Макс залпом осушил стакан и поморщился. Даже закусить нечем. Была бы Надька – живо бы сообразила что-нибудь на стол. Крепко злился он на свою жену. Понимал ее и все равно злился. Да, обидно видеть доказательства неверности мужа, но, с другой стороны, ты же не восьмиклассница, должна понимать, что моногамных мужиков не бывает. Ну, согрешил, да, хреново. Еще хреновее, что попался. Пореви да прости. Тем более когда твоего мужа цинично подставили и ему как никогда нужна поддержка родного человека. Эх, Надька, Надька. Дура баба.
– О супруге размышляешь? – голос Джека вывел Макса из задумчивости.
– Точняк, старик. Не ожидал я от нее такой подлянки.
– Если ты приложишь усилия, она вернется, – заверил товарищ.
– Да знаю, знаю, – вздохнул Макс. – Жрать так хочется. Пиццу заказать, что ли…
О том, что Джек в больнице, Макс узнал два дня назад, когда позвонил ему на мобильный. Планировал пожаловаться на судьбу и попросить помощи, и выяснил, что друг нуждается в помощи гораздо больше. В больницу примчался тотчас, поднял на уши весь медперсонал, вытряс сведения из лечащего врача и ввалился в палату, все еще не веря в случившееся.
На фоне трагедии, постигшей друга, собственные проблемы заметно померкли. Макс размашисто ходил по палате, пытаясь подобрать нужные слова. Казалось, он переживает больше, чем сам пациент.
– Успокойся. – Джек приподнялся на койке, облокотившись на жесткий матрас. – Еще пара операций, и зрение вернется. Неприятно, но не фатально. Меня беспокоит другое…
– Я слушаю, старик. Рассказывай. – Макс посмотрел на товарища, невольно нахмурившись от вида его забинтованных глаз.
И Джек рассказал. Про неизвестного посетителя, наведавшегося накануне в палату.
Здесь было над чем пораскинуть мозгами. Это не могло быть простым совпадением.
Следующую операцию Джеку назначили через неделю, и вопреки протестам Кравцова Макс забрал его к себе, пообещав, что будет привозить его на осмотр строго по расписанию, назначенному врачом. Долго сопротивляться у Джека не было сил, и он вынужденно согласился.
Им было что обсудить. К настоящему моменту, однако, не родилось ни единой здравой идеи о личности анонимного мстителя. Предположений была масса, но без доказательной базы они не стоили и гроша. Сомнений не возникало только в том, что человек, ворвавшийся с охранниками в офис Макса и приходивший в больницу к Джеку, – одно и то же лицо. Видимо, это лицо имеет прямое отношение к одной из афер, осуществленных их компанией. Начиная с десятого класса школы четверо друзей провернули массу не самых благочестивых делишек. Старались действовать благоразумно и не оставлять следов. Если где-то они все-таки допустили ошибку, одной-единственной ниточки будет достаточно, чтобы размотать весь клубок. Неужели кто-то вышел на их след?
Эта мысль не покидала Джека. Он перебирал в памяти каждый из кругов, старательно воспроизводя мельчайшие детали, пытаясь отыскать слабое место. Вновь и вновь он возвращался в прошлое, с кропотливой настойчивостью оживляя почти забытые фрагменты: они с Максом нападают на директора школы, чтобы Глеба не отчислили за плохое поведение; а вот они у Лизы дома помогают Максу сблизиться с отвергавшей его девчонкой; несколько лет спустя январским вечером подкарауливают супруга Елизаветы, сжимая замерзшими пальцами стволы пистолетов; а вот и прошлогоднее лето, они вчетвером сидят в ресторане, и Джек просит подыскать подходящего кандидата для экспериментов с памятью…
Где они могли оступиться?
Джек сидел на диване, слушая звуки. Вверху тихо гудел кондиционер, из кухни доносился голос Макса, спорившего по телефону, в соседней комнате мягко тикали настенные часы. Но доминирующим звуком был стук его собственного сердца. Джек никогда не думал, что сердце способно так оглушительно громко стучать. Когда он лишился зрения, некоторые вещи стали очевидными. Например, то, что как бы ни хорохорился психотерапевт Иван Кравцов, он отчаянно нуждается в друзьях. Ему не требовались ежедневные встречи и телефонные беседы, он мог неделями ни с кем не обмолвиться и словом и при этом комфортно себя чувствовать. Но ему было важно знать, что товарищ непременно окажется рядом, когда возникнет такая необходимость.
Джек испытывал благодарность к Максу: тот не бросил его в трудную минуту, тогда как сам находился не в лучшем положении. Разумеется, Джек и самостоятельно бы справился. Но, черт возьми, поддержка товарища оказалась совсем не лишней. Беседуя с ним о своей слепоте, Джек изображал едва ли не равнодушие, тогда как на самом деле прилагал чудовищные усилия, чтобы сохранять спокойствие. Когда теряешь зрение, сложно бороться с эмоциями. И все же он прилежно следовал логике, внушая себе скорое выздоровление. Ничего другого ему просто не оставалось. Истерики и отчаяние в лучшем случае бессмысленны, а в худшем – опасны. Сейчас главное – направлять мысли в конструктивное русло.
Джек услышал, как Макс вернулся в комнату.
– По какому поводу ты там орал?
– Да овца мне втирала, что пиццу придется ждать два часа. Я ей, блин, устрою два часа. – Макс размял шею, хрустнув позвонками. – Ты-то как? Путем?
– Я нормально, – убедительно соврал Джек. – Ты Елизавете так и не дозвонился?
Макс помрачнел:
– Нет. Телефон отключен. Думаю к ней домой смотаться. Мало ли что…
Мысль о том, что с подругой может произойти нечто плохое, первой пришла в голову Джеку. Однако он не торопился озвучивать ее, не будучи уверенным в реакции товарища. Конечно же, Макс догадывался о влюбленности Елизаветы и вряд ли испытывал по этому поводу приятное волнение. Джек не хотел понапрасну тревожить его и всячески избегал упоминать в беседе имя Лизы. Сегодня утром Макс сам высказал опасения насчет ее безопасности.
– Надо бы нашу принцессу предупредить, – напряженно произнес он, убирая в раковину грязную посуду после завтрака. – Если этот гад добрался до нас, то сам сечешь… Лучше бы ей на время свалить из города.
Джек понимал, каких усилий Максу стоило заговорить о Елизавете. Он был серьезно обижен, если не сказать ранен, и еще долго выдерживал бы характер, не случись непредвиденное. Ивана Кравцова поражала лебединая преданность друга двум женщинам: он с одинаковой силой любил Надежду и Елизавету и не мыслил жизни без какой-либо из них. Тем печальнее, что в итоге Макс остался и без жены, и без подруги.
В квартиру позвонили.
Макс хмыкнул:
– Неужели пиццу привезли? Стоило припугнуть, сразу засуетились. – Он хохотнул и пошел в прихожую открывать дверь.
На пороге стояла Надя. С чемоданом и таксой. При виде хозяина Джесси рванулась на поводке, зайдясь радостным лаем. Макс оторопело глядел на жену. Так и не дождавшись приглашения войти, Надя улыбнулась:
– Ну что ты истуканом стоишь, дурень? Как будто ты всерьез думал, что я от тебя навсегда ушла. Чемодан заноси. Есть, наверное, хочешь? Сейчас что-нибудь приготовлю.
Когда ошеломленный Максим Гладко впускал в квартиру возлюбленную супругу, в небольшом загородном поселке другой мужчина испытывал не меньшее удивление, хотя и по иному поводу. Экспертиза жидкости, найденной в кармане Лизиного пальто, затянулась на полторы недели. Из лаборатории позвонили лишь сегодня днем и сообщили результат. Тубис подозревал, что его невольница далеко не проста, и все-таки изумился, получив этому подтверждение. С каждым днем он все сильнее привязывался к женщине, восхищаясь ее выдержкой. Прежние невесты казались ему теперь никчемными одноразовыми куклами. Лиза единственная, кто составил ему достойную партию. По сути, она являлась охотником, таким же, как он сам. Именно поэтому она была идеальной жертвой. Под Лизиным напускным смирением бурлила ярость, столь неистовая, что Тубис почти физически ощущал ее. Лиза не собиралась сдаваться, отчего желание сломать ее лишь усиливалось. Никогда раньше Тубис не испытывал столь острого желания обладать.
С улицы донесся слабый скулеж и сразу же – звук когтей по дереву: Анька заскреблась в дверь. В последние дни собака утратила деликатность и требовала внимания двадцать четыре часа в сутки. Столь беспардонная настойчивость немного его нервировала, но не злила. Тубис понимал, что Анька ревнует его к новой игрушке и всеми силами старается вернуть себе утерянный статус главной любимицы. Он открыл дверь и впустил в дом овчарку, которая тут же села у его ног, преданно заглядывая в глаза хозяину.
– Чего ты страдаешь? – ласково спросил он. – С Лизой у нас просто секс. А тебя я люблю. Улавливаешь? Не могу же я сексом с тобой заниматься.
Анька напрягла уши и звонко гавкнула, явно не соглашаясь с человеком. Тубис улыбнулся и потрепал ее по холке:
– Ну и дурочка ты у меня.
Анька снова гавкнула и демонстративно удалилась на кухню. Человек проводил ее рассеянным взглядом, думая о чем-то своем, а затем направился в подвал.
Анька снова гавкнула и демонстративно удалилась на кухню. Человек проводил ее рассеянным взглядом, думая о чем-то своем, а затем направился в подвал.
Лиза полулежала на диване, примостив под спину подушку, и читала книгу. Обычно, покидая помещение, Тубис гасил свет, оставляя пленницу в темноте. Но она пожаловалась, что умрет от скуки, если ей не обеспечат хоть какое-то развлечение, помимо плотских утех. На следующий день Сан Саныч принес несколько книг на выбор и выключал свет только на ночь.
Услышав тихие шаги, Лиза отложила скучный бульварный детектив в сторону и выжидающе посмотрела на Тубиса. На его лице играла загадочная улыбка. Лиза сузила глаза, пытаясь проникнуть в чужие мысли. Тубис сел рядом, не опасаясь, что пленница накинется на него с кулаками. При всем желании она ничем не могла навредить ему. В помещении не было предметов, которые могли бы служить орудием для нападения.
Несколько минут Тубис молча взирал на пленницу. За две недели взаперти ее кожа стала еще бледнее, отчего и без того темные глаза казались почти черными. Сан Саныч взял ее руку – тонкую и изящную, – погладил прозрачные пальцы. Красный лак на ногтях уже облупился, и Лиза неоднократно требовала купить ей все необходимое, чтобы исправить маникюр, но он забывал. Вернее, врал, что забывает. На самом деле этот крошечный дефект придавал жертве еще больше хрупкости и беззащитности. Без косметики, без одежды, с массивной цепью на узкой лодыжке Лиза выглядела совсем юной и невинной. Какое ошибочное впечатление!
– Скажи, кого ты хотела отравить? – спросил Тубис, не прекращая гладить ее руку.
Лизины брови поползли вверх:
– О чем ты?
– О флаконе, который я нашел в твоем пальто. Для чего тебе понадобился сильнейший токсин?
– Возможно, я предчувствовала встречу с тобой, – съязвила собеседница, потом отчаянно закусила губу. Этот сукин сын только что лишил ее одного из шансов на побег. Лиза ни на минуту не забывала о яде и надеялась как-нибудь заполучить его. Она изо всех сил выстраивала рациональный стиль общения, насколько рациональным могло быть общение с маньяком. Ей казалось, что рано или поздно она сумеет раскрутить его на короткую прогулку. Даже заключенных выводят на свежий воздух, чтобы те не загнулись раньше времени. Если бы она только получила доступ к своему пальто! А уж способ отравить мучителя, имея под рукою яд, нашла бы. Но теперь этот вариант придется вычеркнуть.
– Мне нравятся твои шутки, – признался Тубис. – Но сейчас я бы хотел услышать правду.
Лиза помолчала, раздумывая над ответом. Она старалась быть с похитителем искренней – это могло сблизить их и родить доверие с его стороны. Он отлично чувствовал фальшь, и утаивать свои истинные эмоции становилось все труднее. В данном случае вряд ли имело смысл лукавить.
– Я собиралась убить одного мужчину, – твердо произнесла она, высвободив свою руку из его ладони и поправив упавшую на глаза челку.
Примерно такой ответ Тубис и ожидал услышать. Он жаждал подробностей.
– За что?
– За то, что я его любила, а он меня – нет. – Лиза сомкнула веки, ощутив внезапную усталость. Она старалась не думать о Джеке, чтобы не страдать еще больше, но сейчас его образ невольно возник перед мысленным взором. Громкий смех заставил ее вздрогнуть. Она со страхом посмотрела на своего мучителя: он хохотал как сумасшедший. Жутковатое зрелище.
Просмеявшись и вытерев навернувшиеся на глаза слезы, Сан Саныч поинтересовался, не скрывая восхищения:
– И душевных противоречий у тебя по этому поводу не возникало?
– А у тебя? – зло ответила она.
Несколько минут Тубис пристально изучал ее, пока его не осенило:
– Ты уже убивала кого-то раньше?
Вопрос прозвучал как утверждение, Лиза не посчитала нужным ответить. Она снова прикрыла глаза, пытаясь унять зачастившее сердце. Внезапно страшная мысль пришла ей в голову: а что, если все происходящее – не что иное, как расплата за содеянное? С точки зрения своей собственной морали Лиза не совершала преступлений. Она взвешивала все «за» и «против» и выбирала самое простое, самое эффективное решение проблемы. Некоторые ее поступки не отличались нравственностью, однако всемирным злом Лиза себя не считала. Тем не менее большинство людей осудило бы ее. Вся ее жизнь не укладывалась в рамки установленных обществом законов. Может быть, Лиза была не права, игнорируя эти самые законы? Может быть, рано или поздно их энергия срабатывает против любого, кто долго и цинично игнорировал ее?
Лизе почудилось, что ее затягивает в мрачный, зловонный водоворот, она судорожно вдохнула, почти поверив, что захлебывается. Душный воздух наполнил легкие, наваждение исчезло. Она открыла глаза и встретилась с внимательным взглядом маньяка.
Сколько дней она здесь находится? Иногда ей казалось – совсем недолго, буквально два или три дня. А иногда становилось предельно ясно, что прошло не меньше двух или трех месяцев. Будучи свободной, Лиза не замечала времени. Теперь же оно превратилось в одушевленную субстанцию, способную меняться в зависимости от ее настроения. Порой время было враждебно настроенным, и тогда секунды растягивались в годы, а годы – в вечность… А порой неожиданно сжималось, и все события проносились перед глазами кадрами ускоренной съемки.
Лиза заставляла себя не вспоминать о дочери – единственно важном человеке на свете. Няня позаботится о ней, непременно позаботится. У нее есть доступ к банковской карте, выделенной специально для нужд Настеньки. Денег там хватит на пару лет безбедной жизни. Только бы Зинаида Степановна не надумала отдать девочку в приют или соцзащиту! Пусть Настенька ждет свою мамочку дома. Мамочка скоро вернется. Обязательно вернется.
– У тебя странное лицо. О чем ты думаешь? – спросил Тубис.
– О своей дочери. Ты оставил ее без матери. Тебе не жалко ребенка?
Тубис усмехнулся:
– Я добр к детям. Но твою дочь мне нет, не жалко. Знаешь почему? Потому что ее не существует. Если бы у тебя был материнский инстинкт, я бы его почувствовал. Но попытка отличная. – Он подсел ближе, коснувшись бедром ее голени. Он начинал возбуждаться и в связи с этим собирался кое-чем заняться.
Лежа на спине, Лиза отрешенно смотрела в потолок, впервые за долгое время не испытывая дискомфорта от чужеродного вторжения. На какое-то мгновение ей стало наплевать на происходящее, а собственное будущее перестало волновать. И лишь тоска – тягучая и неизбывная – все сильнее сжимала сердце. Лизе померещилось, что за ней кто-то наблюдает. Она перевела взгляд на лестницу. На нижней ступеньке сидела овчарка и не моргая смотрела на нее.
Кирилл перекинул тяжелую спортивную сумку на другое плечо и поднялся по эскалатору. После духоты метро холодный уличный воздух мгновенно взбодрил его. Он быстро сориентировался, в каком направлении идти, и двинулся вперед, гадая, обернется ли удачей сегодняшняя вылазка. Он давно планировал это мероприятие, но то времени не было, то желания, а то и главного действующего лица.
Последний раз Кирилл виделся с улыбчивой официанткой (а заодно и владелицей кафе) месяца два назад. Она показалась ему столь растерянной и беззащитной, что захотелось сделать ей что-нибудь приятное. Что именно – долго думать не пришлось. Маргарита сама призналась, о каком сюрпризе мечтает. Закупив все необходимое для фейерверка и выбрав подходящую площадку неподалеку от кафе, Кирилл наведался в гости. Дважды он не заставал Риту на месте. Сегодня была третья попытка.
По дороге к ресторанчику Кирилл задумался о том, как быстро бежит время. Совсем недавно он встречал Новый год, мучаясь дилеммой, как жить дальше: пытаться узнать прошлое или сосредоточиться на настоящем. Знакомство с доброжелательной девчонкой пришлось тогда как нельзя кстати. Возможно, Рита и не подсказала ему решение, но здорово отвлекла его от мрачных мыслей и помогла собраться с духом. Подумать только – уже четыре месяца минуло с тех пор. Четыре месяца, в течение которых не происходило ничего особенного, кроме, пожалуй, того, что он с удовольствием просыпался, с удовольствием проживал день и с удовольствием ложился спать. Он по-прежнему работал на стройке, испытывая странное наслаждение от изнуряющего физического труда и незамысловатых бесед с коллегами. Все было просто и где-то даже скучно. Но эта скука была именно тем, в чем он нуждался в данный момент.
Кирилл не помнил своего прошлого, но чувствовал, как клокочет внутри накопленное годами напряжение. Благодатная рутина, в которую он сознательно себя окунул, по капле выжимала из него это напряжение. Он все реже задумывался о прежней жизни, перестал строить догадки об истинных причинах своей амнезии, с каждым днем ему становилось легче дышать. Кирилл преображался в другого человека – свободного от намеченных путей и целей, от тягостных обязательств и разрушительных воспоминаний. Ему не нужно было соответствовать какому-то образу, поражать чье-либо воображение. Он просто жил, радуясь элементарным вещам. И это чертовски ему нравилось.