За проломом в стене обнаружился сад, чем-то неуловимо напоминающий сад Парвати. Разве что не такой старый. Здесь отсутствовали лишь виноградник и грядки с помидорами, а кипарисовую аллею с успехом заменили два ряда молодых туй, высаженных вдоль дорожки, которая вела к воротам. Все остальное было в наличии – персики, сливы, айва. Имелся даже колодец, гораздо более презентабельный, чем колодец Парвати: вместо деревянного сруба – цементное основание, обложенное плиткой. Но главным украшением участка, несомненно, был дом. К его строительству приложил руку толковый архитектор, неплохо разбирающийся в средиземноморских виллах; собственно, дом и был копией такой виллы – массивной, но не лишенной изящества.
Очевидно, вилла появилась здесь в последнее десятилетие, вместе с каменной оградой и латунной женской кистью. Тогда же были высажены туи и разбиты цветники, окружавшие открытую террасу. Судя по антуражу, неизвестный Полине владелец виллы собирался жить здесь постоянно, но что-то не сложилось. Что-то пошло не так.
Ничем другим не объяснить едва уловимый дух запустения, который царил здесь. Цветочные клумбы утыканы рыжеватыми безжизненными стеблями, под деревьями валяются полусгнившие плоды. Дорожка между туями засыпана листвой. Широкие – в пол – окна первого этажа скрыты за броней железных жалюзи, а входная дверь потемнела и пошла трещинами от времени.
Не самое веселое место, да.
– Не самое веселое место, – задумчиво произнесла Полина.
Все ее попытки вспомнить, что было здесь, под боком у Парвати, двадцать лет назад, не увенчались успехом. Она во всех подробностях могла воспроизвести дорогу к морю. И улицу, ведущую в центр маленького поселка, – каждую ограду на ней и едва ли не каждую калитку. Но все, что касается этого места…
Сплошное черное пятно.
Шило между тем обогнул террасу и направился в дальний угол сада.
– Осторожнее, тут бассейн, – крикнул он. – Не свались!
Похвальная предупредительность, хотя Полина и сама уже увидела широкий прямоугольник бассейна, облицованный той же плиткой, что и колодец в противоположной стороне участка. Кое-где под воздействием солнца и дождей бортики его начали осыпаться, а на забросанном листьями дне стояли лужицы. Но ни листьям, ни лужам не под силу было скрыть рисунок – огромная голова Медузы Горгоны.
Голова занимала центральную часть бассейна и выглядела до жути натуралистичной. Очевидно, плитку, которая пошла на ее создание, делали на заказ. И справились с заказом на твердую пятерку с плюсом: змеи, копошащиеся в волосах горгоны, пугали так, как будто были настоящими. Полина простояла у края едва ли не минуту, не в силах отвести глаз от перекошенного яростью и болью лица. Представить себе, что кто-то барахтается здесь, в воде, под леденящим душу взором героини античного мифа, – невозможно. Немыслимо.
У хозяина дома и бассейна, кем бы он ни был, все в порядке с нервами. Или – не все в порядке с головой.
– Ты это видел? – спросила Полина у Шила.
– Что именно?
– Медузу Горгону. Там, в бассейне.
– Тетка со змеями вместо волос?
– Да.
– А я не мог вспомнить, как ее зовут. Горгона, точно. Чистая ведьма.
– Странное место. Странный дом.
– Хочешь поговорить об этом?
– Хочу побыстрее отсюда убраться.
– Придется подождать.
– Но сначала объясни, что привело тебя сюда?
– Будем считать, что интуиция, – осклабился Шило.
– Я серьезно.
– И я.
Конечно же, он что-то недоговаривал. Темнил. И некому было сказать ему: «Ты врешь, прохиндей!» Право на это имела лишь Парвати, но Парвати умерла.
– Я не помню, что было здесь раньше. На месте этого дома. А ты?
– Ничего особенного тут не было, – Шило неопределенно пожал плечами. – Заброшенный участок с халупой посередине. А в халупе жил какой-то дедуган. Я пару раз сталкивался с ним, но без последствий.
– Лазал по чужим садам? – понимающе улыбнулась Полина.
– Можно сказать и так. Что еще делать малолетнему пацану?
– Ты уже давно вырос.
– Есть такое. Но вот… решил вспомнить детство.
– Поэтому заглянул сюда?
– Почти. Когда-то здесь был спуск к воде. Тропа. О ней я и подумал сегодня. Все остальное – дело техники.
– А… если бы не было этого пролома?
– Он есть, как видишь.
– И ты сразу нашел его?
– Почти. Говорю же – интуиция.
– Хозяин дома не обрадовался бы такому вторжению.
– Хозяина нет. Я такие вещи сразу просекаю. То есть… он, конечно, есть. Гипотетически. Окопался где-нибудь в Лондоне… Или в Монако.
– С чего ты взял?
– Богатый домишко. И построен с размахом. Человеку без достатка такое предприятие не осилить.
– Не вижу логики. Стоит ли выстраивать хоромы, чтобы потом бросить их на произвол судьбы?
– Можешь проконсультироваться у нашего миллионера, когда он приедет. Насчет логики и всего остального.
Конечно же, Шило имел в виду Сережу. Но имени двоюродного брата вслух не произнес. Да и говорил о нем со скрытым презрением, что совсем не понравилось Полине. Подобные недобрые чувства – следствие обычной зависти неудачника к успешному человеку. То же испытывала к Сереже и Маш, и наверняка все остальные. И лишь Лёка по-настоящему любил его. Но любовь деревенского дурачка ничего не стоит. И ее, Полинина, любовь не стоит. Иначе Сережа давно был бы здесь. Иначе он приехал бы в Питер десять лет назад, пятнадцать. Или написал бы ей ободряющее письмо и просто позвонил. Не исключено, что он платит своей многочисленной голоштанной родне той же монетой – презрением. Но, скорее всего, даже на это Сережа не затрачивается. Для него все они – насекомые. Бабочка-огневка, бабочка-капустница, пара богомолов и клопы-солдатики. Есть еще стрекоза красотка-девушка, но пожертвовать ею оказалось легче всего.
Кто же собрал ту проклятую коллекцию?
– …Вот здесь я ее нашел.
Это была небольшая смотровая площадка, скрытая от посторонних глаз левым крылом дома. А сам дом застыл метрах в десяти от обрыва, откуда открывался потрясающий вид на море. Еще одна терраса – точная копия выходящей в сад – заканчивалась невысокой балюстрадой, но подойти к ней и заглянуть вниз у Полины не хватило духу. Как не хватило духу приблизиться к площадке, на которой стоял теперь Шило.
– Так что тут произошло? Ты примерно представляешь?
– Скорее всего, она смотрела на море. И кто-то приблизился к ней и ударил по затылку чем-то тяжелым. Вот только…
– Что?
– Не могу взять в толк, как ему удалось проделать все это незаметно.
– Не понимаю, о чем ты?
– Галька. Все дорожки здесь посыпаны галькой.
Полина взглянула себе под ноги: так и есть, галька повсюду. Каждый шаг приводит камешки в движение, они скрипят и трутся друг о друга. Не услышать этот шум невозможно.
– Ну-ка, пройдись! – скомандовал Шило, повернувшись к Полине спиной. – Только постарайся не шуметь.
– Мне пройтись на цыпочках?
– Валяй на цыпочках.
Полина в точности выполнила все указания брата, но после того, как она преодолела первые несколько метров, Шило воскликнул:
– Я все слышу!
– Слышишь, потому что хочешь услышать. Потому что знаешь – я захожу тебе в тыл.
– Даже если бы не хотел, все равно бы услышал.
– Может быть, Тата задумалась? – высказала предположение Полина. – Смотрела на море и думала о чем-то своем. Вот и не заметила, как приблизился… тот человек.
– Я не знаю, кем нужно быть, чтобы крепко задуматься, стоя под проливным дождем.
Дождь! Его-то Полина и не учла, а ведь он закончился не так давно. А до этого лил с разной степенью интенсивности весь вечер и всю ночь. И утру тоже досталось. Только сумасшедший сочтет такую погоду поводом для пешей прогулки – ведь речь идет не о теплом летнем дожде.
О муторном и неприкаянном осеннем.
Но разве эта сыплющаяся с неба неприкаянность могла остановить Тату? Вчера она тоже шлялась под дождем, и никаких неудобств это ей не доставило.
– …Нужно быть Татой. Она странная. Не от мира сего.
– А другие определения у тебя есть? – неожиданно спросил Шило.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну-у… Странный дом, и его хозяин тоже странный. Теперь и Тата странная.
– Что поделаешь, если странностей здесь хватает? – пожала плечами Полина.
– Тут ты права. А знаешь, какая странность главная?
– Просвети.
– Та скотина… которая напала на Тату… Она не оставила следов. Никаких. Иди-ка сюда.
Через мгновение Полина оказалась рядом со смотровой площадкой. Особо здесь не разгуляешься – всего-то метра три в длину и два в ширину. Еще около метра скрадывала мраморная скамья, идущая по всему периметру площадки. Дорожка заканчивалась прямо перед ней, и гальку сменили такие же мраморные, грязно-белые плиты. Они не были идеально ровными: кое-где в выбоинах скопилась дождевая вода. Кроме того, Полина заметила комки глины. И нечеткие отпечатки маленьких и больших подошв.
– Вот же они, следы!
– Да. Но это – не те следы. Те, что поменьше, – Татины.
– А вторые?
– Мои, – помявшись, тихо произнес Шило. – Пришлось нагадить, иначе ее было не вытащить. Но когда я подошел, когда увидел ее… никаких других следов не было. Можешь мне поверить. Память у меня фотографическая, фиксирует любые мелочи. А следы – не мелочь. О чем говорят нам Татины отпечатки?
– О чем?
– Она пришла сюда так же, как и мы, – через пролом. Глина – оттуда, из зарослей. Здесь, у края, она стояла. Довольно долго.
– Откуда ты знаешь?
– Окурки! Тата курит сигареты «Эссе Филд». Такие… тонкие.
– Ты и это заметил…
– Говорю же! Фотографическая память, – Шило самодовольно улыбнулся, присел на корточки и достал из кармана маленький прозрачный пакет.
– Здесь их четыре. Все – от «Эссе Филд». Сколько нужно времени, чтобы выкурить четыре сигареты почти что до фильтра?
– Понятия не имею. Я некурящая.
– Допустим, около пяти минут, если не выпускать их изо рта. А если курить одну за другой, без всякого перерыва… Сколько получается?
– Двадцать.
– Что мы в таком случае имеем? – Шило один за другим поднял измочаленные окурки и сунул их в пакет. – Как минимум двадцать минут она стояла здесь под проливным дождем и дымила.
– Не очень представляю, как можно дымить под проливным дождем…
Где-то внизу шумело море, но шум его был монотонным и совсем неявным. Во всяком случае, он не солировал, а лишь оттенял скупую партитуру тишины. Изредка ее нарушало одинокое и робкое потрескивание веток в саду – никаких других звуков не было. Выходит, Шило прав: добраться до смотровой площадки незамеченным, неуслышанным – невозможно. Если только…
– Он мог прийти и не по дорожке. Тот, кто напал на Тату, – сказала Полина. – Подойти сюда справа или слева. Вот почему она не слышала шагов.
Шило, который высматривал что-то под скамьей, даже не обернулся:
– Исключено.
– Почему исключено?
– Посмотри внимательнее на участок. Что ты видишь?
– Ничего особенного. Дом. Террасу. Бассейн, – послушно принялась перечислять она. – Кусочек сада с деревьями…
– Вот! И между домом, бассейном и садом – открытое пространство. Земля влажная и глинистая. Кое-где она присыпана щебнем, но это мелочи. А теперь скажи, чего ты не видишь?
– Не понимаю тебя…
Полина и впрямь не понимала, чего добивается от нее архангельский Шерлок Холмс. Вот дом с плотно закрытыми жалюзи на окнах, вот терраса с несколькими – поставленными друг на друга – плетеными стульями. Вот несколько деревьев – они выглядывают из-за угла, таращатся на мир круглыми глазами переспевших, никому не нужных плодов. Вот прямоугольник бассейна. А между всем этим – прямые, как стрелы, галечные дорожки. Скукоженная листва на земле. Всё.
Ах да, еще огромные непросохшие лужи. И общее ощущение неухоженности. Если архитектор, построивший виллу, справился со своим заданием на отлично, то ландшафтный дизайнер явно подкачал. Не додумался даже до альпийской горки. Его хватило только на то, чтобы проложить дорожки и разбить цветники перед домом. А может, у него не было времени, чтобы устроить все по уму. Но вряд ли неугомонный провинциальный полицейский хотел обсудить с Полиной особенности ландшафта.
– Если бы тот, кто напал на Тату, подошел справа или слева, как ты предположила… не по дорожке… он обязательно оставил бы следы! – Шило торжествовал. – А никаких следов на земле нет. Теперь понимаешь?
– Их мог смыть дождь, – подумав, возразила Полина.
– Говорю же – земля слишком мягкая. Глинистая. Попробуй пройтись по раскисшей глине – сплошная морока! Увязнешь по самую щиколотку. Из-за дождя четких отпечатков может и не остаться, но их общие очертания все равно должны сохраниться. Я прав?
– Возможно.
Полина еще раз оглядела прилегающее к площадке пространство. Следы все же были – но птичьи: несколько цепочек шло от бассейна к ближайшим деревьям. Скорее всего, птицы появились здесь уже после дождя. И, кроме них, никто больше не тревожил размякшую от влаги землю.
– А Тата? Что она говорит?
– Она никого не видела. Не слышала, чтобы кто-то подходил к ней. Почувствовала только удар, страшную боль в затылке, а дальше – темнота.
– Не мог же нападавший материализоваться из воздуха? – Полина пожала плечами.
– Мне такие случаи неизвестны.
– Кому понадобилось нападать на невинного человека? Да еще средь бела дня. У нее… ничего не украли?
– А нечего было красть. Никто не берет с собой деньги и ценности, отправляясь на прогулку.
– Какая-то бессмыслица. Это место казалось мне самым тихим на свете. Самым спокойным. Рай на земле.
– Неужели? – Шило пристально взглянул на Полину. – Неужели ты все забыла?
Она выдержала взгляд и с горечью произнесла:
– У меня было гораздо больше поводов, чтобы забыть, чем у тебя. Чем у всех остальных.
– Прости.
– Ничего.
Снова начал накрапывать дождь, и Полине захотелось уйти отсюда. Вернуться в дом Парвати, а еще лучше – уехать прочь, первым поездом, первым самолетом, в такой понятный и безопасный Питер. Люди, которые окружают ее сейчас, – в сущности совершенно чужие, несмотря на номинальное родство. И, если бы не смерть бабушки, вряд ли все двоюродные братья и сестры собрались бы вместе. И вообще когда-нибудь увидели друг друга.
Стоп-стоп. Парвати и ее завещание. Имущество достанется лишь тому, кто будет присутствовать у нотариуса. Быть может, именно с этим связано нападение на Тату?
– Ты подумала о том же, что и я? – неожиданно спросил Шило.
– Я подумала о завещании.
– Да. Вывести из игры слабонервных дамочек. Сначала актрисуля, затем наш доморощенный экстрасенс, который всех здесь достал своими мутными откровениями… Возможно, пуганут кого-нибудь еще.
– Хорошенькое «пуганут». Человек едва жизни не лишился.
– Но ведь не лишился же! Да и я вовремя подоспел. Думаю, на Тату напали за несколько минут до этого.
– Не сходится, – покачала головой Полина.
– Что не сходится?
– Тот пролом в стене – единственный путь сюда?
– Других я не знаю.
– Ты говорил о спуске к морю. Вроде бы он был здесь…
– Теперь все изменилось. Мы стоим ровно на том месте, где он начинался. А теперь его нет. Новый хозяин дома все перестроил.
– В таком случае… Если речь идет о нескольких минутах… Ты не мог не встретиться с налетчиком. Возле пролома или на улице…
– Никого я не видел, – Шило досадливо поморщился. – Ни одной живой души. За эти три дня мне вообще никто на глаза не попадался, кроме драгоценных родственников.
– Тебе не кажется, что это странно? Сначала все эти сюрпризы под подушкой, потом Аля с ее обмороком, теперь вот Тата. И никаких концов не найти.
– Может, мы просто не там ищем?
– А сам-то ты знаешь, где искать?
– Пока размышляю над этим, – к Шилу вернулась его обычная самоуверенность. – Но на традиционный для следствия постулат «ищи, кому выгодно», вырисовывается довольно оригинальный ответ…
– Какой же?
– Выгодно всем нам.
– Чушь! – возмутилась Полина. – Как мне… или Ростику, или Гульке, или несчастному Лёке может быть выгодно несчастье с Татой?
– Что, если она, оклемавшись, захочет убраться отсюда? Не дожидаясь дележки имущества. Одним соискателем станет меньше, нет?
– Ты это серьезно?
– Шучу. Будем исходить из того, что все мы – благородные и совестливые люди, а не какие-нибудь охотники за дармовым наследством. И что все мы – худо-бедно – братья и сестры. Родная кровь. Но лучше нам держаться вместе. Приглядывать друг за другом. Чтобы не возникало лишних подозрений.
– Я никого не подозреваю.
И снова в глазах Шилу зажегся уже знакомый Полине недобрый огонек. И снова она подумала о том, что совершенно не знает этого молодого мужчину с бугристым лбом и крепкими кулаками. Если теория о том, что преступники и люди, которые их ловят, представляют собой один психологический тип, верна, то бежать от него нужно уже сейчас. По раскисшей глине, не разбирая дороги. И не в сторону дома Парвати – прямо в противоположную. Туда, где находятся вокзалы и аэропорты, и масса людей, среди которых можно затеряться. Вся история с внезапным нападением на Тату оставляет больше вопросов, чем ответов. И строится лишь на рассказе самого Шила, но что бы сказала Тата?
Именно Шило не пустил к ней Полину.
И о состоянии маленькой художницы известно лишь то, что ее жизни ничто не угрожает. Но ведь Шило не врач, и его наспех поставленный диагноз не стоит ровным счетом ничего. Когда Полина столкнулась с ним на лестнице, он выглядел не просто озабоченным, – взволнованным и немного суетливым, как человек, который явно пытается что-то скрыть.
– Я бы хотела вернуться к Тате.
– Да, – Шило все еще не сводил с кузины пристального взгляда.
– Ты останешься здесь или пойдешь со мной?