Она опустилась на землю рядом с парнем, поджала ноги и натянула толстовку, которая была сильно ей велика, на колени.
В самом деле стало тепло.
– Ну вот, – сказал парень, – с холодом разобрались. А про все остальное ты мне сама расскажешь, если захочешь. Меня, кстати, зовут Артем.
– Я Ася, – представилась она.
– Ася? Это что же, Ассоль, если полностью? – хмыкнул он. – Ты поэтому на обрыве торчала? Алые паруса караулишь?
– Нет, полностью – Анастасия, – пояснила она. – Просто я имя Настя терпеть не могу. Ася или Тася – нормально.
– Вот видишь, – заметил он. – И Фейсбук на фиг не нужен. Я уже знаю, что ты Ася или Тася, но не Настя. Что ты любишь фотографировать закаты. Что ты живешь не здесь – иначе не стала бы спрашивать, где ловит Сеть. Но приехала сюда не в первый раз – хорошо ориентируешься на местности, не побоялась заблудиться в темноте. Хочешь, еще что-нибудь угадаю?
– Рискни, – подхватила игру Ася.
– У тебя, наверно, не так уж много друзей, раз ты так привязана к социальным сетям. А еще… один твой родственник сейчас серьезно болен, и ты переживаешь за его здоровье.
Ася нахмурилась:
– Интересно, а это ты как вычислил? По тому, как я стояла на обрыве, или из-за того, что спрашивала про Интернет?
Артем рассмеялся.
– Да я просто катался на велике по поселку и видел, что ты вышла из дома, где директор санатория живет. А про то, что у Воронцова инсульт был, – весь санаторий знает, у меня мать там санитаркой работает.
– Вот, значит, как, – тихим угрожающим голосом отозвалась Ася. – По-твоему, это очень смешно, да? Знать, что у моего деда инсульт, и использовать это, чтобы меня обдурить. Знаешь что, да пошел ты!
Ася резко поднялась с земли, развернулась и пошла прочь, забыв, что все еще одета в толстовку Артема.
Горло щипала едкая досада. Вот дебил! А он-то еще ей понравился!
– Эй, погоди!
Артем догнал ее через несколько шагов и ухватил за запястье. Ладонь его была шершавой, Ася кожей ощутила твердые длинные мозоли под пальцами. Наверно, часто катается на лодке, такие мозоли – от весел. Так-то, она тоже способна кое-что вычислить!
– Слушай, ну не злись, я ступил, – начал уговаривать ее Артем. – Просто… просто ты мне понравилась, и я несу первое, что придет в голову, чтобы привлечь твое внимание.
Кровь снова прилила к лицу, дыхание сбилось. Ася осторожно выдохнула, чтобы не обнаружить своего волнения.
– Ого! Ты всегда так: сразу выдаешь всю правду?
– Всегда, – усмехнулся Артем. – Мать говорит про меня – язык без костей.
– Тогда я тоже могу кое-что про тебя угадать, – лукаво заметила Ася. – В школе тебя наверняка лупили.
– Пытались, – кивнул Артем. – Но удавалось – редко.
– Ты что же, такой крутой: любого можешь побороть?
– Не-а, просто бегаю быстро, – откровенно ответил он.
Они рассмеялись и пошли к дороге.
Стало уже совсем темно. Небо раскинулось над соснами темно-фиолетовым шатром. Луна еще не выкатилась из-за горизонта, и первые звезды бледно мерцали, разгораясь постепенно. Запахло пряной ночной свежестью.
– Ну, и где твой велик? – спросила Ася.
– Вот!
Артем отошел на несколько шагов, нагнулся и поднял с земли оставленный велосипед.
– Хочешь прокатиться?
Ася вытащила из рюкзака мобильник, взглянула на время и с сожалением покачала головой:
– Поздно уже. Мои панику поднимут, что я пропала.
Они двинулись по дороге к Асиному дому. Артем вез велосипед рядом с собой, и тот тихо позвякивал в темноте.
– Давай, завтра тогда? – не отступал он.
– Давай, – улыбнулась Ася. – Или можно на – лодке…
– Откуда ты узнала про лодку? – изумился Артем.
Ася уже взялась рукой за калитку, затем обернулась к нему и улыбнулась, пытаясь вложить в улыбку побольше загадочности.
– Вычислила по форме твоих ушей. Спокойной ночи!
В доме было тихо.
Все, кажется, разбрелись по своим углам. Из Вероникиной комнаты доносился приглушенный шепот и смешки мальчишек. Отец должен был ночевать в дедовском кабинете, оттуда не доносилось ни звука.
Ася поднялась к себе.
Тетки Александры в комнате не было. «Наверно, все никак не успокоится со своими рабочими переговорами», – подумала Ася.
Только сейчас она поняла, что все еще одета в толстовку Артема. Черт знает почему, но расставаться с ней не хотелось.
Ася стянула шорты, а толстовку не тронула, забралась под одеяло прямо в ней. Мягкий трикотаж уютно согревал тело, и пахло от него почему-то так приятно…
Ася свернулась калачиком и закрыла глаза.
3
К главному корпусу санатория вела широкая аллея, обсаженная по краям высокими голубыми елями. Александра вспомнила почему-то, что в ее детстве ели эти только посадили – после капитального ремонта территории, и какое-то время они были с ней, маленькой, одного роста. А потом они рванули вверх, и она переживала, что растет медленнее, чем елки на папиной работе. Когда ей было семнадцать, елки уже сильно обогнали ее в росте, но все равно не были такими высоченными монстрами, как сейчас…
За елками виднелись больничные корпуса, кое-где мягко светились в сумерках окна палат, резким голубоватым светом выделялись окна коридоров, остававшиеся освещенными даже на ночь.
Александра не знала, на что рассчитывала, заявившись в санаторий так поздно. Мать сказала, что Андрей часто задерживается на работе допоздна.
– Выслуживается, – бросила она, брезгливо скривив губы.
Впрочем, у Александры этот факт не вызвал такой однозначно отрицательной оценки. Ей и самой приходилось ночевать в офисе, когда, засидевшись за срочной работой, она вдруг понимала, что логичнее будет прикорнуть на несколько часов прямо здесь, на диване, чем ехать через полгорода домой, чтобы к восьми снова появиться на службе.
Тем более Новиков сказал, что разошелся с женой и переехал жить в квартиру в корпусе для персонала. В таком случае ему, наверно, и в самом деле нет разницы, где находиться вечерами – в кабинете или в казенной квартире соседнего здания.
Если, конечно, он не встречается с кем-нибудь…
Александра, рассердившись на себя, быстро прогнала эти мысли. Личная жизнь главврача санатория ее абсолютно не касалась!
Ей нужно всего лишь подробнее узнать у него о состоянии отца, о его перспективах. У матери все равно не удалось ничего толком выяснить. Сплошные охи и причитания – крайне раздражающая несобранность!
Для себя Александра решила, что, если не удастся застать Андрея в кабинете, спросит у вахтерши его телефон. Идти к нему на квартиру с разговорами в такой час, конечно, было бы лишним. Звонок, разумеется, тоже не вполне уместен, но все-таки Новиков кое-чем обязан ее семье и, как надеялась Александра, должен проявить понимание.
На ее удивление, вахтерша на входе подтвердила, что главврач все еще у себя.
– Сашенька, никак ты? – изумилась она, отрываясь от вязания и подслеповато вглядываясь в позднюю посетительницу. – Ох, ну и взрослая же! А я ведь тебя еще вот такой помню…
Александра терпеливо вынесла обрушившийся на нее водопад воспоминаний и вздохов пожилой женщины.
Честно сказать, сама она ее не помнила. Для нее весь отцовский персонал был на одно лицо. Понятно, что ее саму, старшую дочку директора, знали все, удивительно было только, что узнали и сейчас. Ей-то казалось – она достаточно поработала над своей внешностью, чтобы изменить юношеский образ. Вместо темной длинной косы – четкая стрижка, призванная подчеркивать серьезность и твердость характера, вместо извечных джинсов и мальчишеских рубашек, за которыми она когда-то прятала неуверенность в себе и боязливость – строгий, возможно, даже немного агрессивный, деловой стиль.
Ей немного неприятно было осознавать, что из-за всей этой тщательно выбранной брони до сих пор проглядывает тогдашняя Саша Воронцова.
– Сашенька, как папа? – не отставала вахтерша. – Золотой человек, дай ему бог сил и здоровья. Мы все за него молимся, ты так и знай!
– Да-да, хорошо. Спасибо! – отозвалась она и, вырвавшись наконец из цепких лап бабульки, заспешила вверх по лестнице.
В коридоре пахло дезинфицирующим средством. Чистота стояла стерильная – Александра помнила, как жестко следил за этим отец. Ни пылинки, ни пятнышка. Белые двери кабинетов прямо-таки сияли чистотой. Удивительно, конечно, что такого строгого и бескомпромиссного директора персонал настолько любит и ценит, что даже молится за него! Впрочем, возможно, вахтерша несколько преувеличила свои чувства, рисуясь перед дочерью директора…
Александра осторожно постучала в тяжелую деревянную дверь с табличкой «главврач Новиков А. П.» и, не дожидаясь ответа, заглянула в кабинет.
Александра осторожно постучала в тяжелую деревянную дверь с табличкой «главврач Новиков А. П.» и, не дожидаясь ответа, заглянула в кабинет.
Андрей стоял у окна, выходившего на задний двор санатория, и говорил по мобильному. Если он и был удивлен, увидев Александру, то не подал виду, быстро кивнув ей, приглашая подождать, пока он не закончит разговор.
– Значит, я могу рассчитывать: послезавтра, в крайнем случае в понедельник, – сказал он кому-то. – Да, дело не терпит, сам понимаешь. Нужно спешить, иначе может быть поздно. Конечно, я подъеду, переговорю с ним сам.
Александра опустилась в кресло для посетителей, напряженно прислушиваясь к репликам Андрея. Было очевидно, что, несмотря на позднее время, разговор шел о работе.
«Нужно спешить… может быть поздно…»
Что может быть поздно?
Скончается действующий директор санатория Воронцов?
Значит, мать была права, и Новиков спешит заручиться министерской поддержкой, чтобы после смерти отца занять место директора?
В чем еще она права?
В том, что Новиков намеренно подсидел отца через своего министерского приятеля и фактически довел его до инсульта?
Эта мысль оставила неприятное скребущее чувство. Отчего-то ей не хотелось думать об Андрее как о интригане и предателе.
Странно. Ей казалось, что все эти годы она именно так о нем и думала.
Выходит, нет?..
Андрей закончил разговор, попрощался и отложил мобильный. Затем поднял глаза на Александру – усталые, поблекшие, словно глубокую синеву присыпало пеплом.
Отчего у нее вдруг пересохли губы?..
– Я пришла… – она сухо откашлялась. – Мне нужно подробнее узнать о состоянии отца.
– Да, конечно, – с пониманием кивнул он. – Я расскажу.
Андрей взял с тумбочки белую картонную папку – медицинскую карту Алексея Михайловича, полистал ее, еще раз просматривая записи, результаты анализов и клинических исследований.
– Что я могу сказать… Состояние крайне тяжелое. Кардиограмма неплохая, сердце пока справляется. Что касается остального…
Он говорил уверенно, сыпал медицинскими терминами, в которых Саша ничего не понимала, заставляя ее чувствовать себя невежественной маленькой девочкой, нахально влезшей в беседу взрослых. Она нетерпеливо повела плечами, склонилась над столом, пытаясь рассмотреть что-то в развернутой перед Новиковым карте. До нее донесся слабый запах одеколона Андрея, запах горячего утюга от медицинского халата, наброшенного на плечи главврача. Это сбивало с толку, действовало на нервы, и Александра раздражалась на саму себя – она слишком остро реагировала на мелочи в присутствии этого мужчины.
– Андрей, – остановила она его. – Подожди. Ты забываешь, что я не медик, и половина того, что ты говоришь, мне непонятна. Мне нужно четко понимать, каковы перспективы. Я не могу задерживаться здесь, у меня сейчас очень сложный момент на работе, и если…
Андрей резко выдохнул, посмотрел на нее в упор и бросил:
– Саша, ты понимаешь, что фактически спрашиваешь меня сейчас, как скоро твой отец умрет? Могу ли я гарантировать, что это не продлится слишком долго…
– Что? – ахнула она. – Я… Нет, я просто…
И тут же разозлилась на собственное смущение:
– По-твоему, я чем-то помогу отцу, если буду сидеть тут и лить слезы? К твоему сведению, мне действительно нужно вернуься как можно скорее, а от того, что я буду сидеть здесь и картинно страдать, никому лучше не станет!
– Почему ты так торопишься уехать? – вдруг жестко спросил Андрей. – Тебя кто-то ждет там?
– Да, меня ждут, – с вызовом отозвалась она. – Мои коллеги, мои клиенты. Они зависят от меня. Если я не приеду вовремя, кто-то из них может потерять деньги, время, имущество, свободу, наконец. О, я понимаю, – резко отреагировала она, заметив скептическую усмешку Новикова, – тебе все это кажется таким мелким, неважным, от тебя-то ведь зависят человеческие жизни! Но поверь: моя работа тоже имеет для людей большое значение.
– Я в этом и не сомневаюсь. – Новиков встал, обошел стол и остановился рядом с ее креслом.
Александре неприятно было, что он нависает над ней, смотрит на нее сверху вниз. Но она подавила первый порыв – вскочить на ноги – и осталась сидеть.
– Я в этом не сомневаюсь, – повторил Новиков. – Просто ты… Я не могу понять… Ты же не была такой раньше! Ты так напряжена из-за работы, как будто, кроме нее, больше ничего не существует. Честное слово, создается впечатление, что она беспокоит тебя больше, чем состояние отца.
Александра все-таки вскочила, чувствуя, что больше не может справиться с гневом, едким облаком поднимавшимся изнутри:
– Кто ты такой, чтобы меня отчитывать за черствость, а? Ты – всего лишь лечащий врач моего отца, занимайся своим делом и не пытайся лезть мне в душу! Кроме того, очень забавно услышать именно от тебя рассуждения на тему: карьера не главное, главное – семья. Кажется, когда-то именно ты внушал мне совершенно другое!
Лицо Андрея мгновенно замкнулось, помрачнело.
– Это было много лет назад, – выговорил он. – С тех пор я мог поменять мнение, понять, что ошибался…
– О, разумеется, – зло подхватила Александра. – Почему бы теперь, когда твоей карьере ничто больше не угрожает, не решить, что ты ошибался?! Не позволить себе поддаться чувствам – иногда, в безопасных дозах? И не взяться повоспитывать других, холодных и эгоистичных? Делая вид, что никакого отношения не имеешь к их эмоциональной выхолощенности, забыв, что она и есть прямой результат твоих собственных ошибок! – Она выбросила все это, почти задыхаясь от гнева, чувствуя, как лихорадочно жжет щеки.
– Ладно, извини, – резко прервал ее Андрей.
Он отступил на шаг и откинул голову.
– Извини, я действительно влез не в свое дело. Твое отношение к семье и карьере меня совершенно не касается. Просто… просто ты изменилась, и я… оказался к этому не готов.
Из Александры как будто разом выпустили воздух. Она готова была сражаться насмерть с обличающим и обвиняющим Андреем. Но перед таким, примирительно отступившим, признавшим свою неправоту, она решительно пасовала. И – черт! – кажется, в пылу ссоры она наговорила лишнего. Того, о чем ему совершенно не следовало знать…
Как глупо!
– Конечно, я изменилась, – пробормотала она. – Столько лет прошло. И ты… ты тоже изменился, – Андрей.
– Да, наверно, – кивнул он. – Но за собой ведь этого не замечаешь, правда?
Александре хотелось сказать, что нет, напротив: она потратила много сил, чтобы измениться, сделала это сознательно и с удовлетворением замечала перемены в себе. Но сейчас, под пронзительным синим взглядом этого мужчины, она почему-то не смогла это произ-нести.
– Мне жаль, я на самом деле не могу сказать тебе ничего определенного про состояние твоего отца, – сдержанно произнес Новиков. – Я делаю все возможное, мы все делаем все возможное… Но гарантий никаких, и как скоро все может закончиться…
Он развел руками.
Александру прямо-таки гипнотизировали эти руки – сильные, ловкие, умелые. На одну секунду ей захотелось вдруг, чтобы Андрей шагнул вперед – и обнял ее этими самыми руками. Захотелось ощутить их тепло и уверенную силу, прижаться лицом к клетчатой рубашке, хранящей тепло и аромат его тела…
Александра на мгновение зажмурилась, прогоняя нелепые фантазии.
Этот человек когда-то уже продемонстрировал ей, что вся его теплота и надежность – обманчивы. И у нее не было никаких оснований для того, чтобы это мнение поменять. Тем более теперь, когда, возможно, именно он виновен в неприятностях отца с министерством и в его болезни!
– Я понимаю, – кивнула она. – В любом случае – спасибо. Я постараюсь задержаться здесь еще на два-три дня, но потом мне все же придется уехать. Извини… – она замялась. – Извини, что повысила голос. Нервы на пределе, я просто сорвалась. Это было неправильно, я сожалею.
– Все нормально, – качнул головой Андрей. – Я тоже не должен был. Буду рад, если ты сможешь еще зайти. Я покажу тебе, что нового в санатории.
– Не уверена, что у меня получится выкроить время, – отозвалась Александра. – Но, может быть, зайду. Спасибо. Спокойной ночи.
Она уже взялась за ручку двери в кабинет, когда приглушенный голос Андрея остановил ее.
– Саша, – окликнул он.
И голос его звучал так знакомо, так мягко и завораживающе, словно в одно мгновение отбрасывая ее на двадцать лет назад…
– Что? – шепотом спросила она, не оборачиваясь.
– Саша, что ты имела в виду, говоря, что теперь моей карьере ничто не угрожает и я могу позволить себе просто чувствовать? По-твоему, я… был нечестен с тобой тогда, потому что моей карьере что-то угрожало?