Когда она сказала Гущину, что сейчас позвонит Сергею Мещерскому и спросит его…
– Мои дважды ездили на Автозаводскую к Лыкову на тот адрес, что он тебе дал, в квартире никого нет. Что ж, он полярник, за зимовки деньги накопил, может в любом отеле жить или квартиру снять, – сказал Гущин.
Но Катя перебила его – нет-нет, Федор Матвеевич, речь сейчас не о Лыкове, который взлетел на вертолете, а потом как в воду канул. Речь сейчас совсем о другом.
Гущин слушал ее молча. За последние несколько дней он уже ничему не удивлялся.
Когда появился Август Долгов, а за ним и Ева Ершова – она снова позвонила с КПП – не могу найти пропуск в сумке, проведите меня (Гущин сам лично спустился за ней в вестибюль)… так вот, когда они все собрались в кабинете, Гущин сказал:
– Поезжайте-ка вы, ребята, поговорить с одним свидетелем. Мещерский его фамилия. Нет-нет, не о Лыкове, его-то мы как раз ищем. Тут дела большей давности. Вот, Екатерина вас туда проводит.
– А вы, Федор Матвеевич, не с нами? – спросила Катя.
– У меня совещание у начальника главка, а потом я поеду к экспертам. В конце-то концов, надо и наше ЭКУ послушать, какие они выводы сделали по всем представленным им уликам.
Внедорожник Августа Долгова, припаркованный на углу Никитского переулка напротив Зоологического музея, Катя, когда они вышли из главка, узнала сразу.
Вот и вчера, покинув бар «Гнездо» в Газетном, Август предупредительно распахнул перед ними двери своей машины. Но Катя отказалась – нет, спасибо, я сама доберусь домой. Надо же дать шанс человеку, который только что фактически за всеми этими серьезными обсуждениями признался в сердечной симпатии к своей коллеге-очкарику.
Но Ева ехать с Долговым тоже отказалась.
– Мне надо зайти к тете, я ей обещала.
– Я вас отвезу, Ева.
– Так вот же ее дом, – Ершова указала на голубое здание, составляющее одно целое с Зоологическим музеем, как раз напротив ГУВД. – Квартиры профессоров университета на втором этаже, у нее и отец был профессор биологии, и муж тоже.
И вот сейчас по дороге на Яузу к Сереге Мещерскому Катя поглядывала на эту парочку – Август, видно, не забывший вчерашний «отлуп», с Евой почти не разговаривал, рулил молча. А она сидела рядом с ним на пассажирском сиденье, прижав свою бездонную сумку к груди. Катя поклясться была готова – за все эти дни совместной работы Ева впервые надушилась. В салоне витал аромат Шанель № 19.
Катя, устроившаяся, как барыня, сзади, снова чувствовала себя бесконечно лишней, но они все же ехали не развлекаться, а по серьезному делу, и все эти личные приколы, в общем-то такие забавные, не должны их отвлекать…
Вот только от какой такой проблемы не должны их отвлекать…
С дороги Катя позвонила Мещерскому. Оказалось – он только что проснулся, чувствует себя уже лучше.
Он открыл им дверь в майке и мятых шортах, в бороде – крошки. Эта квартирка на реке Яузе, когда-то такая славная, родная. Катя оглядывала знакомые декорации. Давно она не была в гостях у Сереги Мещерского.
С его слов известно, что, вернувшись из путешествий, он почти каждый раз перекрашивает свой коридор в новый цвет. А стены… стены все по-прежнему в обоях с географическими картами. Только если раньше лепились настоящие карты, купленные в магазине канцтоваров, то теперь – модные английские флизелиновые обои с рисунком в виде средневековых морских карт.
И еще эти африканские тамтамы на полу в роли табуреток. Катя представила себе, как по утрам, пробудившись в своей холостяцкой берлоге, Мещерский вскакивает и лупит в этот африканский барабан, отплясывая ритуальный танец вместо зарядки. С кем поведешься – от того и наберешься.
– Славная квартирка, – объявил Август Долгов.
Катя представила: а это, Сережечка, мои коллеги по тому делу, о котором ты знаешь.
– Здравствуйте, располагайтесь, я сейчас кофе сварю, – сказал Мещерский.
– Очень даже славная квартирка, – повторил Август, усаживаясь на тамтам, поджимая под себя свои длинные журавлиные ноги.
– Как ты себя чувствуешь, ты мне скажи? – Катя следом за Мещерским пошла на кухню.
– Все нормально вроде, но… что же мне Ванька такого дал… знаешь, я вчера места себе не находил, – Мещерский гремел железными банками в кухонном шкафу. – Наркотик, что ли… и даже сейчас я только об этом и думаю.
– О чем?
– Ну, если бы у меня это было, ну хоть немножко, мне бы сразу стало легче.
Катя с тревогой посмотрела на его осунувшееся, землистое лицо.
– Ева, пожалуйста, подойдите сюда на минутку, – попросила она.
Ева зашла в кухню.
– Вы, конечно, не врач, но все же вы биолог, пожалуйста, посмотрите… что у него со зрачками такое? Сережа, повернись к окну.
Ева смотрела на маленького Мещерского.
– Лыков ему что-то подсыпал, он до сих пор оправиться не может. – Катя бесцеремонно ухватила Мещерского за щеки, чуть ли не за бороду, повернула к свету.
– Реакция на опий, – сказала Ева.
– На опий?
– Настойка опия, у вас галлюцинаций не было, Сережа?
– Н-нет, но я весь какой-то отшибленный.
– У вас небольшая ломка. Дело обычное.
– Ломка?! – Катя испугалась. – Но он же…
– Ничего-ничего, это пройдет, вы ведь не наркоман, Сережа.
Мещерский затряс головой – нет!
– Интересно, где это Лыков достал настойку опия? – спросил он.
– Разве мало мест, где наркоманы отовариваются?
– Он никогда наркоманом не был.
– Ну, может, кто-то ему дал? Для вот таких целей – вырубить кого-то, когда это необходимо, – Ева оглядела кухонный стол. – Вам не надо кофе пить, лучше чай. Давайте все чаю выпьем. И постарайтесь не думать о том, что произошло, не зацикливайтесь на своем состоянии.
– Ванька, сволочь, не ожидал от него такого. Ведь были когда-то друзьями, – Мещерский мрачно сверкал глазами. – Вы по поводу него приехали?
– Нет, Сережа, мы совсем по другому вопросу, – сказала Катя.
Крепкий ароматный черный чай она разлила по чашкам сама.
– Расскажи нам, пожалуйста, о той ночи, когда в тайге упал «Прогресс», – попросила она. – Как там все происходило? Поподробнее. При каких обстоятельствах пропал твой друг?
– Рюрик Гнедич?
– Да, Рюрик.
– А зачем это вам? Вы что, его искать отправитесь? – Мещерский обернулся к Долгову. – Вы по поводу той жалобы в прокуратуру насчет того, что мер никто по его розыску так и не принял?
– Нет-нет, Сережа, это не по поводу жалобы, я тебе потом все объясню, – Катя старалась быть мягкой с ним – все же опоенный зельем друг Сережечка. – Ты нам расскажи во всех подробностях, как вы потеряли Рюрика Гнедича в ту ночь в тайге, когда упал «Прогресс».
– В общем, дело было так…
И Мещерский стал рассказывать. И долго рассказывал. И они не перебивали его – ни Август, ни Ева, ни Катя.
– …Вот, а потом нас отвезли на ту базу военную, но об этом я не могу говорить, с нас там подписку взяли о неразглашении, – Мещерский на секунду умолк. – В общем, мы заблудились в ту ночь, когда стали его искать сами, увязли в том чертовом болоте. А Рюрик… он же как ребенок, хоть и здоровый лоб, он в пришельцев верил. Бросился в одиночку сражаться с ними, когда ему померещилось, что это тарелка приземлилась, что это начало вторжения.
– И что, никаких следов? Ну, потом? Поиски ведь несколько месяцев продолжались, – сказал Август Долгов.
– Ничего. Я, Матвей, Инга – мы все старались, но первое время в тайгу даже лесников не пускали. Все военные, туда столько военных нагнали.
– Ваш друг мог в ту ночь тоже забрести в болото и утонуть. – Ева вздохнула.
– А мог и не утонуть, – сказал Август. – Что, если он не утонул, а?
– Да, – в тон ему заметила и Катя. – Что, если он не утонул в болоте, а первым нашел то место катастрофы?
– А потом что же, его обнаружили военные? – Август встал с африканского тамтама.
– Все это лишь гипотеза, – сказала Ева.
– Вы же сами предположили возможность контакта. В результате чего и возник видоизмененный образец.
– Да, но я… я как-то вовсе не думала о живом человеке.
– Вот что, надо еще раз допросить того парня-студента, – Август что-то прикидывал в уме. – Клочков его фамилия. Пусть вспомнит во всех деталях – как выглядело то, что они видели в Ховринской больнице. На что хоть это было похоже.
– А при чем тут Ховринская больница? При чем вообще тут Рюрик? – тревожно спросил Мещерский. – Вы что, считаете, что он жив?
Глава 38 Экспертиза
Совещание у начальника главка полковник Гущин выдержал стоически. Сделал обстоятельный доклад по результатам дела, хотя хвалиться особо пока нечем, однако и сложа руки оперативная группа тоже не сидела и не сидит.
Когда все закончилось, он вздохнул с невероятным облегчением и сразу, боясь, как бы его опять не задержало какое-нибудь ЧП в главке, на служебной машине отправился в экспертно-криминалистическое управление.
Он давно уже хотел сам лично побеседовать с экспертами-криминалистами о тех выводах, которые сделали они.
Он давно уже хотел сам лично побеседовать с экспертами-криминалистами о тех выводах, которые сделали они.
В ЭКУ он отправился прямо к своей старой приятельнице (и в оные годы предмету сердечных мук и нежных симпатий) Лидии Борисовне Колмановской – тоже полковнику, заведующей лабораторией специальных исследований.
Об их старом романе в главке знали, но было это давно, когда Гущин только-только перешел в область с Петровки, а Лидия Борисовна, окончив аспирантуру, аттестовалась и надела форму с погонами.
Она так и не вышла замуж… А Гущина она на пике их бурного служебного романа выгнала вон, узнав, что, помимо официальной семьи и законной супруги, он имеет также вторую семью в подмосковном Новом Иордане, где его любовница только-только родила ему пацана.
Сыну теперь стукнуло двадцать пять, а значит, много воды уже утекло, но сердце… Надо признаться, что толстый, лысый, старый (в глазах Кати) полковник Гущин ехал в ЭКУ к предмету своих прежних воздыханий с опаской и душевным трепетом.
На совещаниях они, конечно, встречались с Колмановской и по делам контактировали.
И каждый раз сердце Гущина екало. Лида Колмановская… не тебя ли я пропустил в своей жизни, не ты ли могла быть той единственной, да вот не стала?
– Что кряхтишь? Спина, что ли, болит? Радикулит? – безжалостно осведомилась Лидия Борисовна – полная цветущая брюнетка в белом халате, благоухающая духами «Герлен», с крохотными алмазными сережками-гвоздиками в ушах, сверкавшими гораздо менее ярко, чем ее черные очи.
Гущин зашел в ее лабораторию, вежливо постучав, а садясь в кожаное вертящееся кресло у стола с мониторами компьютеров, и правда закряхтел.
– Сидячая работа у меня, Лида. Сутулишься, горбатишься за столом в кабинете. Вот к тебе на часок вырвался.
– Осчастливил. Спортом надо заниматься в твоем возрасте. – Лидия Борисовна окинула взглядом оплывшую фигуру своего бывшего, который, между прочим, был моложе ее на полтора года. – Я вот хожу на занятия йогой и отлично себя чувствую.
– Некогда мне по йогам, – Гущин решил заявить о своей полной капитуляции. – И зачем тебе йога? Хорошеешь с каждым днем. Глазам больно смотреть, такая красота в тебе.
Он хотел добавить «внутренняя», но испугался – нет, так все испортишь. Лидка – баба взрывная, порох.
– Ладно, к делу давай, – Лидия Борисовна включила ноутбук, в котором понимала все, а вот Гущин не понимал в этих самых компьютерах ни черта, лишь умел включать и листать файлы с картинками-фотографиями. Да и то если эти фотки для него выводили на экран.
– Какие результаты? Чем порадуешь по Райкам?
– А с каких это пор, хочу тебя спросить, ты нас дублировать начал? На сторону часть образцов и улик отдавать для исследований?
– Ты про биолога Ершову, что ли?
– Приехала к нам – надо же, какая деловая. Сразу нос стала совать во все наши заключения.
– Это я попросил, она нам помогает, прикомандирована.
– На черта она мне тут нужна? – Лидия Борисовна откинулась на спинку своего кожаного вертящегося кресла. – Оборудование наше раскритиковала, видите ли, уже устарелое все. Да я сама два года назад эту лабораторию формировала, строила, все закупала, все приборы. А ей, видите ли, это все хламом представляется.
– Лида, я к тебе приехал за результатами, видишь? Тебе я только и доверяю, на тебя надеюсь, никогда ты меня не подводила. Ну что там у тебя? Ершова эта биолог, она сказала свое слово, как смогла. Что ты скажешь?
Лидия Борисовна посмотрела на него – долго так. Ах, какие глаза… какие глаза у Лидки… Полковник Гущин на секунду перенесся на много, много лет назад.
– Старый ты черт, – Лидия Борисовна открыла в компьютере нужный файл. – В общем-то расхождений у нас с выводами этого твоего биолога нет. Это что касается химического состава изъятых образцов с места происшествия. Глицерин, диметилсульфоксид, наличие следов жидкого азота, на трупе следы ДНК земноводного – это по Райкам. А вот то, что она нам в пробирках из Ховринской больницы привезла, там все то же самое, но фрагментарно. И следов ДНК там нет.
– А по контейнеру что? Ты его осмотрела?
– Это не просто контейнер, это биологический бокс для хранения и транспортировки. Электронный замок сенсорный, кодовый, и он сломан. Но открыли его все же при помощи кода.
– Но ящик… то есть бокс был вскрыт, там вся крышка разорвана, металл деформирован.
– Знаешь, мне тут от тебя в довесок к основным вопросам экспертизы по факсу еще пришли какие-то странные вопросы, видно, ты их в общий перечень не захотел включать. Насчет того, «не могло ли какое-то животное процарапать когтями или прогрызть».
– И это хотелось бы знать тоже, – сказал Гущин. – Это очень необычное и подозрительное дело, Лида.
– Крышка бокса, бесспорно, вскрыта изнутри, но повреждения носят механический характер.
– То есть?
– Я предполагаю, что использовались электрические ножницы для резки металла.
– Это предположение или ты твердо уверена?
– Я уверена.
Полковник Гущин достал клетчатый носовой платок и вытер вспотевшую лысину.
– У тебя когда обеденный перерыв? – спросил он, как спрашивал, бывало, встарь. – Я на машине, поедем пообедаем где-нибудь, а?
Глава 39 Бункер
Иван Лыков остановил свой подержанный «Форд Эксплорер» на обочине и огляделся. Он только что приехал из Москвы сюда, в местечко Восьмивраги, что в пяти километрах к востоку от аэродрома «Райки».
Сюда он приезжал не однажды – и прежде, и в тот день, когда нанял вертолет и засек машину и людей в ней, явно следивших за ним.
В расположенном неподалеку поселке Огни Маяка он для удобства даже снял квартиру на пятом этаже «хрущевки» и ночевал там, когда не возвращался домой в Москву.
Но сегодня он приехал из Москвы сюда.
С правой стороны дороги открывался вид на поля, развалины биокомбината были тут как на ладони. Иван Лыков съехал с дороги и направил машину по колдобинам к небольшому леску, загнал «Форд» в кусты, вышел, достал из багажника фонарь, сумку с инструментами и углубился в лес.
То, что он искал, возможно, располагалось именно тут, а не среди развалин. Облетая в прошлый раз на вертолете этот участок, он заметил узкую заросшую просеку. И она явно куда-то вела – в стороне от всех проезжих дорог.
Вскоре он вышел прямо на нее и, сверившись с навигатором в компьютере-планшете, сориентировавшись на местности – где аэродром, где поселок, где биокомбинат, – зашагал в нужную, как ему казалось, сторону.
Пару раз он останавливался и осматривал колею – судя по всему, несколько дней назад тут проезжали машины. Да, сразу несколько машин.
Просека уводила на север, а то, что Иван Лыков с такой настойчивостью искал, возникло там, в лесу, несколько в стороне.
Можно подумать, что это холм среди леса, бугор, заросший кустами. Иван Лыков сошел с просеки, обошел бугор – так и есть. В склоне – квадратная железная дверь. Судя по всему, вход в вентиляционную шахту подземного строения.
Он налег плечом, но запертая дверь не поддалась. Тогда он открыл сумку с инструментами. Жизнь на станции «Восток» в Антарктиде научила его многому. Например, чинить все, что только можно починить, а также удалять старые сломанные детали, вскрывать, резать самый крепкий металл, взрывать лед, управлять вертолетом, внедорожником, вездеходом, грузовиком, краном-лебедкой.
Он старался не шуметь. Пусть военных тут в округе уже не было, да и полиция смотала удочки, пусть кругом только лес, просека, незасеянные поля, он все равно старался работать тихо.
Через двадцать минут он вскрыл дверь в вентиляционную шахту.
Достал из сумки два мотка веревок, один сунул в карман куртки, другой размотал, привязал к железной двери и осторожно начал свой спуск в темноту.
Вход шел под уклон и был довольно глубоким, по идее, тут должны остаться стальные скобы в стенах, но они отсутствовали.
Через пару минут Иван Лыков достиг дна. Он посветил фонарем – туннель. Чтобы сориентироваться, он снова сверился с навигатором в планшете. Его интересовало одно – в какую сторону идти теперь, где там наверху биокомбинат.
Ага, надо идти налево по туннелю.
Лыков шел медленно, светя фонарем – кругом лишь бетонные стены. Бетон чудовищной толщины, словно в противоатомном бункере. Но это не ядерный схрон, а нечто совсем, совсем другое. Пусть снаружи там все, что можно разглядеть с дороги и с воздуха, кружа на вертолете, лишь заброшенная промзона – корпуса, развалины, гниль, предназначенная к сносу, – тут, под землей, все по-иному.
Туннель уперся в перекресток. Лыков снова попытался свериться с навигатором, но сигнал в планшете теперь отсутствовал. Сам не зная как, Лыков опустился довольно глубоко, словно в старую шахту метро.
Туннель, который он выбрал на прошлом перекрестке, уперся в новый перекресток. Куда идти теперь? Лыков побрел уже наугад, светя фонарем. Неожиданно он понял – дорогу назад, туда, где наверх поможет подняться только веревка, пожалуй, непросто будет найти.