Он огляделся, придумывая, чем бы еще заняться в оставшиеся двадцать минут урока, и взгляд его снова упал на сидящую рядом одноклассницу.
– Ну а ты чего расселась? – грубо поинтересовался он. – Живот, что ли, болит?
– Коленку разбила, – честно призналась Носова, сдвигая куртку, наброшенную на ноги, и демонстрируя хорошую ссадину с рваными потеками крови. – Идти больно.
– Добегалась, – с радостью отметил Валька, но, увидев на Ленкиных глазах слезы, смутился. – Да ладно ты, не реви. Сейчас что-нибудь придумаем.
Где-то в области затылка у него еще звенела-билась о черепную коробку мысль, что Носову надо непременно послать на фиг. Пускай со своей коленкой разбирается сама. Он больше не принц, чтобы со всеми этими девчонками возиться. Но Ленку все равно было жалко, да и пострадала она вроде как из-за него.
С площадки донеслись крики – кто-то кому-то удачно дал пас, мяч попал в девчонок, и извечный вопрос, кто дурак, снова повис в воздухе. Самое время было увести Носову – на них никто не смотрел.
– Ладно, вставай, – решился Валька. Семь бед, один ответ – принцем он не будет, но напоследок помочь может.
– Не встану, – всхлипнула Носова, натягивая куртку обратно на колени. – Я девчонок подожду.
– Чего это? – Шейко уже протянул руку, чтобы взять Ленку за плечо. – Быстро давай, времени мало!
– Не хочу! – Ленка освободила плечо и отвернулась. – Не надо мне помогать. Иди вон к Плотниковой!
– Ты-то чего мне этой Плотниковой тычешь? – удивился Валька. – Вообще, будешь выпендриваться, по второй коленке получишь. Вставай!
– Не нужно мне принцев! – Слезы бежали по Ленкиным щекам.
– Совсем, что ли? – растерялся Шейко. – Принц-то тут при чем? Сама говорила – идти не можешь. Да и не принц я больше. Не хочу.
– Ага, – Носова сморщилась, и слезы побежали в два раза быстрее. – Если бы ты не был принцем, ты бы мне не помогал! А мне не надо, чтобы не по-настоящему!
– Слушай, хорош! – Валька тянул упирающуюся Носову за руку, но та не поддавалась. – Чего ты пургу несешь? Пошли, а то сейчас звонок будет.
– Отстань, отстань, отстань! – зашлась в истерике Ленка. – Не хочу твоей помощи, не хочу! Я сама дойду!
Носова вскочила, дернулась, но ушибленная нога подвела, и она упала на дорожку. Валька в ужасе склонился над ней, но Ленка продолжала отпихивать его руки. Наверное, они долго так боролись бы, но их возню около лавочки заметили.
Все голоса на площадке перекрыл свисток.
– Шейко! Что ты делаешь? Хулиган!
Сильная рука учительницы оторвала Вальку от Носовой.
– На что это похоже? – бушевала преподавательница. – Драться с девочками! Какой позор!
– Я не... – вяло оправдывался Шейко, но его не слушали.
– Ты посмотри, до чего ты довел Лену! Садист! – выкрикивала обвинения учительница. – Бесчувственный человек! Как тебя только земля держит?
– А чего... – пытался вклиниться в обличительный поток Валька.
– Девочки, помогите Лене! – Учительница больше на него не смотрела. – А ты, Шейко, уйди отсюда! Видеть тебя больше не хочу!
Обалдевший от таких несправедливых обвинений, Валька попытался поймать взгляд Носовой. Но Ленка спрятала лицо в ладони. Понятно, что никаких объяснений тут уже не дождешься.
Второй раз за этот злополучный урок Валька поплелся к школе. На душе у него было пасмурно.
Вроде бы все желания выполнены – он больше не принц, а значит, теперь можно спать спокойно. Но что-то его задевало. Не так он мечтал, чтобы прошла его отставка. Он хотел быть победителем, доказывать, отстаивать, убеждать всех, что он не принц. Даже собирался пару каверз учинить. Все же вокруг должны были уламывать его остаться, говорить, что не верят, что в принцах видят только его, Валю Шейко. На уговоры бы он не поддался, сложил бы корону и выполнял бы дальше роль добровольно отверженного. Роль почетную и благородную.
А тут вышло, что корону с него сбили смешки, недоверие и девичьи слезы. Вроде как он сам не справился. Это было несправедливо, поэтому Вальке хотелось еще кому-то что-то доказать, но он все медлил, понимая, что лучше больше к этой истории не возвращаться.
Верхом на заборе
Секунды весело скакали вперед, подгоняли стайки минут, те толкали кирпичики часов, из которых складывались домики дней, а те составляли города месяцев, которые сдавались без боя под натиском неумолимого времени.
Падающий снег сжал день до узкой щелочки школьных занятий, за которыми спряталась тьма. Идешь в школу – еще темно. Возвращаешься – уже темно. И вроде бы день где-то был, но остался там, за окнами, за пыльными шторами, мутными стеклами, заклеенными поблекшими снежинками.
Значит, скоро Новый год. Он приходит с запахом первого мороза, теребит, заставляет шевелиться, чтобы не замерзнуть. А там под крик, смех, скрип снега под сапогом, шварканье лезвия конька и шуршание санок время начинает бежать еще быстрее. И домики месяцев падают, как картонные коробочки.
Декабрь, декабрь, колдовское время. Вроде бы холодно – сиди дома да учись. Но блеск снега, скрип снегиря за окном, режущий горло холодный ветер и мысли, мысли – все это клубится в голове, и там уже никак не уместить формулы, законы и правила. Судьбы Каштанки, Муму и других обездоленных животных блекнут на фоне ослепительного снега. Тетрадные страницы мнутся, рвутся и теряются в запахе первых елок. Летом так не тянет на улицу, как зимой, когда хочется вырваться из душной комнаты на мороз, сунуть ноги в обледенелый конек, чтобы согреть его своим желанием движения.
Каток заливали на школьной площадке, поэтому были здесь почти все свои. Мамочки подталкивали закутанные комочки малышей, неуверенно переступали на железных ходулях дошколята.
Хоккеисты оккупировали половину поля. Они со свистом размахивают клюшками, вместе с брызгами льда визжит-летит шайба, темным ураганом хоккеисты сталкиваются в борьбе за удар. Но все равно на их территорию нет-нет да заедет какой-нибудь несмышленыш, покрутится-поюлит между бешеными фигурами, врежется в кучки сумок, заменяющие штанги.
– Катись отсюда! – возбужденно орет игрок, и из-под съехавшей на лоб шапки блеснут веселые возбужденные глаза Сереги Махина, лучшего вратаря катка.
Фигурка последний раз спотыкается на выщербленном льду и катится в свободное пространство, где мамаши, дошколята и полумрак неспешной прогулки.
Валька Шейко недовольно отметил, что сегодня на катке слишком много народа. Где-нибудь через полчаса мамаши уйдут, дошколята отправятся смотреть мультики, а вот хоккеисты останутся. Ему самому очень хотелось погонять шайбу, у него и клюшка новая была, уже опробованная в нескольких боях, отчего кончик у нее был сколот. Но в эту команду его не возьмут. Там Щукин, там хохмач Махин.
С того дурацкого дня, когда с головы Шейко свалилась корона принца, отношения с одноклассниками были, мягко говоря, прохладные. Все принцессы, как по команде, перестали обращать на него внимание. У них больше ничего не ломалось, не рвалось и не гнулось, никто не звал его на занятия. Видимо, драконы им не угрожали, злые колдуны не пытались наслать порчу, а Баба-яга облетала их школу стороной.
Щукин тоже больше не суетился, не сыпал гениальными идеями. Он даже как будто немного успокоился насчет Плотниковой. По крайней мере, задевать ее стал меньше. А однажды в корзине мужского туалета Валька заметил что-то знакомо-красное. Он стукнул ногой по ведру, оно опрокинулось, и из него вывалилась мятая наклейка. Как вы сами понимаете, это была красная роза. Почему-то вдруг стало грустно, словно Валька что-то упустил. Что-то очень-очень важное. Не розу, конечно, а что-то гораздо важнее.
Поэтому если у всех остальных ноябрь прошел быстро, у Вальки он тянулся раздолбанной телегой, скрипя и пытаясь развалиться на каждом ухабе. Скучно ему было. И в школе, и дома. Даже таким удовольствием, как каток, он не мог насладиться, потому что незавершенная история его царствования постоянно давала о себе знать.
Он надел коньки, но все еще сидел в сугробе, наблюдая за стремительным перемещением шайбы. В черных коньках и с клюшкой рядом с малышами он будет смотреться комично. Но выхода не было – в игру он соваться не станет.
Его клюшка заинтересовала карапузов. Кто-то потянул ее к себе, кто-то заспешил, чтобы быть первым, и растянулся. Валька поднял заревевшего малыша. Пока он отвлекался, клюшку его стали использовать по назначению – один мальчик ударил ею по голове другого мальчика. Началась куча-мала. Валька устал уже поднимать сыпавшихся как горох карапузов. Клюшка потерялась, отлетев к сугробу. На выручку ему спешили мамочки.
Шейко неминуемо превратился бы в няню, но тут перед ним резко затормозил Махин.
– Кончай фигней страдать, – тяжело задышал он, поправляя вечно сползающую на глаза шапку. – К нам вставай. Проигрываем.
Этих слов Шейко было достаточно, чтобы забыть все обиды, встряхнуться и вновь почувствовать веселый бег времени. Правда, Щукин не стал с ним здороваться, но это было не важно. Медленно умиравшая игра заговорила-заспорила новыми голосами.
– Кончай фигней страдать, – тяжело задышал он, поправляя вечно сползающую на глаза шапку. – К нам вставай. Проигрываем.
Этих слов Шейко было достаточно, чтобы забыть все обиды, встряхнуться и вновь почувствовать веселый бег времени. Правда, Щукин не стал с ним здороваться, но это было не важно. Медленно умиравшая игра заговорила-заспорила новыми голосами.
Первые несколько передач Валька смазал, но потом попривык к своей клюшке, и игра пошла веселее. Некогда холодный конек жег ногу – так много приходилось бегать. Вроде только-только все началось, а ночное небо все сильнее давило на плечи, напоминая, что скоро надо будет расходиться.
На катке стало тихо. И среди этой тишины отчетливо было слышно тяжелое дыхание игроков да настойчивые требования: «Мне, мне, мне!»
Но вот Валька врезался в зазевавшегося Щукина, получил в ответ от него удар под коленку и только после этого заметил, что все куда-то смотрят.
Потом он думал, что это включился фонарь, который до этого какое-то время не горел. Иначе никак нельзя было объяснить, почему на катке вдруг стало светло.
Плотникова, рядом с ней парень, постарше ее, с двумя парами коньков, а за ним несколько самых верных Аниных подражательниц. Аня отметила, что все увидели ее триумфальное появление, села на лавку и начала переобуваться. Незнакомый парень помогал ей зашнуровать высокие ботинки коньков.
Лицо Щукина заострилось, отчего он стал похож на большого хищного хорька.
– Чего это она? – Махин затормозил около Лехи и тоже посмотрел в сторону единственной лавочки, на которой устроилась пришедшая компания.
– А это, Серега, у них так называемая любовь, – процедил сквозь зубы Леха.
– У кого «у них»? – Махин поправил съехавшую шапку.
– У принцесс! – Слово это Щукин произнес с таким презрением, словно это было не определение самых волшебных и милых существ на земле, а как минимум описание мерзкой неприятной старухи.
Анькин кавалер тем временем переобулся сам и нетвердой ногой ступил на лед. Прокатился, балансируя руками, а потом вернулся к лавочке и поддержал выходящую на каток Плотникову. Аня отстранилась от него и сделала несколько резких уверенных прокатов по неровному льду. Было видно, что кататься она умеет.
Щукин тяжело задышал.
– Сейчас выделываться будет, – предрек он, нехорошим взглядом отслеживая перемещение парочки.
– Вот, Митя, познакомься, это наши принцы!
Свой наезд на приятелей Плотникова совершила неожиданно. Вот она каталась, нарезая круги около кавалера, рядом с сугробами неуклюже барахтались ее поклонницы. Завершая очередной круг, Аня резко развернулась и подъехала к одноклассникам. Долговязый кавалер потянулся следом.
– Принц у нас один, все остальные нормальные люди, – ощерился Щукин.
– А это – Митя, – представила она своего кавалера, хотя и без этого представления было понятно, что перед ними стоит Митя. Митя был высок, темноглаз и застенчив. Одним словом, не чета притихшим приятелям.
– А это мой рыцарь! – Аня проехала мимо мальчишек и положила руку на обомлевшего Шейко. – На одном из занятий он нас от дракона спас.
– Никого я не спасал, – буркнул Валька, сбрасывая Анину руку. Но в Плотникову словно бес вселился. Она лукаво глянула на Вальку.
– А еще у нас скоро бал, – сообщила она таким тоном, словно это был секрет, хотя к празднику все готовились не первую неделю. – А вы все в хоккей играете, мальчики? – сделала она бровки домиком.
– А вы все фигней страдаете, девочки? – в тон ей отозвался Щукин.
Все глянули на Митю. За хамство Леха мог и огрести по полной программе. Но Митя молча улыбался, словно его не касалось, что говорят о Плотниковой.
– Фи, как грубо! – дернула плечиком Аня.
От ее постоянного кружения у приятелей зарябило в глазах. Валька постарался смотреть в сторону и тут же встретился взглядом с Носовой. Оказывается, она тоже была на катке.
– Скучно с вами, – вздохнула Плотникова и резко остановилась. – Стоите, молчите.
Щукин отъехал в сторону. Серега с Валькой потянулись следом.
– Скучно ей! – Леха зло разглядывал площадку, словно искал и не находил цветущих пальм и фикусов.
На катке, действительно, ничего интересного не было. Снег, столбики для волейбольной сетки, баскетбольные щиты, сугробы.
– Пошли играть, – толкнул приятеля Махин.
– Погоди! – поднял руку Щукин. Он старательно щурился, пытаясь рассмотреть что-то за забором, где был детский сад. Свет фонарей туда не распространялся, но в смутном полумраке вроде было какое-то движение.
– Чего стоим? Игра! – Серега искренне не понимал, что может быть интереснее хоккея.
Щукин подъехал к сугробу и прямо в коньках потопал по снегу.
– Вот яркий пример, когда у человека крыша едет и потолок обваливается, – вздохнул Махин, уезжая к воротам.
Валька остался на месте. Он уже давно понял, что творится с приятелем, и ему было интересно, чем все это закончится.
Леха тем временем добрался до забора, постоял там и побежал обратно.
– Шейко! Ты в ботинках?
Валька, не ожидавший, что к нему обратятся, на всякий случай попятился и ткнул пальцем в свои ноги.
– Я в коньках.
– Но ты же сюда в ботинках пришел! Я видел, как ты переобувался.
– И чего?
От Лехиных предложений Шейко не ждал ничего хорошего.
– Будь другом, махни через забор к детскому саду. Там на дереве котенок сидит.
У Шейко было большое желание покрутить пальцем около виска, настолько бредовая идея родилась у приятеля.
– Слушай, я бы сам пошел, но я в коньках, – уговаривал Леха. – А в твои ботинки я не влезу. Сам понимаешь.
Валька понимал. Лехин гигантский размер ноги был известен всему классу. Щукин занимался плаванием, и нога у него была вместо ласты.
– Ну, будь другом! Тут дел всего на полминуты, и ничего с тобой не случится.
Да, уговаривать Леха умел. Вернуться опять в их компанию Вальке очень хотелось. И этот дурацкий котенок был единственным шансом это сделать.
– А зачем тебе котенок? – все-таки тянул он время.
– Зачем, зачем! – начал злиться Щукин. – Жарить буду! Иди!
И Валька пошел.
Где-то кто-то когда-то говорил, что люди учатся на собственных ошибках. Очень умные делают то же самое, но на чужих. На Шейко это правило не распространялось – половина учебного года была прожита впустую, никакие жизненные уроки он не усвоил.
Валька скинул коньки, натянул холодные ботинки и полез через забор. Это была самая легкая часть экспедиции. Сетчатый забор жалобно скрипнул, принимая на себя небольшую массу тела шестиклассника.
Котенок сидел не на дереве, а на высоком деревянном грибке. Был он замерзшим и уже даже не мяукал. При Валькином приближении мохнатый зверек еще больше сжался. В его огромных темных глазах отразился далекий свет фонарей.
– Кис-кис-кис, – неуверенно позвал Валька, на которого окружающая тишина и темнота начала действовать угнетающе. – Иди сюда!
Не успел он протянуть руку, как темнота заворчала и зашевелилась.
Шейко подпрыгнул, сграбастал еле мяукнувшего котенка и отступил к забору.
Темнота надвинулась на него в виде двух огромных собак. Их добыча была близко, поэтому они даже не лаяли, а негромко ворчали, чувствуя скорую поживу.
– А ну, пошли!
Лезть с котенком через забор было не так удобно. Легкость, с которой Валька преодолел этот путь в первый раз, исчезла. Мыски ботинок скользили, не попадая в ячейки, пальцы срывались. Котенок кувыркнулся, выпрыгивая из ладони.
– Куда! – упал следом за ним в сугроб Шейко.
Собаки бросились одновременно. Стоящий с той стороны Щукин испуганно отпрянул в сторону. Он только сейчас разглядел собак – тьма приблизилась к нему и недовольно рыкнула.
– Держи!
Валька пропахал полсугроба, и собаки промахнулись. Этого времени было достаточно, чтобы перекинуть котенка через забор в протянутые Лехины руки.
Собаки взвыли, поняв, что добыча от них уходит. Шейко отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от зубастой пасти, и из последних сил уцепился за решетку. Старая конструкция ахнула, с трудом выдерживая такое нелестное с собой обращение.
Собаки ткнулись носами в холодный металл и заскулили. От неожиданности Валька повернулся, рискуя снова оказаться на земле.
Странные это были собаки. Они практически не гавкали, а ведь никакая нормальная собака молча охотиться не будет. Она непременно залает. Эти же здоровые зверюги только поскуливали и тяжело дышали.
Страх ударил Шейко в спину, заставляя быстрее перебирать руками и ногами.
Собаки отступили, беззвучно исчезая в темноте.
Шейко свалился с забора и с облегчением вздохнул. Здесь он чувствовал защиту родной школы, здесь с ним ничего плохого произойти не могло.
А на катке уже слышались радостные крики и восклицания. Котенок произвел должный эффект. Аня умильно прижимала его к груди, девчонки тянули руки, чтобы погладить.