– И сейчас говорю. В том качестве, в котором ты его ждешь, – точно нет.
– А в каком же? В каком?…
Вместо ответа Шило двинулся к двери, а Белка и Маш последовали за ним. В коридоре они никого не встретили, а голос шел из кинозала, дверь в который была распахнута настежь.
В кинозале шло кино. Любительский фильм из жизни отдыхающих. И отдыхающим был не кто иной, как Шило. Белка сразу узнала его майку с идиотической надписью «Плохого человека ГЕНОЙ не назовут», она видела эту майку на снимке из Татиного альбома. И пальмы, и постриженные кусты гибискуса, и цветы олеандра.
И теннисный стол.
Оживший Шило скакал вокруг него и подбрасывал легкий шарик на ракетке.
– Это просто, – объяснял он невидимому спутнику. – Подача-прием. Главное – реакция. Тебе понравится.
В этой ожившей картинке не было ничего ужасного, напротив – она была почти идиллической. И сам Шило выглядел ужасно милым и трогательным – ровно таким, каким он все это время казался Белке. Не лживым маяком, не полусумасшедшим любителем словесного рахат-лукума и пахлавы, а простым и надежным парнем на которого можно положиться.
– Так вот как развлекаются нижние чины доблестной полиции, – рассмеялась Маш.
Реакция, последовавшая за этим, оказалась совершенно неадекватной сказанному:
– Черт, – пролепетал Шило. – Вот черт! Черт, черт, черт!..
– Да ладно. Подумаешь, майка с придурью. Ты, в конце концов, в труселях и голой задницей не светишь!
– Черт… Как остановить эту хрень?
– Никак, – раздался голос из дальнего угла кинозала.
Там, сгорбившись и вцепившись пальцами в подлокотники кресла, сидел Ростик.
– Это не то, что ты думаешь, – Шило сделал несколько шагов в сторону брата, а потом остановился и махнул рукой.
– Я не думаю. Просто смотрю кино, – безучастным голосом ответил тот.
– Где ты нашел его?
– Здесь. Тебе будет любопытно взглянуть, что написано на коробке.
Ростик даже не дал себе труда подняться с кресла, просто швырнул маленький кассетный бокс в брата. На этот раз Шило не уворачивался, и бокс попал ему прямиком в грудь.
И, отскочив, с легким стуком упал на пол.
Белка все ждала, что Шило нагнется за боксом и поднимет его: эту линию поведения подсказывало его извечное мальчишеское любопытство. Но, вопреки ожиданиям, тот не просто переступил через кусок пластика, а попытался раздавить его ногой. Послышался легкий треск.
– Что бы там ни было написано, знай – это неправда.
– Я смотрю кино. Не мешай.
Шило заметался по залу в поисках источника изображения. Все было бы проще, если бы речь шла о винтажном хромированном кинопроекторе, стоявшем метрах в десяти от экрана. Справиться с ним легче легкого: просто остановить пленку, и все. Но киношедевр о теннисных подвигах Шила подавался откуда-то со спрятанного в темноте видеомагнитофона. И, пока Шило судорожно искал его, Белка все смотрела и смотрела на экран.
Ничего не значащие реплики старшего лейтенанта полиции, ничего не значащие подачи крохотного мяча, ничего не значащее звуковое сопровождение: шелест листвы, чьи-то крики, резкий всплеск воды: близость отельного бассейна очевидна. Белка даже вспомнила его название – «Золотой дракон».
А потом в кадре появился партнер Шила по игре, его невидимый спутник. Вернее – спутница. Миловидная блондинка лет двадцати пяти, с отличной фигурой, которую выгодно подчеркивал коротенький сарафан. Блондинка бросила ракетку на стол, то же самое сделал Шило и подошел к ней. Парочка слилась в страстном поцелуе, после чего на экране возникла белесая рябь – «кино» закончилось.
Как мило.
Не хватает только негромкой романтической музыки, что-то на манер «Мельниц моего сердца» или «Моста над бурными водами». И титра «FIN».
Маш дурашливо зааплодировала и всем корпусом повернулась к главному герою теннисной саги:
– Прелесть что такое! А вторую серию покажут?
Домашнее видео и впрямь оказалось чудесным. И – целомудренным, несмотря на нетерпеливую страстность поцелуя. Почему так взволновался Шило?
– Значит, это ты был тем норвежцем, ради которого она меня оставила? – тихо спросил Ростик.
– Все не так. Я объясню…
Голос Шила звучал еще тише, он был почти бесплотным. И только тут до Белки стал доходить смысл увиденного на экране. Достаточно лишь вспомнить разговор между братьями о некоей Сашеньке, – и все становится на свои места. В том недолгом разговоре фигурировал рыбозавод, короткое смс-сообщение об отставке корабельного механика с должности жениха и исчерпывающая характеристика несостоявшейся невесты – «хитросклепанная шлюха». Выходит, именно с этой шлюхой Шило проводил свой отпуск в Таиланде!
– Объяснишь что? Как ты оказался в Таиланде в то время, как должен был быть в командировке в Североморске?
– Командировка была.
– Может и была. Но не в том месяце. Я не дурак, братишка. И не слепой. Я видел дату в нижнем углу экрана.
– Это неважно.
– Это важно.
– Она шлюха. Ты сам видишь. Сосалась с другим, будучи твоей невестой. Она шлюха.
– Здесь она уже не моя невеста. Я видел дату. Она отправила мне эсэмэс и уехала с тобой. Я ее не виню. Она была честна.
– Она шлюха, – как заведенный повторял Шило. – Ты не знаешь. Она изменяла тебе. Не только со мной. Были и еще претенденты на ее тело. И она мало кому отказывала. Она шлюха! Я просто хотел предостеречь тебя от неверного шага.
– Ты выбрал самый лучший способ, чтобы предостеречь.
– Я говорил тебе тогда. И раньше. Умолял оставить эту дрянь. Но ты не слушал. Предпочитал закрывать глаза на очевидное. А теперь можешь посмотреть на все широко открытыми глазами, – голос Шила снова окреп. – Она шлюха!
– Шлюха или нет, – медленно, с расстановкой произнес Ростик, – но я хочу знать – где она сейчас.
– Понятия не имею.
– Вот как?
– Мы расстались.
– Где?
– Там же. В Таиланде. Я улетел на три дня раньше. А она осталась. Очевидно, работать по специальности. Шлюхой. Больше я ее не видел.
– Ты врешь.
– Разве я когда-нибудь врал тебе, брат?
– Ты врешь. Подними коробку.
– Какого черта, – пробормотал Шило. – Далась тебе эта коробка!
– Подними и прочти, что там написано.
– И не подумаю.
– Если ты хотел убедить меня в том, что она… она шлюха… Почему ты не показал эту пленку?
– Я не знаю, откуда взялась чертова пленка!.. Я ее не снимал!
И тут произошло то, чего никак не ожидала Белка, но что обязательно должно было произойти – будь Шило и Ростик мальчишками, все решающими на кулаках. Ростик толкнул брата – сразу двумя руками. Толчок пришелся в плечи, и Шило, едва удержав равновесие, отпихнул Ростика в ответ. А затем смазал открытой ладонью по скуле. Через секунду они катались по полу, отчаянно пыхтя и не говоря ни слова.
– Прекратите, – завопила Маш. – Прекратите драться, великовозрастные идиоты!
Клубок из сплетенных тел врезался в кинопроектор, и вся конструкция с грохотом рухнула: кожух проектора развалился на части, из него вывались какие-то блестящие детали. А две бобины покатились по комнате, подпрыгивая подобно кольцам серсо.
Падение кинопроектора отрезвило дерущихся. Они разом расцепили руки, разомкнули объятья и теперь, тяжело дыша, сидели друг против друга. Первым поднялся Ростик. Не глядя на брата, он сделал несколько шагов к двери, споткнулся о бобину, поднял ее и что есть силы швырнул в белое полотно экрана.
И вышел из комнаты.
Шило же продолжил сидеть на полу, обхватив голову руками. А Маш поддела носком ботинка подкатившуюся к ее ногам бобину и задумчиво произнесла:
– Судя по всему, Акиру Куросаву мы не посмотрим. А вообще… Что это было, дружок? Ты отжал у братишки подружку, а он до сих пор был не в курсе? Воистину, сегодня вечер великих откровений!
Ответа не последовало. Шило поднялся и неверной походкой направился к двери. Несколько секунд Маш и Белка прислушивались к его шагам в коридоре. И лишь после того, как они стихли, Маш нагнулась, подняла с пола пластиковый бокс и пробежалась взглядом по названию.
– М-да… Развеселая у нас семья. Ладно, пойду поищу Миккеля, что-то он и впрямь подзадержался. Ты со мной?
Ноябрь. Серёжа…Маш отправилась на поиски брата одна – Белка осталась в кинозале, пролепетав невразумительное: «Присоединюсь к вам позже». Коробка от кассеты, доставшаяся ей в наследство от архангельских братьев, валялась на одном из кресел – там, куда Маш бросила ее, прежде чем уйти. Белка приблизилась к ней не сразу – из суеверного страха узнать то, что знать ей не положено. И чего она никогда бы не узнала, не окажись здесь. Для начала она пробежалась взглядом по всем остальным кассетам и коробкам с кинопленкой – чуть более внимательно, чем в первый раз. Но никаких особенных подробностей (кроме хронологических) осмотр не выявил. «1968», «1973», «1975». Под крышками с датами лежали туго скрученные восьмимиллиметровые пленки, и, потащив за конец одной из них, Белка обнаружила даже следы монтажных склеек. Очевидно, кто-то из детей Парвати, а может, ее муж – матрос Аркадий – вел кинолетопись Большой Семьи. И где-то там, в целлулоидной глубине можно обнаружить маленького папу. И папу-подростка, если отталкиваться от 1973 года. Там можно обнаружить тетю Веру, какой она была задолго до Асты, и все другие дни недели, иногда повторяющиеся. И даже Ингу, Самую младшую, благо теперь Белка знает, как она выглядит.
И – Илюшу.
Илюша предстал бы перед ней не в виде зарубки на дверном косяке, а таким, каким был на самом деле. Потому что он и есть Самый старший, по-другому и быть не может. Белка знает имена бабки и деда, знает имена всех их детей. Инга и Илюша – последние звенья в цепи, недостающие. Ведь никому бы и в голову не пришло тщательно фиксировать рост постороннего дому человека. Непонятно только, почему в старой обители Парвати имя Илюши было тщательно затерто. Быть может, Белка вскорости узнает об этом, как узнала об Инге. И тогда справедливость восторжествует окончательно, а тайны, спрятанные за ширмой, выйдут на поверхность…
Ширма.
Только сейчас Белка вспомнила о ней. Кто-то убрал ширму, стоявшую перед входом в комнату-ловушку, а она этого даже не заметила. Слишком велико было потрясение от пребывания взаперти, хотя о такой мелочи, как шахматы, она подумала сразу. Ширма – не шахматы и даже не ремень, в кармане ее не унесешь, но… Тот, кому было под силу провернуть историю с телом в сундуке, легко справится и со всем остальным.
И какие все же негодяи ее северные кузены! Из-за них, из-за их бессмысленной драки, уничтожившей кинопроектор, Белка лишена возможности понаблюдать за жизнью Большой Семьи! А как хорошо было бы сидеть здесь в мягких креслах с Сережей, пить вино и разглядывать маленького папу и папу-подростка…
Ну вот. Она опять думает о Сереже.
Пора бы ему появиться в конце концов.
Мысль о Сереже усыпила бдительность Белки, и она приблизилась к креслу, на котором лежал кусок пластика. Машинально повертев его, Белка впилась глазами в надпись, которую так и не прочел бравый полицейский:
УБИЙЦЫ. ЧАСТЬ 3-я. ШИЛО.
Те же печатные буквы, что и на открытке, адресованной ей. Тот же детский неверный почерк, но на этот раз без всякого приглашения к путешествию. Без приписок относительно секретности. Все выглядит как анонс популярного документального сериала «Самые громкие преступления 20-го века», его авторами были некие Ф. Нугус и Дж. Мартин. Автор коробочного фильма предпочел остаться безымянным, нет ни кадров из этого киношедевра, ни стикеров. Только детский почерк, предлагающий Белке поверить в то, что Шило – убийца.
Невероятная глупость. Ха-ха.
Три ха-ха. Пять, если учесть, что она видела фильм и знает, чем тот закончился. Поцелуем в диафрагму, тропической идиллией. Или это был затянувшийся флэшбек, а все самое главное произошло в начале? В предыдущих частях? Ведь если есть третья, то должны быть еще, как минимум, две… Странно, что она думает об этом так спокойно, с холодной отстраненностью. Как будто речь идет о персонажах Ф. Нугуса и Дж. Мартина, а вовсе не о человеке, с которым она знакома. Человеке, который является ее родственником. Милом парне Генке по прозвищу Шило. Капитане полиции Кирсанове.
Нужно найти первые две части.
Но если они тоже посвящены Шилу, то почему Ростик начал сразу с третьей?
Рассеянно глядя на полки с кассетами, Белка размышляла, почему надпись на боксе не тронула ее, не ужаснула. Потому что все это – игра, вот почему! Кто-то намеренно ссорит близких родственников, родных братьев и сестер, заставляет их верить во всякую запредельную чушь и дребедень. Зачем – не так давно объяснил сам Шило: «Чтобы посмотреть, как мы собачимся из-за наследства. Чтобы разыграть перед нами комедию с помощью подставных актеров, вытащить из нас все дерьмо и оставить с носом».
Надпись на кассете – тоже часть игры.
Крючок, который заглотнул доверчивый Ростик. Конечно, Шило поступил не совсем хорошо, отбив у него невесту, и тогда понятие «убийца» можно трактовать куда как широко. Капитан Кирсанов – убийца веры в любовь, причем любовь эта может быть самой разной. Любовь мужчины к женщине и женщины к мужчине, любовь брата к брату, где же первые две части?
Они все не находились, хотя Белка перерыла с пару десятков кассет без опознавательных знаков. Каким образом Ростик нашел ту единственную, которая была предназначена ему?
Тут Белку посетила восхитительная в своей простоте мысль: Ростик нашел кассету потому, что не мог не найти. Возможно, она лежала не в кинозале, а была спрятана где-то в доме. И корабельный механик добрался до нее… добрался до нее точно так же, как Белка! По следам, понятным лишь ему одному. В случае с Белкой это были маленькие шахматы, и татуировка на бамбуке, и ширма с красными сандаликами под ней. Что занимало в то лето Ростика – неизвестно. Неизвестно ей, Белке. Потому что она не обращала никакого внимания на шестилетнего мальчишку, у нее были совсем другие приоритеты. Но был еще кто-то, кто все замечал, складывал в черепную коробку, ловко распихивал по тамошним сундукам и чемоданам, делал надписи на память. Чтобы в нужный момент извлечь нужные предметы и – вуаля, вы попались, голубчики!
Белка даже рассмеялась – так понравилась ей эта история из прошлого, перекочевавшая прямиком в настоящее. Она во всяком случае объясняет если не все, то многое. И самым правильным было бы собраться всем вместе и откровенно рассказать друг другу о том, о чем они еще и не поговорили толком – о лете, в котором навсегда исчезли Аста и Лазарь. Начать могла бы сама Белка – и тогда на поверхность всплыли бы шахматы и…
И все.
Она не намерена ни с кем делиться японской татуировкой. И Сережей тоже. Детская влюбленность в Повелителя кузнечиков навсегда останется с ней одной. Никто и никогда об этом не узнает. Интересно, а Сережа знал?
Наверняка.
Ведь он – бог, а бог все видит и замечает… чтобы… в нужный момент извлечь нужные предметы и – вуаля, вы попались, голубчики!
Белка должна немедленно найти остальных, рассказать им о своей теории, в идеале – помирить двух поссорившихся братьев. И вообще – заставить по-другому взглянуть друг на друга всех остальных. Их родители почти не общались: рты им заткнула грустная семейная тайна. Тяжелая ноша предательства маленькой клубничной Инги, которую они волокли через всю свою жизнь, изнемогая от непосильного груза. Были ли они счастливы хоть когда-нибудь? Был ли счастлив папа? Он старался быть счастливым, это правда. Отсюда все эти экспедиции в пустыни, что длились годами. Там, в глубине Каракумов, в самом сердце Кызылкума, прошлое отступало, обезвоживалось и тихонько умирало на гребне бархана. И никак не могло умереть окончательно, потому что приходили письма от Парвати. Единственной, с кем не была потеряна связь и кому папа безоговорочно подчинялся. И вряд ли остальные дети Большой Семьи были исключением. Они покинули дом Парвати, чтобы никогда в него не возвращаться, и большинство из них – южан по рождению – осело в северных широтах. Питер, Новгород, Архангельск, Петрозаводск, сюда же можно приплюсовать Таллин, с его умеренным, нежарким климатом. Главное отличие севера в том, что он – не юг. Полная противоположность югу, полная.
Дети детей Парвати ведут себя так же, как их родители. Во всяком случае, вели до сих пор. И у них тоже есть своя грустная тайна – Лазарь и Аста. Вчерашние попытки поговорить об этом закончились склокой и обвинениями, самыми легкими из которых были обвинения в нечистоплотности и корыстолюбии.
Они должны услышать друг друга и помириться. Ростик с Шилом, Маш с Татой, – все. Они должны перестать клевать несчастного Лёку и обзывать его деревенским дурачком. Наверняка Лёка знает больше, чем говорит, чем в состоянии сказать. Он мог бы быть полезен для всеобщего примирения, инициатором которого выступит Белка.
Никто иной!
Окрыленная этой мыслью, она двинулась к выходу из кинозала, и у самой двери заметила сложенный вчетверо листок. Листок оказался планом виллы – тем самым, который Маш торжественно вручила Шилу. Очевидно, листок был потерян в пылу драки с Ростиком или чуть позже, когда уличенный в вероломстве полицейский побежал вслед за братом. Белка обнаружила на этом (весьма подробном) плане зимний сад с занятно нарисованными растеньицами – в виде стилизованных кленовых листьев и игольчатых папоротников. И центральную дорожку, разветвляющуюся на две поменьше. Обе они хорошо знакомы Белке, а есть еще несколько незнакомых, не таких ровных: они идут полукругом, словно огибая сад и деля его на полумесяцы разной величины. Занятно.
Все здесь не то, чем кажется.
Зато винный погреб и впрямь похож на бочонок, с единственным выходом, заткнутым пробкой-дверью. Сад, погреб, прихожая c букетами маттиолы, шахматная гостиная – вот и все, что может предложить первый этаж. Причем львиную долю пространства занимают как раз кленовые листья и игольчатые папоротники. Вот и объяснение тому, почему Белка не увидела сад снаружи, когда ошивалась с архангельским скаутом возле бассейна, – это не отдельное крыло, а гигантский ангар, встроенный в тело дома. Второй этаж был представлен буфетной (она же кухня), бильярдной, кинозалом и холлом, до которого они так и не добрались. За холлом, если верить плану, располагалась еще одна гостиная, помеченная как «Роза ветров». И это снова заставило Белку улыбнуться: поселок, в котором всю жизнь прожила Парвати, тоже назывался «Роза ветров». С сомнительной припиской «хутор». Хуторская жизнь в представлении Белки не очень-то вязалась с роскошной обстановкой виллы. Тем более что был еще и третий этаж – со спальнями, сухо пронумерованными от единицы до пятерки; овальной комнатой в торце с надписью «кабинет» и тем, что так удивило Шило, – домашней часовней. И, кроме центральной лестницы, по которой они поднялись на второй этаж, была еще одна, за «Розой ветров». Эта вторая лестница вела ко второму выходу из дома.