— Что мне в тебе не нравится, Ной, так это твое непротивление. Ты ни с кем не споришь, никому ничего не доказываешь, но сам живешь по своим законам, на общество тебе плевать. Ты же понимаешь, не могут быть все не правы, а только один — прав!
— Да, — снова согласился Ной, — понимаю. Однако я поступлю по-своему. Раз у нас такая всем и во всем свобода, то я свободен не подчиняться желаниям большинства.
— Абсолютного большинства! — подчеркнул Ханнуил.
— Абсолютного большинства, — согласился Ной. — Мои занятия не причиняют вреда окружающим, так что наши законы… вернее, отсутствие законов, оставляют мне полную свободу действий… в моей личной жизни.
Ханнуил поднялся, погладил бороду.
— Ладно, Ной, передумаешь — приходи. Мы тут придумали новую забаву!.. Своих жен и дочерей отдаем скопом на потеху в племя амонекков, а они присылают нам своих… Горячие такие штучки!.. Потом меняемся дальше… Нет, не с амонекками. Отдаем их жен дальше, а нам передают, скажем, из племени Игудила, если помнишь такого…
— Не помню, — ответил Ной кротко, — да и не хочу помнить таких. Я Ноему никогда никому не отдам! А кто протянет к ней руку — убью на месте, несмотря на свою кротость.
Ханнуил усмехнулся.
— Ты ведь внук Мафусаила! В тебе это иногда проступает. Ладно, до новых встреч!
В конце лета нагрянула лютая засуха, Ной встревожился, что крохотные побеги могут погибнуть, начал носить воду из колодца. Ханнуил и ближайшие соседи иногда заглядывали к нему, веселились, а потом среди собутыльников снова и снова рассказывали о чудаке, который сажает кедровый лес, для того чтобы спастись в будущем от потопа.
Стиснув зубы, он носил воду, но все чаще посещала мысль: а не бросить ли эту затею? Что он, хуже других, которые веселятся и радуются жизни? Конечно, он не станет меняться женами и совокупляться с животными, что обычное теперь дело, но хоть избавится от этого нечеловечески тяжкого изматывающего труда, которому нет ни конца ни краю…
Кедровая поросль, словно издеваясь над ним и испытывая его терпение, долгое время выглядела просто высокой травой, и только подойдя ближе, он убеждался, что это деревца и что они все-таки медленно, очень медленно, растут, в то время как чертополох и сорная трава, откуда и берутся, за ночь поднимаются так, что целиком скрывают ростки кедра.
Он выпалывал и выпалывал снова. В голове билась злая и тоскливая мысль: неужели и человека вот так трудно выращивает Господь, когда со всех сторон стараются погубить сорняки?
Но годы летели, за это время подросли Сим, Яфет и Хам, взяли на свои крепкие плечи часть забот о кедровой роще. Ноема занималась домом, и все шло своим чередом, Ной втянулся в новые заботы, время пошло быстрее. Однажды зашел Ханнуил, сообщил ему как новость, что деревья, посаженные им еще столько-то там лет назад, подрастают, подрастают. Еще десять-двадцать лет, и уже можно будет рубить. Но, может быть, он за это время уже излечился от своей дурости?
— Моя дурость заразна, — сообщил Ной, — нас уже пятеро.
Ханнуил отмахнулся.
— Стоит тебе передумать, Ноема последует за тобой. Дети — тем более. Думаешь, им нравится каждый день выполнять тяжелую работу, в то время как их ровесники проводят время в любовных утехах, пьют и все ищут, как разнообразить свои удовольствия?.. Ты хоть понимаешь, что тебе предстоит?
— Что?
Ханнуил сказал со злорадством:
— Начнется самое тяжелое и тягостное: срубать сучья, сдирать кору, обтесывать, тащить к месту постройки ковчега, поднимать, прилаживая одно на другое…
Ной развел руками.
— Что делать? Если надо, то надо.
— Не понимаю, — воскликнул Ханнуил. — Этот твой Творец совсем дурак. Если Он решил тебя спасти, а остальных утопить, но Он мог бы просто велеть воде не трогать твой дом. Представляешь, весь мир затоплен, а твой дом и огород — нет! И спокойно живете себе, пока вода не спадет… Ха-ха, разве я не умнее Творца, что придумал такое?
— Не богохульствуй, — ответил Ной недовольно, — неисповедимы пути Творца. Он знает то, чего не знаем мы.
— Но до такого мог бы додуматься?
— Мог бы, — ответил Ной, — но если Он сказал «ковчег», то для этого явно есть причина. Или много причин. По крайней мере, одну я вижу.
— Какую?
— За эти сто лет, — сказал Ной, — о моем ковчеге узнали уже везде и всюду. И все успели обмусолить эту новость, осмеять ее, оплевать меня и похвалить себя. Всем была дана возможность опомниться и переменить жизнь.
Ханнуил хмыкнул.
— А откуда точно известно, что потоп будет? Вот если бы это было написано на небе огненными буквами! Да еще точная дата, когда и как… Думаю, многие бы постарались спастись. Либо как ты, либо ударились бы в праведность…
Ной покачал головой.
— Это не то…
— Почему?
— Когда человек начинает менять жизнь только потому, что иначе помрет, это неискренне. Это просто спасение шкуры. Нет, человек должен ощутить легкую тревогу… даже не тревогу, а тень ее… Вообще-то, если по правде, человек должен захотеть переменить жизнь по собственной воле, а не потому, что подталкивают! Но Господь и тут проявил милость: Он дал намек, Он сообщил о потопе сперва через Еноха Мафусаилу, потом мне, даже сказал, когда это случится… И нужно не допытываться: в самом деле я слышал глас Всевышнего или же мне померещилось, а взять и переменить жизнь!
Ханнуил улыбался.
— И никто, — заметил он иронически, — даже с такой ясной и настойчивой подсказкой не стал менять жизнь. Обидно?
— Да, — ответил Ной, вздохнув. — Но, что делать, у нас свобода. Каждый выбирает свой путь сам.
Глава 5
Наступил день, когда Ной снова услышал голос Творца. Тот продиктовал ему размеры ковчега: длина триста локтей, ширина — пятьдесят, высота тридцать, из которых двадцать будет под водой и десять над водой. Это не корабль, Ной, хорошенько запомни! Любой корабль сужается сверху вниз, а ковчег сужается снизу вверх. Потому он абсолютно не приспособлен для того, чтобы гордо разрезать волны под парусом или на веслах. И вообще ковчег не для плавания! Ковчег создан всего лишь для того, чтобы удержаться на волнах.
Всего два входа в ковчеге: прикрытое защитным козырьком сияющее окошко вверху, через него выпустит голубя. И второе окошко, названное петахом, через который в ковчег вступит Творец.
Когда Ной пересказал это детям, Сим спросил осторожно:
— Почему вход для Господа не вверху?
Яфет тоже посмотрел на отца с вопросом в глазах:
— Вообще-то да… Для Всевышнего дверцу делать сбоку… гм…
Ной развел руками:
— Неисповедимы пути Господа. Но, думаю, это потому, что Господь и в новом мире будет появляться не оттуда, откуда его ждут.
Дети с Ноемой отправились в рощу подсчитать нужное количество деревьев, а Ной снова услышал Голос:
— Потом ты покроешь ковчег изнутри и снаружи смолою. Ступай на реку Пишон и возьми там драгоценных камней освещать ковчег. Когда придешь туда, я сделаю так, что ты их увидишь сразу, а другие не увидят. Я хочу, чтоб ты знал, что потоп уничтожит всех тварей живых, но ты войдешь в ковчег и будешь жить в нем. Ты и твои сыновья, твоя жена и жены твоих сыновей.
Ной ответил торопливо:
— Да, Господь. Сделаю, как ты велишь!
— Приведи в ковчег всех земных тварей. Возьми самца и самку от каждого рода, который не является чистым, и по семь пар самцов и самок от всякого рода, который будет считаться чистым…
Ной повторил:
— По семь пар чистых и по паре нечистых…
Голос поправил строго:
— По паре не чистых, а не по паре нечистых!
— Да, Господь, — ответил Ной ошалело, — но… мой разум не видит разницы!
— Надо видеть, — ответил голос еще строже. — И всегда нужно избегать грубых слов, если можно избегнуть их, сказав то же самое, но иначе! Более точные слова зачастую более оскорбительны, а вражда и войны возникают по таким мелочам, что люди потом и вспомнить не могут, за что пролилось столько крови…
Ной прикусил язык, уловив наконец разницу между «нечистыми» и «не чистыми», но вслух взмолился:
— Как я могу выполнить Твое повеление? Из меня паршивый охотник, я и козу не поймаю! Да и вообще я должен был быть охотником, который умеет распознавать различные виды животных и ловить их!
Голос ответил сухо:
— Тебе не надо ловить животных. Они придут в ковчег сами. Также Я позабочусь, чтобы припасы твои не сгинули и чтобы нечестивцы из твоего поколения не причинили тебе вреда.
— Да они не причиняют, — заверил Ной. — Только смеются.
— Это сейчас, — ответил Голос, — посмотришь, когда вода будет подступать к ковчегу.
Самая тяжелая пора наступила, как и предрекал Ханнуил, когда они впятером приступили к строительству ковчега. Сыновья без устали работали топорами, срубленные деревья падали с гулом и треском, земля вздрагивала, Ноема рубила сучья, а Ной, как самый могучий, укладывал бревна, сверяясь с планом ковчега.
За это время сыновья обзавелись женами, те тоже помогали, чем могли, на строительстве этого огромного и уродливого сооружения, некрасивого и нелепого, но, как говорят их мужья, необходимого.
Ханнуил первым узнал о начале строительства, а после него из города прибыла целая толпа и долго развлекалась дурацкими шуточками, насмешками, издевками.
Когда глумящаяся толпа ушла, усталый Ной воткнул топор в обтесываемый ствол кедра и вытер пот со лба. Горячие капли пота ползут по щекам, срываются с подбородка, рубашка вся промокла, а в груди тоска и горечь.
— Теперь я понимаю, — прошептал он.
Ноема спросила встревоженно:
— О чем ты?
— Понимаю, — ответил он замедленно, — почему Господь велел строить именно ковчег… а не огородил мой дом и огород от потопа. Это тяжкое испытание — строить ковчег! Сколько раз я готов был все бросить и пойти в город, где сплошной праздник плоти!.. Все веселятся, а я работаю тяжко от восхода и до захода солнца. И так вот из года в год. Еще три года до начала потопа, а я едва сдерживаюсь…
Ноема проговорила медленно, запинаясь на каждом слове:
— Ной… я всегда пойду… за тобой… Если скажешь… бросить все… я тут же брошу… Ты мой господин… мне тоже бывает обидно… что мои сверстницы гуляют, а я…
Он тяжело вздохнул, отер тыльной стороны ладони пот на лбу.
— Нет, продолжим. Это испытание. Мы не настолько хороши, чтобы Господь взял нас в новый мир без колебаний. Он проверяет, в самом ли деле мы Ему верны. И насколько верны.
Она вздохнула, но на мужа смотрела с любовью и преданностью. Похоже, он и сам заметил, что, пока растил лес, а особенно во время постройки ковчега, когда его особенно донимали насмешками, он стал тверже, что ли… хотя нет, остался таким же мягким в общении, как и раньше, мягким и уступчивым, однако Ноема видела, как он все больше отдаляется от этой постоянно веселящейся массы, уже сходящей с ума от попыток придумать что-то еще более праздничное, веселящее, ублажающее плоть.
Да, люди остались такими же. Это он отдалился, медленно и незаметно очищаясь от этой жизни, этих желаний, этих целей. И как хорошо, что она с таким мужчиной, который сам для себя толпа, и другой ему не надобно.
Настал день, и Ной с трепетом в душе услышал страшные слова:
— Потоп назначен на вторник! Будь готов, Ной.
— Я готов, Господи, — ответил Ной обреченно. — Почти все животные уже в ковчеге… Я сообщу детям и их женам, чтобы с понедельника ночевали уже в ковчеге. Я скажу им, что потоп начнется во вторник…
Голос произнес с непонятной интонацией:
— Я сказал, что потоп назначен во вторник.
Ной застыл, стараясь осмыслить сказанное, а Голос отдалился и умолк. Ной на всякий случай даже пальцы загнул: сегодня воскресенье, значит, завтра они уже останутся ночевать в ковчеге. Сегодня последняя ночь, которую проведут в своих домах.
— Все в твоих руках, Господи, — произнес он дрожащим голосом. — Как скажешь, так и будет. На все воля Твоя…
Ночь спал он тревожно, вскрикивал, утром поднялся с головной болью. Детей в доме уже нет, Сим и Яфет работают на ковчеге, а Хам принимает последних зверей, направляет их по широким мосткам наверх, а там их уже распределят по клеткам.
Раздался крик, мимо дома бежала, раздирая на себе одежды, женщина, платок слетел с ее головы, открыв черные с проседью волосы. Ной узнал младшую из дочерей Мафусаила, она вздымала руки к небесам и кричала:
— На кого ты нас покинул, отец?.. Как же мы будем без тебя?..
Ной вздохнул, не зная, печалиться или радоваться за деда. Мафусаил умер в понедельник, как раз перед потопом. Он прожил долгую счастливую жизнь, сражался с чудовищами, с мечом в руке прошел до края мира и вот теперь умер в покое и благодати. Он не увидит погибели человеческого рода, не ощутит вселенской горечи, иначе у него разорвалось бы сердце от скорби и печали.
Прошел понедельник, Ной велел запереть дом, словно еще была возможность вернуться когда-то и снова там жить, с сыновьями и снохами взошел на ковчег и почти ночь не спал, прислушиваясь к беспокойному реву животных, их стонам и жалобам, возне, стуку рогами о деревянные перегородки.
Сон сморил его только под утро.
С утра было жарко, как в полдень, однако воздух оставался чистым и таким удивительно свежим, что Ной поймал себя на том, что заглатывает его, как дивное нежное лакомство. В последние годы с утра всегда вставал с тяжелой головой, только к полудню мог «расходиться», но сейчас сразу бодр, в теле непривычная прыгучесть…
Он посмотрел в сторону ковчега и потрясенно понял, что и на таком расстоянии видит все сучки, царапины, вот присела отдохнуть бабочка, а вон бежит красный муравей с черной головой, а усики коричневые, надломленные в середине, на кончиках щеточки, в каждой по двенадцать волосинок…
И куда бы он ни поворачивался, для взгляда больше не существует преграды: видит легко и во всех подробностях до самого края мира, воздух настолько чист, словно его нет вовсе, даже непонятно, как летают без него птицы, стрекозы, и вообще все удивительно ярко и празднично.
— Господи, — произнес он восторженно, — что же это… уж не в рай ли мы вернулись?
Он вздрогнул, потому что никак не ждал ответа, но тот прозвучал из-под небес почти сразу:
— Да, Я возжелал, чтобы последние дни перед потопом были похожи на дни, проведенные Адамом в Эдеме.
— Последние дни? Разве не сегодня должен начаться потоп? Ты же сказал, что это свершится во вторник…
Голос поправил:
— Я сказал «назначен», а не «начнется». Он назначен на сегодня, но умер Мафусаил, последний праведник… или почти праведник, на земле. Потому Я отодвигаю потоп на семь дней! Пусть все простятся с великим Мафусаилом, кто чтил его, кого он спас, кому он помог… пусть отдадут ему почести и похоронят так, как он заслуживает.
Ной замер, потрясенный, впервые ощутив, насколько Господь не хочет делать то, что задумал, и как Он цепляется за каждую возможность отсрочить уничтожение рода человеческого, для которого создавал весь мир и всю вселенную.
— Спасибо тебе, Господи!..
— Мафусаила благодари, — ответил Голос и повторил: — Умер последний великий человек на земле, и отныне роду человеческому незачем быти. Да, он был по-своему праведником, хотя не выпускал из длани меча, а с лезвия постоянно струилась кровь. Но он положил всю жизнь свою, защищая людей от чудовищ, он же первый узнал о потопе и предупредил всех, что если не опомнятся…
Ной сказал потрясенно:
— Я никогда не воспринимал его как праведника…
— Не все есть таким, — ответил Голос невесело, — как выглядит. А вот ты, увы, не праведник, Ной… Был бы праведником, Я бы не стал насылать потоп!.. Ты просто хороший чистый человек. И честный во всем. Надеюсь, от твоего корня пойдут такие же хорошие люди, устойчивые к тлению, злу и разложению. И праведников среди них будет больше, чем в том человечестве, что погибнет по Моей воле.
Ной вздрогнул, все тело пронзил жгучий стыд. Только сейчас осознал, что будь он праведник, то отринул бы все дела на свете, не стал бы даже растить лес и строить ковчег, а ходил бы по городам и до хрипоты убеждал, призывал, умолял опомниться и перестать грешить. Праведник — это не тот, кто ведет чистую и честную жизнь, а кто вытаскивает других из мерзости бытия и раскрывает им истинный свет…
Он прошептал, опустив голову:
— Господи… и все семь дней будут такие?
— Да.
— Зачем, Господи? Чтобы растравить раны?
Голос произнес с тоской:
— Пусть увидят, как могло бы быть. Какой прекрасной была бы жизнь… Это еще одна попытка вразумить… Еще один шанс!
Ной спросил жадно:
— Если сейчас раскаются?
— Да, — прогремел Голос с яростью и твердостью. — Дайте Мне только шанс! Я прощу прежние прегрешения, пусть только свернут на дорогу добра! Я послал людям очень ясные знаки. Что еще?
Голос отдалился и затих. Ной вскинул голову. Небо стало выше, темные тучи посветлели, превращаясь в плотные облака. Те двигаются очень быстро, даже бегут, он никогда не видел, чтобы неслись с такой скоростью, но здесь внизу ни ветерка, все тихо и безмятежно.
Глава 6
Все семь дней стояла теплая безветренная погода, в бездонном небе светило солнце, но теперь оно каждый день вставало то на западе, то на севере, то на юге, и заходило тоже не там, где ожидали. Были дни, когда солнце, дойдя до зенита, возвращалось обратно, а в субботу вообще описало в небе двойную петлю и, застыв в самом центре, долго не хотело спускаться.
Ной сжимал кулаки, ну как они не понимают, а когда к нему пришел Ханнуил, он горячо начал доказывать, что это же Господь посылает ясные знаки, надо признаться в преступлениях и пообещать себе, тем самым и Господу, что отныне будешь жить по правде.