Следы казались свежими. Целуя Ольгу в губы, он подумал, что она, скорее всего, подслушала его беседу с Эрстом, но поначалу не придал своей догадке никакого значения.
— Вы давно пришли? Почему же вы не постучались ко мне? — спросил Марсиаль с интонацией дружеского упрека в голосе.
Такая форма общения была для него весьма странной, если учесть их молчаливый уговор никогда не навязываться друг другу; но сегодня он решил вести себя как можно любезнее.
— Мне показалось, что в вашем номере слышатся голоса. Я решила, что у вас гости и не захотела вас беспокоить.
Марсиаль Гор оторвался от девушки и, не убирая рук с ее плеч, обволакивая ее самой нежной из всех своих улыбок, внимательно посмотрел ей в глаза, стараясь в их выражении не упускать ничего, вплоть до мельчайших рефлекторных оттенков. Она выдержала его взгляд, и на ее лице засияла точно такая же, как у него, улыбка. Он не мог не восхищаться ее хладнокровием: если бы она сказала, что ничего не слышала в соседней комнате, это могло бы показаться подозрительным.
— Это был всего лишь Эрст, один из лучших моих друзей. Нужно будет как-нибудь вас познакомить… У него довольно оригинальная профессия: он работает «гориллой». Состоит в качестве телохранителя при высочайшей особе — главе государства.
Неясная интуиция побудила Марсиаля заговорить об Эрсте и его занятии, наблюдая за ее реакцией. Она и глазом не моргнула, но, как ему показалось, ее плечо слегка дернулось. Марсиаль не стал продолжать и переменил тему:
— Вы уходите? А я было подумал, что, может, сегодня вечером…
Как видно, его визит нарушал планы Ольги. Она торопилась уйти, и, сам не зная почему, он предположил, что ее выход связан с беседой по телефону, приглушенные звуки которой он слышал из своего номера.
— Я подумал, мы могли бы поужинать сегодня вместе… конечно, если у вас нет других дел.
Он сделал это предложение со смутным намерением поставить Ольгу в неловкое положение, поскольку его уверенность в том, что она собралась на срочное свидание, тем временем окрепла. На какое-то мгновение ему показалось, что он достиг цели. По лицу Ольги прошла тень досады, и она отвела взгляд.
— Если бы я знала… хотя, послушайте…
Она снова взяла себя в руки. Марсиаль не ошибся, решив, что она отличается редкостным самообладанием.
— Мне только что позвонила подруга из моего магазина, и я собиралась с ней встретиться.
Это была явная ложь. Он почувствовал удовлетворение, отметив, что несмотря на всю ловкость и даже утонченную хитрость, побудившую Ольгу первой упомянуть о разговоре по телефону, отзвуки которого мог слышать Гор, ложь ее не была безупречной. Она слишком поторопилась заговорить о телефонном звонке. Между тем ей не могли звонить. Телефонные звонки прекрасно слышны в соседних комнатах, и Марсиаль был совершенно уверен, что никто к ней не звонил. Это был явный промах с ее стороны, и он, будучи наблюдательным человеком, не упустил его. Он сделал удачный выпад в том своеобразном фехтовании, которым они занялись этим вечером. Ольга звонила сама, очевидно, полагая, что он вышел вместе с Эрстом. Эта ложь подтвердила его догадку о подозрительном характере беседы по телефону.
— Я хорошо вас понимаю, — лицемерно произнес Марсиаль. — Раз вы обещали…
— Но мне не так уж и хочется встречаться с этой подругой. Дайте мне пару минут, и я отменю встречу… Да, да, уверяю вас, мне очень хочется провести этот вечер с вами.
— В таком случае…
Она снова поцеловала Марсиаля и направилась к телефону нерешительным шагом, поскольку он еще стоял на пороге. Ему хотелось остаться в комнате, чтобы заставить ее смутиться, но подобные действия могли вызвать у нее подозрение, а он во что бы то ни стало хотел избежать этого. К тому же он все равно ничего бы не добился. Он был уверен, что Ольга достаточно ловка для того, чтобы найти выход и избежать разговора в его присутствии.
— Я подожду вас в баре.
Марсиаль вышел в коридор. На стене против ее номера, дверь в который оставалась открытой, появилась тень: Ольга хотела удостовериться, что он действительно вошел в лифт. Он не пытался следить за ней, но, спустившись на первый этаж, постарался как можно быстрее пройти в маленькую комнату, где на коммутаторе сидела телефонистка, его старая подруга, которую он знал уже больше двадцати лет, с той поры, когда еще только начинал останавливаться в перерыве между двумя заданиями в этом отеле. Тогда она работала горничной. Потом из-за ревматизма переквалифицировалась в телефонистки, что позволяло ей по-прежнему зарабатывать на жизнь.
Гор не раз оказывал ей различные услуги, давал в трудную минуту деньги взаймы и делал бесплатно выигрышные снимки одной из ее племянниц, которая мечтала о карьере в кино (когда не затрагивались его профессиональные интересы, он был способен на щедрые жесты). Эта женщина ни в чем не могла ему отказать.
— Дай мне наушники. Да, номер 23. Я хочу послушать, что она говорит.
— Зачем тебе это надо? Ты ее ревнуешь? Это же не в твоем стиле.
О его связи было известно всему персоналу гостиницы. Уступая его настойчивости, она сделала неодобрительный жест, потом пожала плечами и отвела глаза в сторону.
— Делай что хочешь. Я ничего не вижу.
Еще не уловив, о чем идет речь, Гор вздрогнул от удивления. Голос мужчины, говорившего с Ольгой, был ему знаком. Он был уверен, что слышал его совсем недавно. Пока он не решался ассоциировать таинственного собеседника с каким-нибудь именем, настолько ситуация казалась ему комедийной. Голос был властный, с неприятным скрипучим оттенком.
— …Так, значит, сегодня вечером вы не сумеете со мной встретиться. Хорошо, я предоставляю вам свободу действовать по своему усмотрению.
Марсиаль опять вздрогнул, и старая телефонистка взглянула на него с беспокойством. С каждым новым словом имя собеседника Ольги становилось все более очевидным. Затем послышался ее голос:
— Я сочла неразумным отказаться от его приглашения. Нужно завоевать его доверие. К тому же, возможно, я выясню детали, которые не уловила в сегодняшнем разговоре. Я не все слышала.
Мужской голос грубо перебил ее:
— Сейчас бесполезно снова возвращаться к этому. Главное вы мне уже сообщили. Повторяю, у меня нет никаких возражений. Поступайте так, как считаете нужным, руководствуясь собственным чувством ответственности.
Это был Вервей! Больше никаких сомнений не оставалось. Марсиаль узнал не только его голос, но и его высокопарный стиль.
— Итак, до завтра, — продолжал Вервей. — Предварительно давайте договоримся, что встречаемся в час дня на скамейке в Люксембургском саду, со стороны улицы Гинемер, сразу за крокетной площадкой.
— Хорошо.
Беседа закончилась. Марсиаль Гор положил наушники и, в знак благодарности дружески похлопав телефонистку по плечу, поспешно направился в бар. Там он с отсутствующим видом сел на табурет, перед стойкой, даже не заметив, как бармен приветствует его кивком головы.
Что означала вся эта чертовщина? В какую фантастическую историю он попал? Похоже было на какую-то конспирацию. Что за темное дело связывало Ольгу с Вервеем? Это, конечно же, он навел девушку на его след; теперь в памяти всплывали многие подтверждающие его догадку детали: якобы случайная встреча с этим дураком месяца два назад, настойчивое желание Вервея узнать адрес Марсиаля, познакомиться с его образом жизни и возобновить отношения. А чуть позже в его отеле поселилась Ольга, так как Вервей, очевидно, понял, что ему самому все равно не удастся войти в круг близких друзей Гора. Она, вероятно, получила задание сблизиться с ним, чтобы шпионить, подслушивать его беседы с друзьями, с…
С Эрстом, прежде всего с Эрстом. Это становилось все более и более очевидным. И разговор с телохранителем, на который намекала Ольга по телефону, состоялся, несомненно, во время их сегодняшней встречи. Сразу же, как только он закончился, она позвонила своему сообщнику, скорее даже, начальнику, чтобы отчитаться, и назначила ему свидание. О чем же таком важном болтали они с Эрстом? Охранник, не умолкая, говорил о своих профессиональных проблемах, о тревоге, которую он испытывает, когда глава государства появляется на публике, и, что его особенно беспокоит — церемония бракосочетания на следующей неделе. Боже мой!..
В этом месте логическая цепь его размышлений оборвалась — на пороге бара появилась Ольга. Гор встал, наблюдая, как она приближается к нему. Ее тонкие с едва заметным изгибом губы смягчала нежная улыбка, лицо похорошело от необычайного блеска ее темных глаз, выражавших лишь удовольствие от предстоящего вечера со своим любовником.
VIIIСидя на скамейке Люксембургского сада возле одной из расположенных по соседству с улицей Гинемер лужаек для любителей спокойного отдыха, Ольга Пулен жевала бутерброд, время от времени бросая хлебные крошки летающим вокруг воробьям. Посетителей в такой час в саду было немного.
Сидя на скамейке Люксембургского сада возле одной из расположенных по соседству с улицей Гинемер лужаек для любителей спокойного отдыха, Ольга Пулен жевала бутерброд, время от времени бросая хлебные крошки летающим вокруг воробьям. Посетителей в такой час в саду было немного.
Ближайшие скамейки пустовали. Несколько завсегдатаев этого уголка природы сохраняли между собой разумную дистанцию, словно соблюдая некую негласную договоренность.
Эта благостная мирная атмосфера не помешала Вервею дважды с нарочитой беспечностью обойти вокруг лужайки, прежде чем он решился сесть рядом с девушкой. Она притворялась, будто не обращает никакого внимания ни на подозрительные взгляды, которые он бросал по сторонам, ни на другие его конспиративные уловки. Она старалась выполнять полученные от шефа указания даже тогда, когда их наивность казалась ей очевидной. Ольга не испытывала никакого уважения к Вервею, ценя его ровно настолько, насколько он того заслуживал, но она решила использовать фанатизм этого дурака для осуществления своего замысла. Их сжигало одно общее чувство, оба они яростно ненавидели одного и того же человека. Причины ненависти были у каждого свои, но этого чувства оказалось достаточно для того, чтобы объединить их ради общего дела.
Ольга заставляла себя не смотреть в сторону Вервея, когда он садился на скамейку, и сохранять всю свою выдержку, чтобы, как всегда во время их встреч, разыгрывать вместе с ним одну и ту же комедию. Он начал с того, что несколько раз подмигнул ей, потом рискнул высказать несколько банальных замечаний о погоде, на которые она поначалу не отвечала, держа себя с холодной сдержанностью, как подобает женщине, к которой пристает незнакомец. Потом минут пять подобных маневров, казалось, принесли свои плоды, и она, похоже, смягчилась. Тогда Вервей немного придвинулся к ней, и они начали вполголоса вести беседу, во время которой он, не переставая, озирался по сторонам.
— Итак, значит, Эрст приходил вчера вечером. Речь шла о церемонии, и вы смогли услышать часть беседы.
— Я слышала почти все.
— Рассказывайте. Сначала — главное.
Ольга передала разговор двух друзей, выделяя, согласно пожеланиям Вервея, главное, — как будет проходить церемония бракосочетания президента, какие будут приняты меры безопасности и чего опасался охранник.
— Все совершенно ясно. Маларш хочет открыто продемонстрировать себя публике. Он будет позировать для фотографов, стоя в первом ряду у выхода из церкви. Это продлится несколько минут, и все это время охранники будут стоять в стороне. Мишень, в которую, по признанию самого Эрста, невозможно не попасть. С другой стороны, ответственные за безопасность президента лица никак не могут договориться о мерах, которые им следует принять, чтобы эту самую безопасность обеспечить. Такая удачная ситуация никогда больше не повторится.
Вервей слушал с важным видом, властно подняв бровь.
— Похоже, ситуация действительно очень благоприятная, — произнес он наконец. — А все-таки сказал Эрст что-нибудь по поводу того, какие конкретно меры они собираются принимать?
— Да. Будут взяты под строгое наблюдение все дома, расположенные на самой площади у церкви и в начале выходящей на нее улицы. Что касается других примыкающих улиц, то они займутся только фасадами домов, откуда видна паперть. В таком случае над той улицей, которая нас интересует, не будет никакого контроля. Она останется вне их поля зрения. Там ни из одного окна не видно церкви.
— Но зато ее хорошо видно со строительных лесов, — пробормотал Вервей, снова понизив голос и удостоверившись, что никто не может их услышать. — Я сам лично проверил это еще вчера.
— Ее видно со строительных лесов, и в этом наш шанс. Ни один полицейский не способен об этом догадаться.
— Это ваше мнение.
— Это мое мнение, и не забывайте о том, что за свою жизнь я научилась хорошо разбираться в полицейских, — с жесткостью в голосе возразила Ольга. — Все они одинаковы: скоты и дураки, которые выполняют приказы не размышляя… Впрочем, — продолжала она уже другим тоном, — окончательный план, очевидно, был принят вчера вечером на совещании. Я узнаю о нем если не путем подслушивания, то от самого Гора. У Эрста нет от него секретов, а фотограф становится все более откровенным со мной. Вчера вечером он повторил все, что говорилось во время их беседы, и даже дополнил ее деталями, которые от меня ускользнули. Похоже, он с удовольствием рассуждает на эти темы. Его надо только подтолкнуть.
— Шлюха! — пробормотал сквозь зубы Марсиаль Гор.
Сидя на табурете в герметически, если не считать маленького отверстия, закрытом кузове грузовичка, припаркованного у Люксембургского сада на улице Гинемер, Гор уже минут пятнадцать смотрел в окуляр странного прибора, наведенного им на скамейку, занятую двумя сообщниками. Грузовичок одолжил ему один друг, техник телевидения. Обычно им пользовались для того, чтобы снимать сцены для телепередачи «Скрытой камерой», и Гор уже не впервые брал у него эту машину: из нее легко было сделать некоторые снимки, оставаясь при этом незамеченным. Но сегодня в ней скрывались не кинокамера и не фотоаппарат, а некое не менее бестактное, но значительно менее распространенное устройство.
Оно представляло собой металлический ящик в форме параллелепипеда размером с обычную пишущую машинку, со специальной воронкой, в передней части которой крепился оптический прицел. Воронка была не чем иным, как раструбом очень чувствительного микрофона, называемого некоторыми специалистами ультрачутким. В ящике находился мощный усилитель. Оптический прицел служил для того, чтобы точно навести раструб микрофона на рот говорящего, чьи слова хотелось услышать.
Этот прибор использовался практически только полицией и секретными службами, но старый Турнетт имел у себя один образец, который он приобрел, несмотря на его довольно высокую цену, потакая своей страсти коллекционера. С возрастом она у него превратилась в настоящую манию и распространялась теперь на всю снабженную какой-либо оптической системой технику, даже если она не имела отношения к фотографии. Утром старик одолжил прибор, удовлетворившись невнятным, брошенным вскользь объяснением Марсиаля, сказавшего, что ему, мол, нужен ультрачуткий микрофон для того, чтобы подготовить один сенсационный снимок. Турнетт, как и предполагал Гор, не мог устоять перед подобным аргументом. Он доверил ему свой «музейный экспонат», подробно объяснив, как им пользоваться, и присовокупив к этой не представлявшей никаких сложностей инструкции массу теоретических подробностей, которые Марсиалю были совершенно ни к чему.
Что его интересовало, так это хорошая слышимость, гарантированная, в принципе, на расстоянии до двухсот метров. Гор был совершенно уверен в том, что на практике расстояние будет вдвое меньшим. Так оно и оказалось, и он не пропустил ни одного слова заговорщиков, несмотря на все их старания не повышать голос.
— Шлюха! — повторил он. — Притом наивная. Она принимает меня за идиота.
Накануне вечером, во время ужина с Ольгой, он и в самом деле пересказал ей свою беседу с Эрстом, не упуская ни единой детали, но это вовсе не означало, что он простодушен. С готовностью пересказывая свой разговор с другом, он следил за ней, стараясь уловить признаки ее интереса и желания узнать побольше, желания, которое она прекрасно скрывала под видимым равнодушием, избегая задавать вопросы. Все шутки, которые Гор отпускал по поводу работы своего друга и его нынешнего беспокойства, были всего лишь пробными шарами, запускаемыми для того, чтобы попытаться краешком глаза уловить ее реакции.
Ольга, несомненно, была хорошей лицедейкой, но на этот раз она опять перестаралась. Любая другая женщина проявила бы любопытство к его рассказу и постоянно требовала бы новых подробностей. Столь явная сдержанность, и Гор это понимал, как раз подтверждала ее повышенный интерес.
— Решено, — сказал, наконец, Вервей, красноречиво махнув рукой. — Это произойдет в следующую субботу, когда он будет позировать перед фотоаппаратом на паперти церкви. Через неделю Франция освободится от этого ничтожества.
Гор уловил оттенок беспокойства во взгляде и в голосе Ольги.
— А вы уверены, что не промахнетесь?
Вервей покровительственно посмотрел на нее и издал самодовольный смешок.
— Мое дорогое дитя, не забывайте о том, что меня долгое время считали одним из лучших снайперов, и будьте уверены, что я отнюдь не утратил форму. Я тренируюсь каждую неделю. С оптическим прицелом я на расстоянии в сто метров попаду в апельсин, а от наших строительных лесов до церковной паперти наберется не больше восьмидесяти.
— Сволочи! — пробормотал Марсиаль Гор, сжимая пальцами свой аппарат.