Все здесь не то, чем кажется.
Зато винный погреб и впрямь похож на бочонок, с единственным выходом, заткнутым пробкой-дверью. Сад, погреб, прихожая c букетами маттиолы, шахматная гостиная – вот и все, что может предложить первый этаж. Причем львиную долю пространства занимают как раз кленовые листья и игольчатые папоротники. Вот и объяснение тому, почему Белка не увидела сад снаружи, когда ошивалась с архангельским скаутом возле бассейна, – это не отдельное крыло, а гигантский ангар, встроенный в тело дома. Второй этаж был представлен буфетной (она же кухня), бильярдной, кинозалом и холлом, до которого они так и не добрались. За холлом, если верить плану, располагалась еще одна гостиная, помеченная как «Роза ветров». И это снова заставило Белку улыбнуться: поселок, в котором всю жизнь прожила Парвати, тоже назывался «Роза ветров». С сомнительной припиской «хутор». Хуторская жизнь в представлении Белки не очень-то вязалась с роскошной обстановкой виллы. Тем более что был еще и третий этаж – со спальнями, сухо пронумерованными от единицы до пятерки; овальной комнатой в торце с надписью «кабинет» и тем, что так удивило Шило, – домашней часовней. И, кроме центральной лестницы, по которой они поднялись на второй этаж, была еще одна, за «Розой ветров». Эта вторая лестница вела ко второму выходу из дома.
Держа план в руках, Белка вышла из кинозала и прислушалась. В доме было тихо, а единственный звук, который сопровождал ее, был звуком зажигающихся плафонов – срабатывали датчики движения.
– Шило! – позвала она. – Ростик!
Ответа не последовало.
– Маш! Миккель! Куда вы запропастились?
На секунду Белке стало не по себе. Остаться в кинозале – не самая лучшая идея, куда разумнее было отправиться с Маш. Дом уже преподнес ей один неприятный сюрприз, не стоит об этом забывать.
Так, периодически выкрикивая имена и меняя их в произвольном порядке, Белка добрела до бильярдной и наконец обнаружила то, что тщательно искал Шило: крошечную, размером с две сигаретные пачки, видеокамеру. Она была закреплена под потолком, над аркой, отделяющей часть коридора, куда выходили двери буфетной. Камера работала (об этом можно было судить по зеленому огоньку) – следовательно, где-то в доме есть место, куда стекается вся информация. Учитывая начинку дома и его масштабы, можно подумать и о целой аппаратной!
Несколько секунд Белка, как завороженная, смотрела на зеленый глазок, а потом вдруг подняла руку, помахала в воздухе пальцами и улыбнулась:
– Сережа! Привет, Сережа! Это я, Белка.
Глупо ожидать ответа от куска металла, но ей надо заявить о себе. Вдруг Сережа сидит где-то там, в овальной комнате, и пристально разглядывает свою маленькую подружку из прошлого? Не находя в ней никакого сходства с той девочкой, которая читала «Идиота» и всё расспрашивала о Корабле-Спасителе. Или – находя?…
Зеленый глазок камеры бестрепетен.
Он не пугает Белку, наоборот – дает возможность помечтать. Представить себя героиней фильма, романтической комедии или мелодрамы с хорошим концом. По воле сценаристов героиня одинока, во всяком случае – чувствует себя одинокой и неприкаянной. Вот она приходит домой, где ее никто не ждет, и включает свет. И – оп-ля! – отовсюду сыплются люди в смешных разноцветных колпаках, с бумажными свистульками, с шарами и плакатом «С днем рождения!». Вечер тут же превращается в вечеринку, все пьют вино, едят закуски руками, развлекают Белку и сами себя, ходят курить на лестницу, травят анекдоты, играют в ассоциации – в общем, ведут себя, как дети.
Они и есть дети.
Шилу пошел бы колпак, и Ростику пошел, и Тате, а вот Маш выглядит в колпаке нелепо. Она избавилась бы от дурацкой вещицы первой и первой начала бы курить в доме, используя вместо пепельницы банку из-под оливок. Маш всегда делает то, что хочет, никакие законы ей не указ. Но Белка согласна терпеть и Маш с ее вечной строптивостью, – жаль только, что она не героиня романтической комедии или мелодрамы с хорошим концом. И день рождения у нее не сегодня. Но это не отменяет МашМиша, Ростика и Шила.
Нужно немедленно их найти.
Где искать потрепанный жизнью истребитель она примерно знает: в винном погребе. А потом, воссоединившись с МашМишем, имеет смысл подумать о примирении двух архангельских братьев. И все в конечном счете сложится хорошо.
…В винном погребе МашМиша не оказалось. Потоптавшись среди бутылок и бочонков около минуты и так и не обнаружив следов пребывания брата и сестры, Белка вышла в меблированную гостиную. И тут же вспомнила, что оставила дождевик и ботинки в прихожей. Странно, что МашМиш не заметили ее вещей и пребывали в уверенности, что они – одни в доме. И Шило с Ростиком – они были в обуви, в отличие от Белки. И просто обязаны были наследить – ведь на улице не утихал дождь, а они пришли с дождя. Как и МашМиш, которые заявились позже.
Здесь должно быть полно следов!
Белка прошлась по прихожей, но никаких следов не обнаружила: полы были девственно чисты. И бледно-лиловая дорожка с длинным ворсом не тронута. И все вещи стояли на своих местах – комод, китайская напольная ваза, вазы поменьше – с букетами не потерявшей своей свежести маттиолы. Никуда не делись салфетки, зеркало, картина с парусником. Не было лишь Белкиных вещей – ботинок и дождевика. Этот факт удивил и расстроил ее, но сдаваться так просто Белка не собиралась. Она даже осмотрела внутренности комода, благо он оказался не заперт на ключ, – пусто!
Нет не то что ботинок и дождевика, – ни единой пылинки, ни единой булавки. А ведь это неправильно, в любом доме подобные предметы мебели заполнены всякой дребеденью: журналами, старыми газетами, мелочью из карманов, ложками для обуви, солнцезащитными очками. Кучей сувенирных брелоков, купленных во время поездок по миру: ты прекрасно знаешь, что они не пригодятся и никогда не будут использованы по назначению, – и все равно покупаешь, покупаешь…
Неправильный комод. Неправильный дом.
Белке стало неуютно, а в глубине души снова возник страх – сродни тому, что она испытала в комнате-ловушке.
– Шило, Ростик! Хватит дурить! Выходите!
Интересно, чего добиваются эти негодяи? Все вместе и каждый по отдельности? Чего хотят от нее злые дети? Ведь Белка вполне официально заявила, что отказывается от наследства и сматывает удочки. Не далее как завтра утром.
– Маш! Миккель! Как хотите, а я ухожу.
Да, именно так она и поступит. Уйдет сейчас же. Уйдет в одних носках и плевать на чертовы ботинки, да! Правда, ей предстоит не слишком приятный забег по ноябрьской ночи, но это лучше, чем оставаться в этом негостеприимном доме.
Доме-лжеце.
Доме, который пообещал ей Сережу и так и не выполнил обещание.
Исполненная решимости, Белка подошла ко входной двери, провернула замок и нажала на ручку. Никакого результата – дверь даже не подумала поддаться! Холодея от неприятного предчувствия, она осмотрела дверное полотно: так и есть – второй замок. Не английский, которым воспользовалась Белка, чтобы попасть на виллу, – самый обычный, врезанный в дверь. Вот и замочная скважина, она расположена гораздо ниже, на уровне пояса. Не хватает самой малости – ключа.
Она сделала пару глубоких вдохов и шумных выдохов: главное – не впадать в панику, всему есть свое рациональное объяснение. Дверь могла закрыть Маш, у нее тоже есть ключи. Правда, не совсем понятно, зачем она возилась с ключом, когда дверь можно было попросту захлопнуть, английский замок это позволяет.
В крайнем случае, Белка может воспользоваться окном, которое по совместительству является еще и импровизированной балконной дверью: ведь окна, которые она видела в гостиной, – большие и широкие, в пол. Элегантный выход из ситуации найден, волноваться не о чем; благо, это первый этаж, а не пентхаус на верхотуре какого-нибудь гонконгского небоскреба.
Прежде чем покинуть прихожую, Белка еще раз подергала дверь (без всякой, впрочем, надежды, что та распахнется); пробежалась пальцами по панели домофона (без всякого, впрочем, результата). И лишь теперь услышала странный, очень тихий звук, похожий на жужжание. Он то прерывался, то возникал вновь, вызывая сосущую пустоту под ложечкой. Белка определила, откуда идет звук, за секунду до того, как он затих окончательно. А определив, содрогнулась. Прихожая поплыла у нее перед глазами, а вместе с прихожей закачалась напольная ваза и вазы поменьше, с букетами маттиолы. Там, среди безобидных, растрепанных соцветий, торчали зеленовато-красные полукружья венериной мухоловки, похожие на сомкнутые челюсти. Над венериной мухоловкой возвышалась росянка, еще одно насекомоядное растение. Странно, что Белка не заметила их раньше, – зато теперь они так и лезли в глаза. Они да еще непентес, чье вытянутое кожистое тело отдаленно напоминало рождественский носок. В глубине носка уже был сложен подарок для самых маленьких, самых нетерпеливых, самых любимых: насекомое. Его беспомощный силуэт просвечивал сквозь восковые стенки растения.
Стрекоза.
Красотка-девушка.
Это было слишком. Даже для дома, от которого Белка уже успела получить несколько неприятных сюрпризов, включая комнату-ловушку и исчезнувшее невесть куда тело Али. Или той, что выдавала себя за Алю.
Это было слишком.
И только теперь Белке стало страшно по-настоящему. Сегодня утром (неужели только сегодня, каким же длинным оказался день!) она уже получила весть от красотки-девушки. Или это было вчера? Теперь и не вспомнить толком. Но засушенная стрекоза была предназначена Белке, никому иному. И вот теперь она снова столкнулась с «красоткой-девушкой» – в неурочное время, в межсезонье, вдали от ареалов, где обитают эти стрекозы.
Белка и есть «красотка-девушка».
Бессмысленная стрекоза, оказавшаяся не в то время и не в том месте. Она повелась на приторно-сладкий запах ожидания Сережи, и теперь наступает расплата – за легкомыслие, за так и не изжитую привязанность, за… за… Мало ли за что можно наказать Белку? Она совершила массу глупостей в своей жизни, она отвергла любовь замечательного стамбульского парня и многих других замечательных парней. И променяла жизнь с ними на смерть в недрах дома, так похожего на венерину мухоловку.
На непентес.
Смерть?
Возьми себя в руки, трусюндель! Тебе никто не угрожает, ни единой души вокруг. А все происходящее – просто шутка. И достаточно зажмуриться, как в детстве, чтобы выключить свет во всем мире. Или хотя бы в одном отдельно взятом доме. А потом широко распахнуть глаза – и – оп-ля! – вот они, разноцветные смешные колпачки, воздушные шары и свистки из бумаги. И самодельный плакат: «Ловко мы тебя разыграли, Белка?!»
Шило, Ростик, МашМиш, где же вы?…
Как бы то ни было, Белка не может позволить себе роскошь бегать по дому, кричать как оглашенная и пугаться собственного отражения в стеклянных поверхностях. Иначе завтра (завтра обязательно наступит, не может не наступить) она станет всеобщим посмешищем. Героиней семейных анекдотов, а это вовсе не входит в планы популярной и востребованной обществом журналистки Полины Кирсановой. Пусть им будет кто-нибудь другой. Но не она.
– Хотите поиграть со мной в прятки? – крикнула Белка. – Ну, ладно. Тогда я иду искать.
Оказавшись в гостиной, она с самым независимым видом подошла к окну. Отодвинуть широкую створку не составило труда, но за ней Белку ждало разочарование: железные жалюзи даже не думали поддаваться. А все попытки найти механизм их подъема оказались тщетными. Наверное, они опускаются со стороны улицы – не слишком умное решение, оно добавляет живущим здесь ненужные хлопоты. Промаявшись с окнами добрых пять минут, Белка вдруг вспомнила о плане дома. Кажется, там был второй выход на улицу, черный ход для садовников, чистильщиков бассейна и приходящей прислуги – кто-то же содержит этот дом в порядке?…
Чтобы добраться до второго выхода, нужно пройти по коридору, в который выходят несколько дверей. Комнаты за ними обозначены на плане как «кладовая № 1», «кладовая № 2», «гладильная», «прачечная» – самый настоящий технический этаж. Есть еще одно помещение, не помеченное никак, – лишь аккуратно заштрихованное.
Не там ли находится аппаратная?
Миновав обе кладовых и прачечную, Белка сделала остановку возле «заштрихованной» комнаты и даже взялась за ручку. Дверь с готовностью приоткрылась, но войти внутрь, в темноту, она так и не решилась.
Сначала – черный ход, а потом все остальное.
…У черного хода ее поджидало сразу две неожиданности – во-превых, обнаружились пропавшие вещи: дождевик и ботинки. Дождевик висел на вешалке перед дверью, заметно выделяясь среди поношенных, без опознавательных знаков спецовок (чистильщики бассейна?), зеленого комбинезона (садовники?) и легких летних курток (приходящая прислуга?). Была и еще одна куртка, которую Белка тотчас узнала: видавшая виды одежка Шила, жучиные подкрылья. Как ни странно, эта дурацкая потертая куртка обрадовала Белку больше, чем собственные ботинки и дождевик. Загадка с исчезновением вещей разгадана: это Шило прихватил их из прихожей и перенес сюда, чем заставил ее понервничать. Все говорит в пользу не слишком умной детской шутки, которая чересчур затянулась. Пора, пора положить ей конец!
Белка (скорее машинально, чем преследуя какую-то цель) обшарила карманы куртки и… за порванной подкладкой обнаружила телефон! Тот самый, который так тщетно искал ее архангельский братец, – «Нокию» девятьсот лохматого года выпуска, с расколотым дисплеем и самой примитивной графикой. Подобные телефоны вышли из обращения несколько лет назад, а этот еще и с трещиной! Чтобы быть так привязанным к убогому аппарату, нужно иметь веские основания! На Белкин непросвещенный взгляд таких оснований не было. Ведь что обычно хранит любой человек? – Фотографии и письма.
Ни одной фотографии не нашлось в телефоне, ни одной эсэмэс. В записной книжке – не больше сотни фамилий и прозвищ, иногда встречаются пояснительные комментарии, что-то вроде: рыбалка, колеса, областное РОВД, катер, все по десять, стрелка в Пур-Наволок, гнездо мудозвонов, бухло (опт), летняя резина. Имена в основном мужские, но попадаются и женские, весьма специфические: Лена-пудель, Катя-сиськи, Лена-маленькая, Лена-мухомор, Юля-кимоно. Свиток этих прекрасных имен под уздцы приводит сразу к двум выводам:
1. Шило крышует один из подпольных архангельских борделей;
2. Самое популярное имя в Архангельске – Лена.
В ворохе чужих имен Белка обнаружила знакомые: Ростик, Маш, Тата, Миккель. При этом Маш шла с припиской «марамойка», Миккель – «пень с глазами», а Тата – «суши весла!». Последнее, видимо, никак не связано с рыбалкой или катером, это всего лишь эмоциональная реакция на красоту художницы. Или на ее характер. Белка сразу же вспомнила вчерашнюю пикировку Маш и Таты и последовавшие за этим обвинения в том, что Шило иронически относится к своим родственникам. Он не общался с ними много лет, тогда откуда возникли все эти телефоны?
Они обменялись телефонами еще до приезда Белки, а та просто опоздала к бесплатной раздаче персональных данных, другого объяснения нет.
Копаясь в телефоне старлея Геннадия Кирсанова, Белка не испытывала никаких угрызений совести: не она затеяла эту дурацкую игру. В прятки, в фальшивые убийства и бог знает во что еще. В этой игре – каждый за себя и действует по своему усмотрению. Но каким образом Шило не заметил телефона, который все это время был с ним?
Все дело в прохудившемся кармане. «Нокия» выскользнула из него и завалилась за подкладку; даже карман ему зашить недосуг, бедный-бедный Шило!
Злодей Шило!
Ему таки удалось напугать Белку, хотя и ненадолго. А за дурацкие шутки с венериной мухоловкой и ее хищными собратьями он заслуживает самой настоящей головомойки. И Белка обязательно устроит ее, когда доберется до смешных разноцветных колпачков.
Последний раз взглянув на дисплей телефона (сеть так и не появилась), Белка зашнуровала ботинки и подошла к двери, украшенной огромной щеколдой-задвижкой. На то, чтобы отодвинуть ее, и двух секунд не потребовалось, но дальше этой нехитрой манипуляции дело не пошло. Дверь и не думала поддаваться, как будто снаружи ее что-то подпирало.
Еще одна неожиданность, на этот раз – неприятная.
Прыгать на дверь и срывать ее с пудовых железных петель бессмысленно. Эта работа ей не по плечу, она не приблизит к решению вопроса; к черту бумажку с планом, да здравствует самодеятельность! Окна в гостиной отпадают, но есть другие окна, не такие неуступчивые. Они есть наверняка!
Белка прикрыла глаза и вызвала в памяти дневную прогулку по окрестностям. Кажется, все окна на первом этаже были закрыты жалюзи, оттого дом и выглядел безлюдным, брошенным. Слово, которое пришло тогда ей на ум, – «запустение». Но оно, это слово, никак не вяжется со внутренней обстановкой виллы, все здесь говорит о том, что за домом следят. И весьма тщательно.
К «дому-непентесу» можно смело прибавить еще одно определение: «дом-перевертыш». Обман, сплошной обман.
Как там говаривала маленькая Тата? Она не то, чем кажется? Это относилось к Парвати, но может относиться к чему угодно. Дом – не исключение.
Сережа – не исключение.
Почему она вдруг подумала о Сереже? Потому что она все время думает о Сереже, с того самого момента, как приехала сюда. Это были самые разные мысли – в основном восторженные, подернутые флером воспоминаний. Воспоминания – все равно что заштрихованная комната на плане, все равно что шахматная доска. Черные клетки – Лазарь и Аста. Исчезновение и смерть. Белые клетки – Повелитель кузнечиков, крошки-лемуры, крошки-колибри, струящийся плющ, струящийся водопад. Белые клетки отторгают черные, черные отторгают белые, соединить их не получается. Не получается собрать шахматную доску воедино. А если нет доски – то и фигуры ставить не на что.