Во время этой проповеди кто-то из аналитиков прервал его: «Джек, чего вы хотите? У вашей компании нормальный средний аналитический показатель…[47]» Он не смог продолжить: Уэлч набросился на него так, будто заранее отрепетировал эту сцену: «Средний? Средний показатель – это показатель для средней компании. Это означает, что есть компании и лучше, и хуже. Давайте же выясним, какие лучше…» Затем он прошелся между столами, обращаясь отдельно к каждому и называя всех, кого знал, по именам: «Ник (или Дженнифер), припомните хотя бы одну компанию из нашей сферы бизнеса, которая была бы лучше, чем GE».
Мне рассказывали, что он даже пытался подсказывать смущенно посмеивавшимся аналитикам свои предположения: «Как насчет Siemens? Может, Emerson? Или Allied Signal? ITT?» При этом Джек никого не пытался выставить в дурном свете. Но никто так и не смог назвать кандидата на звание лучшей компании. А через несколько дней наши акции подскочили вверх.
От выступлений, которые делали много раз в год перед аналитиками CEO многочисленных крупных компаний, принадлежавших GE (Power Sector, Aircraf Engines, Plastics, Medical и других), Уэлч требовал того же: чтобы они были образцовыми и яркими. Джек, как сорока, бегал вокруг групп, готовивших презентацию, направлял их, давал указания, требовал высокого уровня подготовки (который оценивал изменением стоимости акций).
Если вы большой руководитель, не позволяйте своему персоналу писать за вас презентации или послания к ежегодному отчету. Вам нужно сесть, покопаться в своей душе и излить на лист бумаги ваши чувства по поводу проблем компании. А потом другие выступающие подтвердят сказанное неопровержимыми фактами, и, возможно, их формулировки окажутся более понятными, чем ваши. Если вы хорошо справляетесь с тем, что делаете – а находясь на такой должности, вы и должны со всем хорошо справляться, – у вас неизбежно возникнет желание изменить точку зрения других людей, сделав их своими единомышленниками. Первый вариант выступления, пусть требующий доработки, должен быть написан только лично вами.
45. Не переусердствуйте
Я работал с несколькими группами во время напряженных подготовительных сессий – консультируя по вопросам, которые были в моей компетенции. Блестящие специалисты из IR готовили технические и производственные вопросы.
Было начало 90-х. Мы, человек десять-двадцать, корпели над последним фрагментом текста выступления для инвесторов, которое должно было состояться в прямом эфире программы Saturday Night Live через пару часов. Джек в программе не участвовал, потому что передача ограничивалась разговором лишь об одном крупном сегменте компании.
Дверь зала заседаний совета директоров приоткрылась, в проеме появился Джек. Молчание. Затем последовало:
– Послушайте меня. Не переусердствуйте. Не надо говорить так, как вы говорите с женой или с приятелями в баре. Как только вы начнете вдаваться в подробности – все кончено. Вы ведь не экзамен сдаете. Помните, каждый пункт, на который поднимается акция, стоит нам 1,8 миллиарда долларов в рыночной капитализации компании. Мне нужны два пункта. Приятного вам времяпрепровождения…
Думаю, что тогда мы получили 1,5 пункта. Неплохо!
Более скромный случай «нападения на публику» имел место в 1992 году. Уэлч и я готовились к даче показаний в Комитете палаты представителей в связи с ужасным скандалом, выплывшим наружу несколько месяцев назад.
Об этих фактах рассказывалось раньше, в том числе и в автобиографии Джека. В этом скандале был замешан один мошенник, работавший в нашем отделении авиадвигателей. Этот парень по кличке Мистер Израиль вступил в преступный сговор с другим мошенником, генералом Военно-воздушных сил Израиля. Они намеревались присвоить деньги, выделявшиеся по крупным контрактам на военную помощь США Израилю, переведя их на совместный счет в одном из швейцарских банков. В этом хищении был замешан лишь один сотрудник GE, но 21 человек был уволен, понижен в должности или получил дисциплинарное взыскание за халатность, позволившую этой схеме воплотиться. Репутация GE сильно пострадала, были даже приостановлены сделки по правительственным заказам.
Уэлч был расстроен тем, что целая компания была морально унижена и облита грязью из-за одного непорядочного сотрудника.
Он ругался в адрес этого подонка за то, что тот вывалял всех в дерьме. Однажды, когда мы с ним куда-то летели, я в шутку сказал: «Джек, есть очень простое решение. В следующий раз надо отправить в Израиль ирландца, уж он-то никогда ни с кем не установит никаких отношений».
Уэлч посмотрел на меня молча и перевел разговор на другую тему.
Джек был вызван свидетельствовать перед конгрессменом Джоном Дингеллом, пользовавшимся репутацией чертовски трудного и тяжелого человека, особенно в общении с теми, кого он считал мошенником или лицемером. Это был как раз наш случай.
За две недели до дачи показаний перед подкомитетом Дингелла мы начали готовить выступление Уэлча. И здесь Джек сумел ухватиться за нужный крючок, что позволило ему перейти в нападение, не совершая никаких безрассудных выпадов против прокуроров, правительства или членов комитета.
Это было похоже на случай с «подставой»!
И «подстава» пригодилась нам, чтобы увести их от бессмысленных, сочиненных какими-то малоизвестными экспертами предположений о том, что скандал в отделении авиадвигателей GE является прямым результатом сверхконкуренции и эффективности деятельности компании. Это было неправдой. Мошенник из GE и генерал украли миллионы не потому, что их прессовали конкуренты, а просто потому, что были ворами.
Мы хорошо подготовились, прежде чем атаковать безымянных писак, считавших, что если мы будем менее конкурентоспособны, то сможем избежать нарушений и коррупции. Джек нарезал круги по конференц-залу, а я выкрикивал фразы, которые помогли бы нам адекватно реагировать при нападении. В том году как раз проводились летние Олимпийские игры, и я проводил аналогии: «Разве для того, чтобы снять с себя обвинение в злоупотреблении допингом, спортсмену надо снижать свою конкурентоспособность? Разве в случае обвинения его в нарушениях он должен прыгнуть ниже, бежать медленнее?» В ответ слышались одобрительные возгласы Уэлча.
Его последняя версия звучала так: «Мы не видим конфликта между успешными, лучшими в мире компаниями в их стремлении конкурировать, побеждать и расти. И при этом мы непоколебимы в своей убежденности, что необходимо придерживаться абсолютной честности при ведении бизнеса».
В этот раз мои рекомендации принимались с бол́ьшим вниманием, чем обычно: семь лет я участвовал в слушаниях в Конгрессе и умел найти общий язык с членами комитетов даже при их неприязненном и недружелюбном отношении.
Первоначально было задумано, что Джек и Фрэнк Дойл, исполнительный вице-президент, с женами подъедут в лимузине к одному из зданий Конгресса и пройдут мимо журналистов и фотографов.
С моей точки зрения, это была просто кошмарная идея. Я нарисовал им сценарий, как подъезжает лимузин, из которого на тротуар спускаются две пары женских ножек, а потом два крупных промышленных магната, «барона-разбойника»,[48] мошенника, пойманных с поличным, надменно проходят между камерами и вспышками фотографов в зал для слушаний.
В Вашингтоне не практикуется приводить жену на слушания, где собираются давать показания. Это выглядит по-дилетантски и неуместно, особенно если она не представляет ваш бизнес.
Оба меня выслушали (что делали редко) и решили: жены приедут раньше, войдут через другой вход и сядут в зале рядом со мной и парой других представителей GE.
Все прошло хорошо. Выступление Джека можно было сравнить с ярким театральным представлением; члены комитета, включая Дингелла, остались довольны и одобрительно отозвались о GE.
Несколько представителей прессы, нарисовавшие в своем воображении кровавую расправу, выходили из зала в недоумении, почесывая в затылках и вслух выражая свое удивление: «Черт, что за дела?»
А наши дела выглядели так: за неделю до дачи показаний в Конгрессе мы заплатили шестьдесят девять миллионов штрафа, «обработали» сотрудников Конгресса и показали, что не Уэлч, не Дойл, а эти два негодяя украли деньги.
Мы доказали невиновность и непричастность к этому трехсот тысяч человек, работавших в GE.
Мы распечатали речь Джека и разослали ее всем сотрудникам компании, репортерам и финансовым аналитикам.
И пусть это недоказуемо, но я думаю, что акции поднялись.
Техника «подставы» очень полезна и действенна, если вы имеете дело с публикой со стороны. Но ни в коем случае не следует применять ее по отношению к своим сотрудникам, ведь они сразу почувствуют запашок лживости, особенно если им известно истинное положение вещей.
46. Серьезное отношение к работе
Шел 2001 год. Раздался телефонный звонок. Зазвучал высокий доброжелательный голос (в отличие от того устрашающего, который звучал как в день Страшного суда и заставлял немедленно взять себя в руки):
И пусть это недоказуемо, но я думаю, что акции поднялись.
Техника «подставы» очень полезна и действенна, если вы имеете дело с публикой со стороны. Но ни в коем случае не следует применять ее по отношению к своим сотрудникам, ведь они сразу почувствуют запашок лживости, особенно если им известно истинное положение вещей.
46. Серьезное отношение к работе
Шел 2001 год. Раздался телефонный звонок. Зазвучал высокий доброжелательный голос (в отличие от того устрашающего, который звучал как в день Страшного суда и заставлял немедленно взять себя в руки):
– Билл, я включил вас в свою книгу!
– Отлично, спасибо, Джек.
Не знаю почему, но я никогда не думал о том, напишет он обо мне в своей книге или нет. Просто не придавал этому значения. Я никогда не принадлежал к числу крупных игроков в компании, и кроме того, такие как я – авторы, работающие на других, – оплачиваются слишком высоко, чтобы еще и быть упомянутыми в мемуарах.
Итак, обо мне написали в книге. Правда, не в самой книге, а «на заднем плане», в послесловии; но сам этот факт был и всегда будет предметом моей гордости – это понимание и проникновение в суть того, что должно присутствовать в ваших презентациях и в вашем общении.
Он написал: «Я особенно благодарен Биллу Лейну, работавшему со мной над посланиями к ежегодному отчету. Билл относился к ним не менее серьезно, чем я сам».
Это звучит вполне скромно, так и должно быть. Он ведь не написал: «Билл в корне изменил процесс коммуникации в GE» или что-нибудь подобное – потому что я этого не совершал. А он сказал о том, что позволило мне продержаться на этой должности двадцать три года: я очень серьезно и фанатично относился ко всему, что мне приходилось делать в GE, будь то ежегодные отчеты, собрания или встречи, письма, выступления, да что угодно.
Он имел обыкновение говорить людям, что я безумнее (в положительном смысле) и радикальнее по всем вопросам, чем он. К тому же у меня был еще более скверный характер. Лет десять-двенадцать тому назад мы с женой и наши друзья из Австралии были на Манхэттене. Шел снег, а мы наблюдали сквозь витрину футбольный матч. Вдруг защитник получил травму – такую, что все игроки, встав на колени, молились за него, когда того увозили с поля.
На следующий день я поднялся к Джеку. У него был Паоло. Уэлч ужасался:
– Как вчера травмировали этого парня! Его, возможно, парализовало. Кошмар!
Я резко бросил:
– Он пытался задеть другого игрока. Это была грязная игра. Он свое заслужил.
Уэлч пронесся через весь кабинет и вскричал:
– Паоло, ты слышал это? Вчера я весь день переживал за того парня и молил Бога, чтобы его не парализовало, а эта скотина говорит, что он свое заслужил! – Потом усмехнулся, безнадежно махнув рукой, и принялся за работу.
Тот игрок выздоровел.
Уэлч часто использовал Паоло для того, чтобы задеть меня. Как-то меня вызвали в маленький конференц-зал к Джеку.
Я прождал больше часа. Потом спросил Розанну, чем же таким важным он занят, если не может со мной встретиться.
– Снова тусуются?
– Да, – как всегда невозмутимо ответила Розанна. – Они уже натусовались, а сейчас там остался один Паоло. Я позову вас через несколько минут, когда он освободится.
Я влетел в зал, где они обсуждали послание к ежегодному отчету.
– Привет, Джек.
– Привет.
– Привет, Паоло.
– Привет, Билл.
– Паоло, давай проверим, знает ли Билл.
Паоло усмехается:
– Билл, что означает слово «сангвинический»?
– Это слово происходит от латинского слова «кровь», – говорю я, чувствуя какой-то подвох.
Уэлч кивает. Я продолжаю:
– И означает, что вас радует происходящее вокруг вас. Что вы оптимистичный человек.
Джек разочарованно говорит:
– Нет, совсем не то. Первое, про кровь, правильно.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, теперь приступим к делу, Билл. У Паоло есть несколько идей относительно послания, о чем мы должны сейчас подумать…
Уже дома, поздно вечером, я в мыслях возвращаюсь к тому эпизоду: «Но он же не прав. Это слово имеет именно такое значение». Просматриваю множество словарей. Свои записки Уэлчу. Записи с пометками к разговорам с ним. Ничего не нахожу. Значит, он просто хотел меня задеть.
Никогда не вводите других в заблуждение тем, что для вас несущественно.
47. Стопроцентная отдача
Я рано узнал, каковы могут быть последствия, если, работая с Уэлчем, выкладываться только на 90 процентов.
В начале 80-х Уэлч прослушивал нескольких человек на должность своего спичрайтера. Один за другим мы по разным причинам потерпели неудачу и были загнаны в «конюшню» для спичрайтеров. Мой первый провал был связан с тем, что Джеку показалось, будто у меня нет достаточной заинтересованности.
Мне было поручено написать речь для Уэлча к какому-то мероприятию, и я написал. Мой руководитель просмотрел ее, одобрил и передал Джеку.
Спустя несколько дней нас вызвали к нему в офис, где Уэлч сказал, что речь неплохая, но он несколько изменил ее направление. «Слишком много говорится об этом. Надо больше сказать вот о чем… – и изложил свои требования. Затем добавил: – Сегодня понедельник. Готовьте новый вариант к четвергу. Спасибо. До встречи».
Я вернулся к себе и почти пять часов исправлял текст. Потом занялся другими делами, которых у меня было множество: пара выступлений для директора по автоматическим системам управления производством, что-то для Ларри Боссиди и многое другое.
Мой руководитель просмотрел написанное мною для Уэлча, благословил и снова отправил наверх.
В четверг мы с ним вместе пошли в конференц-зал к Уэлчу. Он вошел чуть позднее, дочитывая при этом текст. Эта привычка меня потом стала бесить.
Уэлч сел на противоположном конце стола, сердито хмуря брови, двумя пальцами брезгливо приподнял текст, как будто это были экскременты, и сказал: «Это нельзя назвать работой, на которую ушло три дня».
У моего руководителя чуть не случился инфаркт, он попытался объяснить все исправления, внесенные мною в проект. Вероятно, я глупо усмехнулся, потому что после стольких лет общения с генералами, сенаторами и прочими большими шишками я не собирался падать в обморок перед каким-то парнем, которого все считали психопатом. Я даже обсудил с женой свой уход из GE, если мне не повысят премию, и планировал возможность попутешествовать. Но за несколько дней до того, как я собирался сжечь за собой мосты, Бет сообщила мне новость, которая не входила в наши планы; и мы стали ожидать появления на свет Билли. Когда он родился, Джек прислал букет цветов и записку с обещанием купить ему пива по достижении восемнадцати лет, когда ему по закону можно будет пить спиртное.
Я стал спичрайтером Джека после наших тесных контактов во время работы над его выступлением о налоговой и торговой политике, когда мне удалось вписаться в его ритм и образ действий. И я никогда – ни при каких обстоятельствах – не писал для него того, что нельзя было бы назвать лучшим из всего, что я мог написать.
В 80-е годы Уэлча прозвали самым суровым боссом Америки, подобно Генри Киссинджеру, бывшему госсекретарю Ричарда Никсона. Киссинджер, как рассказывают, вызвал одного большого политика, написавшего для него меморандум, излагающий позицию правительства. Указав на меморандум, госсекретарь спросил: «Это лучшее, что вы смогли написать?» Тот сказал: «Дайте мне еще одну возможность». Через пару дней повторилось то же самое, и так несколько раз. Униженный политик наконец сознался: «Да, это лучшее из того, что я могу сделать».
И Киссинджер сказал: «Ну что ж, тогда я это прочту».
Уэлч никогда не позволял себе такой заносчивости и такого показного упрямства (хотя, может быть, история недостоверна). Обычно Джек был справедлив и понимал вероятные последствия несправедливости. Однажды он беспокойно спросил меня, когда я сопровождал его на церемонию прощания с руководителем, чей департамент был упразднен: «Он будет кидать в меня камнями?»
Я ответил: «Нет. Он все понимает. И он уже получил хорошее предложение».
Никто не бросал камней…
Джек хотел иметь в своей команде фанатиков, безумцев, единоверцев – людей, которые отдавались бы работе полностью и давали только отличные результаты.
Он списывал со счетов тех, кто напускал на себя важный вид и просто докладывал, в противоположность тем, кто пылко отстаивал свой курс. Последних он обожал, даже если не был согласен с этим курсом.
Мне часто приходилось слышать отзывы Джека на следующий день после выступлений. Он мог радоваться: «Каков ирландец! Вот это фанатизм! Они действительно прошли обучение (по программе „Шесть сигм“ или e-business) и поднялись на новый уровень. Эти парни просто великолепны». А когда проводились так называемые Сессии Си,[49] он лично оценивал сотрудников. Розанна в течение года сохраняла все его пометки с напоминаниями, просмотрев которые он мог спросить: «Достаточно ли его продвигают? Вы уверены? Чего вы ждете? Парень уже готов».