Михаил спросил еще строже:
— И как ты этим воспользуешься?
— Еще не знаю, — ответил Люцифер, — но человек обязательно выкажет свое скотство! Вот на этом его и нужно поймать. Чтобы Господь узрел: животное животным и останется. Ни в какие высокие сферы его затянуть не получится. И даже палкой не загнать!
Михаил сказал в задумчивости:
— Не знаю, хорошо ли так поступать…
— Хорошо, — возразил Люцифер живо. — Я не собираюсь вредить человеку! Во всяком случае, прямо. Но показать Господу, что человек совсем не то, на что Господь надеется, это наш долг, если мы любим Господа и если мы Ему верны.
Ангелы зашумели, задвигались, тела их блистали грозным огнем, некоторые превращались в молнии и сверкали мрачно и величественно, словно деревья из белого пламени.
— С чего начнешь? — спросил Азазель.
— С женщины, — ответил Люцифер.
— Женщины? — удивился Азазель. — Почему не сразу с Адама?
— Разницы большой нет, — объяснил Люцифер, — все равно удар по Еве поразит и Адама. А Ева уязвимее, так как животного в женщине больше. Вспомни, Адаму Господь сам вдохнул жизнь, а Еве перешла искра уже от Адама! Потому она к зову земли чувствительнее. Помнишь, из ребра, скромной и скрытой части тела, сотворил Господь женщину и, пока творил, приговаривал: «Будь кроткою, женщина! Будь добродетельной, женщина!» Однако ни от одного недостатка не свободна женщина, чем мы и должны воспользоваться.
Михаил промолчал, но Люцифер видел, что это единственный из могучих ангелов, кто открыто против. Большинство же просто бурчат, но остаются в стороне. И лишь горстка с ним, активные и не соглашающиеся на вторые роли в этом мире.
Пес часто оставлял Адама, исчезая в зарослях, слышно было, как носится там, пугая птиц и гоняясь за зверьками. Потом он придумал себе, что Адаму грозит опасность, и рычал на всех, кто подходил близко, защищая двуногого друга.
Пришлось покрикивать, объяснять, что это не враги, и пес, помахивая хвостом, соглашался, что да, тогда ладно, не будет их гонять и кусать, пусть живут.
Еву принял без восторга, но смирился с ее присутствием, позволял себя чесать и гладить, даже приносил ей палку, но руки Евы оказались слишком слабыми, чтобы забрасывать ее далеко, что уважения к ней не прибавило.
Наконец Ева, ревнуя Адама к этому чересчур преданному зверю, из множества зверей выбрала себе в любимцы кошку, мягкую и пушистую, что умела сладко мурлыкать, потягиваться и постоянно забиралась ей на колени. Адам кошку за это невзлюбил, а раз так, то пес невзлюбил еще больше и всегда старался прогнать подальше.
Ева часто таскала кошку на руках, даже тогда, когда они вдвоем отправлялись собирать ягоды. Но Адам не сердился, ягод хватало всегда, сколько бы ни сорвали.
Долгий субботний день заканчивался, Адам взял два камня и начал колотить друг о друга, пока не высек искры. Те подожгли сухой мох, бересту, загорелись тонкие прутья сухого хвороста.
Довольный успехом, Адам отбросил камни со словами:
— Благословен творящий светильники огненные!
За спиной послышался укоризненный вздох. Адам вздрогнул, оглянулся, держа в руках камни. К нему приближался, неслышно ступая по вершинкам трав, ангел. Адам вспомнил, что зовут его Михаилом, он не просто ангел, а один из самых старших, архангел, и лучше других знает волю Творца. Ни один стебелек не прогнулся под его крупным телом в сверкающих золотых доспехах, имитирующих крепкий панцирь жука-оленя.
— Как ты себя любишь, — упрекнул он.
— Так за дело, — сказал Адам, оправдываясь. — Видишь, что я придумал? Творец уже все сотворил и создал, прилег отдохнуть от дел своих, как Он говорит, праведных… наверное, это обо мне, а я продолжил Его дело! Как Он и хотел!
Архангел помолчал, не зная, что ответить, но затем, словно приняв новую мысль, возразил мягко:
— Нет, придумал все-таки не ты.
— Как это? — спросил Адам обиженно.
— Огонь, — сказал Михаил, — был создан в канун субботы, но сотворение его было отложено до исхода субботнего дня. Вот до этого момента.
Адам скривился, чуточку обидно, что не он создал такое, а это в него уже заложено, сказал с неудовольствием:
— Ладно, я придумаю что-нибудь и свое. Особенное.
Ангел спросил с любопытством:
— Зачем это тебе? Пусть создает Господь.
— Мне нравится придумывать, — возразил Адам. — Мне нравится действовать.
Он без необходимости бросил в огонь оставшийся хворост, полюбовался бурно и с треском взметнувшимся до вершин деревьев пламенем и ушел за новой порцией веток. Ангел обеспокоенно смотрел вслед, потом уменьшил огонь впятеро и пробормотал:
— Все-таки в нем силы намного больше, чем ума. А смирения почти совсем нет… О чем Творец думал, когда подбирал состав и пропорции?
Над садом мелькнула золотая молния, Михаил услышал насмешливый голос, который шел только к нему одному:
— И ты это заметил?
— Люцифер, — ответил Михаил предостерегающе, — я его не осуждаю, в отличие от тебя!
— А что же?
— Просто недоумеваю.
— Я тоже!
— Но ты споришь, — напомнил Михаил, — а я смиренно склоняю голову перед великой и непостижимой мудростью Создателя.
— Глупец…
Голос Люцифера отдалился и пропал.
Адам не слышал их спора, а если бы и слышал, вряд ли обратил бы внимание. Ангелов, напряженно размышлял он, Творец создал из огня и воды, как я слышал… или почему-то во мне шевелится эта мысль. Вообще-то вода и огонь понятия несовместимые, но для Всевышнего нет ничего невозможного, он даже не думает, что это может быть сложно. Захотел бы: реки текли бы вверх, дважды два давало пять, а люди рождались бы стариками, чтобы идти по жизни вспять и умереть младенцами. Если же Он ангелов создал, примирив огонь с водой, то и все остальное может.
Нужно только не ждать, что Он все сделает сам, а прислушиваться к Нему и делать по Его почти неслышной подсказке, так как у меня свобода воли, а это значит, что и отвечаю за все в саду сам.
Глава 9
Эдем вздрогнул, деревья тревожно зашумели, а птицы слетели с веток и закричали. Под ногами качнулось, Адам услышал треск рвущихся нитей. Посреди сада поднялось и мгновенно расцвело огромное дерево. Крона поднялась высоко и гордо, а ветки раскинулись в стороны широко, укрывая землю, нижние концы опустились, так что придется нагнуть голову, иначе не пройти к стволу…
Голые ветви моментально покрылись крупными белыми цветками. Появился сильный сладкий запах, но спустя минуту лепестки осыпались, и на глазах удивленного и очарованного Адама вместо них появились мелкие зеленые плоды, что медленно наливались соком, увеличивались в размерах.
За спиной прозвучал голос:
— Это особое дерево, Адам.
Он обернулся, Творец тоже смотрел на дерево в глубокой задумчивости.
— Мне оно тоже нравится, — сказал Адам. — Это самое главное дерево, да? Потому ты и создал его позже всех?
Творец отмахнулся, как крупные животные отмахиваются хвостами от мухи.
— Я создал все деревья сразу, — ответил он небрежно, — просто проявил его сейчас. Это особое дерево, Адам! И особые плоды на нем… Весь сад в твоем распоряжении, все деревья, травы и все живое в нем, как Я уже говорил, бери и владей. Но только с этого дерева ты не должен срывать плоды.
Адам спросил настороженно:
— Почему? Они плохие?
— Нет, Адам, не потому. Это дерево… назовем его деревом Познания. Познания Добра и Зла…
— Познания?
— Да. Тебе пора начинать познавать разницу между добром и злом. Все животные, птицы, рыбы и насекомые не знают ни добра, ни зла. Даже Змей не знает, хотя он умеет говорить и ходит на двух ногах, как и ты, однако тебе надо учиться этому странному и не ведомому никому понятию.
Адам спросил с придыханием, в его голосе прозвучал ужас:
— Даже ангелы не знают?
Творец ответил тут же:
— Даже ангелы. Только Я знаю. А теперь этому будем учить и тебя. Начнем с того, что плоды с этого дерева есть нельзя. Тебе нельзя.
Адам тут же спросил:
— А другим животным?
— Животным можно, — ответил Творец, — но ты, если не животное, есть их не должен.
Адам повторил:
— Почему? И что случится?
— Случится страшная вещь, — ответил Творец. — Ты умрешь, Адам. А Я этого очень не хочу.
Адам сдвинул плечами.
— Конечно, я не стану есть плоды с этого дерева.
— Вот и хорошо, — ответил Творец с облегчением. — Тебе пора взрослеть, Адам. До этого, как ребенку, тебе было можно все… ну да, все, а теперь начинаются запреты.
Адам спросил настороженно:
— Что, будут еще?
Творец усмехнулся.
— Не думай о них пока. Когда свыкнешься с этим, тебе легче будет услышать о следующем. Но уверяю тебя, взрослому существу совсем нетрудно жить в мире, полном запретов! Зато у него и возможностей намного больше. Ты сейчас даже не представляешь, насколько. Но когда-то узнаешь.
Адам спросил настороженно:
— Что, будут еще?
Творец усмехнулся.
— Не думай о них пока. Когда свыкнешься с этим, тебе легче будет услышать о следующем. Но уверяю тебя, взрослому существу совсем нетрудно жить в мире, полном запретов! Зато у него и возможностей намного больше. Ты сейчас даже не представляешь, насколько. Но когда-то узнаешь.
Адам спросил нетерпеливо:
— Скоро?
Творец усмехнулся.
— Да-да, совсем скоро. Беги, играй пока.
Над садом зашелестели огромные крылья. Ангелы могут перемещаться везде и всюду мгновенно и бесшумно, но в этом мире всем нравилось облекаться в зримые образы. И сейчас Люцифер опускался между верхушками деревьев, похожий на огромную сверкающую птицу, и, лишь когда его ноги коснулись земли, он сложил крылья за спиной и стал похож на человека из огня и света.
Творец все еще в глубокой задумчивости смотрел вслед весело убегающему Адаму. Тот уже забыл о дереве Познания Добра и Зла, перепрыгивает живописно уложенные гладкие валуны, с разбега подныривает под низко свисающие ветви деревьев, отягощенные крупными сочными плодами, налитыми теплым прогретым медовым соком, и вообще беспечен и счастлив…
Люцифер подошел и встал рядом, слегка умалившись в размерах, чтобы не превосходить ростом фигуру Творца.
— Очень хорошо, — проговорил он. — Сказали «нельзя» — он кивнул и пошел, не задавая вопросов.
— Пока да, — согласился Творец.
— А потом…
— Потом заинтересуется, — ответил Творец, — почему именно нельзя.
Люцифер спросил:
— А в самом деле, почему? На мой взгляд, плоды как плоды. Ничего такого особенного.
Творец заговорил медленно и задумчиво, словно перед внутренним взором у него от этой точки бегут в разные стороны мириады разных Адамов, все по разным дорогам, одни уже к вечеру тронут эти плоды, другие завтра, третьи — никогда, с первыми нужно будет поступить вот так, с другими вот эдак, а третьих вообще… потом вот так, вот так и вот эдак, и еще мириады вариантов поступков и контрпоступков, все нужно увидеть, выбрать лучшие, от этого зависит осуществимость Великого Плана:
— Просто нельзя. Воспитание должно начинаться с запретов.
Люцифер переспросил в затруднении:
— Почему?
Творец снова задумался на миг, и Люцифер потрясенно ощутил по задержке, как далеко Творец проследил путь Адама в разных вариантах бытия и какими трудными к осуществлению и неожиданными оказались многие из них.
— Вам, ангелам, — проворил Творец, — не понять.
— Почему, Господь?
Творец усмехнулся, озарив зарницами половину мира.
— Вот и ты начал задавать вопросы, как Адам! А до этого тебе было все просто и ясно… Видимо, так действует мир, где Меня так мало, странно. Понимаешь, Люцифер, ты, как и все прочие ангелы, создан уже сразу со всеми знаниями и умениями. Тебе ничему не пришлось учиться, тебе не надо меняться. А вот Адам… он сейчас практически не отличается от любого из животных в саду.
Люцифер с готовностью поддакнул:
— Это точно!
Творец покосился на него с неудовольствием.
— Но его можно… выращивать.
— Как растение или куст?
— Угадал. Даже самое громадное дерево вырастает из крохотного зернышка!.. Так и Адама можно вырастить в гиганта, который сможет…
— Что, Господь?
— Многое сможет, — ответил Творец задумчиво. — Очень…
— А что Тебя тревожит, Господь? Я же вижу.
— Что Адам многое сможет, — признался Творец. — К сожалению, у него свобода воли. И он многое сможет захотеть из того, чего не хочу Я.
Люцифер воскликнул:
— Так ограничь его, Господь! Если не хочешь вообще стереть с лица земли… почему-то.
— Увы, — ответил Творец сожалеюще, — тогда не достичь того, чего Я хочу.
— А чего Ты хочешь, Господь?
— Многое хочу, — ответил Творец сумрачно. — Многое. Очень даже многое.
— Ты не можешь сказать?
— Могу, — ответил Творец, — но понять ты это не сможешь. У Меня есть План, но осуществить его может только человек.
— Этот комок глины?
— Он недолго останется комком глины.
Люцифер оглянулся на дерево.
— А какая роль отведена этим яблокам?
Творец ответил с неудовольствием:
— На самом деле яблоки как яблоки. Да и не яблоки это вовсе, а так… плоды. Но нужен, как Я уже сказал, запрет. Это первый запрет! И пока единственный. Я смутно прозреваю, что человека развивать можно только через систему запретов. Чем их больше, тем человек сможет подниматься выше, совершенствоваться и становиться сильнее.
— Куда подниматься?
Творец покачал головой.
— Ты тоже увидишь. Потом. Сейчас у человека первый и единственный пока запрет: не есть плоды с этого дерева. Этим он отличается от животных. У них запретов нет. А у него есть.
Люцифер сложил крылья в задумчивости.
— Так что же здесь хорошего? Им больше можно, чем человеку?
— Да, — согласился Творец. — Животные делают все, что хотят. Они, увидев такие плоды, не могут удержаться, чтобы не съесть. Животная часть Адама тоже будет понуждать съесть эти плоды! Но он должен уметь делать и то, что животные не умеют.
— Что?
— Воздерживаться, — ответил Творец терпеливо.
— Воздерживаться?
— Это очень важно, — сказал Творец задумчиво.
Люцифер поинтересовался:
— А почему не выдать все запреты сразу?
Творец улыбнулся, и весь сад вспыхнул дивным огнем.
— Под всеми запретами даже я рухну. Нагрузки нужно увеличивать постепенно! Духовность вырастает в преодолении так же, как и мускулы.
Глава 10
Ева пошла собирать ягоды, а Адам, набегавшись и наигравшись с животными, рухнул под дерево с раскидистыми ветвями и уже готов был заснуть, как вдруг заметил неподалеку человека, чуть повыше ростом его самого, а еще сразу было заметно, что травинки под ним не сгибаются.
— Все верно, — сказал человек одобрительно, — я ангел.
— А почему так похож?
— Хочу понять человека, — сказал ангел. — Ведь недаром же тебя создал Господь?
— Тебя зовут Рафаил? — спросил Адам. — Мы с тобой уже разговаривали.
— Как узнал? — спросил Рафаил в удивлении. — Я же сейчас совсем другой!
— Разговариваешь иначе, — объяснил Адам. — Хорошо разговариваешь. Гавриил, например, никогда со мной не говорит, хотя я вижу, как он за мной наблюдает. А Кассиль вообще не отвечает даже на вопросы, хотя я не раз обращался к нему.
Рафаил ответил весело:
— Мы разные, Адам! Мы разные.
— Это я вижу, — ответил Адам недовольно. — А почему разные?
— Сам Господь разный, — пояснил Рафаил, голос его стал серьезнее и почтительнее. — А ты что, всегда одинаковый?
Адам подумал, помотал головой.
— Вообще-то нет.
Рафаил засмеялся.
— А с кого ты сделан?.. Вид у тебя усталый… Это тоже для нас непонятное… Мы не устаем. А было бы интересно!
— Ничего интересного, — ответил Адам.
— Ладно, Адам, не хмурься, жизнь хороша, в саду так прекрасно! И ты должен быть счастлив, что это все принадлежит тебе. Весь мир, все деревья, кусты, травы, звери, птицы, рыбы и даже вон те далекие горы и стекающие с них реки… Ладно, спи! Я вижу, у тебя глаза уже слипаются.
— Да, — пробормотал Адам. — Так хочется спать…
— Интересно, — сказал Рафаил завистливо, — что это за ощущение… Наверное, очень приятное чувство?
— Не знаю, — ответил Адам, засыпая, — но спать… хорошо…
Рафаил снова вздохнул, человек лежит под деревом со счастливой улыбкой на лице, дышит спокойно и ровно, совсем не заботясь, что кто-то обнюхивает его с интересом, кто-то чирикает над головой, а любопытные муравьи деловито осмотрели добычу, оценили и даже попробовали затащить в норку.
Сон Адама был странным и тревожащим: он не ощущал тела, не видел ни себя, ни сада, с холодком ужаса и обреченностью понимал, что вообще ничего нет, а есть только Яйцо, это и есть начало начал, когда нет ни времени… ни пространства. Но вот лопнуло Яйцо… а скорлупки брызнули во все стороны… и несутся через черную бездну… через ничто. Брызги материи бесконечно долго неслись… медленно остывая… сворачиваясь, загустевая… уплотняясь, и все это время его снедала жуткая тоска одиночества.
Затем то… что образовалось из Яйца… начало стареть и усложняться. Ибо когда появляется Время… все начинает стареть и обязательно усложняться. И когда стало трудно следить за всеми своими частями, где все усложняется, усложняется, усложняется, Он осознал, что он… осознает, а следовательно, существует.
И снова эоны времени плыли мимо, он то погружался надолго во внесознание, то снова начинал осознавать себя, пока в некое мгновение просветления не представил себе яркую вспышку… которую уже видел мириады раз, но теперь представил ее… и она возникла по его воле. Возникла и остановилась, отделив часть пространства.