– Так чего ж он с ней не развелся? – спросила Женька.
– Да ему после Верочки все равно было, – вздохнула няня. – В работу ушел с головой, а что дома творится…
– С ума сойти-и…
– И ничего не сойти! – оборвала ее Анна Андреевна. – Паша – хороший мужик и ничего твоим детям дурного не сотворит. Он с ними душой оттаивает. Так что не кривись сильно, если он к ним приходит.
– Да пусть приходит! Разве ж я кривлюсь? Мог бы и ко мне… кхм… Мог бы и почаще навещать, мальчишкам нужен мужской пример!
С того разговора Женька стала относиться к Добровичу иначе. Чего таить, была у нее мыслишка, что прикипел мужик к Дунаевым исключительно из-за молодости ее девичьей, из-за косы тугой да стана стройного, из-за красы ненаглядной да… Да чего там! Думала, это он из-за нее так. Даже поверила, что существует любовь с первого взгляда, а оказалось, что она для него и вовсе – предмет неодушевленный! Даже обидно делалось. И Женька еще старательней бегала за нудной товароведихой Марией Георгиевной, еще дольше сидела над книжками и еще больше мечтала стать сильной и образованной.
В этот день Любочка из бухгалтерии заявилась на работу в каком-то потухшем состоянии. Ее накрашенные глазки пялились вовсе даже не в бумаги, а куда-то в маленький телевизор, а к уху накрепко приклеилась телефонная трубка.
– Люба, привет! – подбежала к ней Женька. – Слушай, что там у тебя с накладными? Мария Георгиевна спрашивает.
– Не до накладных мне, – тяжко вздохнула Любочка. – Занята я…
– Ну это понятно, только ты все-таки поройся, найди, а то меня съедят, – затормошила ее Женька.
– Да и пусть, не могу я обо всех думать, у меня неотложное дело!.. Вот черт, уже десять минут не могу дозвониться… – не отрывалась от трубки Любочка.
– А куда звонишь? – заинтересовалась уже и Женя. – Может, чуть попозже позвонить?
– Да нельзя попозже! – взорвалась Любочка. – Видишь, по телику викторина, надо срочно отгадать слово из четырех букв. Ребенок, но не сын. Я уже давно догадалась, «дочь» получается! А дозвониться никак не могу, все время какая-то тетка просит, чтобы я перезвонила позже, все занято и занято. То ли с их телефоном неполадки, то ли с нашим…
– Так ты со своего сотового позвони, – наивно посоветовала Женя.
– Ты чего?! – вытаращила на нее глаза Любочка. – Там же за каждый звонок больше двухсот рублей дерут! Я что – деньги на помойке нахожу?
– Понятно, – усмехнулась Женя. – А Добрович, значит, на помойке… Ему ж потом такой счет за телефон придет…
– Да этот твой Добрович!! – вдруг вскинулась Любочка. – Это из-за него у меня такой траур!.. Знаешь, что он вчера вытворил? Не знаешь? Он вчера ходил в ресторан с какой-то девицей, вот!
– С какой девицей? – растерялась Женька.
– С накрашенной! – прямо в лицо кричала ей Любочка. – Мы вчера с родителями пошли в ресторан – у папы с мамой день свадьбы был. И я пошла. Пью, значит, себе шампанское, коньячок, а потом – глядь! На меня кто-то с соседнего столика смотрит! И главное, так еще ручкой задорно машет! Пригляделась – мама дорогая! Наш любезный Пал Ульяныч! А теперь спроси меня, как мое сердце не разорвалось!
Женька не знала, что сказать. Вообще-то она от Добровича такой прыти не ожидала. Или он опять со своей Ладой помирился? В глубокой растерянности она вышла из бухгалтерии, зачем-то направилась в торговый зал и почти сразу же натолкнулась на сладкую парочку – товароведа Марию Георгиевну и Павла Добровича.
– Женя, ну сколько же можно ждать, – нервничала товаровед. – Давай накладную.
Теперь и Женьке, как и Любочке, было не до накладной – она искоса поглядывала на Добровича, но никаких изменений в его обличии не наблюдала. Какие же все эти мужики двуличные! Вот только вчера с какой-то фифой таскался в ресторан, а сегодня стоит тут перед ней как ни в чем не бывало! И даже нет чтобы покраснеть, еще и смотрит так… нахально! Серьезно так смотрит! Строго! Будто она ему что-то должна!
– Вы должны были принести накладную, где она? – не только строго смотрел, но еще и строго спрашивал Добрович.
– Накладную? – похлопала глазами Женька, пытаясь понять – это он так заигрывает или ловко скрывает вину.
– Нет, вы на нее посмотрите! Она прямо на ходу спит! – шлепнул себя по бокам Павел Ульянович. – Барышня! Але! Проснитесь, вы на работе!
– И никакая я вам не барышня! – фыркнула Женя. – А накладная… Господи, да принесу я вам эту накладную! Прям работать не дают!
Добрович как-то медленно повел бритым подбородком, потом негромко сказал:
– Принесите все, что требует Мария Георгиевна, и зайдите ко мне в кабинет.
– Вот уж не знаю, смогу ли я выкроить вре…
– Я сказал – зайдите!! – рявкнул распрекрасный Павел, резко повернулся и отправился к себе.
И Женька, и Мария Георгиевна смотрели ему вслед, выпучив глаза.
– А все вы, Мария Георгиевна, – не удержалась Женька. – Дернуло вас эту накладную попросить! Видите же, что… что я не в духе!
– Девочка моя… – теперь уже задергала подбородком товаровед. – Сбегай в бухгалтерию, а потом зайди ко мне… И чтобы ракетой!!
Женька сникла и поплелась в бухгалтерию к Любочке.
– Ну и где она? – остановилась в дверях Женька, нервно притопывая ногой.
– Она сегодня отпросилась, – не отрываясь от компьютера, ответила Любочка. – Ей зуб выдирать надо… А по мне, так она с этим флюсом очень органично смотрится, эдакая щечка…
– Я тебе про накладную! – вскипела Женька. – Меня из-за нее… меня уже сократить надумали!
– А-а, я думала, ты про Алинку, – весело обернулась к ней Любаша. – Представляешь, Алинка уже неделю ходит с кривой щекой – флюс. В больницу боится, все надеется, что само рассосется. А я сегодня как рассказала ей про Добровича, что в ресторане его с красоткой видела, так наша Алина даже до вечера ждать не стала – понеслась в стоматологию. «Это, говорит, он из-за того на сторону пошел, что у меня проблемы с лицом образовались! Наш Пал Ульянович не может видеть, как я мучаюсь, и решил себя женщиной утешить». Ну не дура, а?
– Накладную давай.
Любочка легкомысленно махнула рукой:
– Да он и не помнит, как ее зовут-то! Он же каждый раз ко мне в бухгалтерию приходит, вот так наклонится… слышь, Женька, прям вот близко-близко! А от самого «Озоном» прет!
– Мог бы при своем состоянии и получше одеколон выбрать… Да ты мне дашь документы или нет?!! – наконец взвилась Женька. – Меня уже и так уволили, наверное!
Вытряхнув из Любочки нужную бумажку, Женька направилась к Марии Георгиевне.
– Ну вот, я так и знала! – тут же забыла про Женькино существование та и начала нажимать кнопки телефона. – Алло, Ниночка? А почему у нас накладная только с «Пупса»?..
– Мария Георгиевна, вы хотели…
– Нет! Если ты этим делом занимаешься, так уж будь любезна…
Голос у Марии Георгиевны становился с каждой секундой все ниже и грознее. Женька не любила, когда она такая, в таком состоянии эту женщину просто побаивались. Поэтому Женя только тихонько прикрыла за собой двери.
Теперь надо было получить нагоняй от Добровича.
– Можно? – через минуту уже заглядывала она в его кабинет.
Он сидел за какими-то бумагами, но, заслышав Женьку, поднял голову и кивнул:
– Садись.
Та присела на самый краешек стула и отвела взгляд за окно, дескать, можете ругать сколько угодно, но я все равно знаю, что ни чуточки не виновата. А просто… да просто нечего на зеркало пенять, коль рожа кривая!
Добрович посмотрел на нее строго и внимательно.
– С детьми все в порядке?
– Все, а что? – вмиг переполошилась Женя.
– Не болеют?
– Нет, а что?
– И Анна Андреевна в норме?
– Да, а что?
– Да ничего!!! – шлепнул папками о стол Добрович. – Что ты тогда ни живая ни мертвая ползаешь?! Нет чтобы учиться, бегать, во все нос совать, она как утянется в эту бухгалтерию, так ее канатами не выудишь. Тебе самой что, вообще ничего не надо? Почему на курсы в институт еще не устроилась?
– Что это вы на меня кричите? – дернулась Женька. – Я, может быть, уже давно с репетитором сижу! И вообще! Мне самой все надо! Только я… не понимаю ни фига! Спрашиваю, спрашиваю, а меня только к этому… к экспедитору отправляют! А тот отправляет… короче, он еще дальше посылает, потому что некогда ему. И нечего на меня!!
– В общем так, – поднялся Добрович. – Сейчас я уезжаю, поедешь со мной!
– Что это вы себе позволя-я-яете?! – коромыслом выгнула грудь Женька.
– Я! Жду вас! Возле! Машины! – отрывисто прорычал Павел и с грохотом задвинул крутящееся кресло.
Уже через десять минут Женька сидела в его машине, надутая и незаслуженно обиженная, и прощать этого выскочку Добровича не собиралась.
– Сейчас поедем в «Мечту Карапуза», я к начальству заскочу, а ты у девчонок прайсы попроси. Потом приедем, цены сверим.
– А если они не дадут? – захлопала глазами Женька.
– Ну что ж делать, тогда я опять орать начну, – вздохнул Добрович. – За невыполненную задачу. Да с чего они не дадут-то?! Всем дают, прямо-таки насильно в руки суют, а ей не дадут!
– Что это вы себе позволя-я-яете?! – коромыслом выгнула грудь Женька.
– Я! Жду вас! Возле! Машины! – отрывисто прорычал Павел и с грохотом задвинул крутящееся кресло.
Уже через десять минут Женька сидела в его машине, надутая и незаслуженно обиженная, и прощать этого выскочку Добровича не собиралась.
– Сейчас поедем в «Мечту Карапуза», я к начальству заскочу, а ты у девчонок прайсы попроси. Потом приедем, цены сверим.
– А если они не дадут? – захлопала глазами Женька.
– Ну что ж делать, тогда я опять орать начну, – вздохнул Добрович. – За невыполненную задачу. Да с чего они не дадут-то?! Всем дают, прямо-таки насильно в руки суют, а ей не дадут!
Женька снова отвернулась к окну. И чего он орет на нее все время?
Добрович, видно, и сам почуял, что излишне резок, потому что через несколько минут уже совсем мирно проговорил:
– Жень, а ты какое вино больше любишь?
– Даже и не знаю… – пожала плечами та. – Я уже забыла, когда в последний раз пила… Ну, может быть, шампанское… А еще у нас баба Нюся такую наливку ставит! И самогон она тоже делает, только я не пробовала, но говорят – всю душу наизнанку выворачивает.
– Дунаева! Ну ты чего городишь-то? – поморщился Павел. – Ну я что – на стол приличным женщинам самогонку ставить буду?
– Приличные женщины и вовсе ничего пить не должны! – выпалила Женька. – А если вы себе пьяниц присмотрели…
– У-у-у-у, как все запущено… – прогудел Добрович и остановил машину. – Запомни, торговый работник, тебе как никому нужно знать все потребности нашего покупателя.
– Наш покупатель – ребеночек! Ему до вашего винища…
– Но ты же не вечно будешь у меня работать! – серьезно посмотрел на нее Добрович. – Кстати, учти – самая большая прибыль – именно на алкогольной продукции. А теперь вылезай, приехали. Не забудь попросить прайсы.
Теперь Женька вела себя ниже травы, тише воды, что называется – довыпендривалась! Добрович уже хочет от нее избавиться! И это в то самое время, когда она в него… когда она в него почти… почти поверила!!!
Ездили они долго. Неизвестно, что взбрело в буйную голову Павла свет Ульяныча, но он протащил Женьку по всем магазинам детского питания, какие только имеются в городе. К дому Женька подъехала, когда уже стоял синий вечер.
– Надо бы к мальчишкам заскочить, да со временем беда… – поскреб подбородок Добрович. – Думал, что в субботу получится, а тут с этим винищем… Короче, вечером никак… А вот утром в субботу… Вы никуда не пойдете? Я утром к ребятам забегу, ладно?
– Не ладно, – поджала губы Женька. – если хотите, то только вечером. Утром мы поедем… Мы поедем в зоопарк!
В общем-то у Женьки до последнего момента не имелось никаких планов на субботу, но если Добрович так хочет субботним вечером встретиться со своим винищем! Да еще с той, кто его пьет! То пусть выбирает! Либо мальчишки, либо его краля алкогольная! И пусть ему станет стыдно прямо сейчас же!
– Да что ты! – неприлично обрадовался Добрович, и стыдно ему вовсе не сделалось. – Правильно, свози детей. А то сколько здесь живешь, еще никуда их не водила. И в цирк можно.
– Сама знаю, – рявкнула Женька. И добавила: – Они терпеть не могут цирка!
– Понятно, тогда я им билеты в кукольный театр возьму, – сам для себя решил Павел Ульяныч.
Женька только фыркнула и легко выскочила из машины. Ну что ж, если он хочет, то пусть в театр. Но только при одном условии – с Санькой поедет он сам, а с Данькой… ну уж куда деваться, придется ехать Женьке.
Поздно вечером Женька тащилась домой на автобусе через весь город от репетитора. В голове бесформенной кучей грудились логарифмы, интегралы и производные, а в душе крепко засело отчаянье. Ну куда она щемится? В институт ее потянуло! Да она никогда в жизни не выкарабкается из этих лабиринтов цифр и формул! Честно говоря, она уже и вовсе хотела завязать с этой подготовкой. Она даже уже благополучно пропустила два занятия, но вот сегодня этот Добрович с его выходками… Если разобраться – что ей Добрович? Ну, понятное дело, помог. Еще и как помог. Из такой дыры вытащил, работу дал, няню. Да и до сих пор помогает. Но… Но как-то с ним она себе виделась вечной мамой-одиночкой. Нет, как раз если бы с ним, то было вовсе даже неплохо, но вот… нашел же себе какую-то кралю! И чем она лучше Женьки? Пьет, как верблюд. Добрович даже не знает, что ей уже в рот заливать!
На остановке было темно и безлюдно, и даже как-то недоброжелательно.
Женя поддернула воротник, сунула руки в карманы, плотно прижимая к себе пакетик с тетрадкой, и быстро пошагала к своей многоэтажке. Сзади явно слышались шаги. Женька постаралась ускорить шаг, но топанье не отставало.
Она резко обернулась. В трех шагах от нее спокойно вышагивал длиннющий парень в черной дутой куртке и маленькой черной шапочке.
Женька горделиво дернула головой, и походка ее перешла на нервные подскоки – откровенно убегать от маньяка Женька еще немножко стеснялась. Но длинноногий парень бодренько тащился сзади. Буйная фантазия немедленно нарисовала Евгении все, что замыслил негодяй, и нервы ее не выдержали. Она повернулась, пошла парню навстречу и закричала срывающимся голосом:
– Я, между прочим! Я в карате учусь, понял?!! – и еще страшно выкатила глаза, чтоб уж совсем парня столбняк хватил.
– Во классно! – обрадовался тот. – Мне вон в ту общагу, может, проводишь, а? А то сейчас всякой шпаны навалом, я, блин, боюсь.
Женька швыркнула носом. Да, неувязочка вышла. Парень просто вместе с ней проживает в общежитии…
– Пойдем, провожу… – буркнула она. – Только учти, если кто нападет, сам отбиваться будешь. Не буду я перед каждым руками махать, я же тебе не этот… не сурдопереводчик.
Парень весело согласился. И даже сообщил, что его зовут Игорем. Пришлось и Жене себя назвать. Правда, едва она зашла к себе домой, как паренька из головы тут же выбросила. Может, и повздыхала бы еще о нем потихоньку, да на нее навалилась целая куча новостей. Санька стал говорить уже маленькими предложениями «няня, дай!», у Даньки опять полез коренной, к тому же Анна Андреевна сообщила, что у мальчуганов чудесный слух.
– Женечка, вы не представляете! – восхищалась женщина. – Я сегодня хотела перегадить им все вещички, а…
– Зачем? – тупо уставилась на няню Женька. – Что это на вас нашло? Зачем вы хотели изгадить все вещи?
Няня некоторое время растерянно хлопала глазами, а потом по слогам повторила:
– Я хотела пе-ре-гла-дить вещи!
– Фу ты… – выдохнула Женька. – А мне показалось…
– Женечка, в последнее время вы стали на редкость странной! Что с вами происходит? – внимательно вгляделась в лицо Жени Анна Андреевна, но тут же воспоминания о детях отодвинули их мамашу на дальний план. У няни загорелись глаза, и она снова стала захлебываться восторгом: – Так вот, чтобы деткам было не скучно, я включила им нашу советскую эстраду. И что вы думаете?! Мальчики сегодня приплясывали! Да еще как! Они хлопали точно в ритм! А Даня даже пел! У него изумительный голос, просто изумительный!
Наутро Женя принеслась на работу одной из первых. Сегодня она твердо решила совать нос во все дела, познавать специфику производства, да и вообще – пора уже становиться серьезным специалистом! Она крутилась белкой в колесе, но никто ее творческого порыва не заметил – Добрович с самого утра как в воду канул, а остальным до Женькиных свершений и дела практически не было. А Лерка – менеджер торгового зала, даже наоборот, шепнула, чтобы Женька потише летала по офисам.
– Жень, чего носишься? Пойдем покурим, а то мне одной в лом.
Женька не курила, но понимала, что идти надо. Потому Лерка вовсе не тянула угощать ее сигаретой, а хотела поболтать. Лерка была неплохой девчонкой, даже красивой – худенькая, высокая, с короткой, стильной стрижкой, с прекрасными глазами и таким же прекрасным макияжем на этих глазах. Но вот если бы она еще пореже открывала рот.
– Слышь, Жаконя, чего мне сегодня Любаха шепнула…
– Лера, когда ты меня Жаконей зовешь, я себе сразу обезьяной представляюсь, зови меня просто – Евгенией, – попросила Женька.
– Не, ну могу и Евгенией. А токо чего стремного в обезьяне, это ж наши… эти… родители, – вытаращилась Лера.
– Не знаю, мои родители, конечно, рано умерли, но я точно помню, что они были достойными людьми, а вовсе даже не обезьянами!
– Да чего ты завелась-то? Я ей говорю, что у нас облом с Добровичем, а она! – накинулась на подругу Лерка. – Любаха его с теткой какой-то видела, в кабаке. А я еще слышала, что он снова собирается. Так я чего думаю – давай я узнаю, куда он лыжи навострил, и мы с тобой туда вечером завалим, вроде как случайно, а? Вроде как у тебя день рождения, а?
– А чего это у меня? – вытаращилась Женя. – И потом… не могу я вечером, у меня же дети!
– Так я потому к тебе и подвалила! Алинку с Любахой позовешь, те станут глазами стрелять, на танцы его тащить. Чего я, не знаю их, что ли? Позорища не оберешься. А мы с тобой красиво так – придем, сядем. Потом, когда уже Добрович со своей фифой напьются, тут я и… А ты в это время будешь его куклу отвлекать. Ну, дескать, у тебя телефон потерялся, спросишь – не она ли его свистнула… В общем, что-нибудь придумаешь…