и сухую траву. Вот только вряд ли мое сопровождаемое бранью, неуклюжее карабканье может сравниться с мастерским скалолазанием отца Федора.
Рухнувший у берега пролет моста мешает кибермодулю приблизиться к холму и размазать меня по склону. Враг мог бы перешагнуть через препятствие, но тогда оно продолжило бы путаться у него под ногами. Разумная махина решает поступить практичнее: растоптать досадную многотонную помеху. И обязательно растоптала бы, не возникни вдруг у робота в ходе этой, казалось бы, простой работы непредвиденное осложнение.
Первый же нанесенный по металлической конструкции удар ломает на ней распорки и сминает половину пролета. Но когда акромегал хочет поднять лапу для следующего удара, выясняется, что широкая ступня чудовища застряла между покореженных балок и фрагмент моста повис на ней, как захлопнувшийся капкан. Кибермодуль рвется назад, пытаясь отцепиться от обузы, но та лишь с лязгом волочится за ним и не отпускает лапищу гиганта.
Оглянувшись в испуге и обнаружив, во что вляпался враг, я издаю нервный смешок и карабкаюсь дальше, решив, что если срочно не поднажму, то допущу главную ошибку в своей жизни. Понятия не имею, удается мне это в итоге или нет. Трудно заметить прирост собственной скорости, когда и без того движешься на пределе сил. Я продолжаю восхождение, как автомат, не глядя ни назад, ни вниз, потому что это отнимает лишние мгновения – столь драгоценные и невосполнимые. Я смотрю только вверх, стараясь выбирать те участки склона, где растет побольше травы и кустиков. Они здорово помогают мне удержаться, так как камни на подвергшемся эрозии склоне часто крошатся и осыпаются, когда я хватаюсь за них.
Я упорно не оборачиваюсь. Внизу акромегал воюет с прицепившейся к нему железякой. Забавное, наверное, зрелище: «тузик» высотой с восьмиэтажный дом и «грелка» весом не одну сотню тонн. Я ездил по этой железнодорожной ветке в пригород несметное количество раз и представить себе не мог, что настанет день, когда этот мост спасет мне жизнь. Или всего лишь отсрочит смерть – так, видимо, правильнее…
Кто бы сомневался, что мощный робот в итоге победит – где это видано, чтобы грелки выстаивали против тузиковых зубов? Финальным аккордом этой сумбурной стальной симфонии становится душераздирающий скрежет, от которого у меня по коже пробегают мурашки. Потом раздается громкий всплеск, а за ним – вновь топот шести тяжеленных ног. Больше ничто не стоит между мной и акромегалом, а значит, настала пора выяснить, какой из меня скалолаз. Или я действительно смогу считаться преемником незабвенного отца Федора, или все мои героические усилия были насмарку…
Холм содрогается, словно под ним пробуждается вулкан (чему я, в общем-то, ничуть не удивился бы). Со склона тут же сходит осыпь каменного крошева, но попадаются в ней и довольно увесистые булыжники. От толчка мои ноги соскальзывают с опоры, однако куст, за который я хватаюсь, обладает крепкими корнями и не дает мне скатиться к подножию на растерзание железному пауку. Который и долбит сейчас лапами по склону. И долбит – я все же не выдерживаю и оглядываюсь – значительно ниже того места, где я в данный момент барахтаюсь.
Замечательно!
Или не совсем. Взобраться на холм вслед за мной акромегал не может, что отнюдь не мешает ему молотить конечностями по склону. И берется он за это с таким маниакальным усердием, что еще немного, и либо меня уволочет вниз очередной оползень, либо от такой встряски я сам навернусь с холма.
Выгадав момент между ударами, я изловчаюсь и коротким броском еще ненамного сокращаю расстояние до вершины. Затем, пересидев толчок, повторяю попытку. Не сказать, что это удобно, но уж лучше черепашьим темпом ползти вверх, чем стремительно кувыркаться в обратном направлении.
Все протекает в целом удачно, пока у верхнего края склона я не натыкаюсь на голую, без единого кустика или клочка травы, каменистую проплешину. С нее и сходили все прошуршавшие мимо меня оползни. Преодолеть этот неширокий, но весьма коварный участок я могу только в три приема. Сначала мне потребуется упереться ногами в устойчивый камень, дабы взять низкий старт. Потом, хорошенько оттолкнувшись, рывком проскочить финальный этап маршрута. Ну и напоследок – самая ответственная часть маневра: ухватиться за растущие у кромки обрыва кусты, подтянуться и взобраться на вершину, откуда акромегал меня уже ни за что не сбросит.
Я пережидаю несколько каменных дождей, стараясь как следует отдышаться перед штурмом, кажущимся легким только в теории. Нащупав подошвами подходящую глыбу, я терплю до очередного затишья между ударами и, не обращая внимания на катящиеся навстречу булыжники, прыгаю как можно дальше вперед. После чего, не теряя инерции и с силой вонзая ботинки в рыхлое крошево, бросаюсь к вершине.
Удача оставляет меня, когда я хватаюсь за куст и, забросив ногу на кромку обрыва, начинаю суматошно подтягиваться. Атаки акромегала и оползни мне теперь не страшны – я держусь крепко и фактически уже нахожусь на вершине. Меня подводит ветка, в которую я вцепился и которая – вот досада! – только кажется крепкой. Когда же холм содрогается от нового толчка, куст не выдерживает моего веса и ломается, а я грохаюсь спиной на камни и распластываюсь на них, словно решаю позагорать.
Еще удар, и осыпь подо мной съезжает вниз на целый метр, а вместе с ней – и я. Можно сказать, опять повезло, но после следующего толчка остатки моего везения иссякнут. Надо срочно отыскать поблизости крепкий кустик, чтобы для начала хотя бы не сорваться со склона. А уж потом, если посчастливится, попробовать повторить штурм.
Я переворачиваюсь на живот и едва не трескаюсь лбом о металлическую хреновину, которой – могу поклясться! – еще секунду назад здесь не было. Небольшой ребристый параллелепипед размером с две уложенные рядом сигаретные пачки, а в центре направленной на меня его боковой плоскости – отверстие. Калибром примерно двенадцать миллиметров, если, конечно, мой глазомер не врет. И запах из отверстия исходит очень даже специфический – пороховой. А проделано оно в дульном компенсаторе отдачи – таком, какие устанавливают на стволы дальнобойных снайперских винтовок.
Улыбнись – сейчас отсюда вылетит птичка…
Не знаю, почему в этот миг мне приходит на ум дурацкая присказка фотографов из старых кинофильмов. Очевидно, от всего пережитого я начинаю помаленьку сходить с ума, неважно, что Скептик пока за мной ничего подобного не замечает.
– Хватит пялиться! Давай хватайся! – слышится сверху раздраженный окрик.
– Не тормози, брат! – поддерживает неизвестного крикуна Скептик.
И впрямь, почему бы нет, раз предлагают? За неимением под рукой иной опоры не грех ухватиться и за винтовочный ствол, пусть даже он нацелен мне в лоб. Полагаю, хозяин винтовки поставил ее на предохранитель, потому что не хотелось бы ненароком остаться без головы.
Приходится подчиниться вновь не бросившему меня в беде незнакомцу. Я вцепляюсь в протянутую им винтовку, надеясь, что не утащу его за собой вниз по склону при очередном толчке. Не утащил. Мы без проблем переживаем встряску, после чего совместными усилиями приступаем к моему спасению. В ходе которого мне открывается прелюбопытное обстоятельство. И когда я, вымотанный и издерганный, наконец-то выбираюсь на вершину холма, мое открытие уже не вызывает никаких сомнений.
Как оказалось, руку помощи мне протянула миловидная женщина лет тридцати, одетая в черный вязаный свитер, потертые джинсы и высокие армейские ботинки. Из-под черной, в тон свитера, вязаной шапочки у нее торчат собранные в тугой пучок каштановые волосы. На ремне у женщины висит кобура с не подходящим для изящных дамских ручек армейским пистолетом «Прошкин» и подсумок с запасными магазинами к снайперской винтовке «Бампо». Которая, в общем-то, тоже создавалась не как оружие для прекрасного пола. Но я уже успел убедиться, что моя новая знакомая неплохо управляется с громоздкой для нее пушкой. Причем «неплохо» – это еще мягко сказано. Лично я сроду не сумел бы поразить из «Бампо» за три секунды две движущиеся цели с расстояния в полкилометра, хотя в свое время проходил курс снайперской стрельбы.
Женщина выглядит худощавой, но достаточно крепкой. Последнее выдает не только ее телосложение, но и расторопность, с какой она тянет меня вверх по склону. Сразу видать, не бывшая домохозяйка или офисная служащая. Все они давно отвыкли от настоящего физического труда. Даже в тренажерные залы перестали ходить, предпочитая сжигать калории и лепить себе фигуры в бодиархитектурных студиях и косметических салонах. Встретившаяся мне амазонка представляет собой в некотором роде архаизм, да и фигура ее не соответствует нынешним канонам женской привлекательности. В общепринятом смысле, естественно, а на мой вкус – так очень даже ничего. Впрочем, жена постоянно талдычила мне, что я никогда не поспеваю за модой. Странное, если вдуматься, обвинение. Ведь чтобы за кем-то или чем-то поспевать, за ним нужно непременно гнаться. А я, сколько себя помню, сроду не участвовал в гонках за имиджем, в коих многие из нас проводят полжизни, тужась казаться выше того уровня респектабельности, на котором им пристало находиться…
И вообще, скажите на милость, почему я вдруг заговорил о себе, когда речь сейчас идет о моей спасительнице?
Мне не нужно смотреться в зеркало, чтобы убедиться, насколько жалко я выгляжу после своего изматывающего восхождения. Будучи не в силах подняться на ноги, я кое-как выползаю на вершину холма и остаюсь лежать на пожухлой траве, не сводя глаз с незнакомки. Наверное, это чудо, что не прошло и часа, как я прибыл в «Кальдеру», а уже встретил здесь нормального человека… В смысле, настолько нормального, насколько таковым являюсь я – вчерашний пациент психиатрической клиники. Любопытно, чем не приглянулась Душе Антея эта симпатичная боевитая шатенка?