Так почему Pfizer разрешают обирать людей, покупающих виагру? Потому что, если бы виагра не получила патентной защиты, Pfizer никогда не стала бы вкладывать крупные средства в создание новых лекарств. Истинная стоимость новых чудодейственных лекарств складывается не из расходов на производство таблеток по уже открытой формуле, а из расходов на исследования и научные разработки, включая прочесывание тропических лесов в поисках коры экзотических деревьев, обладающей лекарственными свойствами. Все это справедливо и в отношении лекарств от всех прочих заболеваний независимо от того, насколько они серьезны или даже смертельны [43]. Средняя стоимость «раскрутки» нового лекарства равна примерно 600 млн дол. А на каждое успешно разработанное лекарство приходится много дорогостоящих исследовательских проектов, заканчивающихся неудачей. Есть ли способ, позволяющий сделать лекарства доступными беднякам в США и во всем мире, не подрывая при этом стимулов к разработке таких лекарств? Да, есть. Государство должно выкупить патент в момент изобретения лекарства. Правительству следует выплатить компании авансом сумму, равную доходам, которые она должна была бы получить за 20 лет действия патента. Сделав это, правительство стало бы обладателем права собственности на лекарство и смогло бы устанавливать на него ту цену, которую сочло бы подходящей. Это дорогостоящее решение, которое влечет за собой ряд новых проблем. Например, какие патенты на лекарства следует выкупать правительству? Является ли артрит болезнью, достаточно серьезной для того, чтобы оправдать расходование государственных средств на снижение цены на новое лекарство от артрита? А что сказать об астме и лекарствах от нее? И все же этот план по меньшей мере совместим с экономической реальностью: люди и компании вкладывают средства только тогда, когда имеют гарантии того, что они в буквальном или переносном смысле пожнут то, что посеяли.
Недавно я наткнулся на любопытный пример того, как разночтения в правах собственности могут удушить экономическое развитие. Я писал для «The Economist» длинную историю об американских индейцах. Посетив несколько резерваций, я обратил внимание на то, что в них очень мало частных домов. Члены племен живут либо в домах, которые построены на средства федерального правительства, либо в трейлерах. Почему? Одна из главных причин этого — трудность, а то и невозможность получения индейцем, живущим в резервации, обычной ссуды под залог недвижимости, поскольку земля в резервации находится в общинной собственности. Члену племени могут выделить участок земли для пользования, но он не становится собственником такого участка — земля принадлежит племени. Для коммерческого банка это означает, что в случае неисполнения условий займа под залог недвижимости эту недвижимость нельзя забрать. Если банку отказывают в этом неприятном, но необходимом варианте, то банк как кредитор остается без всякого реального залога под выданный им кредит. Трейлер — совсем другое дело. Если человек, приобретший трейлер в кредит, не справляется с выплатами, компания может в один прекрасный день прислать своих представителей и вывезти трейлер из резервации. Но трейлеры, в отличие от обыкновенных жилых домов, не способствуют развитию местного строительства. Дома тысячами собирают на какой-нибудь фабрике, находящейся бог знает как далеко от резервации, куда их потом привозят. Этот процесс не обеспечивает работой кровельщиков, каменщиков, мастеров-отделочников и электриков из числа местных жителей, т. е. лишает индейские резервации в Америке того, в чем они более всего нуждаются.
Далее, государство снижает издержки ведения бизнеса в частном секторе во всех отношениях. Оно обеспечивает соблюдение единых правил и норм вроде договорного права, искореняет мошенничество, поддерживает нормальное денежное обращение. Государство создает и поддерживает инфраструктуру — дороги, мосты, шлюзы и дамбы, в результате чего снижаются издержки частной торговли. Возможно, электронная торговля — одно из чудес современного мира, но не будем упускать из виду того факта, что после сделанного вами заказа книги на сайте Amazon, заказанную книгу доставят в автофургоне по межштатному шоссе № 80. В 1950–1960-х годах новые дороги, в том числе связующие штаты скоростные автомагистрали, составляли крупную долю нового капитала, создаваемого в США. А инвестиции в инфраструктуру связаны со значительным ростом производительности в отраслях, интенсивно использующих автотранспорт [44].
Эффективное регулирование и строгий контроль делают рынки более надежными и внушающими большее доверие. Благодаря усердию Комиссии по ценным бумагам и биржам теперь можно покупать котируемые на NASDAQ акции новых компаний с разумной долей уверенности в том, что ни эти компании, ни биржевые маклеры, работающие на фондовой бирже, не мошенничают. Короче говоря, государство несет ответственность за господство закона. (Нарушения господства закона — одна из причин того, что в развивающихся странах столь распространены кумовство, Плановость и другие формы поведения, ориентированные на семью; в отсутствие обязательных договорных соглашений сделки в бизнесе могут быть гарантированы только определенными личными отношениями.) Джерри Джордан, президент Federal Reserve Bank of Cleveland, недавно предался размышлениям о явлении, достаточно очевидном, но которое слишком часто принимают за само собой разумеющуюся данность: наши совершенные институты, как государственные, так и частные, позволяют совершать сложные сделки с совершенно незнакомыми людьми. Джордан отмечает:
Когда думаешь об этом, представляется поразительным, что мы часто берем из банка изрядные суммы и пересылаем их людям, которых никогда не видели. Или что биржевые маклеры, работающие с ценными бумагами, могут отправлять миллионы долларов людям, с которыми они незнакомы и которые живут в странах, где маклеры никогда не бывали. Однако это происходит постоянно. Мы верим в то, что созданная инфраструктура избавляет нас от беспокойства по поводу того, что банковский служащий, принимающий наши деньги, прикарманит их. Или возьмем ситуацию, когда мы используем кредитные карты для покупки нового компакт-диска или теннисной ракетки по Интернету у компании, находящейся в другом штате, а то и в другой стране. Ведь мы уверены в том, что получим заказанный нами товар, а компания уверена в том, что получит оплату [45].
Пожалуй, Шекспир посоветовал бы нам избавиться от юристов, но он был драматургом, а не экономистом. Реальность состоит в том, что все мы жалуемся на юристов до тех пор, пока с нами не случится беда. А когда с нами приключается беда, мы бежим нанимать самого лучшего юриста, какого только можем найти. Государство ужесточает правила разумным, справедливым и эффективным способом. Совершенно ли государство? Нет. Однако позвольте мне вместо того, чтобы петь хвалы американской системе правосудия, просто привести пример противоположного свойства, взятый из жизни Индии. Абдул Вахид возбудил судебное дело против своего соседа, молочника по имени Мохамед Нанхе, который проложил несколько дренажных линий по краю своего участка, сделав сток на передний двор м-ра Вахида. Вахид намеревался пристроить третью комнату к своему бетонному жилищу и опасался, что сточные воды вызовут протечки в помещении. Это и было причиной его иска. В июне 2000 г. суд г. Морадабад, что находится близ Нью-Дели, рассмотрел дело [46].
В данном гражданском деле есть одна существенная деталь: иск был подан 39 лет назад. И м-р Вахид, и м-р Нанхе к моменту рассмотрения их дела умерли, и оно перешло к их родственникам по наследству. По одной из оценок, если в Индии перестанут возбуждать новые судебные дела, то на рассмотрение накопившихся в судах дел уйдет 324 года. Среди нерассмотренных дел не только гражданские иски. В конце 1999 г. из калькуттской тюрьмы был освобожден семидесятипятилетний старик, который 37 лет дожидался суда по обвинению в убийстве. Его освободили потому, что все свидетели по делу и следователь умерли. (В 1963 г. судья объявил подозреваемого невменяемым, которого нельзя судить, но это решение где-то затерялось.) Имейте в виду: по стандартам развивающихся стран Индия имеет сравнительно хорошие государственные институты. В Сомали, например, суды вообще не занимаются рассмотрением подобных дел.
Кроме того, государство обеспечивает соблюдение антитрестовского законодательства, которое запрещает компаниям сговариваться в целях уничтожения конкуренции. Ситуация, когда есть три авиакомпании, которые втайне сговорились об установлении тарифов на авиаперевозки, ничуть не лучше ситуации, когда существует одна распоясавшаяся монополия. Капитализм опирается на все эти государственные институты — своеобразные рельсы, по которым он мчится вперед. Томас Фридмен, обозреватель внешнеполитической рубрики «New York Times», подчеркнул этот момент в одном из своих недавних комментариев. «Знаете, сколько заплатил бы среднестатистический гражданин России Джоэлу Клейну и Джанет Рено за неделю их работы по ниспровержению олигархов и монополистов?» — спрашивает Фридмен [47]. Он отметил, что, хотя экономика многих стран мира, особенно развивающихся, поражена эндемичной коррупцией, иностранцы часто завидуют американцам — осторожно, не разлейте ваш кофе оттого, что сейчас услышите, — по поводу того, что У американцев есть такие бюрократы в Вашингтоне, «то есть наши институты, наши суды, наша бюрократия, наши военные и наши регулирующие ведомства — Комиссия по ценным бумагам и биржам, Федеральная резервная система, Федеральное управление гражданской авиации, Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов, ФБР, Федеральное агентство по защите окружающей среды, Налоговое управление США, Служба иммиграции и натурализации, Патентное управление США и Федеральное агентство управления в чрезвычайных ситуациях».
Государство выполняет еще одну крайне важную роль: оно предоставляет широкий спектр так называемых «общественных благ», которые улучшают наше положение и которые не предоставил бы частный сектор. Предположим, я решаю приобрести противоракетную систему с целью защитить себя от ракет, запущенных государствами-агрессорами (такая система была бы похожа на тарелку спутникового канала DirectTV, только намного дороже). Я спрашиваю соседа Этьена, не хочет ли он принять участие в финансировании такой системы. Этьен говорит «нет», хотя отлично понимает, что моя система противоракетной обороны защитит и его дом от всех ракет, какие может выпустить по нам Северная Корея. У Этьена, как и большинства моих соседей, есть мощный стимул к тому, чтобы бесплатно воспользоваться возможностями моей системы. Между тем я не хочу полностью оплачивать ее. В результате у нас не будет системы противоракетной обороны, хотя нам всем, возможно, было бы лучше, если бы такая система была.
Общественные блага имеют две устойчивые характеристики. Во-первых, цена, по которой такие блага предлагают дополнительным потребителям — пусть их будут тысячи или миллионы, — очень низка или вовсе равна нулю. Подумайте об упомянутой выше системе противоракетной обороны. Если я плачу за то, чтобы перехватывать и уничтожать в небе ракеты Саддама Хусейна, миллионы людей, живущих сравнительно недалеко от меня, в районе большого Чикаго, получают защиту от ракетного удара бесплатно. То же самое справедливо и в отношении радиосигнала, или маяка, или большого парка; если эти объекты существуют для одного, то могут служить тысячам без дополнительной платы за их службу. Во-вторых, очень трудно, а то и невозможно отлучить людей, которые не платят за пользование общественным благом, от пользования им. Как именно вы скажете капитану корабля о том, что ему нельзя пользоваться сигналами маяка? Вы заставите его закрыть глаза, когда он будет проплывать мимо него? («Эй, на борту корабля ВМФ США „Британника“: вы подглядываете!») Когда-то у меня в Принстоне был профессор, который начинал свою лекцию об общественных благах словами: «Ну, и кто же эти болваны, которые финансируют государственное радио?». (Примечание: ныне этот господин занимает важную должность в администрации Буша.)
Люди, пользующиеся благами бесплатно, могут парализовать работу предприятий. Писатель Стивен Кинг недавно предпринял попытку эксперимента: он предложил свой новый роман непосредственно читателям, разместив текст в Интернете. План был таков: Кинг станет предлагать читателям ежемесячные порции романа, которые можно будет скачать в обмен на платеж в 1 дол., взимаемый в качестве добровольно выплачиваемого гонорара. Кинг предупредил, что свернет эксперимент, если добровольные платежи сделают менее 75 % читателей. «Если вы станете платить, эксперимент продолжится. Если не будете, эксперимент будет прекращен», — писал Кинг на своем веб-сайте. Результат эксперимента оказался печально предсказуемым для экономистов, занимавшихся подобными проблемами. Проект был свернут. В момент, когда интернет-публикация романа «Завод» была предана забвению, только 46 % читателей расплатились за чтение последней главы, размещенной на веб-сайте.
Предоставление общественных благ вырастает в фундаментальную проблему в случае, если оно возлагается на частные предприятия. Компании не могут принудить потребителей к оплате подобных товаров независимо от того, какую пользу потребители извлекают из них и как часто пользуются ими (вспомните пример с маяком). А любая система добровольной оплаты становится Жертвой людей, стремящихся воспользоваться благами бесплатно. Приведем следующие примеры.
• Фундаментальные исследования. Мы уже говорили о мощных стимулах, которые создают прибыли фармацевтических и иных компаний. Однако не все важные научные открытия имеют непосредственное коммерческое применение. Исследования Вселенной, понимание механизма деления клеток человеческого организма или поиск элементарных частиц могут быть существенно отдалены от запусков искусственных спутников Земли, разработки лекарств, вызывающих разрушение опухолей, или открытия более экологически чистых источников энергии. Столь же важно то, что для максимизации ценности фундаментальных исследований их результатами надо безвозмездно делиться с другими учеными. Иными словами, на фундаментальных исследованиях, генерирующих знания, которые когда-нибудь смогут обеспечить существенный прогресс человеческого существования, не озолотишься. В большинстве случаев результаты таких исследований не позволяют даже покрыть расходы на их проведение. Большую часть фундаментальных исследований в Америке выполняют либо само государство в лице таких своих ведомств, как НАСА и национальные институты здравоохранения, либо исследовательские университеты, являющиеся некоммерческими учреждениями и финансируемые из федерального бюджета.
• Правоохранительная деятельность. В частных охранных фирмах нет недостатка. «Полицейские по найму» — вот как мы, будучи студентами, называли сотрудников этих фирм, которые агрессивно выслеживали двадцатилетних любителей пивка. Однако существует предел того, что могут сделать и будут делать сотрудники частных охранных фирм. Они будут лишь защищать вашу собственность от определенных посягательств на нее. Они не станут энергично выслеживать преступников, которые могут однажды вломиться к вам в дом; они не станут выслеживать крупных мексиканских торговцев наркотиками, или препятствовать въезду в страну преступников, или решать другие проблемы преступности для того, чтобы в конце концов бандиты не напали на вас. Все эти действия обеспечили бы вам и вашей собственности большую безопасность в долгосрочной перспективе, но всем им внутренне присущи проблемы массового бесплатного пользования. Если я оплачиваю безопасность такого рода, любой другой житель страны пользуется этими благами бесплатно. Повсюду в мире большинство видов правоохранительной деятельности выполняет государство.
• Парки и свободные пространства. Озерная береговая линия Чикаго — величайшая ценность этого города. На протяжении добрых 30 миль вдоль озера Мичиган тянутся парки и пляжи, принадлежащие городу и защищенные от частной застройки. Если это — наилучшее использование земли, а я твердо верю в это, то почему бы не разрешить частным землевладельцам использовать эту землю в тех же целях? В конце концов мы только что оговорили, что частная собственность на какой-либо актив гарантирует максимально производительное использование этого актива. Если бы я был собственником тридцати миль береговой озерной линии, то почему бы мне было не взыскивать плату с велосипедистов, людей, катающихся на роликах или просто устраивающих пикники, для того, чтобы получать изрядную прибыль на сделанные мною инвестиции? По двум причинам. Во-первых, патрулирование столь большой территории и взимание платы стали бы кошмарной организационной проблемой. Во-вторых, многие люди, ценящие берег озера, фактически не пользуются им. Они могут наслаждаться видом, который открывается из окна какой-нибудь квартиры, расположенной на верхних этажах высотного дома, или пока едут по Лейк Шор-драйв. Частный застройщик никогда бы ничего не содрал с этих людей и, следовательно, снизил бы ценность свободного пространства. Сказанное справедливо и по отношению ко многим естественным ресурсам Америки. Возможно, вы никогда не бывали в Принс Уильям Саунд на Аляске и, может быть, никогда не попадете туда. И все же вы почти наверняка почувствовали тревогу, когда танкер «Эксон Валдез» сел на мель и загрязнил эту территорию. Охраняя подобные ресурсы, государство может улучшить наше общее положение.
Наконец, государство перераспределяет богатства. Мы собираем налоги с одних для того, чтобы предоставить блага другим. Вопреки общественному мнению большая часть государственных Щедрот не предназначается бедным; эти блага предоставляются среднему классу в виде медицинского и социального страхования. Впрочем, государство имеет законное право разыгрывать из себя Робин Гуда; правительства других стран мира, например европейских стран, занимаются этим весьма активно. Что должна сказать по этому поводу экономика? К сожалению, немногое. Самые важные вопросы, касающиеся распределения доходов, требуют не экономических, а философских или идеологических ответов. Попробуйте-ка ответить на следующий вопрос: какое государство было бы лучше — то, в котором каждый житель Америки зарабатывал бы по 25 тыс. дол., чего вполне достаточно для оплаты насущных потребностей, или существующее ныне, при котором одни американцы безумно богаты, другие пребывают в горькой нужде, а средний доход составляет примерно 30 тыс. дол.? Второй ответ на этот вопрос подобен, в сущности, «более пышному экономическому пирогу»; а первый подразумевает «пирог поменьше, но нарезанный более равными кусками».