Как можно быть «в полном сознании», если разум отвергается, и как можно применять такое определение к исключительно рассеянному, зомбированному состоянию транса, характерного и необходимого для племенной ментальности, Time не объясняет. Объяснений всегда требуют только аполлонийцы, а не дионисийцы.
«При том, что промышленные технологии продолжат создавать самые разнообразные приспособления, от видеотелефонов до домашних компьютеров, их приобретение уже не будет основной целью для граждан. “Вместо того чтобы покупать товары при возникновении потребности в них, — говорит Бакминстер Фуллер [бодрый молодой человек 75 лет], — все больше и больше людей будут брать их напрокат. Понятие собственности устаревает”».
Еще один молодежный авторитет, гарвардский социолог Питирим Сорокин, предсказывает, согласно Time, что «США станут “обществом развитой чувственности”… Под этим он подразумевает превознесение удовольствий над пуританским долгом и праздного времяпрепровождения над работой». Мистер Сорокин, до мозга костей русский мистик-альтруист, родился в 1889 год у. Самому молодому из этих бунтарей, Маршаллу Маклюэну, 59 лет. Я подозреваю, что журналу, который в своих материалах обращается за поддержкой к астрологии, не приходится быть слишком разборчивым в том, кого из авторитетов цитировать. Но хиппи должны обратить внимание на то, кто занимается формированием их податливых мыслей и пластичных душ и насколько новы и оригинальны побитые молью идеи, которыми им забивают головы.
«Образование, получаемое с целью обогащения и развлечения, — продолжает свой марш Time, — а не ради приобретения профессиональных навыков, станет процессом, продолжающимся всю жизнь… Фактически, говорит Маршалл Маклюэн, пожилым людям придется возвращаться в школу, чтобы получить начальное образование. Молодежь, утверждает он, не интересуется скучными знаниями, нужными для функционирования технологической цивилизации; если старшее поколение хочет, чтобы эта цивилизация продолжала существовать, ему придется овладевать этими знаниями самим».
А почему старшее поколение должно этого хотеть? А что, если оно решит, что ему наплевать? Никаких ответов Time не дает. Однако будущее этого мира Time волнует.
«Все это [дионисийская утопия будущего], — заявлено в статье, — будет зависеть от роста экономики Соединенных Штатов, который, по мнению подавляющего большинства экспертов, неизбежен… Бизнес придется вести в новых, вероятно, более жестких условиях. Хотя прибыль будет оставаться основным движущим мотивом, часть капитала акционеров придется тратить на нужды общества и контроль над загрязнением окружающей среды».
Далее в эйфорическом пророчестве все же проскальзывает нотка беспокойства:
«Не исключено, что в начале 1970-х наступит период репрессивной реакции на дионисийские тенденции в молодежной среде… Также возможно, что упадок трудовой этики или снижение потребительского спроса на товары способны подорвать экономический фундамент гедонистической цивилизации».
Поразмышляв на эту тему на протяжении двух абзацев, Time заключает:
«Возможно, но маловероятно — по крайней мере на протяжении большей части десятилетия». Обратите внимание на период времени, который рассматривают эти якобы серьезные и думающие об общественном благе комментаторы. А что произойдет после этого десятилетия? Но заглядывать так далеко дионисийцы не хотят и не могут, это прерогатива аполлонийцев.
А вот еще предсказания:
«Наиболее важной тенденцией 1970-х вполне может стать религиозное возрождение… В ответ на тенденцию к секуляризации общества [то есть к рациональности] вполне может начаться процесс возвращения к фундаментализму, особенно фанатичного пятидесятнического толка… Многие люди откажутся от традиционных западных религий, найдя вдохновение и утешение в мистических восточных культах или эклектичных духовных практиках собственного изобретения… Для многих астрология, нумерология и френология перестанут быть бреднями и превратятся в образ жизни».
Про искусство:
«Меняющаяся атмосфера повлияет и на искусство, которое может стать эфемерным, преходящим, прихотливым и в конечном счете одноразовым».
Здесь предсказатель выдает свое отношение к сегодняшнему искусству, распространяя его и в будущее. За исключением неверного употребления времени, эта оценка верна. «Эфемерное, преходящее и в конечном счете одноразовое» — эвфемизм для мусора, о котором уже завтра все забудут, который никому не нужен, никем не ценится, кроме ангажированных журналистов.
Это доказывает метафизическую природу искусства: варварыдионисийцы, отвергающие разум и живущие под влиянием сиюминутных ощущений, не имеют метафизического взгляда на жизнь и не нуждаются в искусстве более сложном, чем хеллоуиновские маски и новогодние шляпы, которым суждено на следующее утро быть выброшенными усталой горничной истории.
Большой раздел статьи в Time с подзаголовком «Человек и окружающая среда» посвящен проблеме загрязнения.
«Правительство и бизнесмены будут вынуждены тратить все больше и больше средств — возможно, от $10 млрд до $20 млрд в год, по оценке Германа Кана, — на контроль загрязнения атмосферы и вод и на защиту природной красоты от уничтожения». (Курсив мой. — А. Р.) И далее: «В следующие несколько лет… люди осознают, что нарушение ландшафтов в результате строительства торговых центров или дорог так же сложно обратить вспять, как и любые другие формы загрязнения среды».
Термин «загрязнение» предполагает опасность для здоровья человека, например смог или плохое качество воды. Но не об этом преимущественно беспокоятся авторы статьи; обратите внимание, что они сваливают в одну кучу и «природную красоту», и идею о том, что нам угрожают такие факторы загрязнения, как торговые центры и дороги.
Молодые люди, над которыми висит постоянная угроза военного призыва, также должны заметить, что эти люди, намеревающиеся тратить от $10 млрд до $20 млрд в год на сохранение «природной красоты», считают сумму в $4 млрд в год, необходимую для создания и содержания контрактной армии, чрезмерной.
Подлинный мотив, стоящий за кампанией против загрязнения окружающей среды, утверждается почти открыто:
«В течение следующего десятилетия станет совершенно ясно, что, если старания экологов увенчаются успехом, от большинства существующих сегодня технологий придется отказаться и заменить их чем-то новым… Станет очевидным, что любой вид общественного транспорта, какие бы источники энергии в нем ни использовались, эффективнее, чем личные авто… Гораздо больше внимания будет уделяться планированию».
А вот и мотив, стоящий за этим мотивом:
«Характерная для сегодняшнего мировоззрения вера в то, что все технологии по определению полезны, подвергнется радикальной переоценке. “Наше общество привыкло воспринимать любые технологии как признак прогресса или как нечто неизбежное, — говорит нобелевский лауреат Джордж Уолд, биолог из Гарварда. — Должен ли каждый делать все, что может делать? Обычно отвечают — конечно, но правильный ответ — конечно же, нет”».
Бертран де Ювеналь добавляет: “Западный человек никогда не жил в своей естественной среде. Он только подчинял ее себе”».
Благодаря Аристотелю, Галилею, Пастеру, Эдисону и другим ученым, часто становившимся мучениками, западный человек действительно не жил в своей естественной среде в том смысле, который заключен в этой цитате. Но остальное человечество жило и продолжает жить в ней.
Азиатский крестьянин, работающий от зари до зари с инструментами, изготовленными в библейские времена, южноамериканский индеец, пожираемый пираньями в реке среди джунглей, африканец, которого кусают мухи цеце, араб с позеленевшими сгнившими зубами — все они живут в своей «естественной среде», но вряд ли способны оценить ее красоту. Попробуйте сказать китаянке, чей ребенок умирает от холеры: «Должен ли каждый делать все, что он может делать? Конечно же, нет». Попробуйте сказать русской женщине, отправляющейся по морозу за несколько километров в государственный магазин, чтобы выстоять там длинную очередь за продовольственным пайком, что Америку разрушают торговые центры, шоссейные дороги и личные автомобили.
Естественно, рыцари крестового похода против загрязнения — то есть против технологий — осведомлены об условиях, в которых живут люди среди неподчиненной природы. И кажется невероятным, что, зная об этом, они призывают вернуться к ней. Однако вот он, этот призыв, раздающийся из их уст.
Естественно, рыцари крестового похода против загрязнения — то есть против технологий — осведомлены об условиях, в которых живут люди среди неподчиненной природы. И кажется невероятным, что, зная об этом, они призывают вернуться к ней. Однако вот он, этот призыв, раздающийся из их уст.
Делать публичные заявления, которые заставили бы людей, в них поверивших, бежать прочь, как от чумы, возможно благодаря тому, что в эти заявления никто не верит. Большинство людей с детства приучили воспринимать широкие обобщения, абстрактные идеи, фундаментальные принципы и логические построения как нечто несуществующее, неважное, неверное или бессмысленное. «О, на самом деле они вовсе не это имеют в виду, они не собираются заходить настолько далеко. Они просто хотят избавиться от смога и сточных вод» — так обычно относятся люди к борцам с технологиями. Что ж, Гитлер тоже открыто сформулировал свои принципы и цели, прежде чем приступить к их осуществлению, и современные ему прагматики отреагировали на это примерно так же. Советы открыто проповедуют завоевание мира на протяжении вот уже полусотни лет и уже подчинили своей власти треть мирового населения, однако некоторые так до сих пор и не верят, что они именно это имели в виду.
(Если говорить о настоящей проблеме загрязнения, надо понимать, что это вопрос не политический, а преимущественно научный. Единственный политический принцип, имеющий к этому отношение, состоит в следующем: если кто-то создает физическую угрозу жизни и здоровью других людей или условия, которые могут оказаться для них неблагоприятными, например антисанитарные условия, и если это будет доказано, он может и должен нести ответственность за это перед законом. Если такие неблагоприятные для людей условия созданы коллективно — например, в перенаселенном городе, — должны быть приняты соответствующие адекватные и объективные законы, направленные на защиту прав всех заинтересованных лиц, как это уже сделано в отношении добычи нефти, использования воздушного пространства и т. д. Но такие законы не должны требовать невозможного, не должны быть направлены против одного козла отпущения, то есть промышленников, и должны принимать во внимание всю полноту проблемы, то есть необходимость развития промышленности, если в качестве определяющего стандарта берется сохранение человеческой жизни.)
В прессе много раз говорилось о том, что загрязнение окружающей среды будет целью следующего великого крестового похода активистов нового левого движения, после того как война во Вьетнаме потеряет свою актуальность. При этом цель такого похода — отнюдь не чистый воздух, точно так же, как установление мира не было целью и мотивом предыдущего.
В сегодняшней леволиберальной идеологии произошла серьезная перемена, определившая отличие новых левых от старых: это отличие заключается не в главных целях или фундаментальных мотивах, а в форме, которую они принимают; и статья в Time служит излишне красноречивой демонстрацией этого.
В некотором смысле линия поведения новых левых более жесткая и честная — честная не в благородном смысле этого слова, а в смысле сочетания наглости и отчаяния, порожденного верой или надеждой на то, что это сойдет им с рук. Это напоминает поведение пьяницы (или наркомана), который может неожиданно выпалить часть правды, которую он много лет пытался скрыть. Социальная маска коллективистов трещит по швам, и их психологическая мотивация лезет наружу.
Старые левые потратили годы усилий, тонны типографской краски, миллиарды долларов и реки крови на то, чтобы сохранить аполлонийскую маску. Марксисты старого образца объявляли себя сторонниками разума, утверждали, что социализм и коммунизм — научно обоснованный общественный строй, что продвинутые технологии невозможно использовать в капиталистическом обществе, потому что для того, чтобы они приносили максимальную пользу людям и обеспечивали материальный комфорт и повышение уровня жизни, требуется наличие научно спланированного и организованного общества. Они предсказывали, что советские технологии превзойдут американские. Они обвиняли капиталистические государства в обмане народа при помощи так называемой «политики Царствия Небесного», то есть обещаний духовного вознаграждения тем, кто страдал от материальной нищеты. Коммунистические агитаторы даже обвиняли некоторые правительства — в частности, бывших руководителей Китая и британских колонизаторов Индии — в намеренном поощрении наркоторговли с целью достижения пассивности, податливости, безразличия и бессилия народных масс.
Маска рассыпалась после Второй мировой войны.
Видя во всей полноте судьбу промышленности и уровень жизни в Советской России, социалистической Британии и коммунистических странах Европы, никто не может уверенно или убедительно доказывать технологическое превосходство социализма над капитализмом. Старая мысль о том, что капитализм был необходим для создания индустриальной цивилизации, но не для поддержания ее существования, теперь не слишком популярна. Социалистические обещания изобилия звучат не слишком убедительно в мире, где большая часть рабочей молодежи боготворит американские товары и изобретения и готова, появись такая возможность, вплавь преодолеть океан, чтобы попасть в Америку; а обещания свободы мысли при социализме представляются пустым звоном в мире, испытывающем все большее беспокойство по поводу утечки своих лучших мозгов.
Когда-то необходимость индустриализации была главным лозунгом западных либералов, которым они оправдывали любые проявления жестокости, в том числе жуткую бойню в Советской России. Теперь этот лозунг не увидишь и не услышишь нигде. Оказавшись перед выбором между индустриальной цивилизацией и коллективизмом, либералы предпочли отречься от индустриальной цивилизации; оказавшись перед выбором между технологиями и диктатурой, они предпочли отречься от технологий; оказавшись перед выбором между раз умом и прихотью, они предпочли отречься от разума.
Таким образом, сегодня мы можем наблюдать старых марксистов, которые прославляют и поддерживают молодых отморозков (своих же собственных отпрысков и наследников), провозглашающих превосходство чувств над разумом, веры над знанием, отдыха над производством, духовных исканий над материальными удобствами, первобытной природы над технологией, астрологии над наукой, наркотиков над сознанием.
Марксисты старой школы привыкли утверждать, что однаединственная современная фабрика способна обеспечить обувью все население земли и мешает этому только капитализм. Когда они разглядели реальные факторы, имеющие к этому отношение, они объявили, что лучше ходить босиком, чем носить обувь.
Вот вам и забота о бедных и об улучшении человеческого существования на земле.
На первый (очень поверхностный) взгляд непритязательная мораль может найти в идее порабощения и пожертвования поколений ради установления постоянного и всеобщего материального благополучия для всех определенную привлекательность. Но делать это ради сохранения «природной красоты»? Заменить союз кровожадных головорезов и высоколобых интеллектуалов, который и так малоприятен, союзом кровожадных головорезов и дамских садовых клубов?
Если не по содержанию, то по форме марксисты старой школы были порядочнее.
Однако содержание леволиберальных идей — основополагающие принципы, психологические мотивы, конечная цель — осталось прежним. Главное в нем — ненависть к разуму, прикрывается ли она костюмом «мускулистого героя» или, скинув маску, обращается к «духовности» джунглей, проповедует ли диалектический материализм или заменяет его доктринами равной научной ценности: астрологией, нумерологией, френологией.
Формы могут различаться, лозунги — меняться, все что угодно может быть, однако в неприкосновенности остаются три кита: мистицизм — альтруизм — коллективизм. И вместе с ними остается неизменным и их психологическое воплощение — жажда власти, то есть жажда разрушения.
Активисты новых левых стали ближе к раскрытию своих подлинных мотивов: они не стремятся взять заводы в свои руки, они стремятся полностью уничтожить технологии.
Комментаторы, подобные провидцу (или провидцам) из Time, возможно, и не понимают философской сущности и последствий своих заявлений: они подверглись той же самой вакцинации прагматизмом в тех же самых колледжах, что и их жертвы. Среднестатистический современный интеллектуал не стремится сознательно к уничтожению технократического общества или последних остатков капитализма в обществе со смешанной экономикой. Он просто плывет по течению и хочет создать «более жесткие условия» для бизнесменов, при этом не сомневаясь в том, что они все равно будут обеспечивать его всеми необходимыми товарами и всем прочим.