– К счастью, все трое мальчиков к этому времени были уже совершеннолетними. Миша ездил с отцом в экспедиции. Федор работал в каком-то счетно-вычислительном центре. Ну а Гриша… Знаете, мне даже не хочется говорить про этого паршивца!
– А братья изучали в школе какие-то иностранные языки?
Вопрос удивил Марту Гербертовну.
– Ну, наверное. Английский, я думаю. Или немецкий.
– А восточные? Китайский, японский?
– Такого я что-то не припомню, – покачала головой старушка. – Думаю, что нет. Иначе бы они рассказали. Миша с Федей учились хорошо, с гордостью делились своими успехами в школе. Но про то, что кто-то из них изучает китайский или японский, я не слышала.
– Скажите, а между собой братья жили дружно?
– Ну, Миша с Федей были очень славными, они тепло относились друг к другу. А вот Гриша… Нет, я не хочу о нем говорить!
– Марта Гербертовна, надо рассказать, – строго произнесла Кира. – Не забывайте, Михаил убит. А кто мог это сделать? Очень возможно, что кто-то из его близких. Ведь Миша сам открыл дверь квартиры своему убийце.
О том, что Михаил был так сильно потрясен содержанием зашифрованного послания, полученного от брата Федора, что об элементарной осторожности и не вспомнил, Кира упоминать не стала. А Марта Гербертовна восприняла слова гостьи как сигнал. Старуха даже подпрыгнула в кресле и завопила:
– Тогда это он!
– Кто?
– Гриша! Мерзкий лгун и подлец! Он с самого раннего возраста был гадким вруном. А когда вырос, стал настоящим исчадием ада! Ко всем своим порочным наклонностям этот мальчишка унаследовал от обоих своих родителей все их сластолюбие. Девчонки, взрослые женщины и даже замужние дамы бегали за ним целыми табунами. Он ничуть не стеснялся этого. Наоборот, издевался над своими женщинами, как только мог! Мне кажется, он даже получал от этого куда больше удовольствия, чем от самого процесса занятия любовью. Гриша с младых лет любил власть. И ему было все равно, как ему эта власть достается.
– Он был ужасен?
– Вообще ни капли хорошего не было в этом мальчишке! Да что там, он был просто змеенышем! Именно из-за него получил сердечный приступ и в конечном итоге сошел в могилу профессор Добряков – отец моей дорогой Эсфири.
– Как же это случилось? Расскажите?
Но Марта Гербертовна неожиданно замолчала.
– Не думаю, что это имеет какое-то отношение к убийству Михаила. Дело прошлое, давно быльем поросло. Вы лучше мне скажите, арестуете Григория прямо сегодня?
– На каком основании?
– Как же! Ведь я вам четко сказала, он мерзавец, подлец и лгун!
– И что? Это еще не основание, чтобы признать человека убийцей. К тому же если предположить убийство из корыстных мотивов, то Григорий и сам нынче очень богат. Куда богаче Михаила, да и вас тоже! Скорей уж убийца – это Федор.
Это было сказано специально, чтобы позлить Марту Гербертовну. Кира чувствовала, что старуха может еще многое ей рассказать. И оказалась права. Услышав, что ненавистный Гриша, которому она пророчила тюрьму, преуспел в этой жизни, Марта Гербертовна снова схватилась за свое «лекарство». И выпив достаточную порцию, воскликнула:
– Вы же не знаете самого главного! Гриша способен творить самое черное зло! Он оказался способен на преступление, на убийство!
Вот это уже было совсем интересно. И Кира принялась жадно внимать рассказчице.
Глава 8
Рассказывала Марта Гербертовна увлеченно. Слушать ее было сплошным удовольствием. Грамотная речь плюс захватывающая интрига в рассказе, такой свидетель – это ли не мечта каждого следователя?
– Все три мальчика росли на моих глазах. Из резвых малышей они превращались сначала в заводных подростков, а затем и в статных юношей.
Все трое братьев были хороши собой. Каждый по-своему, но в привлекательности нельзя было отказать ни одному из них. Со временем старики очень привязались к ребятам. Пользуясь этим, бессовестная Ирочка, воплощавшая свои матримониальные планы в жизнь, неизменно подкидывала сыновей к свекру и свекрови. Но справедливости ради надо сказать, что профессорская чета Добряковых этому совсем не препятствовала, а, напротив, поощряла.
– Они души не чаяли в Мише и Феде. Ну а Гриша доставался им как бы в придачу. Знаете, в советские времена было такое понятие, как «набор».
– Набор?
– Да. Как сейчас помню, их выдавали на всех предприятиях нашей страны. Так вот в этот набор входило одно-два дефицитных наименования, к примеру, палка твердокопченой колбасы, ветка бананов, шоколадные конфеты, а в дополнение шло что-нибудь скучное и завалявшееся на магазинных полках: консервы – бычки в томате, перловая крупа или что-то в этом же роде.
– Понимаю, что вы имеете в виду. Миша с Федей были дефицитом, а Грише досталась горькая роль балласта.
– Не спешите его жалеть, – покачала головой Марта Гербертовна. – Вы еще не знаете об этом поганце самого главного.
Пока Гриша был маленьким, особых проблем он не доставлял. Шумным или дерзким он не был. Во всяком случае, со взрослыми вел себя скромно. Но однажды Эсфирь, которая считала всех трех мальчиков своими племянниками и не выделяла ни одного из них, одинаково оделяя их подарками и шлепками, зашла к себе в комнату и замерла, пораженная до глубины души.
Гриша, еще несколько минут назад вежливо ей улыбавшийся, сейчас деловито кромсал ножницами ее новую ночную рубашку. Не нужно забывать, что дело происходило в Советском Союзе, где достать красивую вещь было затруднительно. А уж вещь, сделанная за рубежом, модная и элегантная, вообще могла занять место в музее семейных ценностей.
Эту ночнушку из натурального шелка, да еще украшенную удивительно нежным и приятным к телу кружевом, волшебно красивую и воздушную, да еще и называющуюся удивительным словом «пеньюар», подарила Эсфири одна ее знакомая, чей муж – оперный певец иногда ездил за границу с гастролями.
– Сама бы носила, но с ростом муж не угадал. Я в нее нипочем не влезу, даже коленок она мне не прикрывает, а тебе подойдет. Твое счастье, носи и радуйся.
И как раз в этот день Эсфирь хвасталась перед сестрой и подругой своей обновкой. А Гришу выставили из спальни. Пятилетний мальчик и так проявлял слишком нездоровый интерес к разным выпуклостям и впадинкам на телах своих тетушек. Гриша в ответ попытался сопротивляться, и Эсфирь выставила заартачившегося мальчишку, дернув того за ухо.
Видимо, Гриша всерьез на нее за это обиделся, вот и решил отомстить, изуродовав вещь, из-за которой его подвергли унижению. Увидев хозяйку изуродованного пеньюара, мальчишка бросил ножницы и отпрыгнул в сторону. Он понимал, что попался с поличным, но раскаиваться не собирался.
– Так тебе и надо, гадина! – неожиданно злобно крикнул он, добавил нецензурное слово, показал обомлевшей Эсфири язык и вылетел из комнаты, пока тетушка приходила в себя.
Но дальше дела разворачивались еще удивительнее. Пылая жаждой мести, Эсфирь вылетела следом за Гришей. Прихватила она с собой и улики – ножницы и испорченную сорочку.
– Мама, папа, посмотрите, что он наделал!
И тут Гриша поразил ее еще больше. Вместо того чтобы смутиться, мальчик сделал большие глаза и замотал головой:
– Это не я!
– Что ты врешь? Я видела, как ты ее резал!
– Я не резал! Это Миша порезал! А я хотел сложить кусочки обратно.
И кинувшись к профессору, мальчик горько зарыдал:
– Пожалуйста, не прогоняйте меня! Я знаю, что я вам чужой! Миша сказал, чтобы я молчал о том, что он сделал. А иначе он грозился сделать так, что вы никогда больше меня не позовете к себе!
– Что за глупости? – вскипел профессор. – Михаил, ну-ка, немедленно иди сюда!
Напрасно Эсфирь пыталась защитить племянника, говоря, что Миша не мог такого сделать или сказать. Напрасно. Миша как раз вошел в переходный возраст, и у него частенько случались всплески гормонов, когда он носился по квартире, хамил бабушке и вообще вел себя не очень-то красиво, впрочем, что свойственно многим находящимся в переходном возрасте подросткам.
Но Эсфирь была уверена, добрый Миша никогда бы не испортил вещь, которая была ей так дорога. На такое мог быть способен только маленький гадкий Гриша. Эсфирь вспомнила многие другие мелкие пакости, за которыми заставала племянника. К примеру, он любил мучить животных, находя какое-то садистское удовольствие в этих играх. А если животное кусало его или как-то иначе огрызалось, тут же мчался к профессору или его жене. Только за ними он признавал право карать и миловать, этого у него отнять было нельзя.
Также Гриша был очень развитым ребенком. Умным, хитрым, изворотливым. Он удивлял всех своих знакомых абсолютно правильной речью, но все впечатление портил каким-нибудь неожиданно циничным заявлением, уместным для взрослого человека, но невозможным для маленького ребенка.
Кира покивала и напомнила старухе:
– Вы сказали про убийство.
– Дойдем и до этого. Терпение.
– Дойдем и до этого. Терпение.
В семье профессора Добрякова всегда были животные. Его супруга родилась и выросла в селе. Она привыкла, что с детства ее окружало множество всякой домашней живности, и в городе отчаянно скучала по прежней жизни. Последним ее приобретением был карликовый шпиц – Бабочка. Прелестная девочка попала в семью совсем крохой. Она обладала веселым и уживчивым характером, дружила со всеми, за исключением Гриши, которого либо обходила стороной, либо рычала на него.
– Странно, почему Бабочка так ведет себя с тобой? – удивлялся профессор.
– Это потому что на мне запах кошки, – оправдывался Гриша. – У нас во дворе много кошек. Мама посылает нас их кормить.
Все приняли это объяснение. И только Эсфирь подумала о том, почему же тогда Бабочка не лает на Мишу с Федей? Ведь братья ходили кормить кошек по очереди.
– И вот однажды Бабочка пропала.
Когда это случилось, жена профессора очень расстроилась. Она была больше других привязана к шпицу. Мальчики, видя горе бабушки, приняли активное участие в поисках Бабочки. Но найти собачку никому из них не удалось. Зато Гриша умудрился где-то поранить руку.
– За гаражи во дворе лазил, а там какая-то проволока. Вот и рассадил руку, да ерунда, заживет.
Но Эсфирь, которая обрабатывала раны мальчика, невольно заметила:
– Похоже на отметины чьих-то зубов. Тебя укусила собака?
– Капкан там ржавый валялся, – вырвался из ее рук Гриша. – Пружина сработала, мне и прищемило руку в нескольких местах.
Эсфирь ему не поверила. Она позвала подругу – Марту. Вдвоем они нашли какого-то мужика, который согласился за бутылку залезть за гаражи, посмотреть, что там делается. Надо сказать, что гаражей во дворе было всего три штуки. Но поставленные в разное время и разными хозяевами, они стояли так неудачно, что между их задними стенками оставалось небольшое пространство. Своего рода пятачок, никем не занятый и надежно прикрытый. Туда скидывали всякий старый хлам, который было лень тащить до мусорки. И конечно, и проволока, и даже ржавый, пришедший в негодность капкан там вполне могли находиться.
Но что-то заставило девушек усомниться в словах Гриши. Они не поскупились, но награда за упорство их ужаснула.
– Вот ваша псина, – передал сконфуженный дядька свою страшную находку. – Околела уж, бедняжка. Давно лежит, в проволоке, видать, задохнулась. Одного не пойму, как она там очутилась? Хоть и маленькая, а между гаражами вряд ли бы пролезла.
А вот подруги знали, как встретила свою смерть собачка. Они были уверены, что это Гриша затащил Бабочку, а потом долго издевался над собачкой и наконец придушил ее. Но перед смертью Бабочка все же дала отпор врагу, сумела напоследок укусить мерзавца.
С тех пор прошел уже не один десяток лет, но Марта Гербертовна до сих пор трепетала от гнева, переживая воспоминания юности. Кира молчала. Бесспорно, убийство маленькой и, в сущности, беззащитной собачки – отвратительный поступок. Во многих странах его даже назвали бы преступлением. Но у нас в стране в большинстве своем люди жестоки. Убийство домашнего животного по закону карается в лучшем случае штрафом. Да и потом, можно ли считать убийцу собаки способным на убийство человека?
– А что сказал сам Гриша в свое оправдание? Он ведь сам еще раньше признался, что искал за гаражами.
– Сказал, что нашел Бабочку уже мертвой. Не хотел нас расстраивать, вот и заявил, что не нашел. Дескать, хотел ночью достать ее и тайно похоронить, чтобы она навсегда осталась в нашей памяти живой, милой и веселой собачкой, а не холодным окоченевшим трупиком.
Профессор Добряков вновь растрогался, профессорша пустила слезу. Бабочку похоронили, а Марта Гербертовна навсегда поставила себе целью не находиться в одном помещении с Гришей. Сестры присоединились к этому решению. И с тех пор, когда Гриша появлялся в доме профессора, Эсфирь с сестрой демонстративно поднимались и уходили наверх к Марте.
К счастью для них, вскоре Гриша перестал появляться в семье профессора. Все были удивлены, почему он не приходит, а вот Марта знала ответ. Профессор умер, в стране началась перестройка. Былое благополучие профессорской семьи растаяло, как дым. Теперь вдова профессора и его дети сами нуждались в помощи. Ну а Гриша никому, кроме самого себя, помогать не собирался.
– Последнее, что я слышала от Миши, будто бы его брат продал квартиру, которую ему как самому младшему и обездоленному оставила Ирочка, а деньги вложил в какой-то бизнес.
– Это было давно?
– Лет двадцать назад. Или даже еще больше.
Да уж, подфартило! Увы, сведения, покрытые пылью лет, Киру не интересовали.
– И больше вы ничего о Григории не слышали?
– Не слышала и не желала слышать! Этот человек навсегда остался в моей памяти как мучитель и убийца бедной Бабочки!
Кира в ответ только вздохнула. Она провела с соседкой почти два часа, а не услышала от нее ни грамма полезной информации. Убийство Бабочки никак не могло вывести ее на след преступника, прикончившего Михаила. Да и в качестве компромата на Григория этого было слишком мало.
Даже если предположить, что добытую во время следствия некую нелицеприятную информацию о Григории Селиванове можно будет использовать против него в борьбе со строительной компанией «Эрнст», все равно убийство собачки, к тому же недоказанное, слишком слабый аргумент в споре с такими акулами. Даже вовсе не аргумент. Выйдешь с таким, пожалуй, что еще и засмеют.
Впрочем, у Киры оставалась надежда, что другие близкие Грише люди смогут рассказать о нем больше.
– А как была фамилия отца Федора?
– Пельцер. Вот он как раз был настоящий стопроцентный еврей. При первой же возможности эмигрировал из нашей страны.
– У вас сохранились какие-нибудь координаты Федора и его родных?
– Нет, мальчик перестал приходить в дом профессора примерно в то же время, что и Гриша. Последний раз я видела обоих братьев на похоронах профессора.
Вот ведь странно, Грише старуха ставила это в вину, а про Федора даже не заикнулась, что он некрасиво поступил. Видимо, Федор был у Марты Гербертовны в любимчиках. Тихий и умный еврейский мальчик, он интуитивно знал, как себя вести и что говорить, чтобы выглядеть хорошо при любых обстоятельствах.
По дороге домой Кира вспомнила, что обещала Лесе закупить продукты к ужину. Завернув к гипермаркету, она набрала номер подруги и выпалила:
– Я уже в магазине, что купить?
– На ужин крабы в экзотическом соусе из тропических фруктов. Морепродукты в кокосовом молоке. И обязательно пять видов десерта и мороженое десяти сортов.
Кира похолодела… «Это в какую же сумму влетит ужин для Лисицы? И где достать для него продукты? И вообще, зачем мороженое десяти сортов, если Лисица предпочитает лишь два сорта – шоколадное и ванильное? Их и надо брать, зачем же еще восемь? Да и где она раздобудет кокосовое молоко? В тех орехах, которые лежат на прилавках магазинов, оно вряд ли найдется».
Крабы в супермаркете не нашлись, только живые раки, экзотические фрукты были представлены несколькими коробочками с уродцами, название которых Кира с трудом прочитала. Мороженое и готовые десерты в количестве, ей указанном, Кира в свою тележку побросала. Оставался вопрос с кокосовым молоком. Но так ли оно уж нужно для задуманного Лесей ужина?
Но решив, что Лесе должно быть видней, Кира перезвонила подруге и робко поинтересовалась:
– Можно взять консервированный кокосовый сок? Или обязательно нужен свежий?
– Ты с ума сошла? Зачем он нам?
– Я? По-моему, это ты сошла! Диктовать мне такой невероятный список!
– Какой список? Я даже не успела тебе ничего сказать, как ты уже отключилась.
– Так ты не для меня про крабов говорила?
Леся откашлялась и объяснила:
– Клиенты передо мной сидели. Интересовались, что в своих пяти звездах на ужин получат. Вот я им и объясняла примерное меню.
Поняв, что чуть было не стала жертвой недоразумения, Кира быстренько раскидала свои покупки обратно по их местам и вновь отправилась вдоль рядов, закупая уже те продукты, которые диктовала ей Леся. На сей раз список оказался вполне разумным. Он также включал свежие рыбьи головы для Фантика и Фатимы. В последнее время кошки начали отказываться от мяса свежей рыбы, но вот чуточку подпорченные головы форели хрумкали с явным удовольствием.
Дома девушки оказались одновременно. Маршрутки до «Чудного уголка» ходили бесперебойно, так что Леся, добираясь до поселка, не испытала никаких затруднений. Она сразу же сунула нос в пакеты с купленными Кирой продуктами и одобрила их.
– Молодец. Мяса взяла, как я тебе и говорила, три кило?
– Пять. Три – это свиная шейка. Два – это говяжья вырезка. И еще утку прихватила на всякий случай.
– Вообще здорово! Утку оставим на завтра, она все равно заморожена. А начнем с мяса, оно просто отличное.
Леся быстро разрезала говяжью вырезку на порционные куски, которые принялась азартно отбивать. Кира поспешно прикрыла все свободное пространство вокруг Леси пленкой, полотенцами и вообще всем, что нашлось под рукой и что легко потом можно было отмыть. По опыту она могла сказать, что уже после десятой отбивной Леся покроется мелкими красными точками. Но если вымыть Лесю не представляло особой трудности, то отмыть брызги с поверхности соковыжималки и шершавой поверхности плитки было весьма затруднительно.