— Ты? — Шрам искренне усмехается. — Вот это развлечение на ночь!
— Включай свой секундомер, — рявкает парень. — Засечем, за сколько секунд я её вырублю.
— Подождите! — с вызовом кричу я. — Я не собираюсь ни с кем драться!
— Тебя никто не спрашивает.
— Ещё как спрашивает! Это не справедливо! Тебе достаточно ударить меня один раз — и всё, я в нокауте! В чем же тогда смысл поединка?
— Хватит разглагольствовать! — недовольно протягивает мой соперник и встает в оборонительную позу. — Или ты пытаешься защититься, или я тебя убью.
Ужас пробегает по спине, и я слышу, как дико стучит в груди сердце. На несколько секунд меня прорезает тьма: остаюсь лишь я и глаза моего противника: его холодные, мертвые глаза.
Мне определенно не становится легче.
Начинаю отступать назад, как вдруг какая-то низкая девушка вырывает из моих рук Карину.
— Не трогай её! — зло кричу я и кидаюсь к брюнетке. — Убери от неё свои руки!
— Остынь, гостья, — усмехается Шрам, в тот момент, когда толпа рук толкает меня в центр круга. — Твоя сестра уйдет домой в целости и сохранности, если ты пройдешь испытание.
— Но я не пройду его.
— Главное принять вызов: исход не так важен.
— Исход не важен? — нервно удивляюсь я. — Не важен?!
Не обратив внимания на мои крики, Шрам поднимает руку, и толпа начинает скандировать: Макс! Макс! Макс!
Отлично. Теперь я хотя бы буду знать имя своего убийцы.
— Деритесь, — командует парень, и меня сковывает ужас. Я прирастаю к месту и впяливаю взгляд в противника. Неужели он не понимает, что я обречена? Неужели ему доставит удовольствие избить девушку, которая даже не успеет поднять на него руку?
Максим спокойно подходит ко мне и, издеваясь, толкает в плечо.
— Ну, что, готова, чужачка?
Я не отвечаю.
При мысли о том, чтобы просить у него пощады, у меня начинает горчить во рту.
Я глубоко вдыхаю и выставляю руки перед собой. Господи, может я и смогу победить его? Может, у него есть Ахиллесова пята и мне удастся найти её за первые несколько секунд? Может, он внезапно передумает и…
Живот пронзает резкая боль. В тот же момент, я отлетаю в сторону от удара в плечо, и буквально слышу, как внутри что-то ломается. Перед глазами проносится тьма, я кренюсь на бок, и едва удерживаю равновесие. Люди вокруг продолжают скандировать имя моего противника, они орут, смеются, кричат, и только я мечтаю проснуться и осознать, что все происходящее страшный сон. Но желания так и остаются желаниями. Максим хватает меня за волосы и ударяет в живот, опять, только сильней, гораздо жестче, и я чувствую новую боль. Перед глазами взрываются краски: зеленый, синий, желтый. Аттракционы, лица подростков, асфальт — всё смешивается, начинается крутиться. Я пытаюсь задеть парня, молочу руками в разные стороны, вялая, заторможенная, слабая, но он ставит мне подножку. Моё тело грубо падает вниз, и я скольжу подбородком по холодной земле не в состоянии даже крикнуть, даже расплакаться от боли. Затем Максим опускается рядом со мной. Он хватает меня за шею и приближается к моему уху так близко, что я ощущаю его горячее дыхание.
— Лежи и не двигайся. — Шепчет он. Его приказ кажется мне странным, ведь я и так не могу пошевелиться. — Поняла, меня? Ни одного движения!
Резко отпустив мою шею, парень поднимается с колен и громко выдыхает:
— Думаю с неё достаточно.
— Ты, правда, так считаешь? — неуверенно переспрашивает Шрам. — Она еще в состоянии помахать кулачками, ведь так? Ну же, гостья! Драка была слишком короткой, и мы не успели ею насладиться! Всего тридцать одна секунда!
— Отстань от неё, Стас, — вновь произносит Макс, и я даже сквозь боль замечаю, что он первый, кто называет его по имени. — Пусть идет домой и больше никогда сюда не возвращается.
Наступает молчание.
Я разрываюсь между тем, чтобы плакать от боли или плакать от унижения. Ноет все тело, все конечности. В глазах стоят слезы, в воздухе витает запах крови, и кажется это далеко не кровь соперника. Одно радует, плечо совсем не болит: я его просто не чувствую.
— Ладно, — неожиданно отрезает Шрам. — Я всё равно не рассчитывал на нечто большее.
Я вижу, как он разворачивается ко мне спиной, и уходит. То же делают и остальные. Целая толпа людей, приходит возле меня, и даже не предлагает помощи, хотя выгляжу я наверняка паршиво.
Воцарила тишина. Интересно, который час? Родители уже приехали? Обрадуются ли они, увидев, меня в крови? Если они конечно увидят…
Я хочу перевернуться на бок.
— Черт, — резкая боль пронзает спину. Я сильно прикусываю губу, чувствую вкус крови и сжимаю руки в кулаки.
Мне трудно дышать. Легкие сдавлены, после сильных ударов, ребра болят, едва я пытаюсь втянуть воздух. Но кроме физической боли я испытываю ещё и нечто другое. Дикий стыд, позор и разочарование в себе. Я оказалась такой слабой, такой беззащитной и уязвленной. Парню хватило тридцати секунд, чтобы избавить от меня. Тридцати! Неужели я настолько ничтожна?
Неожиданно я слышу слабый голос.
— Лия? — мое лицо приподнимают чьи-то холодные, мокрые руки. — Боже, мой. Прости меня. Лия, ты меня слышишь?
— Карина?
— Господи, мне так жаль. Я… — слова сестры обрываются, и она начинает плакать. — Я не хотела, я…
Неожиданно кто-то берет меня за плечи и медленно поднимает с асфальта. Я встаю на ноги, шатаюсь, пытаюсь разглядеть человека перед собой, но не могу даже удержать равновесие.
— Ох, как же он тебя… — протягивает женский голос. — Мог бы быть поделикатней с девушкой.
— Я не понимаю…
— И не надо ничего понимать. — Незнакомка перекидывает мою руку себе через плечо и начинает двигаться в сторону парковки
— Кто ты?
— Кира. Я учусь с тобой в одной школе, забыла?
— Кира? — мои мысли пытаются крутиться, пытаются воссоздать автопортрет человека, но вместо этого, я лишь вяло оседаю в руках девушки. — Разве мы знакомы?
— Карина, прибавляй скорость, — проигнорировав мой вопрос, отрезает незнакомка. — Ты же не хочешь остаться здесь одна, правда?
— Я иду.
— Вот и отлично.
— Почему ты мне помогаешь? — неразборчиво спрашиваю я, и поднимаю взгляд на девушку. — Ты же одна из них, зачем тебе проблемы?
— Не задавай лишних вопросов, Лия.
— Знаешь моё имя?
— Я же сказала тебе, — Я слышу, как открывается дверь машины, и мне становится тепло. — Никаких вопросов.
Глава 2. Адреналин в моей крови
Как хорошо, что некоторым вещам приходит конец.
Я медленно открываю глаза, чувствуя запах родного дома. Мои духи. Моя комната. Мне всего лишь приснился кошмар, и он закончился.
Я вытягиваю перед собой руки, и вдруг резко сворачиваюсь клубком на кровати. Ядовитая, тягучая боль пронзает тело от кончиков пальцев до головы. Словно маленькие взрывы, во мне то и дело пульсируют синяки, отеки. Я вдыхаю глубже, и понимаю, что с запахом духов смешался запах крови, и тогда мне вдруг становится обидно. Это был не сон. Это был не кошмар. Я сжимаю одеяло, и ощущаю подступившие к глазам слезы. Лицемерие на свой счет исчезло. Раньше я думала, что я сильная. Я ошибалась.
Собравшись, я пытаюсь разогнуться и открываю глаза. Медленно стаскиваю с себя одеяло и приподнимаю майку. На животе огромный отек, синий, желтый, оранжевый: просто целая радуга. Я сжимаю крепко губы и встаю с кровати. Тут же заныли ноги, спина. Прихрамывая, я подхожу к зеркалу и вижу гематому на плече. Вот почему вчера я его не чувствовала: ему досталось больше всего.
В мою комнату стучат, и я как можно скорей пытаюсь добраться до шкафчика. Прикрыть синяки от родителей: пожалуй, самая важная задача на данный момент.
Но когда дверь открывается, на пороге я вижу Карину. Она бледная, уставшая. Я бы сказала, больная, если бы не знала истинную причину вялости.
— Привет, — неуверенно шепчет она, и я прожигаю её недовольным взглядом. — Как себя чувствуешь?
— Отлично.
— Давай я принесу йод. Леша сказал утром обработать раны ещё раз.
— Леша? — я вскидываю подбородок и усмехаюсь. — С чего это он решил позаботиться обо мне? Его ведь не волновало, что со мной, когда тот парень избивал меня на виду у целой толпы. Что изменилось сейчас?
— Не правда. Он сильно переживал.
— Я заметила.
— Послушай, — Карина подходит ко мне и кладет руку на здоровое плечо. — Прости меня. Я не хотела, чтобы так вышло.
— Ты… — стряхнув её руку, я протираю ладонями лицо и продолжаю. — Ты в своем была уме, когда прыгнула в тот куб? Понимала, что делаешь? Потому что я не представлю, какой идиоткой надо быть, чтобы добровольно пойти на самоубийство! Так что просвети меня. Скажи мне: о чем. Ты. Думала?
— Лия, это сложно объяснить.
— Лия, это сложно объяснить.
— Да, нет тут ничего сложного! — заводясь, восклицаю я. — Объясни мне, почему ты делаешь это? Почему не слушаешь меня? Почему подвергаешь себя опасности?
— В стае есть мои друзья, и я… — Карина резко замолкает, увидев гнев на моем лице. Она растеряно прикусывает губу и отворачиваюсь. — Тебе не понять меня.
— Твои друзья? — я практически выплевываю этот вопрос. — Считаешь, там были твои друзья?! Ах да. Наверно именно они стояли возле аквариума и смотрели на то, как ты задыхаешься!
— Всё слишком сложно! Я познакомилась с одной девушкой, она привела меня. Мы обе новички, и нам пришлось согласиться на инициацию.
— Господи, что за чушь ты несешь? Какую инициацию? Почему пришлось согласиться? Ты же увидела этих людей, зачем осталась с ними? Это животные, у которых вместо разума — стремление к свободе и к насилию!
— Не говори так, — с вызовом отрезает сестра, и я прирастает к месту. Она защищает их? Защищает после того, что произошло? — Они очень честные и справедливые. Да, порой, жестокие, но справедливые.
— Знаешь, что, — неожиданно для самой себя, я подхожу к Карине, хватаю её за локоть и тащу к двери. — Пошла вон из моей комнаты.
— Но…
— Я рисковала своей жизнью ради тебя, а ты сейчас ставишь мне эту безмозглую стаю в пример? — Кажется, сестра задевает последние оставшиеся здоровые органы. — Не подходи ко мне больше
— Лия!
— Я сказала, пошла вон! — взрываюсь я, и чувствую, как боль вновь пронзает тело. Карина вихрем выбегает из комнаты, захлопывает за собой дверь, а я без сил падаю на кровать. Опять трудно дышать. Такое чувство, что вчера мне сломали ребра. Прикрыв глаза, я пытаюсь подняться. Больно. Тогда я отталкиваюсь руками от постели, и нахожу опору впереди: фортепиано.
Когда-то я часто играла. Сейчас не получается. Я чувствую дикое раздражение, когда не могу вспомнить ни одно любимое произведение, и поэтому быстро завершаю занятие. Правда, есть одна мелодия…
Она крутится в моей голове уже четыре месяца. Я впервые вспомнила о ней ещё в больнице, затем не могла забыть в школе. Пытаясь подобрать её на фортепиано, я только больше убеждалась в своей бесполезности, и поэтому забросила.
Зря. Мелодия и сейчас всплыла в голове.
Вновь открывается дверь. Я поворачиваюсь, чтобы послать Карину куда подальше, но вдруг вижу маму.
— Почему ты ещё не готова? — спрашивает она и достает из шкафа свою кофту. — Твой папа уже собирается уезжать. Планируешь добираться на автобусе?
— Нет, я уже одеваюсь.
— Давай быстрей. Школу ты сегодня не прогуляешь: даже можешь не прикидываться.
— Хорошо.
Мама уходит, и я хватаюсь рукой за спину. Если мне удастся выжить: это будет безумным везением.
Когда мы подъезжаем к школе, в машине тихо.
Папа останавливается и достает из кармана кошелек.
— Сегодня не смогу забрать ни одну из вас, — сообщает он, и открывает бумажник. — Так что добирайтесь самостоятельно.
— Хорошо. — Я киваю. — Что-то случилось?
— Нет. Просто мне поставили две смены, — он протягивает деньги. — Вчера я провел сложную операцию. За женщиной нужен уход, и, желательно, если я буду поблизости.
— Мама знает, что ты будешь поздно?
— Она останется со мной в больнице. Я решил подстраховаться. У той женщины было внутреннее кровотечение, так что, случись что-нибудь непредвиденное, её знания мне смогут пригодиться.
Я понимающе киваю.
Два доктора в семье — сложная ситуация. Родителей практически не бывает рядом, а когда они все же появляются — с ними появляется и контроль. Безумный контроль, который, порой, сводит меня с ума. К счастью, он заключается не в том, куда я хожу и с кем общаюсь. Чаще всего правила предков распространяются на бытовые проблемы. К примеру, воду два раза кипятить в чайнике запрещается под угрозой «административного наказания» в размере недели в качестве единственной дома посудомойки. Или жарить, необходимо меняя масло, при каждом новом заходе. Звучит, конечно, здраво, но это ужасно выбешивает, когда нельзя пожарить десять кусков мяса одновременно, а обязательно нужно разделить их на две партии, и помыть два раза сковородку. Естественно, я понимаю, что образ жизни моих родителей тесно взаимосвязан с их работой: правила, алгоритмы, ответственность. Но иногда это утомляет. В конце концов, доктора они, а не я с Кариной.
— Тогда увидимся завтра утром, — я прекрасно понимаю, что засну к тому времени, как они вернутся, так что даже не надеюсь на ночную встречу. — Пока.
Я машу папе рукой, открываю дверь, но когда пытаюсь встать, откатываюсь назад на сидение. Внезапная боль заставляет скрючиться, и я крепко сжимаю глаза.
— Что такое? Лия? Что с тобой?
Карина замирает, папа смотрит на меня все так же настороженно, и мне приходится ценой огромных усилий, выдавить из себя улыбку.
— Просто живот схватил.
— Где схватил? — Ну, вот опять его медицинские штучки. — Что именно болит?
— Пап, успокойся. Ничего страшного.
— Лия, я спросил, где болит?
Я выдыхаю, и краем глаза замечаю бледное лицо сестры. Наверно, она готова провалиться сквозь землю. Я вообще-то тоже, но мне приходится быть смелой.
— У меня схватил низ живота. Такое бывает каждый месяц у всех женщин. — Я наблюдаю за тем, как папа облегченно опускает плечи. — Так что не стоит волноваться. Все пройдет через несколько часов.
— Хорошо, — он кивает и переносит ногу на педаль сцепления. — Встретимся завтра.
Я повторяю попытку, и на этот раз благополучно выхожу из машины. Папа уезжает, и Карина испуганно смотрит на меня.
— Почти раскусил.
— Я с тобой разговаривать не собираюсь, — отрезаю я и направляюсь к школе. — Можешь даже не стараться что-либо исправить.
— Я и не стараюсь.
Я фыркаю. А ведь могла бы.
Сестра не отстает. Семенит за мной следом, и я чувствую, как она прожигает взглядом мне спину. Появляется желание развернуться и влепить ей здоровую оплеуху, чтобы мозги встали на место. Но я иду вперед и ровно дышу, не хочу вновь спровоцировать боль в спине.
— Ты сегодня долго? — спрашивает Карина, но я не отвечаю. — У тебя есть вождение? — я вновь молчу, и тогда сестра тяжело выдыхает. — Рано или поздно нам всё равно придется заговорить.
— Ты думаешь? — не удерживаюсь я, и прикусываю язык.
— Ты уже говоришь, — довольная собой, она улыбается мне и, наконец, выходит вперед.
Я не пытаюсь догнать её. Пусть идет куда хочет. В конце концов, моя боль в спине появилась по её инициативе.
День начался не очень, продолжился он в таком же медленном и тягучем ритме. Я ходила, держась руками за стены, иногда останавливалась, чтобы передохнуть. Но, к счастью, к концу третьего урока, в моем теле выработался антидот. Я могла спокойно передвигаться, шевелиться, и даже нагибаться, если приходилось. Мои одноклассники не поняли, почему я похожа на калеку, но им, по-видимому, все равно. Я всегда замечала, что они настороженно ко мне относятся, не пытаются сблизиться, подружиться. Я сначала задавалась вопросом: почему? Но потом бросила это дело. В конце концов, это их проблемы, что я им не нравлюсь. Сама себя я вполне устраиваю.
Когда пришло время идти в столовую, я направилась туда в гордом одиночестве. На звонки Леши я принципиально не отвечала, Карина где-то шлялась со своими подругами, так что пришлось пересекать темные коридоры школы в обществе с самой собой. Но так было до того момента, как я заметила вдалеке знакомое лицо.
Как же я могла забыть?
Я прибавила скорость, насколько это было возможно в моей ситуации, и через минуту нагнала высокую блондинку. Коснувшись её плеча, я откашлялась и неуверенно остановилась.
— Кира?
Девушка повернулась ко мне лицом, и скрестила перед собой руки. Не сказать, что она выглядела испуганной, скорей она показалась мне растерянной. Абсолютное отличие от того, какой я помню её вчера: уверенной, сильной, бесстрашной.
— Я хотела сказать тебе кое-что, — на выдохе произношу я, и поджимаю губы. — Спасибо, что ты помогла мне добраться до машины.
— Не стоит, — почти шепотом, отвечает она.
— Нет. Я, правда, очень благодарна тебе. Все люди прошли мимо, но ты остановилась.
— Кто-то же должен был.
— Почему ты это сделала? Ведь не в правилах стаи помогать чужакам.
— Тише, — резко отрезает она и оглядывается. — Хочешь, чтобы все узнали, где мы вчера с тобой проводили время?
— Я не думаю, что люди поймут, о чем мы.
— А если поймут? — Кира протирает лицо и откидывает назад волосы. — Послушай, да я помогла тебе, но это не значит, что теперь мы лучшие подруги, или заодно, ясно? Ты лежала в крови, мне стало тебя жалко, я не смогла пройти мимо.