— Мин, — нервно начала я, — не надо на меня так смотреть, пожалуйста. Что бы ни произошло, это абсолютно не важно, уверяю тебя. Хью просто хотел защитить меня от этого ненормального. Вот и все. Представляешь, он пытался среди ночи вломиться ко мне в комнату! К счастью, Хью догадался, а… а потом он нечаянно уснул. И я тоже — выпила снотворное и отрубилась. Ничего не помню, честное слово.
Стон Хью прервал мои объяснения. Приподнявшись на подушке, он, не открывая глаз, обнял меня одной рукой. Я свирепо отпихнула его, тогда он открыл глаза.
— Что-то ты не слишком дружелюбно настроена, милая Дэйзи, — недовольно пробормотал он. — Как это невежливо с твоей стороны! А ночью ты была совсем другой. И почему все умные девушки вечно капризничают? Беда с вами — просто перепихнуться без затей вас не устраивает. Вам вечно мало — хотите, чтобы вам льстили, и вздыхали, и ухаживали за вами, словно за королевой Бесс…
— Хью, ради всего святого! Заткнись! — Я встряхнула его за плечи. Это подействовало — Хью открыл наконец глаза и сел.
— Привет, Хью, — с безразличным видом бросила Мин. Я невольно позавидовала ее выдержке. Правда, меня это ничуть не обмануло, а вот на Хью ее ледяной тон подействовал ничуть не хуже холодного душа.
— Мин… Вот так сюрприз, как сказала Дева Мария архангелу Гавриилу. Неужели я проспал обед?
— Хью, ради бога! — сгорая от стыда, умоляюще прошептала я. — Есть у тебя совесть или нет?!
— Не переживай, Дэйзи, — сладким голосом успокоила меня Мин. Ей-богу, я была так глупа, что на мгновение вообразила даже, что в конце концов все уладится. — С чувством юмора у Хью все в порядке. Послушай, дорогой, мне бы хотелось поговорить с Дэйзи — наедине. Так что, пожалуйста, ступай завтракать. И побыстрее, слышишь?
— Ладно, ладно, уже иду, не кипятись. Между прочим, мне не нравится, когда какая-то маленькая шлюшка, попользовавшись мной, утром вышвыривает меня вон, словно грязный носовой платок!
Мин только улыбнулась. Хью, все еще ворча, выбрался из-под одеяла, и у меня глаза полезли на лоб (что, конечно, было совсем уж глупо — учитывая все обстоятельства), когда я увидела, что он абсолютно голый. Правда, меня немного извиняет тот факт, что до этого дня мне еще не приходилось видеть обнаженного мужчину. А по тому, какое выражение было на лице у Мин, я тотчас догадалась, что и ей тоже. Вид мужского достоинства, беззастенчиво выставленного напоказ, заставил нас онеметь. То, что представилось нашим глазам, ничуть не походило на выпуклые фиговые листочки, стыдливо прикрывавшие низ живота статуй, которые мы с ней жадно разглядывали в детстве, и напоминавшие какое-то диковинное блюдо на тарелке под салфеткой. Начнем с того, что оно было гораздо больше по размеру. Заметив наши вытянутые лица, Хью захохотал:
— Ну, ты ведь сама требовала, чтобы я встал! Подожди немного, сейчас я оденусь… Кстати, куда подевались мои трусы?… И перестану вас смущать.
Он завернулся в простыню и незаметно погладил меня по ноге, словно желая успокоить. Потом отыскал наконец свои трусы, натянул их на себя и встал.
— Не слишком ли рано для того, чтобы дымить как паровоз? Словно в борделе, ей-богу, — недовольно поморщился он, разгоняя ладонью клубы сизого дыма. — Бросила бы ты курить, Мин, а? Не то так и до старости не доживешь, помяни мое слово!
Хью потянулся за часами. Понурившись, я молча смотрела, как он торопливо застегивает ремешок. И тут вдруг до меня дошло — Хью уже догадался, что сейчас будет, и теперь спешит поскорее унести ноги. Впрочем, сказать по правде, я не могла его винить. На пороге он обернулся и, игриво подмигнув, послал воздушный поцелуй сначала мне, а потом Мин. Дверь захлопнулась. Обернувшись, я увидела, что Мин, чуть ли не впервые за все утро, смотрит мне в глаза.
— Теперь, полагаю, ты довольна? Доказала наконец, что, если речь идет о мужчинах, я тебе и в подметки не гожусь?
Сказано это было самым спокойным тоном. Только легкая дрожь в ее голосе выдала ее — я поняла, что у Мин комок стоит в горле.
— Ох, Мин, прости меня! Даже передать не могу, как мне стыдно! Я бы сейчас отдала все на свете, лишь бы этого не случилось…
— Ой, только не надо, хорошо? Держу пари, сейчас ты станешь с пеной у рта доказывать, что он, дескать, изнасиловал тебя! А ты, бедняжка, сопротивлялась до последнего!
— Ну… не совсем так, конечно, но… Говорю тебе, я выпила снотворное…
— Ох, да заткнись ты! — проговорила она с такой неожиданной злобой в голосе, что у меня внутри все похолодело. Теперь я уже точно знала, что все мои надежды уладить дело миром пошли прахом. — Мне неинтересно слушать, какая ты сексуальная и как тебе нравится, когда мужчины лижут тебе пятки. Какая же ты все-таки дрянь! А я-то тебе верила! Призналась, что по уши влюблена в него! Господи, дура несчастная! А ты! Смеялась надо мной, да? Небось, сразу же решила отбить его для себя. Лживая сука!
— Ох, Мин, прошу тебя! Ей-богу, ты ошибаешься! Ничего подобного у меня и в мыслях не было, клянусь!
Мой голос упал. Странная нереальность происходящего вдруг поразила меня — я видела сидевшую на подоконнике Мин, ясно слышала ее голос и хорошо представляла, что она чувствует, но вместе с тем у меня было такое чувство, будто я вижу все это в кино… как будто все это не имело ко мне никакого отношения. Странное это было ощущение — казалось, меня все дальше уносит от нее, а я и пальцем не могу шевельнуть, чтобы что-то сделать. Мин, сердитым жестом отбросив с лица волосы, снова закурила.
— Держу пари, не приди я сюда сегодня, я бы так ничего и не узнала. Наивная дура — ругала себя за то, что нагрубила тебе вечером, и чуть свет примчалась, чтобы извиниться. Я хотела… — Дыхание у нее перехватило. Я вся сжалась, заметив, что в глазах у Мин появились слезы. — …Хотела поговорить с тобой о нем. Понимаешь… — Мин рассмеялась. Это вышло немного ненатурально. Впрочем, я тут же возненавидела себя за эту мысль. — Я ведь любила его… а ты все разрушила. И теперь я больше никого не люблю.
— Перестань, Мин! Хватит вздор молоть. — Я тоже разозлилась. — Тебе ведь только двадцать. Будут и другие мужчины… сколько пожелаешь! И у меня тоже. Если ты думаешь, что мне хочется спать с ним, выкини это из головы. Конечно, мне страшно жаль, что так получилось. Но из этого в любом случае ничего бы не вышло.
Не успели эти слова сорваться с моего языка, как я пожалела об этом.
— Что ты хочешь этим сказать? — Мин, соскочив с подоконника, направилась ко мне.
— Только то, что Хью из тех мужчин, кто просто не способен относиться к кому-то серьезно. Его интересует любая девушка — до определенного момента. Пока не ляжет с ним в постель. А потом — привет!
— Вы говорили с ним обо мне, да? Признавайся! — едва сдерживаясь, прошипела Мин. — Давай… чего молчишь? Рассказывай!
— Ну… он говорил… дай мне подумать… как же он сказал? — промямлила я, стараясь выиграть время. — Сказал, что ты жизнерадостная. И очень привлекательная. Да, точно — привлекательная.
— Дальше. Я хочу знать все, что он говорил.
— Ну, если хочешь знать, он говорил, что в его жизни, дескать, много женщин. И что он пока еще не готов связать себя с кем-нибудь из них.
— Другими словами, ему на меня плевать?
— Ну… эээ… нет, не совсем так, конечно… ты ему очень нравишься, но…
— Это я уже заметила.
Мне почему-то очень не понравилось, как она это сказала. То, что я прочла в ее глазах, сильно смахивало на презрение. Судя по всему, мне так и не удалось поправить дело. Я решила предпринять еще одну попытку.
— Мин, честное слово, я не собиралась с ним спать. Можешь мне поверить — в его глазах я абсолютно ничего не значу. Конечно, Хью очень хорош собой, и все такое прочее, но ей-богу, он не стоит того, чтобы из-за него ссориться. Прошу тебя, скажи, что ты меня простила. Мне действительно очень жаль.
Я уже спустила ноги с постели и потянулась к ней… но Мин отпрянула в сторону, будто я стегнула ее кнутом. Лицо ее побагровело до синевы и стало почти уродливым. Это было так неожиданно и страшно, что по спине у меня побежали мурашки.
— Может быть, в твоих глазах он полное ничтожество, ну а для меня нет! Я люблю его, слышишь? Иди теперь, смейся надо мной… или что ты там собираешься делать! Я никогда не прощу тебе этого — слышишь? Я не… Не смей больше разговаривать со мной, никогда!
Мин задыхалась. Она хватала ртом воздух, рыдания раздирали ей грудь, слезы ручьем текли по щекам. Я вся похолодела. От ужаса меня стало подташнивать.
— Мин! — слабым голосом проговорила я. — Успокойся, прошу тебя. Давай… Послушай, может, попробуем обсудить все спокойно? Ты ведь моя самая близкая подруга. Ни один мужчина не значит для меня больше, чем ты, Мин!
— Побереги силы, Диана, — презрительно бросила та в ответ. Через минуту дверь за ней захлопнулась.
Вздохнув, я отправилась в ванную и пустила воду. Потом, набрав полную ванну, забралась в нее и долго лежала, вспоминая, как нежилась тут накануне. Одевшись, я уселась перед зеркалом и принялась тщательно краситься, а солнце, словно в издевку, так и слепило мне глаза. Они слезились, но я почти не замечала этого — мысли мои сейчас были далеко. Под окнами взревел мотор, и я свесилась через подоконник, чтобы посмотреть, что происходит. Это оказалась машина Мин, синий «хиллман имп». Отъехав от дома, она вырулила на подъездную дорожку и, взвизгнув покрышками, умчалась.
Вздохнув, я отправилась в ванную и пустила воду. Потом, набрав полную ванну, забралась в нее и долго лежала, вспоминая, как нежилась тут накануне. Одевшись, я уселась перед зеркалом и принялась тщательно краситься, а солнце, словно в издевку, так и слепило мне глаза. Они слезились, но я почти не замечала этого — мысли мои сейчас были далеко. Под окнами взревел мотор, и я свесилась через подоконник, чтобы посмотреть, что происходит. Это оказалась машина Мин, синий «хиллман имп». Отъехав от дома, она вырулила на подъездную дорожку и, взвизгнув покрышками, умчалась.
Самым сильным чувством в эту минуту был стыд. Теперь я уже отчетливо понимала, что произошло, и могла лишь презирать себя. Да и как иначе? Ведь я вела себя, как покорная овца. В конце концов, Хью сделал только то, что давно уже собирался, и теперь может быть доволен собой. А вот я не имела никакого морального права спать с Хью, тем более что не испытывала к нему не то что любви, но даже простой благодарности. Насколько я вообще могла вспомнить, как все это было, какое-то удовольствие я все же испытала, и однако на душе у меня было мерзостно. Словно леди Макбет, я заранее знала, что мне уже никогда не смыть со своих рук следы преступления.
Тут в дверь постучали. Сердце у меня сильно забилось — на мгновение я подумала, что это вернулась Мин. Потом вдруг вспомнила, как ее машина выехала за ворота, и плечи мои поникли. Я почувствовала себя совсем несчастной.
— Диана?
Это была Каролина Протеро.
— Вы здесь, Диана? Можно войти? Мне нужно с кем-то поговорить.
В голосе ее была такая мука, что я едва узнала его. Я застыла, чуть дыша, не успев донести до лица кисточку с тушью. Рука моя повисла в воздухе. Наступила тишина, пока я тщетно пыталась придумать, что на это сказать. Безмерная усталость навалилась на меня. Мне было так тошно, что я была просто не в состоянии выслушивать еще чьи-то излияния. За дверью послышался какой-то низкий, сдавленный стон, почти рыдание, а потом — удаляющиеся шаги. Вздохнув, я накрасилась наконец, потом сложила свои вещи в саквояж. Я глубоко вздохнула и отправилась вниз — завтракать.
Хью все еще сидел за столом, читая газету. Тарелка, усыпанная скорлупой от яиц, была отодвинута в сторону. Майкл Протеро с какой-то яростной одержимостью кромсал ножом кусок ветчины. Увидев меня, Хью бросил на меня равнодушный взгляд поверх газеты, слегка приподнял брови и снова уткнулся в нее. Майкл, вскочив из-за стола, вежливо отодвинул для меня стул. Потом, взяв с бокового столика тарелку, поинтересовался, что мне положить: колбасу, ветчину, помидоры, грибы, омлет или овсянку? И был заметно разочарован, когда услышал, что я не желаю ничего, кроме тостов. Появившаяся как из-под земли горничная подала мне горячий кофе. В другое бы время я наслаждалась таким комфортом. Сейчас же я мечтала поскорее убраться отсюда.
— Хорошо спали, Диана? — полюбопытствовал Майкл, подав мне масло с таким галантным видом, с каким, верно, в рыцарские времена мужчины клали свою добычу к ногам прекрасной дамы.
— Да. Спасибо. Очень хорошо.
— Одним из многочисленных достоинств Дианы, — вмешался Хью, не отрывая глаз от газеты, — является то, что она не храпит.
От смущения Майкл побагровел, потом побледнел. Я с трудом подавила желание придушить Хью на месте, решив, что с его стороны это полное свинство. В столовую, распространяя вокруг себя запах тонких и, по-видимому, немыслимо дорогих духов, ворвалась миссис Стадли-Хедлэм. Вид у нее был рассерженный.
— Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо спали, Диана? Не вставайте, Хью, — буркнула она, заметив, что Хью, все еще держа в руках газету, на какой-то дюйм оторвался от стула. — Что с тобой, Майкл? Вид у тебя явно нездоровый. Слишком много пьешь, наверное. Ты сегодня смотрелся в зеркало? Господи, да ты желтый, как лимон! Куда подевалась эта девчонка? Опять забыла подать мармелад. Вечно она все забывает.
В это время в столовую с испуганным видом влетела горничная.
— О мадам! Мне так жаль, но миссис Протеро порезалась! А Филлис упала в обморок! Она видеть не может крови, тут же хлопается без памяти. Ой, видели бы вы, сколько там кровищи, ужас! Кухарка говорит, что не может отойти от плиты — у нее, дескать, яйца для хозяйки переварятся. А я, как на грех, нигде не могу отыскать Дженис.
— Боже мой! — Майкл сорвался с места и вылетел из комнаты.
— Где она? — завопила миссис Стадли-Хедлэм, тоже выскочив из-за стола. В лице ее не было ни кровинки.
— Не знаю, мадам. Она чистила камин…
— Да не Дженис, ты, дуреха! Миссис Протеро!
— В голубой ванной, мадам. А Филлис лежит на пороге, как рухнула без чувств, так и валяется…
— Достаточно, Сьюзан. Доложите мистеру Стадли-Хедлэму о том, что произошло, и попросите его вызвать по телефону врача. Он в своем кабинете. А потом немедленно возвращайтесь в голубую ванную.
— Немного переигрывает, согласна? — хмыкнул Хью, когда мы с ним остались одни. — Впрочем, сегодня все, похоже, встали с левой ноги. Кроме меня. У меня-то настроение просто великолепное. А вот Мин закатила настоящую истерику. Ревела белугой, пока я ей не сказал, что если она немедленно не прекратит, то завтра будет ни на что не похожа. Видела бы ты ее — распухла чуть ли не вдвое и глаза, как у китайца.
— Слушай, неужели тебе ее ни капельки не жалко, а, Хью? — возмутилась я.
— Конечно, нет.
— Хью, как тебе не стыдно! Ты… ты просто настоящий ублюдок, слышишь? Но, знаешь, я даже рада — может быть, хоть это откроет ей глаза. Надеюсь, Мин поймет, в какое дерьмо она влюбилась, и гордость заставит ее забыть тебя.
Миссис С-Х ворвалась в комнату прежде, чем я успела придумать достойный ответ. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она просто вне себя.
— Диана, вы мне нужны. Пойдемте — приглядите за Каролиной, пока Майкл с Лео перенесут Филлис в ее комнату. Проклятая девчонка весит не меньше откормленной свиньи!
Я поднялась наверх. В спальне Каролины Майкл с Лео, пыхтя от напряжения, пытались поднять бесчувственную Филлис. Майкл держал ее за плечи, а Лео подхватил тумбообразные ноги. В конце концов им удалось волоком дотащить ее до кровати. Я, не останавливаясь, направилась в ванную. Войти туда оказалось не так-то просто — весь пол был завален грудами окровавленных полотенец.
Зрелище, представившееся моим глазам, оказалось настолько пугающим, что я вмиг покрылась липкой испариной. К горлу подкатила тошнота. Каролина, совершенно голая, лежала в ванне. Красная от крови вода, образуя вокруг нее небольшие водовороты, с громким журчанием убегала в слив. Лицо и даже тело Каролины были прозрачно-белыми, а под закрытыми глазами залегли синеватые тени. Я в ужасе решила было даже, что она мертва.
Мне вдруг вспомнился ее голос… это сдавленное рыдание за дверью моей комнаты. И мое молчание в ответ… Схватив со стула сухое полотенце, я принялась с лихорадочной быстротой обматывать им запястье Каролины. В следующую минуту подоспевшие на помощь Майкл и Лео помогли мне приподнять ее и вытащить из ванны. Они отнесли ее в спальню и уложили на кровать рядом с той, на которой лежала Филлис. Та потихоньку приходила в себя. Рывком вытащив из-под горничной покрывало, я укутала им хрупкое, какое-то бескостное тело Каролины, мимоходом отметив синие вены на фоне землисто-серой кожи и неразвитую, словно у ребенка, грудь. Вдруг глаза у нее открылись, а в следующее мгновение она начала дрожать, да так сильно, будто ненароком сунула пальцы в розетку. Собрав все одеяла, что были в комнате, я принялась укутывать ее, пока открытой не осталась только верхняя часть ее лица — глаза, лоб…
— Может, принести бренди? — предложил Лео, с испугом глядя на Каролину. — Ах, бедняжка, бедняжка!
— Нет, нет, никакого алкоголя! — запротестовал Майкл. Все его лощеное самодовольство словно ветром сдуло. Он явно перепугался насмерть и топтался на месте, не зная, что делать. — Спиртное препятствует свертыванию крови. А у нее к тому же гемофилия. Боже мой, какое безумие! Сотворить такое! Выходит, она действительно хотела покончить с собой!
Майкл закрыл лицо дрожащими руками. У него был такой убитый вид, что в моей душе невольно шевельнулась жалость. Склонившись к Каролине, я осторожно убрала прядь мокрых волос, прилипших к ее окровавленной щеке, и бедняжка вдруг снова открыла глаза. Я попыталась выдавить из себя несколько слов ободрения, но в присутствии Лео чувствовала себя неловко. Тут дверь распахнулась, пропуская в комнату двух санитаров и врача, и я решила, что мое присутствие больше не нужно. Хью по-прежнему был в столовой — смотрел в окно и, задумчиво насвистывая, гремел в кармане мелочью.
— Не пора ли выбираться отсюда? Могу подбросить тебя до Оксфорда, если хочешь, — предложил он.
Мы вернулись в Оксфорд на принадлежавшем Хью двухместном «остине-хили». Верх машины был опущен, и сильный ветер на полном ходу бил мне в лицо. Глаза у меня начали слезиться, выбившиеся пряди волос липли к лицу. Было слишком шумно, чтобы разговаривать. К тому времени, как мы добрались до Сент-Хилари, я совершенно закоченела от холода, зато успела немного успокоиться.