— Стало быть, вы решили, что Колтрейн, возможно, была убита из-за Алекса Рикера, но не им самим и не по его приказу.
— Да, сэр.
— Конкурент, подчиненный… Широкое поле, лейтенант.
— Я думаю, его можно сузить, командир. Согласно официальным записям, Алекс Рикер посетил своего отца на Омеге только один раз за последние восемь месяцев. Между ними не было никаких переговоров, никакой переписки. Скажу больше: Макс Рикер вообще ни с кем не вступал в контакт после помещения в тюрьму на Омеге, судя по официальным данным. Не только с сыном, вообще ни с кем, с тех пор как начал отбывать множество пожизненных сроков.
— Никаких посланий ни в колонию, ни из колонии?
— Согласно официальным сведениям — ни единой, сэр.
Улыбка Уитни больше походила на свирепый оскал.
— Он что, считает нас идиотами?
— Макс Рикер питает величайшее презрение к полиции, а в последние годы у него развилась мегаломания, совершенно затмившая разум. Вот почему — помимо других причин — он сейчас за решеткой. Поскольку мы не идиоты, я попросила капитана Фини послать на Омегу пару детективов-электронщиков, чтобы проанализировали достоверность этих сведений.
— Когда они отбывают?
— Сегодня, сэр. Надеюсь, в течение часа. Мы могли бы ускорить этот процесс, если бы попросили гражданского консультанта предоставить Департаменту транспорт для этой цели.
В темных глазах Уитни промелькнула еле заметная искра веселья.
— Предоставляю вам об этом договариваться лейтенант. У меня есть кое-какие связи на Омеге, и я их использую, чтобы ускорить процесс, когда детективы прибудут в колонию.
Уитни забарабанил пальцами по столу, все следы веселья исчезли с его лица.
— Значит, не конкурент и не подчиненный… Вы считаете, что Макс Рикер отдал приказ убить детектива Колтрейн?
— Да, сэр, я так считаю.
— Чтобы защитить сына или нанести по нему удар?
— Вот на этот вопрос я надеюсь получить ответ, когда заведу Алекса Рикера в комнату для допросов.
Пока Ева находилась с докладом у своего шефа, Рорк вышел из машины и кивнул шоферу. Его примеру последовал Алекс Рикер. Синевато-стальная вода набегала на песок Кони-Айленда.
«Нейтральная территория, — думал Рорк, — это необязательно нечто мрачное». Встречи подобного рода не требовали непременно тайной комнаты без окон или безлюдной парковки. Ему понравилась мысль устроить эту встречу на территории воскрешенного к новой жизни парка аттракционов. Реконструированное чертово колесо в его глазах символизировало нечто. Может быть, жизненный круг?
Было еще рано, аттракционы не работали, но тем не менее по берегу и по променаду бродили люди, попивая из бумажных стаканов искусственный кофе или сладкие напитки. По морю сновали прогулочные катера, вдали проплывали круизные суда.
Морской бриз трепал полы его легкого плаща, пока он, подняв руки, ждал, а человек Алекса сканировал его на предмет оружия и записывающих устройств. Его человек тем временем проделывал то же самое с Алексом.
— Спасибо, что согласились со мной встретиться, — начал Алекс, когда их обоих проверили. — Хотя место вы выбрали странное.
— Вы находите его странным? Весеннее утро, свежий воздух, морской ветерок.
Алекс огляделся по сторонам.
— Карусели.
— Нечто большее. Нью-йоркская достопримечательность, забытая традиция… почти утраченная, к сожалению. После Городских войн у властей возникло желание возродить и даже обновить город, и Кони-Айленд очень от этого выиграл. Разве это не прекрасно, что в мире еще есть место веселью? По-моему, это вселяет надежду.
— И какая доля этого места принадлежит вам?
Рорк лишь улыбнулся в ответ.
— Это вы могли бы установить и сами, не правда ли? Что вы хотели мне сказать, Алекс?
— Не могли бы мы пройтись?
— Разумеется. — Рорк сделал приглашающий жест, и они двинулись по деревянному настилу набережной. Их водители следовали за ними на некотором расстоянии.
— В юности я вас терпеть не мог, — признался Алекс. — Вы были моим заклятым врагом.
— Правда?
— Отец вечно приводил вас мне в пример, особенно поначалу. Вот каким тебе надо быть. Безжалостным, холодным, всегда на шаг впереди остальных. Потом он решил, что вы не такой безжалостный и холодный, как ему бы хотелось. И его беспокоило, что вы на шаг впереди не кого-нибудь, а его самого. Но все равно он ставил вас мне в пример. Он считал, что я должен вас переплюнуть — это по его меркам! — а то буду неудачником.
— От этого взбеситься можно, верно?
— Я и бесился. А когда он начал вас бояться и ненавидеть, стало еще хуже. Он трижды вас «заказывал». Насколько мне известно.
Рорк невозмутимо шел по берегу.
— На самом деле попыток было пять.
— Почему вы ни разу ему не ответили?
— Мне не нужна кровь моих конкурентов. И даже моих врагов. Какое-то время — несколько лет — он был для меня ничем. Но ему не следовало покушаться на мою жену. Я бы его за это убил, если хотите знать. За то, что сделал ее мишенью.
— Но вы его не убили. Он до сих пор жив.
— Потому что, если бы я его убил, моя жена все равно пострадала бы. Такой уж она человек.
— Вы оставили ему жизнь, чтобы ее защитить?
Рорк помолчал, заглянул в лицо Алексу.
— Если вы думаете, что лейтенант нуждается в защите — моей или чьей бы то ни было, — вы ее серьезно недооцениваете. Я оставил ему жизнь из уважения к ней. И я пришел к пониманию, что та жизнь, которую он вынужден вести сейчас, гораздо хуже смерти.
— Для него — да. Он в этом никогда не признается… даже самому себе. В глубине души он всегда будет верить, ему необходимо верить, что он проложит себе путь назад. Не просто с Омеги на Землю, нет, он намерен вернуться на вершину бизнеса. Ради этого он будет жить долго и, мне кажется, мечтать о вашей крови. И вашего копа.
— От души надеюсь, что вы правы. — В улыбке Рорка, посланной Алексу, проглянул опасный человек, которого Ева видела за внешностью лощеного светского щеголя. — Я ему желаю очень долгой жизни.
— Я его ненавижу так, что вам и не снилось.
«Да, — подумал Рорк, — в это можно поверить». Он слышал эту ненависть в каждом слове и даже в паузах между ними.
— Почему же?
— Он убил мою мать. — Теперь Алекс остановился, повернулся к перилам и взглянул на море. — Всю свою жизнь я верил, что это был трагический несчастный случай. И втайне спрашивал себя: может, она не захотела жить и сама прыгнула? Ни то, ни другое не было правдой.
Рорк промолчал. Он просто ждал.
— В последние годы он постепенно терял над собой контроль. Он становился неуравновешенным. Он всегда был вспыльчив и склонен к насилию. Мгновенно впадал в бешенство. В детстве я просто не понимал, чего от него ждать каждую следующую минуту. Вот только что он обращался со мной как с наследником, его единственным, горячо любимым сыном. А в следующую минуту мне приходилось подниматься с пола, утирая кровь с разбитой губы или расквашенного носа. Поэтому я с детства привык молиться на него и бояться его. Я никогда не знал, чего от него ждать.
— Многие из работавших на него, может, даже подавляющее большинство, чувствовали то же самое.
— Но только не вы. Как бы то ни было, за последние, скажем так, лет десять-двенадцать некоторые его требования и решения стали прямо-таки опасными. Ненужными и опасными. Мы с ним спорили. Мы начали расходиться во взглядах примерно в то время, когда я поступил в университет. Мы дошли до того, что я отказался терпеть рукоприкладство и тем самым лишил его этого оружия. Он больше не мог его применить. И когда он понял, что больше не может свалить меня с ног физически, он пустил в ход другое средство. «Надо было сделать с тобой то же самое, что я сделал с сукой, которая тебя родила», — так он выразился. — Пальцы Алекса, вцепившиеся в поручень, побелели. — Надо было избавиться от меня тем же самым способом. Понаблюдать, как я лечу, как мои мозги растекаются по асфальту.
Алексу пришлось прерваться. Он глубоко втянул в легкие напоенный морем воздух.
— Я спросил его, за что он убил маму. Он ответил, что она перестала приносить пользу и начала его раздражать, а мне следует быть осмотрительнее и не повторять ее ошибок. Потом он от своих слов отрекся. Он, дескать, сказал это только потому, что я его рассердил, повел себя неуважительно. Но я-то знал: он сказал чистую правду. Так что можете мне поверить: я ему желаю долгих лет жизни ничуть не меньше, чем вы.
— Мне очень жаль, поверьте мне.
— Я верю. Вот почему — помимо всего прочего! — он вас так ненавидел и до сих пор ненавидит: у вас есть совесть. У вас есть представления о нравственности, которые ему не удалось пошатнуть. — Теперь Алекс отвернулся от моря и посмотрел на Рорка. — У вас нет причин верить, что у меня тоже есть совесть, но говорю вам правду: я не убивал Амариллис. Не отдавал приказа ее убить. Я никогда бы не сделал ей больно, я не желал ей зла. Я любил ее когда-то. Она мне до сих пор небезразлична… она мне очень дорога. Не знаю, кто это сделал, но они используют меня для прикрытия. Как щит. Меня это бесит.
— Почему вы говорите об этом мне?
— А кому еще? — горячо спросил Алекс. — Вашему копу? Вот будь вы на моем месте, стали бы вы обнажать душу перед копом? Перед копом, подозревающим вас в убийстве другого копа?
— Нет, не стал бы. Хотите, чтоб я замолвил за вас словечко?
— Ваше чувство справедливости приводило отца в бешенство. А я… я вроде как рассчитываю на него. Я не знаю, кто ее убил и почему. Я испробовал все, чтобы узнать, все мыслимые и немыслимые источники, но ничего не узнал.
Море плескалось за спиной у Алекса, солнце ярко освещало его. В этом ярком свете Рорк прочел на лице Алекса боль и отчаянное желание ее скрыть.
— Скажу вам честно: я приехал в Нью-Йорк, чтобы попытаться убедить ее ко мне вернуться. Потому что в моей жизни не было никого лучше ее. Но стоило мне ее увидеть, как я понял, что этому не бывать. Она была счастлива, она была влюблена. Мы с ней не изменились, мы остались такими же, какими были в Атланте, когда решили расстаться и идти каждый своей дорогой. Она ни за что не приняла бы меня таким, как я есть, не приняла бы то, чем я занимаюсь. Она не могла быть счастлива со мной. Она это поняла и ушла, а когда мы встретились вновь, я это понял.
— А вы думали, она могла измениться?
— Да, я на это надеялся. Я хотел, чтобы она просто закрыла глаза на мой бизнес. Он не имел никакого отношения к ней, к нам. Но она не могла на это решиться. А потом и жить со мной больше не смогла.
— А вам никогда не приходило голову сменить бизнес?
— Нет. Я делаю то, что делаю. Если во мне сидит мой отец, так тому и быть. Надеюсь, это единственное, что я от него унаследовал. Молю бога, чтобы больше ничего не было. Я никогда никого не убивал и не приказывал убить. Это непродуктивно.
— Люди, ограбившие ваш антикварный магазин в Атланте, долго мучились перед смертью, как я слыхал.
— Это правда. Но я этого не делал.
— А кто делал? Макс?
— Они его оскорбили — он так считал — тем, что выставили меня дураком. Меня, его кровинку. Вот он и решил дело по-своему. И тем самым привлек ко мне и к моему бизнесу совершенно ненужное внимание. Мне пришлось пройти целую кучу проверок. Я не убиваю, потому что это плохо для бизнеса.
Алекс пожал плечами с таким равнодушием, словно они с Рорком были инвесторами и обсуждали преимущества взаимных фондов перед обособленными акциями.
— Я был бы готов поступить непрактично и послать к черту бизнес, если бы знал, кто убил Амми. Потому что когда-то я ее любил, и мне, черт побери, яиц не хватило убить отца за то, что он сделал с матерью.
Алекс замолчал и снова отвернулся к воде, Рорк остановился у перил рядом с ним.
— Чего вы хотите от меня?
— Чего я хочу… Я хочу знать, кто ее убил и почему. У вас есть возможности, которыми я не располагаю. Не знаю, что и как вы используете в ваших связях с полицией, не знаю, что еще я мог бы вам предложить для расследования этого дела. Но вам стоит только назвать вашу цену.
— Вы не знаете мою жену. Нет, вы о ней, конечно, знаете, но не знаете ее саму. Советую вам довериться ей, она найдет для вас ответы на эти вопросы. Вам не надо оплачивать ни мою помощь в этом деле, ни мои услуги, Алекс, потому что моей жене достаточно лишь попросить, и я сделаю все, о чем она просит.
Алекс заглянул в лицо Рорку, кивнул и снова уставился на воду.
— Хорошо. Если я что-то узнаю, все, что угодно, если это может помочь, обещаю: я вам скажу.
— Принимаю ваше обещание, но не могу ответить тем же. Это будет зависеть от лейтенанта. Но скажу вам вот что: когда она найдет преступника — а найдет она обязательно, — если этого преступника настигнет злая смерть, я умолчу о вашем участии.
Алекс сухо и отрывисто рассмеялся.
— Ну, это уже кое-что. — Он повернулся и протянул руку Рорку. — Спасибо.
Они были примерно одного возраста, думал Рорк, и оба начали жизнь под властью мужчин, обожавших кровопролитие. Только Алекс тогда был принцем, а сам он — нищим.
Несмотря на множество сходных черт, несмотря на деловую хватку Алекса и его превосходное образование, Рорк почувствовал его наивность.
— Есть кое-что, чего ваш отец не захотел вам сказать, — начал он. — Когда вы проливаете кровь, это оставляет на вас след. Неважно, как именно пролита кровь, неважно, насколько это оправдано, все равно кровь оставляет след, а след разъедает душу. Прежде чем проливать кровь, убедитесь, что вы готовы носить на себе эту отметину.
Вернувшись в машину, Рорк отключил записывающее устройство, встроенное в запонку. Может, стоит вынуть микропарализатор, спрятанный в каблуке? Нет, пусть лучше остается на месте. Никогда не знаешь, когда пригодится.
В обоих случаях речь шла о прототипах устройств, разрабатываемых его компанией из материалов, не различаемых самыми чувствительными из существующих в настоящий момент сканеров. Ему ли не знать? Ведь именно его компания разрабатывала и новый сверхчувствительный сканер, призванный их засекать.
Всегда веди игру с обоих концов, думал Рорк.
Он не мог сказать Алексу, что тот — не первый в списке подозреваемых у Евы, и в глубине души об этом жалел. В ее глазах Алекс вообще уже не был подозреваемым. Но говорить или не говорить — это решать лейтенанту. Ему оставалось только сожалеть. У него тоже была мать. Мать, которая его любила и которую его отец убил. Она перестала приносить пользу, не так ли? Начала раздражать. Да, в этом Рорк прекрасно понимал Алекса и мог ему посочувствовать.
Он сочувствовал Алексу и в то же время изумлялся его эмоциональной глухоте. Этот человек позволил любви уйти из его жизни, чтобы сохранить свой бизнес, и даже не попытался найти какой-то компромисс. А сейчас не замечал очевидности, торчавшей прямо у него перед носом.
Его телефон подал голос. Губы Рорка изогнулись в улыбке, когда он прочел на дисплее слова «Дорогая Ева».
— Привет, лейтенант.
— Привет. Хочу попросить об одолжении. Ты не мог бы… Эй, ты где?
— Я сейчас в дороге. У меня была встреча.
— А это… У тебя была встреча на Кони-Айленде?
— Вот именно. Жаль, что еще так рано, я не мог потешить себя «русскими горками». Придется нам вернуться туда вдвоем и восполнить этот пробел.
— Да, конечно. Когда я потеряю разум настолько, что мне захочется с воплями полетать по воздуху в маленькой кабинке. Ладно, забудь. Можешь оказать мне услугу? Мне надо…
— Ответь сначала на вопрос, и я окажу тебе любую услугу.
Ее глаза настороженно прищурились. Он обожал этот взгляд.
— Что за вопрос?
— Простой. Ответ «да» или «нет». Итак, вопрос, лейтенант. Макс Рикер стоит за убийством детектива Колтрейн?
— Ты что, поставил меня на прослушку? Или уж сразу кабинет Уитни?
Рорк бросил взгляд на свою запонку.
— Пока еще нет. Я принимаю это за утвердительный ответ.
— Ответа пока нет. У меня есть только подозрение, сильное подозрение, что за убийством стоит Макс Рикер.
— Мне этого хватит. Так что за услуга?
— Мне нужен твой самый быстрый межпланетный транспорт. Из Нью-Йорка в колонию на Омеге.
— Мы летим на Омегу?
— Нет, летит Каллендар и еще один детектив из ОЭС. Я думаю, Рикер там дергает за какие-то ниточки, стирает или подделывает записи из журнала посещений и коммуникаций. Я хочу знать, с кем он контактировал. Обычными средствами до Омеги добираться двадцать шесть часов, не меньше. А то и больше.
— Я могу сократить этот срок на треть. Я все устрою и перезвоню тебе, сообщу детали.
— Ладно, считай, я тебе должна.
— Прогулку на «русских горках».
— Нет, не так уж много я тебе задолжала.
Рорк засмеялся, когда она отключила связь.
Он договорился о транспорте, передал информацию и задумался о Максе Рикере.
Время должно остановиться, подумала Ева, переодеваясь в парадную синюю форму. Мертвые заслуживают этой минуты уважения, тут и спорить не о чем. Но Ева считала, что церемония прощания нужна прежде всего для оставшихся в живых. Поэтому время должно остановиться ради Морриса. Она могла бы принести куда больше пользы Колтрейн, работая на выезде или добиваясь вызова Алекса Рикера на официальный допрос. Но надо было отдать дань памяти и уважения.
Ева натянула тяжелые черные ботинки, выпрямилась и поправила на голове форменную фуражку. Затем она вышла из раздевалки и шагнула на эскалатор, спускающийся к траурному залу.
А тем временем Каллендар и могучий электронщик по фамилии Систо готовились к полету. Их должны были забросить, как пару камней из пращи, на холодную кремнистую Омегу. Каллендар, припомнила Ева, судя по виду, была в восторге от перспективы совершить свое первое межпланетное путешествие. Ладно, каждый сходит с ума по-своему. В этот час завтра они будут уже на месте. Начнут поиск. Разберут на атомы регистрационные журналы и найдут то, что ей нужно. Да уж, пусть постараются. Пусть в лепешку расшибутся, но найдут то, что ей нужно. Потому что Ева чувствовала: именно Макс Рикер заказал убийство. Зачем? До этого она еще доберется. Как? И до этого тоже. Пока же электронная команда должна доставить ей Рикера и того, с кем он был в контакте.