«внушить им уважение к американскому культурному наследию и достижениям цивилизации, как то: республиканской форме правления, капитализму, системе свободного предпринимательства и «прочим фундаментальным ценностям, которые поднимают наше общество на новую ступень развития, которой не достигла еще ни одна другая цивилизация прошлого или настоящего».
Разгневанный профсоюз учителей заявил, что такая программа противоречит духу мультикультурализма. Школьному совету пригрозили судебным разбирательством за неподчинение закону штата, согласно которому преподаватели должны добиваться от учеников «искоренения личного и этноцентризма и прививать им понимание того, что никакая конкретная культура не может быть по определению выше или ниже другой».
На самом деле мультикультуралисты стараются не расширить, а сузить наши знания о мировых культурах. Они стремятся подавить в нас осознание ценности американского, западного — то есть рационального — образа жизни и отсутствия ценности противоположных культурных традиций. Мультикультуралисты хотят окончательно расправиться с любыми вариантами подобного неравенства. Они хотят слить в единое целое два противоположных конца шкалы — первобытный строй и современное цивилизованное общество.
Однако они вовсе не ценят все подряд, без разбора приписывая равную ценность всему, что может взбрести человеку в голову, и мечтая лишь о всеобщей терпимости по отношению к любому выбору. На самом деле слепая неразборчивость в ценностях отнюдь не является их характерной чертой. Их обвинения в «нетерпимости» и «дискриминации» постоянно направлены в адрес людей, чьи убеждения и поступки относятся к одной определенной категории. Они регулярно критикуют американцев за «бесчувственность» к странам третьего мира, но никогда не станут ставить в вину, скажем, гражданам Руанды недостаточное уважение к капиталистической культуре. Они порицают коллег за то, что они учат молодое поколение тому, что великие открытия западных мыслителей ценнее, чем невразумительные наскальные каракули каких-нибудь полудиких обитателей джунглей, однако обратный вариант, по всей видимости, не кажется им неприемлемым.
Мультикультуралистов возмущают только те случаи неравенства, когда цивилизованная западная культура ставится выше примитивной, когда рациональное ценится, а иррациональное — нет, то есть когда настоящие ценности приветствуются, а мнимые — изгоняются. Только такую «нетерпимость» они не терпят. Когда они обвиняют Христофора Колумба в том, что он «развратил» индейцев, они борются с мнением, что культура, которую представлял Колумб, хороша, что разум и наука лучше, чем мистицизм и дикость, что жизнь в продвинутой, успешной Европе времен Возрождения была объективно лучше, чем существование варварских кочевых племен Нового Света.
Все «мультиэтнические» нападки на образование — варианты одного и того же противодействия непримитивному. Например, мультикультуралисты рекомендуют изучение «этноматематики» как способ убедить неуспевающих студентов из числа этнических меньшинств в том, что самые примитивные формы математики (такие, как «африканские песчаные чертежи») столь же ценны, как и наиболее продвинутые. В штате Нью-Йорк учителя старших классов теперь должны рассказывать школьникам, что индейцыирокезы (которым английское правительство во время Войны за независимость платило за то, чтобы они направляли свою склонность к снятию скальпов исключительно на непокорных жителей колонии) были вдохновителями американской Конституции. А один профессор из Университета Пенсильвании высмеивает своих американских коллег за то, что они придают слишком большое значение чтению и письму, которые, по его мнению, представляют собой «не более чем способы контроля» и «военное положение, навязанное академической науке»; вместо этого он призывает обращать более пристальное внимание на «голоса новых народов», которые бросают вызов «западной гегемонии на структуру знания» и сохраняют древнюю устную традицию ( которая выражается, к примеру, в рэпе ).
Защищать то, что откровенно не имеет ценности, нужно ради того, чтобы расшатать ценности истинные. Мультикультуралист не может смириться с тем, что современная математика полезна для человека, а примитивные «африканские песчаные чертежи» не могут дать ему абсолютно ничего. «Кто мы такие, чтобы утверждать это?» — возмущается мультикультуралист, если слышит что-то подобное. Кто мы такие, чтобы превозносить Колумба, или считать квалифицированного западного медика лучше первобытного знахаря, или утверждать, что навыки письма и чтения гораздо важнее для человека, чем способность пересказывать народные предания? Кто мы такие, чтобы быть уверенными в том, что все западное лучше незападного, научное лучше ненаучного, а рациональное лучше иррационального?
Мультикультурализм — это позорная попытка уничтожить ценности путем заявлений, что невозможно отличить то, что ценно, от того, что ценности не представляет. Это атака не просто против сравнительной оценки различных культур, но и против ценностей как таковых. Это атака против того, что совершенно необходимо для человеческой жизни, — против идентификации чего-либо как полезного.
Ярчайшая иллюстрация этого — печально знаменитый документ под названием «Особые случаи притеснения». Источником и распространителем этого листка стала студенческая канцелярия Смит-колледжа. Он посвящен «разнообразным вариантам и разнообразным причинам притеснения одних людей другими вследствие их непохожести друг на друга». В документе говорится о том, что сегодня нам требуется новая терминология, «которая позволила бы говорить о тех вещах, для которых не хватает понятий в ныне существующем языке». Составители прокламации приводят в качестве примеров ряд неологизмов и дают им определения.
Один из таких новых терминов, описывающих разнообразные виды притеснения, — «этноцентризм», который определяется как:
«дискриминация культур, отличающихся от доминирующей в обществе, на основании убеждения в ее превосходстве над остальными».
Но «доминирующая» культура — всего лишь та, что наиболее распространена. Но что, если ее доминирование объясняется тем, что она реально более продвинутая и люди понимают это? К примеру, в Америке доминирующая культура основана на принципах свободы, а не диктатуры, и на законах науки, а не на оккультных мифах. Можно ли считать, что она «притесняет» культуры, которые отвергают свободу? Является ли проявлением «дискриминации» убеждение в том, что хирурги излечивают человеческие болезни и их труд должен всячески приветствоваться, а исцеление с помощью молитвы — миф, который следует отвергнуть? Как удалось этим студентам настолько оторваться от реальности, что для них стало невозможным понять, что один «метод деятельности» на самом деле может быть лучше другого? Разве человек не может считать, что определенная точка зрения верна, а значит, лучше других, не соответствующих истине?
Однако с точки зрения мультикультуралистов для таких разграничений нет никаких оснований. Они считают, что убежденность в превосходстве одной идеи над другой — неважно, подкреплена ли она рациональными основаниями, — по определению подразумевает присутствие «дискриминации». Для них давать оценку — значит подавлять.
Другой термин из листовки Смит-колледжа — «лукизм» (от англ. look — наружность, облик. — Прим. ред.), то есть оценка человека исключительно по его внешности, «формирование общих стандартов внешней привлекательности; основанная на принятии стереотипов и обобщений дискриминация как тех, кто не соответствует этим стандартам, так и тех, кто им соответствует».
«Лукизм» нисколько не возражает против стереотипов. К примеру, к стереотипам относится убеждение, что все красивые люди должны быть удачливы и счастливы. Однако ложность стереотипов не должна служить основанием для того, чтобы отвергать любые обобщения, что как раз свойственно «лукизму». В сфере внешней красоты можно сделать много вполне справедливых обобщений, например: «красота предпочтительнее уродства». И именно такого рода обобщения мультикультурализм пытается подавить, поскольку они являются оценкой, следующей из признания красоты положительным свойством, которое, в свою очередь, следует из принятия ценностных стандартов. А мультикультуралисты принципиально против любых стандартов, по которым одни вещи принимаются за ценности, а другие нет.
Вся злобность и весь яд этого подхода в полной мере проявляется в третьем неологизме, упомянутом в манифесте, — «аблеизм» (от англ. ability — способность, дарование. — Прим. ред.), то есть «притеснение тех, кто обладает иным уровнем способностей».
Вся злобность и весь яд этого подхода в полной мере проявляется в третьем неологизме, упомянутом в манифесте, — «аблеизм» (от англ. ability — способность, дарование. — Прим. ред.), то есть «притеснение тех, кто обладает иным уровнем способностей».
Этот термин охватывает все человеческие качества — физические, интеллектуальные, моральные. В нем отражено стремление уничтожить все рациональные основы оценки и, следовательно, признание различий между людьми. Это массированная атака на все средства, которые служат человеку для достижения его целей, а также и на сами эти цели.
Если признавать, что человек, обладающий какой-либо способностью, отличается от того, кто ею не обладает, — это «дискриминация», то действительно, как того требуют мультикультуралисты, участниками спортивных соревнований должны быть не только физически развитые люди, а получать дипломы о высшем образовании — не только грамотные. В этом случае никаких «дискриминирующих» стандартов существовать не должно. Выдавать кредиты нужно всем желающим, а не только тем, кто способен их вернуть; получить водительские права может любой, в том числе и незрячий; на участок кладбищенской земли могут рассчитывать не только мертвые. Ведь правда, разве убеждение в превосходстве жизни над смертью не является бесчувственным предрассудком — «жизнизмом»? В конце концов, кто имеет моральное право решить, что нахождение в числе «временно существующих» предпочтительнее, чем присоединение к «иначе существующим»?
Именно из-за отвращения к ценностям идея «расизма» в мультикультурализме оказалась извращена. Если давать этому термину полностью объективное точное определение, то расизм — это (ложное) убеждение в том, что личные качества человека обусловлены его расовым происхождением. Однако мультикультуралисты придают понятию «расизм» совершенно иной смысл. Для них «расизм» — это не дискриминация на основании расовой принадлежности, а дискриминация per se. Они объявляют расистом всякого, кто считает некоторых людей выше и лучше других; почему он так считает, роли не играет. Согласно доктрине мультикультурализма, неравенство между черными и белыми — это то же самое, что неравенство между гениями и тупицами, героями и злодеями, творцами и убийцами. Все оценочные различия, то есть ценности как таковые, считаются проявлением деспотизма.
Если хотите конкретный пример, вот случай, произошедший в Пенсильванском университете. Некую студентку-старшекурсницу, входившую в состав комитета «образовательного разнообразия», очень волновали некоторые вопросы мультикультурной программы этого учебного заведения. Она направила в администрацию письмо, в котором выражалось ее «глубокое уважение к личности и желание защищать свободу любого члена общества».
Письмо вызвало особенно злобную реакцию со стороны одного из членов администрации университета. Он вернул письмо обратно студентке, подчеркнув слово «личность» и снабдив его следующим комментарием:
«Сегодня такие фразы для многих служат красной тряпкой и рассматриваются как расизм. Если ставить личность выше группы, то в конце концов это приведет к привилегированному положению “личностей”, принадлежащих к наиболее многочисленной или к наиболее сильной группе». (Курсив мой. — П. Ш.)
По всей логике, расизм и индивидуализм основаны на противоположных философских предпосылках. Первый оценивает людей по коллективному, расовому признаку; второй — по личным качествам каждого человека. Почему же мультикультуралисты ставят между ними знак равенства? Потому что и та и другая система убеждений основаны на оценке, то есть они отличают людей друг от друга на основании некоторого стандарта. Мультикультуралистам нет дела до того факта, что в основе расизма лежит иррациональный стандарт, а в основе индивидуализма — рациональный. Для них любое наличие стандартов — проклятье.
Уравнитель-эгалитарист не поднимает одурманенного наркотиками бродягу на уровень морального идеала. У него вообще нет моральных идеалов. Он защищает отсутствие целеустремленности и продуктивной деятельности исключительно для того, чтобы скрыть свои истинные побуждения — мечту об уничтожении целеустремленных и продуктивных, мечту, которую он пытается осуществить, настаивая на том, что мы не должны отличать деятельных людей от бездельников и, следовательно, что и бродяга, и Билл Гейтс должны пользоваться в жизни одинаковым комфортом.
Эгалитаристы гораздо опаснее, чем, скажем, убежденный религиозный проповедник, осуждающий богачей. Потому что последний придерживается другого набора ценностей, пусть даже иррациональных. Он призывает отречься от богатства потому, что верит в высшую ценность нематериального, сверхъестественного измерения. В то же время эгалитарность — низший вариант иррациональности. Это неприкрытый нигилизм. Ее сторонники не имеют никаких ценностей, а стремятся лишь разрушать их. Они стремятся к уравниловке ради самой уравниловки, к уничтожению ценностей как к самоцели, или, как говорила Айн Рэнд, «они ненавидят добро за добро».
Именно эту философскую одежку примерил на себя и мультикультурализм. Он стремится к примитивизму не потому, что считает его высшей ценностью, а потому, что он ее не имеет. Он стремится уничтожить то, что считает не злым, а, напротив, добрым. Он не придерживается ценностного стандарта, согласно которому выше всего ставятся уродство и неспособность. Мультикультуралисты ничего не ставят высоко. Они не поклоняются некрасивости и неспособности; ими движет лишь ненависть к красоте и способностям. Они хотят уничтожить красоту и способности именно потому, что это хорошо, потому что на каком-то уровне они сознают их ценность, но их единственный отклик на это — ядовитая жестокость.
Вот что лежит в основе коварной доктрины «разнообразия». Этим объясняется кажущееся несоответствие между отказом мультик ультуралистов от всех ценностей и их яростной защитой ценности «разнообразия» как категорического абсолюта.
Почему можно считать «разнообразие» ценностью? При том, что во многих отношениях разнообразие действительно необходимо, оно само по себе не может быть рациональной ценностью. Например, кто-то может заявить, что хорошо делать разнообразные инвестиции, так, чтобы минимизировать риск. Но нельзя сказать, что разнообразие как таковое лучше, чем его отсутствие; в данном случае лишь разнообразие инвестиций лучше, чем его отсутствие в этой конкретной сфере (и основополагающий момент здесь — ценность инвестиций, финансовой независимости, богатства и так далее, а вовсе не разнообразия).
Но как может быть хорошо «разнообразие» как таковое, независимо от того, к чему оно относится? Например, можно ли считать ограничением хорошее здоровье, которое должно «разнообразить» путем различных болезней? Должно ли знание уравновешиваться невежеством? Или же здравый ум — периодическими приступами безумия? В чем же тогда смысл отчаянной борьбы за «разнообразие»?
Те, кто ведет эту борьбу, утверждают, что смысл «разнообразия» в том, чтобы создавать препятствия политике «исключений». Чтобы понять, в чем именно они хотят видеть «разнообразие» и в чем не хотят видеть «исключений», давайте взглянем на проблему расового «разнообразия».
Для чего мультикультуралистам нужно защищать расовое «разнообразие»? Для того, чтобы не позволить исключить расовые меньшинства из каких-то сфер? Конечно же, нет. Потому что, если бы это было так, они были бы главными защитниками оценки. Например, если бы они боролись за искоренение дискриминации по цвету кожи на рабочих местах, они должны были бы настаивать на том, чтобы работодатель при приеме на работу оценивал претендентов исключительно по их способностям. Они подвергали бы порицанию те предприятия, на которых расовой принадлежности работников уделяется какое-то внимание. Их не волновало бы, какой процент представителей каждой расы имеется где-либо. Они выступали бы за то, чтобы при приеме на работу предпочтение отдавалось бы квалифицированному белому претенденту, а не неквалифицированному черному. Для них расовая принадлежность не была бы важна. И они понимали бы, что единственный способ гарантировать, что этот фактор ни на что не влияет, — это придерживаться строгих оценочных стандартов.
Но мультикультуралисты не желают не обращать внимания на расовую принадлежность. Вместо этого они требуют «разнообразия», где расовая принадлежность играет важнейшую роль. Они требуют, чтобы на рабочих местах расовые меньшинства были представлены определенным процентом служащих. А если люди, нанятые согласно этому принципу, оказываются неквалифицированными работниками, — что ж, говорят они, расовое «разнообразие» важнее.