Однако нам предстояло лететь обратно одним и тем же вечерним рейсом. Это будет катастрофа. Я внезапно жутко занервничал.
В среду я проснулся рано и направился в аэропорт. И хотя мне на глаза не попались ни Блэйн, ни Дэнни, я также не видел и объявления о посадке на мой рейс. Мой рейс откладывался… и откладывался… и снова откладывался. Я позвонил в «Стейплз», чтобы дать им знать о том, что я сильно задерживаюсь, и они перенесли время моего собеседования. Когда я наконец прилетел в Бостон, меня ждал маленький шаттл, и я поехал во Фрэмингэм. Было так поздно, что я пропустил назначенное мне на утро собеседование. Меня привезли в кафетерий, где я торопливо перекусил. Можно было начинать.
Когда мы шли на мое первое собеседование, я рассказал кадровому менеджеру о своих затруднениях: объяснил, что попадаю на один обратный рейс в Ричмонд со своим начальником и хотел бы избежать этого любой ценой. Она посмеялась и уверила меня, что «Стейплз» сделает все возможное, чтобы доставить меня в аэропорт раньше, чем планировалось, и закажет более ранний рейс.
Личные собеседования прошли еще лучше, чем телефонное. Я был совершенно уверен, что хочу получить эту работу. Мне оставалось только убедить Лиссу, что для нас это хороший ход. Ей всегда нравилось приезжать ко мне в Бостон, но ни разу не приходилось по-настоящему прожить зиму в Новой Англии. Это могло оказаться самым большим препятствием.
Как только собеседования завершились, я поспешил обратно в аэропорт. Сотрудники «Стейплз» перебронировали мне рейс, и я был готов отбыть. Мои надежды сникли, стоило мне войти в терминал. Все рейсы в среднеатлантический регион откладывались. Что происходит? Оказалось, на всем пространстве от Нью-Йорка до Виргинии бушуют сильные и обширные грозы. Все рейсы задерживались – и, что еще хуже, мой вообще был отменен! Да, вы сами догадались. Меня автоматически перебронировали на мой первоначальный рейс, и я попадал на тот же самолет, что и Блэйн с Дэнни. Я не мог в это поверить. Ох, как я погорел, – вертелась у меня одна и та же мысль!
Несколько минут я расхаживал по терминалу и гадал, что делать. Что подумает мой начальник, если наткнется на меня здесь? Я не мог себе позволить оказаться уволенным! У меня дома новорожденный младенец! Я начинал уже жалеть, что вообще согласился на это собеседование. Разве моя нынешняя работа недостаточно хороша? Зачем я всегда ищу что-нибудь получше? Почему всегда нужно говорить «да»? Я взвинчивал себя, и лихорадочное состояние нарастало.
Я решил позвонить Лиссе. Извинился перед ней за то, что поставил нас в это идиотское положение, и спросил, что мне делать. Пока я слушал, как она пыталась успокоить меня, уверяя, что все будет нормально, прямо передо мной прошли Блэйн с Дэнни. Мое сердце остановилось. Но они не замедлили шаг. Они меня даже не заметили. Я был благодарен судьбе за то, что одет так же, как и любой другой бизнесмен в аэропорту, но знал, что долго это не продлится. Как только я подойду к гейту, они меня заметят.
И вдруг я понял, что надо делать. Я попрощался с Лиссой, поймал такси и поехал в Бостон. Забежал там в спортивный магазин и через несколько минут стал обладателем шортов, кроссовок, бейсболки и футболки с символикой клуба «Пэтриотс». Затолкал свой деловой костюм в фирменный пакет магазина и отправился обратно в аэропорт. Там я купил пару экземпляров газеты «Бостон глоб». Это газета с широкими полосами, за страницами которой, раскрыв ее, можно было с легкостью спрятаться. А на самый крайний случай… что ж, я был одет в повседневную уличную одежду и мог объяснить, что был в Бостоне по личному делу, если бы меня все-таки поймали.
Когда я уселся, притворяясь, что читаю газету, голова у меня все еще шла кругом. Я решил, что мне нужна помощь. Подошел к стойке регистрации и рассказал свою историю двум парням, работавшим за ней. Они посмеялись над моей ситуацией. «И я готов спорить, что ты сказался больным, чтобы прилететь сюда. Ох, ну, парень, ты попал!» – подхватил один из них. Им-то было смешно, но я сам не находил в этом никакого особого комизма.
Наконец они перестали хохотать, и один из них спросил:
– Ну, так почему ты нам все это рассказываешь?
Я объяснил, что мне нужна помощь, чтобы выбраться из этого тупика. У меня есть идея. Я хочу стать пассажиром, «нуждающимся в специальной помощи на борту». Мое место было в самом хвосте самолета. Если бы я поднялся на борт первым, я мог бы проскользнуть на последний ряд и незаметно усесться там. Я поднимусь в самолет первым и сойду последним. Если служащие у гейта помогут мне, возможно, мне удастся добраться до дома незамеченным.
Эти двое были рады мне помочь. Один даже упомянул, что откроет дверь к выходу и махнет мне рукой еще до того, как сделают объявление, касающееся пассажиров, нуждающихся в специальной помощи! Наконец-то я был в безопасности!
Я снова уселся и стал ждать. Двое парней у стойки продолжали время от времени поглядывать на меня и посмеиваться. Когда я в очередной раз поднял на них взгляд, они снова помахали мне, подзывая к себе. Я осторожно встал и огляделся по сторонам. Нигде не было видно ни Блэйна, ни Дэнни. Я все еще был «чист». Я подошел к стойке.
– Итак, мистер Каллахан, – сказал мне один из них, – ваш план хорош. Вы можете подняться в самолет первым и выйти последним… а можете подняться в самолет последним, а выйти первым!
Я не вполне понимал, о чем он толкует, пока он не протянул мне билет первого класса. Теперь я должен был занимать кресло 1B. Я буквально мог сесть в самолет последним, гораздо позднее того, как Блэйн и Дэнни займут свои места. А как только мы приземлимся, я поспешу наружу и намного их опережу. Какой подарок!
Начинался третий час ожидания в аэропорту. Я прочел все до единой заметки в газете, но Блэйн и Дэнни больше ни разу не попались мне на глаза. Вероятно, пошли куда-нибудь перекусить. Двое у стойки по-прежнему временами похохатывали. И снова один из них взмахом руки подозвал меня. Что еще могло случиться? – подумал я.
Он сказал, что рейсы по-прежнему надолго откладываются, а многие вообще отменены. Я стоял и с замиранием сердца гадал, уж не хочет ли он мне сказать, что я не доберусь домой. Вместо этого он спросил, как зовут моего начальника. Я принялся было объяснять, что на самом деле Блэйн – начальник моего начальника, но тут до меня дошло, что ему не нужен такой уровень подробностей, и ответил кратко:
– Мой начальник – Блэйн Альтаффер.
Его пальцы стремительно заплясали по клавиатуре. Его коллега наклонился к нему и спросил:
– Что это ты там делаешь?
Тот ответил, что, увы, непогода по-прежнему влияет на рейсы и что мистеру Альтафферу сейчас откажут в месте в самолете. Это было невероятно! Я не мог в это поверить. Они не только выручили меня, заменив мой билет на билет первого класса, но и собирались оставить Блэйна без места, чтобы я уж точно оказался в безопасности! Ничего себе денек!
Я благополучно добрался до дома неразоблаченным[9].
Делай трамплины из камней преткновения. –
Автор неизвестенЯ улыбаюсь, вспоминая этот смешной эпизод из жизни, когда я по-настоящему боялся, что все испортил и вот-вот буду уволен. В тот момент мне совсем не казалось, что эти черты моей индивидуальности – «будет сделано», «заставим это работать», «кладите мне все» – такое уж достоинство. Наоборот, они ощущались как обуза. Но все получилось. Все всегда получалось. Почему же я не мог вспомнить это ощущение, столкнувшись с раком? Вспомнить, какой удачливой была моя жизнь? Уверовать в то, что впереди меня ждет новая дорога, лечение, которое поможет победить болезнь?
Пару дней спустя я отправился на очередной прием к врачу. К сожалению, вскоре выяснились, что в этой битве с раком очень трудно понять, как лучше всего «атаковать».
Урок № 31Не употребляй наркотики
Это не вариант. На свете хватает легальных веществ (не считая воздуха, воды и пищи), которые можно вводить в свое тело, чтобы изменить восприятие реальности: не обязательно пробовать то, что незаконно. Это просто небезопасно. Нет ни одной достаточно веской причины, чтобы такая умная, уравновешенная, великодушная и потрясающая девушка, как ты, нуждалась в наркотиках. Они совершенно точно не сделают тебя более потрясающей. Тебе не следует употреблять их – равно как и не следует позволять это делать кому угодно другому.
Твоя жизнь в конечном счете будет определяться тем выбором, который ты делаешь. Выбирай мудро. У меня нет никакой жизненной истории, которую можно было бы привести как пример. Это просто откровенный отцовский совет.
Глава 10 Активное наблюдение
Твоя жизнь в конечном счете будет определяться тем выбором, который ты делаешь. Выбирай мудро. У меня нет никакой жизненной истории, которую можно было бы привести как пример. Это просто откровенный отцовский совет.
Глава 10 Активное наблюдение
Я наткнулся на эту цитату через несколько недель после диагноза «рак простаты» и отложил ее в сторону для одной из записок, предназначенных для Эммы. Этим утром я понял, что она подойдет любому из нас. Очевидно, что все мы в настоящее время переживаем трудности. Всем нам нужна сила и перспектива, чтобы понять, как справиться с этим изящно и с достоинством – и так, чтобы наша семья осталась неприкосновенной.
Пора было взяться за дело и утвердить план. Всего через пару недель после первоначального диагноза, в середине сентября, я направлялся обратно в больницу, чтобы встретиться со специалистами. Доктор Брэдфорд объяснил, что существует пять видов терапии, которые нужно рассмотреть.
Мы сразу же исключили первый вариант – гормональную терапию – поскольку я был молод.
Я встретился с онкологом-радиологом, чтобы подробно обсудить два варианта облучения и мою историю болезни. Ее здорово насторожило то, что мне диагностировали и рак почки, и рак простаты в столь молодом возрасте. (Меня тоже, – подумал я.) Она принялась расспрашивать о моей семье и об известных мне иных факторах риска. Я описал ей среду, в которой рос, и даже признался, что как-то раз разбил термометр и играл с ртутью. Она не сочла это фактором риска (извини, мам, не помню, признался ли я в этом тебе!), однако сделала себе заметку о том времени, которое я провел в Восточной Германии, учась там в рамках программы обмена. 26 апреля 1986 г. произошло разрушение атомного реактора в Чернобыле, и выделилось существенное количество радиации. Я в то время жил в Германии и помню, как все волновались из-за фруктов и овощей, которые мы ели. Я попал под ливень вскоре после этой катастрофы, и женщина, в семье которой я жил, практически силком заставила меня раздеться догола и впихнула в душ. Врач сделала об этом пометку, но не знала, можем ли мы в связи с этим что-нибудь предпринять.
Когда мы закруглялись, я решил бить на откровенность. Взглянул ей в глаза и спросил:
– Со мной действительно что-то не так?
Она закрыла мою папку и вздохнула:
– Да, вероятнее всего.
Она не могла сказать, что именно, но определенно было что-то такое, что вызвало у меня предрасположенность к этим двум опухолям. Она призвала меня быть деятельным и бдительно следить, не проявятся ли симптомы рака мочевого пузыря и яичек. Она уговаривала меня решиться пройти операцию как можно скорее.
Операция была четвертым вариантом. Я мог согласиться на простатэктомию, то есть удаление простаты. Надежда была на то, что это уберет все ее раковые клетки – равно как и здоровые. Будет удалена вся железа.
Это представлялось наиболее практически осуществимым способом действий. Но, поднажав на врача и задав ему больше вопросов, я осознал, что он обходит в своих ответах обширные – и оказывающие огромное воздействие – побочные эффекты. Мне стало еще яснее, что есть на свете множество вещей, которые врачи стараются замалчивать, – фактов, весьма расстраивающих мужчин.
Вот несколько избранных побочных эффектов, которые я с большой вероятностью ощутил бы, если бы решился на простатэктомию:
♦ Повреждение нервов, ведущее к неспособности испытывать эрекцию
♦ Недержание
♦ Изменения в оргазме, включая отсутствие эякуляции (простата вырабатывает сперму, которой у меня больше не было бы)
♦ Уменьшение (да, вы правильно это прочли: уменьшение! Во время удаления простаты перерезают уретру, а потом заново сшивают. Некоторые мужчины утверждают, что это весьма негативно на них влияет.)
И что, мне полагается просто согласиться на все это в возрасте 43 лет?!
Средний возраст человека с таким диагнозом – 69 лет. Когда тебе почти семьдесят, перспектива столкнуться с этими побочными эффектами тоже неприятна; но, вероятно, дело стоило бы того, чтобы минимизировать риск распространения рака. Возможно, эти эффекты уже и так проявились бы в силу преклонного возраста. Но это была не моя реальность. Ясное дело, я хотел, чтобы этого рака больше не было. Но подписаться на целую жизнь без секса?! Я не был к этому готов.
Был еще один, последний, вариант, представленный доктором Брэдфордом. Он полагал, что в Соединенных Штатах, возможно, слишком часто вырезают рак простаты и (особенно в моем случае) можно было бы вместо этого войти в режим «активного наблюдения». Мы будем мониторить уровень PSA каждые два месяца и проведем повторную биопсию примерно через год после начала программы. В теории мы могли бы продолжать это бесконечно, пока не увидим взлет уровня PSA или положительный результат биопсии. Хотя я не был в восторге от перспективы ежегодной биопсии простаты, это казалось мне приемлемым курсом действия.
Вопрос был в том, смогу ли я нормально жить, зная, что внутри меня зреет рак? Могу ли я так рисковать? Как это подействует на мое психическое, эмоциональное и духовное благополучие? Что, если он начнет бесконтрольно расти, а мы не поймаем его вовремя? Смогу ли я когда-нибудь простить себя за то, что не был более настойчивым, что сделал не все возможное, чтобы наверняка быть рядом с Эммой? Я совсем недавно, всего год назад, перенес обширную операцию, чтобы избавиться от опухоли. Мне казалось неправильным позволять задерживаться в нем и этому. Было такое ощущение, будто я уклоняюсь от боя.
У нас с Лиссой было время, чтобы обдумать эти варианты. Мы знали, что должны сделать выбор между операцией и наблюдением. В конечном счете у операции были потенциальные побочные эффекты, на которые я, 43-летний мужчина, был не готов согласиться. Мы уже миновали то время, когда я хотел еще детей, но я определенно не хотел рисковать лишиться некоторых, если не всех, аспектов секса. Эта мысль была поистине немыслимой.
Как бы это ни было для меня мучительно, мы решили выбрать активное наблюдение. Мне предстояло каждый день жить с опухолью в организме. Я буду знать, что она там – потенциальная часовая бомба, ждущая возможности взорваться и, возможно, убить меня. Я атаковал рак почки всем возможным оружием – и чувствовал, что размахиваю белым флагом в битве с раком простаты.
Рак не победил, но это была в лучшем случае ничья.
Урок № 34Иногда отказывайся от телефона
Я знаю. Твой телефон – это новый инструмент. Это вещь. Да, он соединяет тебя с друзьями и любимыми людьми. Но это вещь. Нет необходимости быть на связи круглосуточно. Сделай перерыв. Побудь сама с собой. Побудь одна в своих мыслях.
Когда ты общаешься с другим человеком – присутствуй. Уделяй внимание. Слушай. Отложи телефон. Если ты можешь пойти в кино на пару часов и убрать телефон в карман, значит, ты можешь оказать ту же любезность и своей семье за ужином.
Глава 11 Шесть слов, которые я говорю Эмме
Я познакомился с Рейчел Мэйси Стаффорд, также известной под прозвищем «хэндз-фри мама», через блогпост под названием «Шесть слов, которые следует сказать сегодня». И сразу же проникся глубоким уважением к ее воспитательному стилю.
Однажды она прочла статью о том, как университетских спортсменов спрашивали, за какого рода поощрения и советы они больше всего благодарны своим родителям. Оказалось, студентам больше всего нравилась простая фраза – «Я люблю смотреть, как ты играешь». Рейчел начала говорить эти слова своим детям и обнаружила, что они мгновенно снимают с детей стресс. Она не критиковала их и даже не высказывала свое мнение. Просто сосредоточивалась на радости, глядя, как они играют в спортивные игры или на музыкальных инструментах.
Та запись в ее блоге глубоко меня тронула. Я тоже начал пользоваться этой фразой – «Я люблю смотреть, как ты играешь» – при любой возможности. Эмма играет в софтбол. Сидеть на трибуне во время ее матчей, наблюдать, как она работает в команде, – это всегда доставляло мне больше радости, чем можно себе представить. А теперь я ощущаю эту радость еще острее. Пока я продолжал бороться с раком, присутствие на играх Эммы приобрело для меня особую значимость. Это было нужно не только для того, чтобы смотреть на нее, не только ради той радости, которую приносило мне наблюдение за ней. Это был также осязаемый способ продемонстрировать ей мою поддержку, показать, что я всегда буду рядом с ней. Столько, сколько проживу на этой земле.