Кит отрицательно покачал головой.
— Конечно, нет. Киту нужно не пропустить другое свидание, — сухо прокомментировал Чабб.
Киту хотелось бы, чтобы Чабб не так хорошо понимал, что происходит. Ему никогда не удастся сохранить в тайне свои встречи с настоятелем.
— Чему он тебя учит? — поинтересовался Лэнгли. — Ты еще не оживил никакие трупы?
— Он с ними разговаривает? — желал знать Паркер. — Это правда, что он держит в банках человеческие головы?
Кит открыл было рот, чтобы сказать, что у настоятеля в комнате нет ничего подобного, но потом передумал. Лучше ничего не говорить.
— Мы занимаемся математикой, — твердо произнес он, и в ответ его подняли на смех.
— Он это так называет?
— Ты считаешь головы?
— Я предлагаю последовать за ним и послушать под дверью! — подал голос Паркер.
— Как? — возмутился Чабб. — И пропустить все веселье в таверне?
Он поймал за рукав проходившего мимо Джозефа Прайора и велел принести еще хлеба.
— Жаль, что ты такой необщительный, Кит, — сказал Чабб. — Пока ты соберешься сходить в трактир, пуритане уже закроют их все. И больше не будет никакого настоятеля, — добавил он. — Школой будет руководить этот сумасшедший проповедник. Посадит нас всех на хлеб и воду и будет загонять в постель в шесть часов вечера.
— Пусть уж лучше будет Колдун настоятель, чем Зануда Роб, — заявил Лэнгли.
— Уж лучше тот Дьявол, которого знаешь, да, Кит? — спросил Чабб.
Кит поднялся со стула.
— Мне нужно повидаться с регентом в церкви, — сказал он. — Можете меня проводить, если хотите.
И он вышел из зала, надеясь, что они не вздумают идти за ним. Он пересек площадь, словно собираясь идти в церковь, потом быстро огляделся и запутал свои следы, выбрав тропинку, которая проходила позади здания школы и вела к реке.
Сначала при угасавшем свете он ориентировался с трудом, потом отыскал дверь старой судомойни и рядом с ней обнаружил решетку. Опустившись на колени в грязную траву, он начал ее выдергивать, сам удивляясь, зачем ему понадобилось играть в эту игру. Но, быть может, сегодня вечером он наконец-то попросит настоятеля о помощи.
В темноте он поднялся по лестнице к двери, обшитой панелями, и сердце его сильно забилось, когда настоятель крикнул:
— Где ты?
Кит в тревоге затаился во мраке. Если у настоятеля кто-то другой, он, конечно, не захочет, чтобы Кит появился из потайной дверцы. Но он же сам велел прийти.
Молчание.
Киту показалось, что он слышит бормотание, затем снова стало тихо. Ему было очень тревожно. Почему настоятель закричал? Если он не один, почему Кит сейчас ничего не слышит? Если бы Кит их прервал, то выдал бы потайную дверь. Если же настоятель один, то он, должно быть, разговаривает сам с собой. Кит не знал, что хуже. Он колебался и уже подумывал уйти, но потом робко постучал по деревянной панели.
Он услышал, как настоятель выругался и спросил:
— Кто там?
— Кит, сэр, — ответил он. — Вы сказали, чтобы я пришел на урок.
Снова последовало длительное молчание, потом Кит услышал, как приподнимают гобелен.
— Входи, — сказал настоятель, и Кит открыл дверь и вошел в комнату.
В кабинете настоятеля был беспорядок, повсюду разбросаны бумаги, но там никого не было. Настоятель торопливо водворял гобелен на место.
— Все в порядке? — встревоженно осведомился Кит. — Вам — вам нехорошо?
Но настоятель казался рассеянным. Он брал в руки книги, потом клал их обратно и застывал с отсутствующим взглядом посреди комнаты. Кит все больше убеждался, что ему не следовало приходить.
— Сэр? — спросил он наконец.
Одновременно с ним заговорил и настоятель.
— Зеркала, — решительно произнес он. — Сегодня мы будем смотреть в зеркала.
У Кита сердце ушло в пятки. Он не понимал, что именно должен увидеть в зеркалах, и ему было неинтересно. Но настоятель уже снимал с них покрывала и выдвигал вперед самое высокое — то, в котором Кит сражался с самим собой, словно нанося удар шпагой противнику.
— А теперь, мальчик, — выдохнул настоятель, — посмотрим, что ты там увидишь.
Но зеркала утратили для Кита всякую притягательность.
— Я вижу себя, — скучным голосом ответил он.
— Продолжай смотреть, — приказал настоятель. — Постарайся, чтобы твой разум прояснился, а глаза расслабились. Пусть зеркало откроет тебе свои секреты.
Кит сердито взглянул на настоятеля, отводя от лица волосы.
— Я ничего не вижу, — сказал он.
Настоятель встал у Кита за спиной, положив руки ему на плечи.
— Хорошенько вглядись в зеркало, — сказал он и остановился.
Слова замерли у него на губах, в горле что-то заклокотало. Кит с удивлением смотрел на отражение настоятеля в зеркале. Он не двигался, но Кит чувствовал, как тот сжимает его плечи. Потом что-то коснулось его щеки, и он потер ее.
— Я по-прежнему ничего не могу увидеть, — сказал он, но настоятель молчал, пристально вглядываясь в зеркало каким-то потусторонним взглядом.
У Кита промелькнула мысль, что, быть может, настоятель и разглядел в Ките что-то еще — что-то скрытое, что могло выявить зеркало. Он попытался отойти от зеркала, но настоятель все еще сжимал его плечи. Кит поднял руки и тут же уронил. Нужно вести себя как ни в чем не бывало, подумал он.
— Я не знаю, чего ищу, — заявил он.
— Ты ничего не можешь увидеть в зеркале? — дрожащим голосом спросил настоятель.
Кит хотел было поинтересоваться, что видит он, но ему не хватило смелости. Он пожал плечами с непринужденным видом — насколько ему это удалось.
— Совсем ничего, — ответил он.
— Убирайся, — хрипло вскрикнул настоятель, напугав Кита.
— Простите? — пролепетал он, и тут у него возникло жутковатое чувство, что настоятель говорит не с ним.
Потом он вдруг почувствовал, как что-то легонько коснулось его лица и волос, как паутинка, и он отстранился.
— Мы уже закончили? — спросил он, но настоятель все еще не отрывал взгляд от зеркала.
— Что это? — спросил Кит.
Настоятель вдруг смертельно побледнел.
— Я сказал — уходи, — произнес он сдавленным голосом.
И внезапно схватил со стола пузырек со святой водой и плеснул в зеркало. Кит в испуге наблюдал, как вода растекается по поверхности зеркала.
— Что такое? — воскликнул он. — Вы — вы что-то увидели?
Настоятель опустился в кресло, дрожа всем телом. Киту очень хотелось убежать, но он не мог оставить настоятеля в таком состоянии.
— С вами все в порядке? — спросил он приглушенным голосом.
Настоятель прикрыл лицо руками.
— Ничего, — вымолвил он наконец. — Тебе лучше уйти.
Кит открыл было рот, чтобы задать один из вопросов, роившихся у него в голове, но настоятель махнул на него рукой.
— Уходи, — повторил он, а когда Кит не двинулся с места, сердито закричал: — Я же сказал — уходи!
И Кит обратился в бегство.
7
Все выходные Кит думал о настоятеле. Он думал о нем, делая переводы из Виргилия и Овидия, и когда пел в хоре, а новый проповедник нудно читал проповеди. Он не договорился с настоятелем о новой встрече, и даже если бы тот послал за ним, Киту не хотелось идти. Все, что говорили о нем другие мальчики, — правда, решил он. Настоятель — Черный Колдун, и он, вероятно, наложил проклятие на этот город. Кит ничего ему не скажет.
Дела в школе шли как обычно. Каждому хористу платили четыре пенса в день за пение, хотя регент сказал, что они того не стоят, и что он собирается поговорить с директором и положить этому конец. Кит недоумевал: ведь на эти деньги им приходилось покупать гусиные перья и книги, включая и специальную тетрадь, куда они записывали ученые изречения и поговорки, цитаты и иностранные слова.
Кроме того, он должен был каждое утро платить пенни Певерилу или Монксу за то, что те записывали его фамилию в журнал, а еще так называемое «петушиное пенни», которое шло младшему учителю за то, что он содержал петухов для субботних петушиных боев. Так что у него оставалось совсем мало денег для пивных. Чабб, у которого их было много, постоянно уговаривал его туда сходить. Он был щедр по отношению к Киту и делил с ним свои деньги, но Киту не всегда хотелось быть ему обязанным. Однако неудобно было постоянно отказывать Чаббу, так что, когда в субботу тот выиграл ставку, Кит пошел в таверну и напился вместе со всеми.
Остальное время он провел, играя в крикет с младшими мальчиками и в гандбол с Лэнгли или Паркером. Он перестал играть в футбол с тех пор, как его приятели устроили матч с подмастерьями на городских улицах, — он не пошел из-за дополнительных занятий греческим. После он порадовался этому, так как было разбито четыре окна, и в школу прибыли констебли.
В понедельник утром настоятель не явился инспектировать школу. Он прислал сообщение, что болен, и Кит забеспокоился, вспомнив, в каком состоянии его оставил. Однако он почувствовал облегчение оттого, что теперь настоятель вряд ли за ним пошлет.
В понедельник утром настоятель не явился инспектировать школу. Он прислал сообщение, что болен, и Кит забеспокоился, вспомнив, в каком состоянии его оставил. Однако он почувствовал облегчение оттого, что теперь настоятель вряд ли за ним пошлет.
Во время ланча пришла новость, что пуритане закрыли таверну. В одиннадцать часов Лэнгли с Паркером и Чаббом улизнули, чтобы выпить пинту эля, и увидели обгоревшую таверну миссис Баттеруорт.
— Что ты имеешь в виду — закрыли? — спросил Кит.
— Не закрыли, а сожгли, — уточнил Чабб, всаживая нож в мясо у себя на тарелке.
— И ее саму тоже сожгли, — добавил Паркер. — Я слышал, она умирает!
— Она не умрет, — возразил Чабб. — Она слишком крепкая. Пропиталась своим собственным элем.
И он рассказал историю, которую слышал.
— Кто знает, сколько еще таверн они закроют, — печально произнес Лэнгли, а Хьюитт выразил беспокойство по поводу того, что же случилось с хорошенькой служанкой.
— Может быть, она вернется в лес, — предположил он, а Паркер предложил отправиться туда за ней, однако Чабба это не развеселило.
— Он же всего-навсего крестьянин, этот проповедник, — сказал он. — Ему бы следовало пасти свиней в Сэлфорде.
В оставшуюся часть недели атмосфера в школе неуловимо изменилась. Директор казался рассеянным и часто встречался с членами церковной коллегии. Ходили слухи, что нового проповедника пригласят преподавать в школе, поскольку он пользуется поддержкой епископа Честерского. Чабб заявил, что тогда он просто повесится.
— По крайней мере, мы скоро выпускаемся из школы, — сказал он Киту. — Я, например, перерос это заведение.
В кои-то веки Кит был с ним согласен. Хотя он и боялся университета, школой он был сыт по горло. Он ходил с опущенной головой и помогал младшим мальчикам учить алфавит — между своими переводами с греческого и дополнительными уроками фехтования. Теперь он еще больше, чем когда-либо, был исполнен решимости хорошо сдать экзамены в университет. По-видимому, настоятель тоже был занят — во всяком случае, он не посылал за Китом.
Когда в следующий понедельник Кит открыл двери школы, перед ним предстал директор.
— Мастер Морли, — обратился он к Киту. — Вот новый мальчик. Отведите его к младшему учителю.
Директор отступил в сторону, и Кит увидел неуклюжего долговязого мальчика, который смотрел на Кита большими темными глазами. Он явно был сильно напуган.
— Проведите его по школе, — велел директор еще более безапелляционным тоном. — Вы будете первое время его опекать. Представьте его остальным мальчикам, ну и все такое.
Кит уловил недовольство, прозвучавшее в голосе директора, и заметил потрепанный вид мальчика. На нем были шерстяная куртка, вся в пятнах спереди, и оборванные штаны. На ногах деревянные башмаки — такие, как носят фламандские ткачи. Башмаки были покрыты уличной грязью. Парень выглядел так, будто пас свиней.
— Он не умеет читать, — с отвращением выговорил директор. — Вам дается задание научить его алфавиту и рассказать об обычаях нашей школы. Он будет находиться вместе с вами все то время, когда вы свободны от уроков. Когда вы заняты, он может учиться вместе с самыми младшими мальчиками.
Еще одно задание.
Кит ждал, что директор надлежащим образом представит мальчика, но он лишь привстал на цыпочки, затем опустился и кивнул, сказав: «Ну, ладно», после чего плотно закрыл рот и удалился величавой поступью. Кит и мальчик стояли, глядя друг на друга.
— Как тебя зовут? — наконец спросил Кит, и мальчик что-то пробормотал, но Кит не расслышал.
— Как?
— Саймон, — ответил мальчик.
У него был какой-то странный, застывший взгляд, как у зверька в когтях у ястреба. Да, достанется ему от наших ребят, подумал Кит и вздохнул. Несомненно, в его обязанности также будет входить защита Саймона.
— Пошли со мной, — сказал он, обернувшись к незнакомцу.
Тот послушно заковылял за ним в своих деревянных башмаках. Кит вспомнил, что испытал в первые недели в школе. Но ему было всего семь, и его только что забрали у матери. Сколько же лет этому мальчику? Он немного выше Кита, но, кажется, намного младше. Когда Кит начал учиться в школе, он уже умел читать. Обычно в школу не принимали, если мальчик не знал алфавита. А директор не хотел принимать новенького, это ясно. Но он ведь не хотел и Кита.
Кит остановился под дверью комнаты, в которой младшие ребята читали учителю катехизис. Он оглядел Саймона с головы до ног.
— Это твоя единственная одежда? — спросил он.
Мальчик взглянул на него в ужасе оттого, что с ним заговорили, и кивнул. Кит задумался. Ему не хотелось представлять новенького в таком виде, будто тот спал в конюшне. В школе имелся шкаф, в котором хранилась запасная одежда. Может быть, удастся подобрать что-нибудь для этого парня.
— Иди за мной, — повторил он.
Им повезло. В шкафу они нашли одежду Чабба, из которой тот вырос: камзол, короткую куртку, трико — все это синего цвета школы, — а еще белую рубашку и бриджи, принадлежавшие Киту. Поскольку Чабб самый крупный мальчик в школе, его одежда должна подойти.
— Ты можешь надеть все это сейчас, — предложил Кит, и мальчик, посмотрев на него, начал раздеваться прямо в коридоре.
— Не здесь, — зашипел Кит и потащил его в библиотеку.
Он наблюдал, как парень скидывает свою поношенную рубаху. Саймон был очень худой, так что торчали ребра. У него были густые каштановые волосы, приобретавшие рыжеватый оттенок при свете, льющемся в окно, смуглое лицо и очень темные глаза. Он неловко возился с пуговицами и крючками, как будто впервые имел с ними дело.
— Давай помогу, — в конце концов не выдержал Кит.
Новенький стоял, как ребенок, пока Кит застегивал ему рубашку и куртку и натягивал на ноги синие трико. Однако, как они ни старались, не удалось подобрать обувь. У Саймона были длинные, костлявые ступни с растопыренными пальцами.
— Тебе придется снова надеть свои, — наконец сказал Кит, потеряв терпение.
Мальчик заколебался, потом снова надел деревянные башмаки. Они решительно не подходили к его новой одежде. Ну что же, решил Кит, он сделал все, что мог.
— А теперь пошли знакомиться с учителем, — сказал он, и мальчик последовал за ним по коридору, так и не произнеся ни звука.
— Вот здесь мы едим, — указал Кит на Большой зал. — Занятия начинаются в семь утра зимой и в шесть утра летом, каждый день. В девять мы завтракаем. В одиннадцать заканчиваются утренние уроки, и в полдень мы снова едим. А в пять, когда заканчиваются все уроки, мы ужинаем, прежде чем идти в дортуар, где спим.
Мальчик ничего не сказал — он все время оглядывался через плечо на дверь, которая вела на улицу.
— Вот тут младший учитель учит самых маленьких, — указал на дверь Кит и подумал: «Интересно, постесняется ли Саймон учиться вместе с самыми младшими?»
Но лицо новичка не выражало ничего, кроме страха. Они стояли под дверью класса, в котором было сейчас тихо — лишь скрипели гусиные перья.
— А сейчас мне нужно идти на занятия, — сказал Кит. — Но я встречусь здесь с тобой в одиннадцать. У тебя есть какие-нибудь деньги?
Мальчик с еще более испуганным видом покачал головой.
— Тебе нужны деньги на книги, — объяснил Кит. — И пенни для мальчика, который записывает твою фамилию в журнал.
Он подождал, но мальчик ничего не ответил. Кит пожал плечами. В конце концов, это не его дело.
Через минуту он уже стучался в дверь. Мастер Грингольд велел ему заходить. Мальчик еще на минуту задержал взгляд на Ките, потом опустил голову и вошел в класс.
Всю оставшуюся часть утра Кит провел в невеселых размышлениях. Как же ему удастся совместить все эти дополнительные занятия с уроками фехтования? А если за ним пошлет настоятель? Он даже не начал изучать эти енохианские таблицы. А теперь еще эта новая обуза — Саймон! У Кита разболелась голова, когда он пытался перевести отрывок из Сенеки об уроках римской истории. В одиннадцать он вернулся к классу для начинающих и подождал, пока, шумя и толкаясь, выйдут маленькие мальчики. Саймон стоял в классе вместе с младшим учителем, который перевел взгляд на Кита, когда тот вошел.
— Этот мальчик ничего не знает, — посетовал он, как будто Саймона тут не было. — Даже катехизис. Нам нужно будет послать за разрезной азбукой в рамке, под роговой пластинкой. Вам придется каждое утро один час заниматься с ним алфавитом.
Кит кивнул, глядя себе под ноги. Ему бы хотелось спросить, как же ему выкроить этот дополнительный час, но учитель, как и директор, был не в самом лучшем расположении духа.
— Вы можете идти, — сказал он, и когда ни один из мальчиков не тронулся с места, повторил свой приказ: — Ну же, ступайте!
Именно этого момента Кит и опасался. Он вышел вместе с Саймоном в коридор, ведущий во двор. Новичок попытался взять Кита за руку, но тот в ужасе отпрянул. Некоторые мальчики уже играли в крикет, двое — в гандбол, ударяя мяч о стенку библиотеки, Кит не видел Уилла Чабба, но знал, где он находится. Он завел Саймона за угол, чтобы обойти школу с тыла. Там была река, и обычно мальчики туда не ходили. Чабб развалился на низкой стене, куря трубку. С ним были Хьюитт, Паркер и Лэнгли. Когда Кит приблизился, Чабб сел на стене.