Ту т же появился Тесак, ухмыляясь разбитыми губами. Я еще подумал, что никогда не видел своего друга таким покалеченным.
17.02.03, сами гости, чуть позже
Моя рука распухла так, что еле умещалась в рукаве. Ебаны в рот! Мне пришлось снять куртку. Маска при этом чуть не сваливается. Я закатал рукав по локоть и осмотрел опухшую синюю руку со следами когтей стервы, которая там валяется на полу, обмотанная прозрачным скотчем. Заматывать ей башку было самое трудное: мамаша белобрысого дергалась и кусалась, и лента липла совершенно как попало к ее жидким волосам, да и на кровь скотч тоже плохо прилипал! На месте заклеенного рта я самолично написал Fuck me! ее вызывающе красной губной помадой. Теперь она испуганно озиралась по сторонам вытаращенными глазами. Я показал ей свою покалеченную руку, а потом подумал и все-таки врезал по обмотанной скотчем роже. Не скажу, что это мне понравилось больше, чем ей, но такова жизнь, бля!
Тесак вернулся с трофеем. Разговорить старую сучку оказалось проще простого. Я приставил длинный кухонный нож к горлу отрубившегося гондона-сына, и она в одночасье все нам выложила. Деньги, в основном пачки сотенных грин, находились за камином в той самой гребаной зеркальной комнате. Правда, она обещала нас после найти и закопать. Тесак за это добавил ей на морду еще рулон скотча. Связанного белобрысого я затолкал в багажник «девяносто девятой», что стояла в подземном гараже.
На дворе почти рассвело. Надо было линять. От Прыща – ноль информации. Это беспокоило меня больше всего. Уже собравшись уходить, я услышал попискивание рации.
– Бля, какого хуя ты не выходил на связь, жопа?
– Ребята! – заорал Прыщ. – Валите побыстрее оттуда! Двое пиздюков идут…
Вот сука! Раньше не мог предупредить?! Я подзываю Тесака поближе к двери и гашу в прихожей свет. Тихонько снимаю все засовы и отступаю вглубь полумрака. Звонят. Ну, Прыщ, убью заразу! Теперь звонят более нервно. Сейчас войдут!
Дверь тихонько приоткрывается, и внутрь мрака проходит слабый утренний свет.
– Борис, ты где? Давай живее спускайся и поедем!
Два невысоких хуетеса заходят в прихожую. Видать, свои – один тянется к выключателю со словами: «Что за дела?» Он тут же получает по голове рукояткой и со стоном валится на пол. Второй получает от Тесака по яйцам, а затем неплохой крюк в голову и беззвучно отрубается.
Мы вышли из дома, закрыли дверь, калитку, стараясь вести себя как можно непринужденнее. Двинулись на станцию. По спине пробежал холодок, когда навстречу нам выбежал какой-то мудила. Я напрягся, но тут же узнал Прыща.
– Сьябываем! – бросаю ему и быстрым шагом иду к шлагбауму.
– Вы что? Последние придурки, что ли?! Хотите все дело запороть! – визгливо всхлипывает Прыщ и получает от меня вставку в солнечное сплетение.
Бля, а ведь он прав! Что на мне, что на Тесаке– до сих пор маски, а в руках по шпалеру. Ебаны в рот! Я быстро пытаюсь скинуть с плеч сумку, которую до сих пор просто не замечал. Ебать-копать! Ясное дело, почему! Мы, последние мудаки, ее там забыли! Гребаная рука начинает болеть еще сильнее. Тесак осуждающе оглядывает меня с ног до головы. Бляха муха!
– Я пойду один!
Но они вдвоем идут вслед за мной. Прыщ вроде как даже обиделся. Насрать! Лишь бы напялил маску.
17.02.03, «taste this, bitch», светает
В доме везде полумрак, кроме кухни. Сумка лежит там, где я ее и оставил. Но мамаши белобрысого нет. Вот говно!!! Быстро хватаю сумку и боковым зрением замечаю слева, на лестнице, движение. Я только и успеваю, что нагнуться. Дробь дырявит штукатурку. Поскользнувшись в луже крови, я разворачиваюсь, чтобы драпать. Нет времени даже оглянуться, кто стрелял. Тесак и Прыщ между тем столбами торчат в прихожей.
– Мотаем! – кричу я, и они, поснимав маски, пускаются наутек на улицу.
Я скатываюсь вниз в прихожую. В этот момент грянул второй выстрел – опять мимо. Я оглянулся, – мамаша белобрысого на лестнице перезаряжала ружье, но руки у нее сильно дрожали. Ведьма ведьмой: волосы слиплись от скотча и крови наподобие дрэдов, морда вся в губной помаде. Я подошел, вырвал у нее ружье и лбом прицелился ей в переносицу. Хрясь – и она присела на ступеньки, запекшаяся было кровь вновь заструилась на халат.
– Всех достану… – проговорила она, пуская кровавые пузыри, и закрыла глаза.
Я стянул маску и послал ей в рожу смачный харчок со словами:
– Попробуй это, сука!
Время – 8:53.
17–18.02.03, бункер, пересечение ул. Уральской и пр. КИМа, остаток дня и часть ночи
Я догнал своих корешей на перроне. Я же говорил, что я лучший из нас троих бегун! В тамбуре электрички мы побросали в сумку с надписью «Adibas» пушки, маски и обе рации. Затем Тесак осторожно вытащил из-за пазухи своего «пилота» пакет с грином и положил его туда же. Мы сошли сразу за аэропортом, на ж/д платформе «Ленинский проспект», и пешком повалили в бункер, дабы не привлекать своим видом лишнего внимания ментов в метрополитене. Теперь отдыхаем здесь.
Бункер, точка, погреб… Называйте это место как хотите, только сейчас в нем сидим мы втроем, потные и усталые. Я вижу, как напротив тяжело вздымается грудная клетка Тесака, как его мокрая спина оставляет отчетливый след на холодном бетоне, как слева от меня хлюпает носом Прыщ. Он сильно напуган тем, что мы учудили. Я не вижу лица Тесака, так как он опустил свою тыкву на сложенные на коленях руки, но догадываюсь, что и он еле-еле отходит от пережитого. Я это знаю, потому что сам чувствую страх. Животный страх, страх перед физическим небытием. Смертью значит.
БЛЯ! Как больно! Сильно ноет левая рука, но я добью этот текст, а потом уже разберусь с ней. Вот сука!.. Да нет, это я не с рукой разговариваю, по крайней мере, я еще не совсем отупел, это я про ту суку, которая меня искусала и исцарапала…
Судя по проникающему через вентиляционную решетку свету, на улице царит февральский вечер. Левую руку отпустило, и я спокойно могу набивать текст на старом «АйБиЭмчике». Ноутбук я прикупил на «Юноне» за сто долларов: мне нужен был хороший помощник, а этот оказался не очень требовательным. Он отлеживается у меня здесь, в тайничке, рядом с газовой горелкой, обернутыми сначала в полиэтилен, а затем в шерстяной носок спичками и прочей хренотенью, как-то: атлас петербургских улиц, пара охотничьих ножей…
Сейчас горелка стоит посередине небольшого бетонного бункера полтора на два и обогревает три измученных тела. Тесак сладко посапывает, свернувшись калачиком на собственном пуховике. Прыщ разложил на бетоне в качестве подстилки свою одежду и сидит, обхватив руками колени. Думаю, от произошедшего он до сих пор в шоке. Ну а я, придвинувшись поближе к теплу, освещенный экраном на жидких кристаллах, сижу и печатаю. Я размышляю: «Надо использовать каждую возможность, дабы добить текст. Нельзя упустить ни одной детали, ведь история только начала принимать опасный оборот. Кто знает, чем это все закончится?» Поэтому я и сижу мертвецки усталый и набираю на мягкой, слегка пружинящей клавиатуре черные буквы на дисплее. А еще я думаю о предначертанности нашего пути: «Знает ли Он, чем все закончится? И не заложен ли в начале каждого нашего поступка путь, который мы будем обязаны пройти? Каждый – свой». Еще я вспоминаю надпись готическим шрифтом железными буквами, распростертую на воротах нацистского Бухенвальда… Интересно, они знали, что она взята Ницше из Библии?
Раз уж упомянул, скажу пару слов о бункере. Окруженное со всех сторон высоким забором, наше место доступно не каждому взгляду. Сразу за забором начинается песчаная насыпь, кое-где перемежающаяся с кучками гравия. Неожиданно насыпь обрывается почти на два метра вниз бетонированной стеной. Если оторвать взгляд от земли, мы увидим нечто вроде котлована. Практически всегда в нем стоит вода – иногда чуть выше среднего уровня, иногда чуть ниже. Средний уровень для меня – это вода, не доходящая до коленных чашечек сантиметров пятнадцать. Посередине такого бассейна возвышается на три этажа нелепейшая постройка: четыре длиннющих сваи, перекрытые на трех уровнях железобетонными плитами. Похоже, здесь предполагали построить автомобильную стоянку. Трехэтажную, с серпантином или лифтовым механизмом… Так как вода практически никуда из «бассейна» не уходит, то цвет и запах ее и вовсе удручает, пусть она сейчас и под толстым слоем льда. Но мы слегка отвлеклись. Проложим свой путь слева от постройки. По самому краешку. И где-то посередке счистим ногой с бетона снег, налетевший за день. Обнаружим там, под слоем белого пуха, железный люк с прорезями – люк вентиляции. Попробуем поднять крышку. Медленно, но поддается. Отваливаем ее в сторону на счищенный ранее снег. Так достаточно будет. Спускаемся внутрь.
Темнота, но это лишь пока глаза не привыкли. Когда проходит какое-то время, мы узнаем себя в очертаниях каменного колодца, из которого нет выхода. Но постойте! Кажется, вон там, в темноте, виднеется какой-то лаз. Направляемся к нему, бережем голову, залезая внутрь. Теперь мы двигаемся не только в темноте, но и в неимоверно узком пространстве. Спина неприятно скрежещет одеждой по бетонному потолку, а руки и колени обдираются о неровный пол. Но вот мы теряем опору под руками и проваливаемся еще на полметра вниз. В воздухе перекувырнувшись, приземляемся на лопатки на дно нашего бункера, точки, погреба…
Темнота, но это лишь пока глаза не привыкли. Когда проходит какое-то время, мы узнаем себя в очертаниях каменного колодца, из которого нет выхода. Но постойте! Кажется, вон там, в темноте, виднеется какой-то лаз. Направляемся к нему, бережем голову, залезая внутрь. Теперь мы двигаемся не только в темноте, но и в неимоверно узком пространстве. Спина неприятно скрежещет одеждой по бетонному потолку, а руки и колени обдираются о неровный пол. Но вот мы теряем опору под руками и проваливаемся еще на полметра вниз. В воздухе перекувырнувшись, приземляемся на лопатки на дно нашего бункера, точки, погреба…
Вот мы и на месте. В окно продуха, выходящее прямо на «бассейн», слабо бьет ночной свет. Но самое главное, мы находимся где-то на полтора метра ниже уровня земли, и температура из-за этого здесь постоянная. Что зимой, что летом. Все очень просто – земля в наших широтах не успевает промерзнуть на большую глубину. Теперь можно располагаться и чувствовать себя как дома!
Деньги лежат в тайнике. На дворе почти ночь, а может, и действительно ночь. Газовый баллон совсем выгорел, надо встать и поменять на новый, а то так и подохнуть недолго. Еще бы пожрать чего-нибудь. И выпить для сугреву… Неплохо бы. Да, невьебенно тогда было бы круто!
Я отыскал в запаснике тушенку, зажег новый баллон и поставил греться банку. Я надеюсь, что мы никогда больше не увидим ту швабру. До сих пор слышу ее скрипучий голос: «Я вас всех достану». Бля, стоит признать, даже сейчас я не могу стряхнуть озноб того, что мы натворили. И, кроме того, я же собственными руками разрушил один из базовых принципов солдата армии ТРЭШ: «…кроме женщин, детей и стариков».
МАНИФЕСТ ПОКОЛЕНИЯ ТРЭШ
19.02.03, у себя в Гатчине, 6:30
Я ничего не помню о сегодняшнем дне. Очнулся трезвеющим, стоя посреди своей комнаты. На белых настенных китайских часах стрелка застряла на половине седьмого. Я стоял и сжимал в одной руке сумку с муляжами, масками и рациями; в другой – кусок оконного стекла. По нему стекали и падали на пол капельки бурой крови. Ради любопытства я сжал ладонь еще сильнее, и заместо капель на стекле образовались две полоски, похожие более на струйки от пролитого томатного сока, нежели на кровь. Чтобы придать ощущениям долю реальности, я облизал стекло. Тошнотворный вкус наполнил глотку, и меня вывернуло прямо на ковер. Меня вырвало от самого себя, от ужаса деградации, от убийственной тяжести бытия и от проделанного нами.
Слишком уж много во мне было дерьма! Я стоял, упершись ладонями в колени, и ждал, когда же, наконец, полностью от него смогу избавиться, чтобы, проблевавшись, стать чистым, как весенний ветер…
Нет, хуй тебе, такому не бывать никогда! Этого не случится. Это не случилось ранее и поэтому не произойдет позднее. Так же, как ты забрался в эту яму с дерьмом, точно так же ты обязан из нее и выползти. Только ты сам, а не добрый дяденька со стороны, можешь как погубить себя, так и спасти… Ты хочешь сказать, у тебя не было выбора? Запомни, это ХУЙНЯ! Потому как у любого человека в любой ситуации есть выбор: остаться ли ему самим собой, либо стать частью Системы. Весь фокус заключается в игре на человеческих слабостях: если сегодня уступил, то и завтра уступишь; а если нет, то за тебя кто-то даст слабину, и тебя ликвидируют как вышедшую из строя деталь Системы. Представь себе, будто она – интегральная микросхема, а ты – один из тысячи транзисторов в ней. Как, полегчало? Готовясь бороться с Системой в целом, будь способен проиграть, но не выйти из Игры. Будь готов ответить ударом на удар. Это не правило солдата армии ТРЭШ. Так, жизненное наблюдение.
Может быть, Вождь тогда прав? Смирись и живи? И я понял! Все понял. Так больше продолжаться не может! Из тупика нет выхода, даже если дать задний ход. Ветвь развития человечества исчерпала себя, и мы, те, кто идет с новыми мыслями, чертовски дерзкими идеями, не затуманенным жировой прослойкой мозгом и чистой, как колодезная вода, памятью, то есть все те, кого называют «солдатами армии ТРЭШ», должны и способны взять на себя решение проблемы. Никто, кроме нас! Настало наше время!
И в тот самый миг, как только про себя все это прокрутил, я подошел к письменному столу, сел и быстро, по свежим следам, записал чернилами и кровью, растекающимися по листам в клеточку, следующее:
Манифест поколения ТРЭШХватит! Мы слишком долго жили во мраке, чтобы привыкать к серым будням! Нам нужен свет, но не тот, который отражен в миллионах голубых экранов этой планеты, нет, нам нужен истинный Свет, тот, который принес людям Прометей. Он нам нужен! И если так, то мы не будем разводить пустые и никому ненужные разговоры. Нет, наши методы другие – если нам что-то необходимо, мы встаем с колен и достаем это сами. Так возьмем же наш Свет сами и приготовимся к битве!
1. К вопросу о литературе ТРЭШ.
Любой текст, написанный о поколении ТРЭШ, составляет корпус нашего движения. Но только тот текст может быть признан идеальным, который внутренне не противоречит движению. Он и составит основу ТРЭШ. Так как в принципе таких текстов будет немного (в природе все идеальное объективно ограничено), то необходимо с достаточной строгостью отнестись к их отбору.
Мы специально называем наши произведения текстами, так как считаем их более приближенными к реальности, чем литература в привычном понимании этого слова. Поэтому наши тексты имеют практический характер, они не несут в себе социокультурных черт. Текст выполняет функцию призыва к действию и, одновременно, практического пособия. И ничего более.
Большее значение, по сравнению с вербальным изложением текста, в движении ТРЭШ придается невербальной передаче смысла. Особенный, почти знаковый смысл приобретает в этом случае использование ненормативной лексики. Мы считаем, что недоиспользование (неупотребление) или, наоборот, неоправданное употребление матерных выражений в текстах ведет к искажению существующей действительности. Как в повседневности невозможно обойтись без крепкого слова, так и современное произведение, лишенное его, кажется некой сомнамбулой. Таким образом, недоиспользуя или пользуясь неверно бранными словами, автор лишает свой текст права быть реалистичным. А основное правило идеального текста ТРЭШ говорит о том, что любой ТРЭШ-текст должен быть настолько привязан к существующей действительности, насколько это вообще может быть разумно доступно автору.
2. Об идеологии.
Так как в большей своей части ТРЭШ-движение основывается на литературной базе, т.е. на обобщенном в единый корпус произведений жизненном опыте авторов, то и брать идеологию следует из первоисточников. Изучение первоисточников – вот главная задача для стадии первоначального становление ТРЭШ-идеологии!
Базовой аксиомой над литературным пластом для каждого солдата армии ТРЭШ возвышается одна единственная оговорка: «…кроме женщин, детей и стариков». Так как по отношению к базису все оставшиеся правила будут являться надстройкой, то и действовать необходимо согласно такому логическому заключению.
Всего правил солдата армии ТРЭШ шесть:
Первое — надо хорошо знать отступные маневры, прежде чем начинать драку.
Второе — если бьешь первым, то бей на поражение.
Третье — никогда не рассчитывай на сострадание со стороны противника.
Четвертое — будь против Системы, но играй по ее правилам.
Пятое — создай свое правило солдата армии ТРЭШ.
Шестое — действуй!
3. О музыкальной культуре.
Этот раздел неслучайно введен в манифест. За годы эволюционирования музыка становилась все проще и все доступнее. Менялся сам тип музыки, а следствием этого явилась деструктуризация сознания человека относительно его предпочтений. Мы можем с уверенностью сказать, что сегодня музыка более направлена на конечного потребителя (а таковым является массовый пользователь). Потребности человека формируются самим рынком, а он, в свою очередь, лишь часть Системы. Поэтому настоящая музыка не может быть создана рынком, а значит – Системой тоже.
Не секрет, что философия главенствующим элементом в цепи «высших моральных практик» признает именно музыку (по Ницше эта цепь: народный фольклор – поэзия – музыка). Следует отметить, что в воспитании настоящего солдата армии ТРЭШ огромное значение имеет тип музыки. И дело здесь не в том, чтобы целыми днями слушать R.A.T.M. или Slipknot. Вовсе нет! Смысл музыки – в морально-этической стороне воспитания каждого человека. С помощью Настоящей музыки можно проникнуть гораздо глубже, чем за простую видимость вещей. С ее помощью становится возможным познать саму суть происходящего в мире, узнать скрытый от глаз заурядных людей смысл Вселенского Процесса Жизни.
4. О внутреннем порядке.