Александр Громов Властелин пустоты
Менуэт святого Витта
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Холодно. Господи, как холодно! Боже, помоги мне вынести эту ночь. Если ты есть, сделай так, чтобы я согрелся. Если тебя нет или ты остался далеко, пусть кто-нибудь другой сделает так, чтобы я согрелся. Кто- нибудь, мне все равно. Пусть это сделает Стефан… пусть даст хоть немного тепла, в нижних ярусах его еще много, я знаю. Здесь, наверху, холодно. Стефан не знает, как холодно наверху по ночам, когда бьет дождь и низкие тучи бегут с севера. Откуда ему знать? Проснется, сунет нос проверить, не заснул ли часовой, и тут же обратно, холода и не почувствует. У-у… А как может часовой спать, когда такой холод? Ничего он не может, вообще ничего, пальцы совсем окоченели. Этот холод меня убьет. Вон какой дождь, как только не замерзает в полете? Печку не разожжешь, торф мокрый весь, и навес прохудился, куртка не греет… Совсем не греет. Холодно. Очень холодно. Пусть Стефан даст немного тепла, все ему прощу, пусть только прикажет протянуть снизу какую-нибудь кишку с паром, чтобы хоть руки греть… Нет. Не прикажет. Не даст. Бесполезно упрашивать.
Тщедушная фигурка мотнулась в сторону, уперлась в ограждение на краю площадки. Ноги скользнули по мокрому металлу. Медленно-медленно фигурка двинулась вдоль ограждения, перебирая негнущимися пальцами по тонкой гнутой трубе, приваренной для страховки на уровне пояса. За трубой в мутном свете качающегося фонаря не было ничего, кроме черноты и дождя с летящими крупинками снега, не было видно ни земли, притаившейся метрах в ста внизу, ни кольца частокола вокруг башни, ни кособоких сараев и навесов, ни тем более горизонта, растерзанного бегущими клочьями туч. Вперед, вперед! Не останавливаться. Только так можно вынести эту ночь — идти и идти, идти в никуда, мерить и мерить шагами верхнюю площадку донжона, пока не наступит утро… Скорее бы. Стефана бы сюда, хотя бы на одну ночь… Или хоть кого-нибудь, ведь предлагали же дежурить ночами вдвоем, греться друг о друга. Стефан запретил. Почему он запретил, когда так холодно? Никто не знает…
— Эй, кто внизу?
Показалось. Никого нет. Да и кому там быть в темноте в такой холод? Некому, некому приходить, никому мы тут не нужны, говорили же ему… От белых клоунов или бродячей паутины защитит частокол, а если опять придет цалькат, он частокола и не заметит, пройдет как по ровному, но с башней ему не справиться и часового ему не достать, и вот тогда-то придет время проверить, подействует на цальката хоть как-нибудь пружинный стреломет или не подействует. На черепах или, скажем, болотных червей он действует, проверяли, а вот гарпию можно сбить только случайно, попробуй в нее еще попади, заразу… Но хорошая, очень хорошая вещь этот стреломет, всегда в смазке и на боевом взводе, сделал-таки Стефан хоть одну полезную вещь. Нужно крутить ворот минут пятнадцать, зато потом только дави на спуск: первая стрела летит на пятьсот шагов, вторая на четыреста девяносто, третья на четыреста семьдесят и так далее, а последняя в магазине, десятая, на триста десять. И точность боя что надо. Конечно, Стефану помогали: и Дэйв помогал, и Ронда, и даже Питер работал с интересом, а потом понаделал тупых деревянных стрел и пытался ловить их руками на излете… Ни одной не поймал. Потом Фукуда напилил настоящих боевых стрел из Поручня трапа и высверлил каждой хвостовую часть, чтобы не кувыркались и пели в полете, а химик Диего смазал наконечники каким-то зеленым составом и велел без нужды не хватать руками… Хорошая вещь этот стреломет, завалил бы только цальката… Как валит цальката «махер», мы все знаем, хорошо видели. Почему Стефан не дает часовым оружие? Боится?
Конечно, боится.
Шаг. И еще один, и еще. Не греет ходьба. Боже, как холодно… Даже если я совсем не замерзну, завтра вряд ли смогу встать. А завтра неплохо бы быть веселым, все- таки день рождения Петры, она хорошая девчонка. Сколько же это ей будет — сорок семь? Да, она на год младше меня, совсем еще малышка. Уже сорок семь или еще сорок семь?.. У-у, глупые какие мысли, это от холода. Точно. Может, попытаться попрыгать или побегать? Свалюсь ведь, поскользнусь и сорвусь, и перила не удержат… Нельзя же так. Несправедливо. Ну, малыши не дежурят, это я понимаю, ну, девчонки дежурят только старшие и только днем, это я тоже понимаю, а почему не дежурит, скажем, Анджей? Он что, маленький? Или девчонка? Нет, у него, видите ли, наблюдения, ему днем бодрствовать надо, а ночью спать, он, бездельник, даже торфа не ковырнет… Господи, я же не выдержу… Пальцы на ногах ничего не чувствуют. Погреться бы. Только на минутку, на одну-единственную маленькую минутку зайти внутрь и погреться, вот он люк, никто и не узнает, а потом сразу обратно… Стефан накажет? Так ведь не застрелит же. И не накажет, все спят сейчас, и Стефан спит, а мне только на одну минутку…
Мальчишеская фигурка отклеилась от перил, постояла в нерешительности, дрожа всем телом, попыталась плотнее запахнуться в мокрую куртку и, пригибаясь на встречу дождю, побрела к люку на середине площадки. У люка мальчик еще раз остановился, борясь с искушением, затем оглянулся, будто кто-то мог его увидеть, подышал, стуча зубами, на окоченевшие пальцы и с натугой откатил крышку по направляющим. Внутри было темно, зато тепло почувствовалось сразу. Мальчик присел над люком, наклонился к черноте, прислушиваясь. Тепло притягивало. Теперь мальчик знал, что не уйдет отсюда. Спят? Нет, пожалуй, не все… Стук дождя по металлу площадки мешал слушать. Что там — общая тревога? М-м… Нет, она звучит совсем не так и вдобавок воет по всему кораблю, а это где-то в одном месте. Нет, не сигнал это общей тревоги, это только что-то очень похожее на него, а вот теперь звука нет, зато бубнят два голоса…
Маленький озябший мальчик сидел на краю люка на верхней площадке круглой башни-донжона, почти цепляющейся за бегущие клочья низких туч, и холодный косой дождь все хлестал и хлестал по тщедушной дрожащей фигурке. Дождь шелестел по всей, глубоко вплавленной в грунт широким основанием, башне, которая из-за давно снятой и разделанной на металл носовой надстройки не была похожа на то, чем являлась в действительности: малый туннельный корабль «Декарт» звездного класса, земного порта приписки, средней дальности свободного полета, стандартной автономности, на сто восемьдесят пассажиров и шесть членов экипажа…
Глава 2
В каюте кто-то был. Кто-то невидимый осторожно ступал босыми ногами, шарил впотьмах, очень стараясь не шуметь. Стефан Лоренц проснулся так, как просыпался всегда — без переходного состояния с морганием и потягиванием, без застилающего глаза розового тумана с уплывающими обрывками ночных снов. Тело включилось, и голова была ясной. Он лежал молча, лицом к переборке, его дыхание оставалось ровным, как во сне, но тело уже было напряжено. Он пошевелился, и тот, за спиной, замер. Тогда Стефан дернул щекой, немного поворочался, подогнул под себя ноги, затем, снова замерев, заставил себя расслабиться и стал ждать. Некоторое время ничего не было слышно, но Стефан хорошо представлял себе, как у ночного пришельца гулко бухает сердце. Он усмехнулся про себя: дышать и то боится… Удерет? Нет, не удерет, пока не доведет дело до конца, слишком уж долго они этого момента ждали, никуда он не денется, коли уж они опять решились…
Так. Шарит на полке, где одежда. И кобура, конечно, тоже там, вот она поползла наружу, по звуку ясно. Долго как копается… Ну что, много ты там нашел? Где теперь искать будешь? Надо думать, под подушкой, на большее фантазии не хватит. Так… лежать тихо. Приближается. На цыпочках идет, осторожничает, и руки, наверно, в темноте растопырил, как лунатик. Как он вообще в дверь вошел? Там три ИК-луча. Впрочем, если ползком и очень постараться, то можно подлезть под нижним, но ведь это же знать надо!.. Значит, знают.
Противно все это, слов нет.
Невидимый наткнулся на койку. Медленно, очень медленно рука поползла под подушку. «Интересно, кто это, — подумал Стефан. — Илья, Дэйв, Диего? Рыжий Людвиг? Или, может быть, Ронда — что-то она вчера по-волчьи смотрела, с этаким вызовом, кто-то ее даже одернул. Если бы Питер был здесь, нечего было бы и гадать. Хотя нет, Питер сам не сунется, не его это метод, пришлет кого-нибудь другого, кто поглупей…»
Голова вместе с подушкой мягко приподнялась — ночной пришелец запустил руку по локоть. Стефан попытался неожиданно схватить эту руку, которая тотчас отдернулась. Стефан вскочил на ноги. Кто-то рядом издал странный высокий писк, вывернулся из захвата, крутанувшись волчком, отскочил, и сейчас же по полу часто-часто зашлепали босые ноги. Чужой легко толкнул дверь, в распахнувшемся проеме мелькнул невысокий силуэт — на вид лет десять, — исчез, метнувшись вбок, но Стефан уже был в дверях. В каюте нудно гудел сигнал самодельного сторожевого устройства, предназначенный только для одного человека, для одного-единственного против всех…
В коридоре Стефан настиг бегущего в три прыжка.
— Уве?
Схваченный мальчишка не сопротивлялся, только прикрывал голову руками. Стефан втащил его в каюту, по пути отключив сигнал, и, осмотревшись, втолкнул пойманного подальше от двери. Затем подошел к шкафу, молча достал и натянул на себя комбинезон. Взявшись за массивную рифленую рукоятку «махера», покачал его на ладони.
— За этим приходил?
— Бить будешь? — спросил мальчишка. — Ну бей…
— За этим приходил, я спрашиваю?
— Нет, — соврал было мальчишка, но, встретив усмешку, гордо вскинул голову. Черт ему был не брат. — Да! Да! За этим! И что?
Стефан молча прошелся из угла в угол. Мальчишка следил за ним волчьими глазами. Так… значит, теперь и Уве? И этот ненавидит. За что? Хорошо бы плюнуть на все это, пусть Питер делает что хочет, если только вернется, и остальные пусть делают что хотят… Нельзя. Не имею права, это-то и есть самое страшное. «Когда-нибудь они меня непременно подловят, — подумал Стефан. — Дурака я свалял, выскочив без оружия, в следующий раз в коридоре наверняка будет засада. Или просто осмелеют и придут с ножом… Давно надо было сменить сигнализацию. Их можно удерживать долго, очень долго, но, разумеется, не вечно. Когда-нибудь это плохо кончится, может быть, даже раньше, чем я думаю…»
— Зачем тебе понадобился «махер»?
Уве вызывающе шмыгнул носом:
— А что, нельзя? Тебе, как всегда, можно, а нам нет?
— Вам нельзя, — сказал Стефан.
— Вот так, да? — мальчишка повысил голос. — Думаешь, раз самый старший, так самый умный? Тебе пятьдесят три, а мне ровно пятьдесят — много разницы?
— Существует и другой счет, по которому тебе десять, а мне тринадцать с половиной. Нужны еще объяснения? Может, малыша Джекоба предложишь назначить старшим? Ему скоро сорок один — прекрасный возраст. Кстати, «много разницы» — так не говорят. Говорят — «большая разница». Не забывай.
— Питер старше тебя на две недели…
Стефан усмехнулся уголком рта.
— С Питером половина из вас перемрет через полгода, а вторая опять будет пытаться украсть у него этот самый «махер». Нашли себе кумира. Я лучше других знаю корабль и понимаю, что нужно делать, чтобы выжить, — так кто должен управлять всем: я или ваш Питер? Мне, по крайней мере, на вас не наплевать.
— Надоел ты мне, — с ожесточением сказал Уве. — Хотел бить, так бей, чего тянешь?
Стефан прошелся по каюте, пинком ноги пододвинув к Уве стул:
— Садись. — Немного поколебавшись, Уве сел на краешек. — Ты мне напомни, — медленно произнес Стефан, — был ли случай, чтобы я ударил кого-то?
— Ну… не было. Только замахивался — думаешь, легче от этого? На торф посылал. Бластером грозил…
— Это не одно и то же. Спрашиваю в последний раз: зачем тебе понадобился «махер»?
— Это не мне! — тонким голосом выкрикнул Уве. — Дежурному!.. На крышу!
— Врешь, — холодно сказал Стефан. — Сегодня дежурит Киро. Ради него ты бы не пошел воровать бластер, а вот ради Питера пошел бы. Он тебя надоумил?
— При чем здесь Питер? — с трудом, будто ворочая комок в горле, проговорил Уве. — Питер же не вернулся еще… Услал человека, теперь на него валишь? Ребята хотели узнать, правда ли последний заряд остался или еще есть. Тут всякое говорили… А идти должен был Анджей.
— Занятно. И что же он?
— А он заявил, что никуда не пойдет. У него, мол, такие правила, и вообще знать ему про «махер» незачем. Ребята собирались его поколотить, может, уже и побили, не знаю. Толку-то — бить его… А потом кинули жребий еще раз, и выпало мне.
— Ну, проверили бы вы «махер», — сказал Стефан, — а потом?
— Что — потом? — спросил Уве, не глядя в глаза.
— Меня интересует: что бы вы потом сделали?
— Не знаю… Ребята хотели проверить… Мы ничего такого не…
— Людвиг был с вами? — перебил Стефан.
Уве всхлипнул и покачал головой:
— Не скажу.
— Ясно, был. Про Илью с Дэйвом и не спрашиваю. А девчонки? Ронда была?
— Не скажу…
— Значит, была…
Уве вдруг расплакался — тихо и по-детски горько, отвернувшись и часто шмыгая носом, чтобы не было слышно всхлипываний. «Все-таки мы дети, — подумал Стефан. — Несмотря на то, что разучились задавать детские вопросы, мы все равно плачем, как маленькие».
— Ну-ну, — сказал Стефан. — Перестань.
Он подошел, обнял Уве за плечи — тот попытался вырваться. Стефан присел рядом.
— Ну хватит, хватит, — мягко сказал он. — Разве так можно? Тоже, нашел из-за чего… Перестань, я сказал. Ты думаешь, мне не трудно? Мне, если хочешь знать, труднее всех, а я ведь не хнычу. Ну ладно, малыш, с кем не бывает. Соберись, соберись, парень, разве так можно…
Плечи Уве вздрагивали. «А вот этого он мне никогда не простит, — вдруг неожиданно понял Стефан. — Никогда. Лучше бы я его побил. На время он притихнет и будет держаться в стороне из опасения, что я расскажу всем, как он тут пускал сопли. Наверное, его можно будет даже использовать, но всегда придется помнить о нем и не подставлять спину. Теперь у меня появился еще один враг».
— Пойди умойся, — сказал Стефан, отстраняясь. — Завтра на торф идти, а толку от тебя не будет. Спать иди.
— Завтра не моя очередь, — возразил Уве, всхлипнув в последний раз. Потом его голос стал злым: — Вот так, да? На торф меня? За что?!
— Я передвинул очередь. Завтра должна работать Петра, но у нее день рождения. Поэтому пойдешь ты, Дэйв и Агнета. Это не наказание. Будет укороченный день, а вечером — праздник. Постарайся его не испортить.
Уве вытер рукавом слезы. На впалых щеках остались темные полосы.
— Ладно… Что будет к празднику?
— Пирожные. Диего сказал, что постарается. По девяносто граммов.
— Мало.
— Сам хотел бы больше. Ну, ты иди, иди. Ночью спать надо.
Уве кивнул. Перед дверью он остановился и спросил:
— От Питера ничего не было?
— Нет, — ответил Стефан. — Насчет связи — сам знаешь. Или у нас что-то накрылось, или у них. Донна копается.
— Я сам вчера проверял, — сказал Уве. — Это не у нас. Видимо, у них что-то случилось. Они еще позавчера должны были вернуться.
— Вернутся.
— Если нет, то я тебе не завидую, — негромко проговорил Уве. — Имей в виду, ребята так и говорят: если Питер не придет, плохо тебе будет, Лоренц. И Маргарет. Сами решим, как нам жить.
— Принято к сведению, — холодно сказал Стефан. Уве постоял еще секунду и вышел. Стефан выскочил следом.
— Так, — сказал он. — И этот здесь. Ты где должен быть? Почему не на посту?
Киро улыбался вымученной глуповатой улыбкой. С него капало. Дрожь еще не прошла, зубы часто-часто стучали.
— Почему бросил пост, спрашиваю!
— Я… это… замерз ведь. Дождь там, снег, холодно очень… Я это… слышу — вроде как сирена…
— Хороший слух, — усмехнулся Стефан. — Просто феноменальный, всем бы такой. И нюх тоже редкостный. Губа не дура. Ему еще стоять и стоять, а он сбежал. А если придет цалькат — что тогда?
— Да не придет он в такую погоду, — возразил Киро. — Сколько уж лет не приходил… А может, он тут всего один и был, откуда нам знать…
— Ты уже понял, что надо делать? — спросил Стефан.
Киро кивнул. Он обреченно побрел обратно к трапу, оставляя за собой мокрые следы.
— А ну, стой! — Киро замер в нерешительности, глядя на Лоренца с недоверчивой надеждой.
— Иди переоденься… — отвел глаза Стефан.
Глава 3
До рассвета он провозился с сигнализацией. То, что получалось, никак не удовлетворяло. Незаметные волоски-паутинки, обрываемые входящим, разлитое по полу машинное масло возле шатких механических конструкций, обрушивающихся с жутким грохотом при малейшем прикосновении, емкостные ловушки, невидимые пучки лучей в дверном проеме, акустические и электромагнитные датчики, реагирующие на биение сердца вошедшего, хеморецепторы, соединенные с сигнальной сиреной, — все это, включая вульгарные грабли- самоделки на полу у двери, однажды с блеском сработавшие, уже было опробовано, рано или поздно раскушено и перестало быть защитой. На каждую выдумку неизбежно находилось противоядие — иногда спустя месяцы, как, например, в случае с детектором биотоков. Чаще всего — спустя дни. Иногда Стефан думал о том, что лучшей защитой была бы толстая стальная дверь с неподъемным амбарным замком. Но это означало бы преподнести подчиненным такой подарок, о котором они едва ли могли мечтать: признать свое поражение без боя.