Постепенно осень в свои права вступила, зарядили дожди. Проверять караулы приходилось в любую погоду, иной раз промокал до нитки. И наступившей зиме обрадовался, хоть с неба не льет, сапоги чистые. А зимняя одежда есть, не замерзнет. Катился к концу 1679 год, если по-новому, современному стилю, а по-старому – уже 1680 год наступил, первого сентября. Милославский еще в фаворе у государя был, хотя Федор Алексеевич претензий к бывшему опекуну много имел. Да не было крупной ошибки, чтобы от трона отдалить.
Алексей решил – надо поторапливать события. Ведь та история, которая на скрижалях записана, еще в будущем случится, ее подправить можно или изменить. Тогда будущие поколения ее увидят именно такой. Алексей сподобился в гости к Заборовскому попасть. И подстроил ловко, как будто случайно получилось. Остановил коня в двух домах от избы дьяка, подпругу ножом разрезал. Коня в поводу повел, постучал в калитку. На стук слуга вышел.
– Дьяк дома ли? Беда приключилась, подпруга у седла лопнула.
– Дома Иван Семенович, сказать?
– Обязательно.
Через несколько минут на крыльце дьяк показался, Алексея узнал, с крыльца сбежал, обнял как дорого гостя.
– Давно не виделись. Почему не заходишь? Али пренебрегаешь?
– Да что ты, Иван Семенович, как можно? Худого от тебя я не видел, а что не был долго, так ты, наверное, знаешь. В ссылке был по ложному обвинению. В походе боевом, под Кунгуром, что в Пермском крае, сотник Хлыстов струсил, сотню свою увел, а воеводе Хлыновскому и царю доложил, якобы моя вина. Себя обелил, честь мою запятнав. Но есть Бог на свете. Теперь я снова сотник, а Хлыстов каторжник.
– Каждому воздается по заслугам его, – ответил словами из Библии Заборовский. – Да что же мы во дворе стоим? Пройдем в дом, пообедаем.
– Подпруга у меня лопнула недалеко от твоей избы, исправить бы.
– Да разве это беда? Сейчас слугам накажу, пока мы трапезничаем, все исправят.
Дьяк рукой махнул, слуга коня под уздцы взял, к конюшне повел, где всегда запасная сбруя была. Подпруга – такой кожаный ремень под брюхом коня, удерживающий седло. Без нее в седле не удержаться, набок съедет.
Едва в дом войдя, дьяк закричал:
– Гость у нас! Кушания и вина в трапезную несите!
Распоряжение не только для слуг, но и для супружницы. Выйти к гостю должна, поприветствовать. А уж будет за столом сидеть или нет, это смотря какой разговор за трапезой пойдет. Если деловой, женщине за столом делать нечего. Через время, переодеться чтобы, волосы поправить, в трапезную супружница вышла, гостю поклонилась. На стуле обочь стола присела. А слуги уже перекус несут: блюда холодные, мясо копченое, рыбу соленую, квашеную капусту, моченые яблоки с брусникой да кулебяки и пряженцы, а еще кувшин вина. Дьяк вино по кружкам сам разлил, почет гостю являя. Выпили за хозяина дома, как положено. За закуски принялись. Алексей домашней снеди давно не ел, с удовольствием копченую белорыбицу и кулебяку с капустой ел. Заборовский, вяло ковырявшийся в тарелке, глядя на Алексея, сам на еду накинулся. Известное дело, аппетит во время еды приходит.
Утолив голод, снова выпили, уже за здоровье государя. А слуги уже горячее несут – щи с убоиной, жареных на вертеле кур.
Давненько так не вкушал Алексей. Конечно, дьяк обнадежен Алексеем был два года назад. Но случился бунт, поход сотника на Кунгур, потом ссылка. Теперь Алексей вновь объявился. В должности прежней, но за троном царским уже не стоит. Хоть в Кремле службу несет, а не царедворец. Однако Заборовский знал, как стремительно Терехов возвысился. Потому, не исключено, вновь к царю молодому близок станет, стало быть, не стоит времени жалеть и угощать от пуза.
После горячего о погоде заговорили, о видах на урожай, о войне с Османской империей, что шла перманентно. Но чувствовал дьяк, это всего лишь присказка, а сказка впереди будет. И не ошибся.
– Агафьюшка-то здорова? – поинтересовался Алексей.
– Что ты! Краше только стала!
– Ты мою подсказку исполнял ли?
– Сложно! У государя сто дорог, а у нас одна. Ходили в храм на праздники, да видно – не туда.
– Помогу я тебе, Иван Семенович. Одежду приличную ей купи, но не слишком яркую, в какой в церковь не зазорно идти. Я узнаю, куда и когда царь на моление отправится, тебе сообщу. Да не со слугой, сам лично. Сам понимаешь, дело деликатное, тонкое.
– Сделаю.
– И язык за зубами держи. Агафью удачно замуж выдашь, сам возвысишься. Вот тогда про меня не забудьте.
В комнату вошла супружница Заборовского с Агафьей. За те два года, что не видел ее Алексей, девушка просто расцвела, лицо, осанка, стать – поистине великолепны. Достойна стать царицей! Поздоровалась скромно, глаза вниз опустив. Скромна, отметил Алексей. У Агафьи было еще две сестры – Анна и Фекла, но моложе. Всех пригрел в своем доме Заборовский, хотя у самого детей было четверо.
Распрощались по-дружески. Алексею коня подвели, подпругу слуги заменили уже. Вывел кобылу за ворота Алексей, вскочил в седло, гикнул лихо и в Кремль помчался.
О предполагаемых выездах царя полковник Головатов предупреждался царедворцами заранее – усиленные караулы выставить либо десяток-другой стрельцов на сопровождение дать, только Федор Алексеевич и по хорошей погоде не часто выезды совершал, можно сказать, домосед из-за увечья своего. На непогоду поломанные кости ныли. А в плохую погоду, как сейчас, осенью, и вовсе затворником делался. По утру сходит в домовую церковь, даже на улицу выходить не надо. Алексей же выжидал момент, когда государь народу покажется. Тогда можно ненароком, вроде случайно, Агафью ему показать. За осенью зима наступила, с трескучими морозами, обильным снегом. Снег караулам досаждал не так сильно, как ветер и мороз, когда караул приходилось менять чаще. В сапогах и кафтане, пусть и утепленном, долго не простоишь. Если на стенах или башнях – можно поприседать, разогнать кровь. А кто у дворцов стоит, все время на виду, по стойке, тем одна отрада – смениться бы побыстрее.
Государя теперь Алексей видел редко, да и то издали, он больше в Измайлове отсиживался, с Языковым и Лихачевым общался, а в столицу наезжал принять послов. Бумаги на подпись из Москвы в Измайлово гонцы возили исправно.
Шли недели, прошел месяц-другой, третий. Однажды Головатов сказал:
– Завтра Вербное воскресенье. Государь в монастырь Вознесенский с крестным ходом пойдет. Народу много будет, ты обеспечиваешь охрану. Мыслю – десятка три-четыре стрельцов задействовать надо, это кроме рынд.
– Исполню.
Едва выйдя от полковника, Алексей приказал седлать лошадь. Пока конюх готовил кобылу, Алексей в воинскую избу прошел.
– Первая полусотня завтра за порядком наблюдать будет, государь с крестным ходом идет, строимся коридором. И чтобы одежду привели в порядок и сапоги почистили. Вторая полусотня на башнях и стенах. Пьяных или буйных гнать в шею, не пропускать.
– Не впервой, службу знаем.
Вознесенский монастырь находился на территории Кремля, недалеко от царских покоев. В 1929 году был взорван большевиками.
Алексей лошадь из Спасских ворот вывел и погнал к дому Заборовского. Ехать от Кремля недалеко, дом дьяка расположен в Китай-городе. В калитку рукоятью плети стучать стал. Слуга открыл неспешно.
– Семен Иванович дома?
– Дома хозяин.
– Скажи – Терехов, срочно свидеться надо. Примет ли?
Слуга выбежал уже через минуту, лошадь от Алексея принял. Алексей ко крыльцу, а на нем уже сам Заборовский. Встретить гостя на крыльце – это традиция, нарушать нельзя. Обнялись, Семен Иванович дверь перед Алексеем распахнул.
– Заходи, гость дорогой.
Алексей кафтан на руки слуги сбросил, в трапезную прошли. Серьезный разговор сразу о деле не начинают, но Алексей традицией решил пренебречь, ему еще в полк возвращаться надо, все лично проверить.
– Семен Иванович, ты прости меня, времени нет, я на службу вернуться должен. Поэтому сразу к делу. Завтра Вербное воскресенье, будет крестный ход. Мои стрельцы в охране будут. Ты, будь добр, приведи Агафью. Найди в Кремле меня, а может, я и сам тебя увижу, мне стрельцов расставлять надо, командовать. А дальше уже положись на меня.
– Все исполню в точности! Я уж думал – забыл ты про нас.
– Если бы. Зима суровая была, государь в Измайлове большей частью был. Как ему Агафью увидеть?
– Думаешь – по сердцу придется?
– Я государя знаю, общались накоротке. В его вкусе девица.
– Ох, как бы худо не вышло.
– А какое худо? Не люба будет государю, сам за честь почту с твоим родом породниться.
– Да тихо ты! Вдруг услышит кто?
– А ты, как я появляюсь, слуг подальше от трапезной гони. А кто излишнее любопытство проявляет – гони со двора в шею. Это ты сейчас, уже прости за прямоту, ни для кого интереса не представляешь. А как, скажем, одна особа внимание на Агафью обратит, так и подслушивать зачнут через слуг твоих. Не каждый перед звонкой монетой устоит. И козни пакостные строить будут, уж я-то царедворцев знаю. Особливо Милославский преуспел, ух двуличный боярин. К царю на пушечный выстрел старается никого не подпускать. Да только аукнется ему.
– Ох и хитер ты, Алексей, как лис. И прозорлив, далеко вперед смотришь.
– Так и ты под ноги смотришь, когда идешь, а не назад голову оборотивши.
– Это житейское.
Алексей поднялся.
– Ехать мне пора.
– До завтра.
Алексей в сени вышел, одел кафтан стрелецкий. Заборовский слугу поторопил.
– Коня сотнику быстро!
Обнялись. Похоже – подружились. Только Семен Иванович в толк взять не может: чем таким он сотнику приглянулся? Хотя, если вглубь посмотреть, сотник свой интерес поиметь может, и немалый, лишь бы срослось все по плану Алексея.
Вернувшись в трапезную, Заборовский встал на колени перед иконами, молился горячо и долго. Домашние и челядь в такие моменты в трапезную не заходили, занят дьяк, с Богом общается.
Алексей же расписал на завтра все караулы. Кто невзрачен с виду – на стены, у кого выправка хороша, вид бравый, того поближе к царю поставить. Зачем государю замухрышку лицезреть?
С утра встал пораньше, задолго до развода. Форму свою осмотрел, чтобы ни пылинки не было. Самолично сапоги начистил, потом куском бархата прошелся, чтобы блестели как зеркало. Все же праздник, монахов, народу много будет, а главное – государь. Алексей ростом высок, на голову выше остальных, на то и расчет. Царь его по-любому увидит, а рядом и Агафью приметит, только в первом ряду встать надо, что непросто. Вперед богатые и чинами облеченные встать норовят, государя близко лицезреть, а то и сказать пару слов. А еще простой народ протиснуться поближе хочет, челобитную вручить, голосом выкрикнуть свою обиду. Агафья девушка, локтями толкаться и путь прокладывать не будет, воспитана в кротости и благочестии. В общем-то, правильно.
Ночь перед крестным ходом спал плохо, просыпался. Все старался вспомнить: не упустил ли чего? По истории знал, что государь именно завтра, во время крестного хода, увидит Агафью и полюбит. Но история – это то, что уже произошло. А кто знает, как она повернется? Милославский тоже не лыком шит, мог приготовить свой сюрприз. Утром проснулся рано, толком не выспался, но голова не тяжелая, как в таких случаях бывает. Завтракать не стал, не лез кусок в горло. Слишком много зависело от сегодняшнего дня для него лично и для государя. Но Федор Алексеевич не подозревал о сегодняшних событиях, почивал сладко.
А стрельцы были веселы, как же – развлечение предстоит, не так скучно в карауле стоять. С высоты Кремлевских стен все видно прекрасно. На территорию Кремля, где стояли монастыри и церкви, стал стекаться народ, в руках веточки вербы вместо пальмовых ветвей. Что поделать – Русь страна северная, пальмы, как в Иерусалиме, не растут. Алексей встревожился. Народу очень много, как бы Агафью с Заборовским не потерять в толпе. Монастыри и храмы кремлевские почитались особо городскими жителями. Как же, службу сам патриарх ведет, всегда государь присутствует. От этого особая торжественность, не дьячок деревенский в сельской часовне службу справляет. Опять высокий рост Алексея выручил, начал осматривать Ивановскую площадь, лицо знакомое мелькнуло. Стал пробиваться. Заборовский с супругой, детьми и Агафьей. У супруги кика на голове, у Агафьи, как у многих женского пола, плат дорогой. В церковь и на богослужения положено ходить с покрытой головой. А еще все замужние женщины носят кокошник или кику, а незамужним дозволяется простоволосыми быть, но не на богослужении. Алексей с трудом протиснулся к семейству Заборовских. А уже стрельцы освобождают проход, выстраиваются двумя шеренгами.
Алексей подошел, поздоровался.
– Агафья, иди за мной, только не отставай, видишь, сколько народа?
Агафья на Семена Ивановича обернулась. Подчиниться ли? Тот кивнул. Алексей к шеренге стрельцов пробиваться стал, что непросто, народ туда хлынул, давка. Агафью оттолкнули, пискнула она. Алексей обернулся, за руку ее взял. Народ, среди которых и знатные, и богатые были, закричал на Алексея:
– Куда прешь? Не пущать его!
– Я на службе, сотник стрелецкий! – жестко ответил Алексей.
Руками толпу раздвигал, но до шеренги добрался. Сам встал рядом со стрельцом. Агафья сзади, чтобы не оттеснили, за поясной ремень Алексея ухватилась.
– Петр, как служба? – поинтересовался у стрельца Алексей.
– Пока справно. Народу много, как государь пойдет, напирать начнут. Удержать бы.
– Удержим!
Раздался колокольный звон. Гул толпы стих. Люди старались разглядеть из задних рядов, что творится впереди. Из ворот монастыря стала выходить процессия. Послушники несли впереди хоругви, за ними монахи несли иконы, один священник читал нараспев молитвы, другой брызгал освященной водой. У Теремного дворца к процессии присоединился царь. Сам в парадных одеждах, которые не любил, это Алесей знал точно. Но народу надо явиться в виде подобающем. За царем рынды с топориками на плечах. Государь рядом с патриархом Иоакимом шел. Процессия двигалась медленно, величаво. Когда до государя оставалось несколько шагов, Алексей шаг в сторону сделал, поставив на свое место Агафью. Она оказалась между Алексеем и стрельцом, как с почетным стрелецким сопровождением.
За государем шли царедворцы, первым Иван Ильич Милославский, затем князь Голицын, потом Языков и Лихачев, другие, приближенные к трону.
Конечно же, не заметить Алексея невозможно, он возвышался над толпой на голову. Государь Алексея приметил, улыбнулся, кивнул едва заметно. Тут же взгляд его упал на Агафью. Царь шаг замедлил, хотя вся процессия и так шла не быстро. Однако же пристально смотреть на незамужнюю девушку неприлично. Государь мимо прошествовал. Но Алексей точно знал: заметил царь Агафью. Теперь только ждать, от Алексея уже ничего не зависит.
Когда крестный ход в Воскресенский монастырь вошел, народ ринулся туда, Алексей спросил Агафью:
– Государя видела?
– Зрела.
– Понравился?
– Не разглядела толком.
А у самой щечки румянцем покрылись. Врет поди. Извечные женские уловки. На лицо Федор Алексеевич пригож был, но телом увечен. Однако под одеждами этого не видно. Толпа вокруг поредела. Алексей стал двигаться туда, где Заборовский стоял.
– Вот, дщерь твоя в целости, возвращаю.
– Видел государь? – выдохнул Семен Иванович.
– А как же! Даже шаг замедлил.
– Дай-то Бог!
Распрощались. Алексею дальше за порядком приглядывать, крестный ход прошел, но службы в церквях и монастырях идут, стечение народа большое, всегда могут быть инциденты. В прошлом году, по рассказам Головатого, к государю юродивый кинулся, вцепился в царские одежды, бред кричать начал. Рынды едва оттолкали.
Сегодняшним днем все проходило чинно, спокойно. После службы народ к воротам повалил, все же крестный ход и служба в храмах длятся долго, устали.
Стрельцы к воинской избе потянулись. Алексей построил воинов, опросил:
– Потасовки либо другие неприятности были?
– Нет, не было, – нестройно ответили стрельцы.
Алексею надо докладывать полковнику, да и самому в курсе событий быть. Конечно, полковник иной раз и сам узнавал новости раньше всех. Если бы не семнадцатый век, можно было подумать – телефон у полковника есть. Уж осведомители – точно, причем из разных Приказов.
Алексей доложил, что крестный ход спокойно прошел, но полковник и сам уже знал, рукой махнул:
– Знаю. День спокойный выдался, отдыхай.
Алексей из воинской избы вышел, а навстречу Лихачев.
– Рад видеть в добром здравии, – поприветствовал он.
– И тебе всех благ.
Лихачев поинтересовался, как служба идет да жизнь протекает.
– Нормально. Случись неприятность, ты бы уже знал. Ведь знал же, что я в ссылку попал?
– Знал.
– А почему не вступился, видаков не нашел, не разведал, как на самом деле все происходило? Хлыстову поверили, а мне нет?
– Дело прошлое, зачем ворошить?
– Я два года в ссылке был, как вычеркнул из жизни!
– Забудем. Я не просто так пришел, поручение деликатное, от самого.
Лихачев не назвал имени, но Алексей понял, о ком речь.
– Слушаю.
– Сегодня во время крестного хода с тобой рядом девица стояла. Не твоя зазноба?
– Если бы. Дьяка Заборовского племянница, Агафья Грушецкая.
– Так я его знаю! А сам-то он где был?
– Через толпу не пробился, меня попросил Агафью поближе провести, уж больно ей на государя и патриарха посмотреть хотелось.
– Это хорошо. А где живет?
– В Китай-городе.
Алексей подробно объяснил, как найти дом.
– Хм, дело у меня к нему. Как думаешь, удобно ли без приглашения?
– Могу проводить.
– Э… мне бы с ним с глазу на глаз поговорить.
– Я вас познакомлю и уйду.
– Тогда едем.
За кремлевскими стенами, рядом с воротами, возок неприметный стоит. На царском или царского двора нельзя, приметен. А этот слегка обшарпан, никто внимания не обратит. Уселись рядом, тронулись. В передней стенке окно для связи с кучером. Алексей командовал:
– Вправо поверни, теперь прямо квартал и налево. У третьего дома от угла остановись.