– Нет! Их там просто нет! Они исчезли! Их украли!.. Пропажу заметили позавчера! И на сегодня ректор назначил совещание, с участием зампроректора по режиму, нашего главврача – он, кстати, еще не пришел? – и проректора по учебе! Первый случай в истории института! Кому, спрашивается, нужны были архивные дела и медкарточки!..
Надя подумала да и сказала:
– Может, кто-то хочет что-то скрыть? – “Нам, наверное, не повредит, если к поискам подключится университетское начальство – а может, и милиция. Тем более что они на этом совещании и сами, пожалуй, решат заявить в милицию”.
– Вы думаете?! – ахнула архивная дама. – Скрыть – но что?!
И тут из кабинета ректора вышел Дима. Ничуть не удивился, увидев архивариуса, вежливо поздоровался.
– Извините, дорогая Анастасия Андреевна, мы спешим.
– Да-да, – встрепенулась женщина, – мне тоже пора к ректору.
– Пойдем быстрей, – Дима потянул Надю за руку. – У нас полчаса до первого интервью.
Надя дала себя увлечь по тусклому коридору и только в конце его остановилась, оглянулась. Увидела, что Анастасия Андреевна вошла в ректорский кабинет. Придержала Диму и выпалила ему новости.
– Н-да… – протянул Дима, когда Надежда окончила рассказ. – Ну я и дурак… Должен был догадаться! Должен!.. Еще вчера!.. Вот ведь fucking shit! – Журналист с досады шандарахнул кулаком по коридорной стене. А Надя… Она еле ухитрялась скрывать торжество: ведь она, пусть нечаянно, – но добыла для их расследования важнейшую информацию!..
– Что мы теперь будем делать? – словно равноправный партнер (каковым она в данный момент себя чувствовала) спросила Надя.
– Ректор дал мне список преподавателей… – рассеянно сказал Дима. Он, кажется, переживал, что его обставила Надежда: младший, видишь ли, оперуполномоченный. – Я ректору навешал лапши: работаю над статьей о том, как ученые старшего поколения, невзирая ни на какие трудности, продолжают пестовать студентов… Вот мне ректор и надиктовал – пятнадцать фамилий всяких преподов и профессоров. В данном списке – пятеро выпускников мехмата. Из них трое – наши клиенты. Все они – выпускники того самого, восемьдесят первого, года. Вообще, ректор говорит, тот выпуск был звездным. О нем легенды ходили… Так что, – Дима посмотрел на часы, – через двадцать пять минут у меня интервью с одним профессором в крыле “А”. А через сорок пять минут – со следующим, совсем в другом корпусе, “М”.
– А мы успеем? С одной встречи на другую?
– Успеем, – ухмыльнулся Дима. – Потому что на одно из интервью пойдешь ты.
– Я?! – ахнула Надя.
…И теперь Надя, совершенно в одиночку, стояла перед дверью на кафедру кибернетики Санкт-Петербургского технического университета и отчаянно трусила.
Совещание на кафедре кибернетики, которую возглавлял профессор Резин, выпускник мехмата восемьдесят первого года, затягивалось. В дверную щелку она видела профессора. Тот нависал над начальственным столом, хмурил лохматые брови, рокотал хриплым басом. Сердитый человек, сразу видно. Подчиненные ежатся вокруг приставного столика, а он их, дикий лев, р-р-разносит…
Специально, что ли, Полуянов для нее выбрал самого злого из всех преподов? Сейчас Резин и ее пушить начнет!.. Надя в сотый, наверное, раз прокрутила в голове “школу юного журналиста”, что устроил для нее Полуянов: “Главное, Надька, веди себя уверенно. Никаких интеллигентских штучек: “Ах, не позволите ли?” да “Простите за беспокойство”. Держись с таким видом, будто ты ему одолжение делаешь. Ты, мол, дядя, – провинциальный профессор, а я – корреспондент столичной газеты. Захочу – расхвалю тебя, а захочу – обругаю”.
Когда Дима соловьем разливался, Надя только кивала – так у него выходило складно. Но сейчас, стоя под дверью грозного профессора, она чувствовала, что вся трясется от страха. Давай, Резин, поскорее кончай свое заседание, а то я совсем струшу. Дезертирую в буфет.
Наконец на кафедре зашаркали, зашумели стульями. Надя немедленно приоткрыла дверь. Преподаватели сбились в стайки, что-то горячо заобсуждали. К Резину прилепилась длинноногая деваха, по виду аспирантка. Внимательно его слушала, кивала, вымученно улыбалась. Надя решительно (“Не плетись, не сутулься, глаза не прячь”, – учил ее Полуянов) распахнула дверь, не постучав (еще один урок Димочки: журналисты никогда и никуда не стучатся). Подошла к профессору. Тот на нее – ноль внимания. Слушает свою аспирантку и хмурится. А преподаватели примолкли, с интересом смотрят на Надю – кто, мол, такая, с чем пожаловала?
– Михаил Дмитриевич, здравствуйте. Я – Надежда Митрофанова, корреспондент газеты “Молодежные вести”.
Реплика прозвучала хорошо, солидно. Не зря Дима ей внушал, чтобы голос не дрожал, не срывался.
Профессор немедленно уставился на Надину грудь. Такая реакция ее порадовала. Значит, этот Резин – обычный мужик. Такой же, как хачики с рынка.
– Чем могу, Надежда.., м-м…
– Кирилловна, – с достоинством сказала она. И радостно отметила, что в глазах аспирантки-красотки явственно засверкали искорки зависти. Еще бы! Приходит девчушка, в два раза младше, и профессор сразу величает ее по имени-отчеству.
Теперь главное – не сбиться, повторить заученную фразу как по писаному:
– Мы готовим материал под условным названием “Знания, проверенные временем”. Он будет посвящен университетским преподавателям, – тут, как учил Полуянов, нужно загадочно улыбнуться. – И мы решили, – продолжала Надя, – поговорить с теми учеными, у кого большой опыт, солидный стаж и огромный багаж знаний…
Как и предупреждал Дима, при этих словах профессор Резин приосанился, помягчел и стрельнул глазами по сторонам – слышат ли Надю коллеги? Коллеги – слышали. А она быстро закончила:
– Ваш ректор рекомендовал обратиться именно к вам. (“Себе-то Димка наверняка более перспективного препода забрал”.) Ай да молодец я! Справилась! Целый монолог прочитала!
– А в каком жанре будет ваш материал? – вдруг спросил ее Резин.
Ну вот, началось. Пошли неподготовленные вопросы. И как, интересно, ей отвечать? “Статья – это что такое? Жанр или не жанр? А интервью? А зарисовка?"
Надя приложила все силы, чтобы: а – не покраснеть, б – чтобы голос не дрожал и в – снисходительно улыбнуться. В конце концов, этот Резин – кибернетик. Чего он там понимает в жанрах?!
– Это будет очерк. Большой, прочувственный очерк, – ответила Надя. Эту формулировку она недавно слышала от Димы. Авось сгодится – хорошо бы только профессор не заметил ее замешательства.
– Сколько вам нужно времени для интервью? – продолжал пытать Резин.
Дима говорил ей, что интервью обычно занимает минут сорок. “Но тебе. Надежда, и полчаса хватит. Нет ничего хуже, когда сидишь и не знаешь, о чем спросить. А заготовленные вопросы, скажу по опыту, быстро кончаются”. Надя же, наоборот, боялась, что профессор начнет нести всякую отсебятину и она не сможет переключить его на нужную тему.
– Мне нужен час.
* * *Дмитрий Полуянов нарушал университетские правила. Курил прямо в коридоре и даже цигарку в руке не прятал, дымил демонстративно. Во-первых, народ весь на лекциях, а во-вторых, Дима нервничал. И злился – в первую очередь сам на себя. Зачем он послал Надьку к этому Резину? Попросил ее накоротке побеседовать, а она уже битых два часа сидит. Впрочем, сам виноват. Отправил на дело “чайника”. Вот и мучайся теперь, жди – потому как следовало предполагать, что безответная Надя окажется не в силах заткнуть профессорский красноречивый фонтан. Ну и ладно, пусть знает, каков на вкус журналистский труд. А то свалилась ей с неба удача с архивариусом – тут же нос задрала. Он-то заметил, с каким торжеством она поглядывала на него. Подумаешь!.. Повстречала архивную тетеньку – заметьте, совершенно случайно – и не менее случайно узнала новость про кражу в “большом” университетском архиве.
Полуянов в который раз заглянул в дверную щелку. Увидел гривастого Резина и поникшую Надю рядом. До Димы донесся тихий, басистый гул – профессор рта, кажется, не закрывал. А Надька только кивала. Обычное дело – интервьюируемый заговорил вусмерть журналиста-новичка. “Сколько можно? Прервать их, что ли?!” Дима закурил вторую сигарету и услышал наконец, что на кафедре раздались шаги, к двери приблизились голоса.
– Не забудьте, Надежда Кирилловна, материал мне на визу прислать, – услышал Полуянов строгий басок. А в ответ – лепет Надьки:
– Безусловно, Михаил Дмитриевич. Вы мне дали такую бесценную информацию…
Дима фыркнул. Дверь отворилась, и его взору явилась измученная, бледная Надя. Увидела его – просияла, затопотала каблучками, чуть не бегом подбежала.
– Ой, Дима, это такой кошмар! Так сложно, ты не представляешь! Он мне свою диссертацию пересказывал, и студентов ругал, и президента – что зарплата у ученых маленькая… Наука разваливается!.. Я и слова вставить не могла!
Полуянов постарался скрыть улыбку. Первое интервью, оно у всех одинаковое. Он это уже проходил – пятнадцать лет назад. Твой собеседник говорит, говорит… О себе, о политике, о любимой собаке – а ты, как дурак, киваешь. И мучительно понимаешь, что статьи у тебя не получится… Надьке-то хоть никакой статьи писать не надо.
Дима подхватил девушку под руку, повел прочь от кафедры. Ее кожа казалась раскаленной, пальцы слегка подрагивали в его руке. Перенервничала, бедняга! Дима с удивлением поймал себя на мысли, что он чувствует некоторую братскую нежность по отношению к этой старательной, возбужденной, уставшей девочке… А Надя немедленно принялась оправдываться:
– Представляешь, этот Резин ничего мне про студенческие годы рассказывать не хотел. Даже злился: почему, мол, вас это интересует? Я его про эпидемию спрашиваю, а он так противно улыбнулся и говорит:
"Какие там эпидемии?.. Разве что воспаления хитрости!.."
Надин возбужденный голосок громко звенел под университетскими сводами, и Диме пришлось успокаивающе погладить ее по руке и сказать ласково:
– Тише, Надюшка, тише. Ты молодец. Все сделала правильно. Успокойся. Расслабься.
Ее рука дрогнула, обмякла. Дима слегка сжал ее пальцы:
– Мы с тобой – молодцы. Оба. Кстати, сказать, что я узнал? Ту девушку, самоубийцу, звали Леной Коноваловой.
Надя сразу понурилась. Дима поспешно добавил, утешая ее:
– Мне просто повезло больше. Препод, как и твой Резин, – наполовину тухлый. Но я его разговорил… Эпидемий никаких, он говорит, в его время точно не было. Так что, Надежда, извини: твоя версия про бактериологическую войну, кажется, благополучно и бесславно развалилась…
– Нам же лучше, – пробормотала Надя. Безусловно, она расстроилась: и узнала у своего Резина мало, и версия ее лопнула.
– А еще мой доцент, – продолжил Дима, – дал мне шикарную наводку. У нас в три часа новая встреча.
Надя не удержалась – облегченно вздохнула. Он ясно сказал: “у нас”. Значит, слава создателю, кажется, больше у нее в одиночку никаких интервью не будет.
Графу “редакция” можно было вычеркивать.
Там действительно никто ничего не знал. В “Молодежных вестях” ответили одинаково: и “директору Института питания, Полуянов брал у меня интервью, где гранки?”. И “старому другу, я на два дня в Москве, Полуянов мне очень нужен”. Ответы оказались идентичными. Они подтверждали первоначальную версию. А она означала самое неприятное. А именно: Полуянов, похоже, идет по следу. Ответы, данные Седову в редакции, были просты: “Он в Санкт-Петербурге”. На дальнейшие расспросы следовали пояснения: “Где Полуянов будет конкретно, он не сообщал. Звоните ему на мобильный, у него в Питере роуминг”.
Однако сотовый телефон Полуянова не отвечал. Воспользовались услугами Связиста. Тот сообщил: мобильный телефон Полуянова отключен, батарея снята, разряжена. Местонахождение аппарата определить невозможно. Кажется, журналист – тертый калач. Подстраховался. Или это случайность ?
"Ближний круг” журналиста также молчал. Связист прослушивал аппараты троих коллег, двух близких и двух неблизких друзей, пятерых девушек, пары соседей… Ничего.
Седов дал указание расширить круг “возможных контактеров”. С завтрашнего дня к прослушке подключат еще семерых знакомых Полуянова.
Был и еще один вопрос. Хотя в редакции и говорили, что журналист отправился в Санкт-Петербург, – билетов ни на поезд, ни на самолет он не приобретал. Еще раз, на всякий случай, проверили билетные кассы. Расширили сферу запроса. Теперь, когда исключили поезд и самолет из Москвы, уточнялось, не приобретал ли гражданин Полуянов билетов в ближайших к столице городах: в Туле, Твери, Истре, Егорьевске, Красногорске и других. Оставалась вероятность, что журналист добрался до Санкт-Петербурга, воспользовавшись по доверенности автомобилем кого-то из знакомых (его личный “ВАЗ-21063” по-прежнему оставался припаркованным близ метро “Автозаводская”). Имелась также возможность, что Полуянов доехал до Питера благодаря услугам нечистоплотных проводников Октябрьской железной дороги. Слишком много дыр нынче у столицы, слишком много способов беспрепятственно выскользнуть из нее…
Были запрошены гостиницы Санкт-Петербурга. Там сообщали, что гражданин Полуянов у них не останавливался. Возможно ли, что у него имеется паспорт на чужое лицо? Эта вероятность прорабатывалась.
Была проведена проверка у троюродной сестры Полуянова, проживавшей с мужем и тремя детьми в Санкт-Петербурге по адресу: улица Красного Курсанта, сорок девять, квартира два. Оперативные источники неопровержимо свидетельствовали: в поле зрения данной семьи гражданин Полуянов в последнее время не появлялся. Других родственников у него в Питере не имелось.
Был также опрошен собственный корреспондент газеты “Молодежные вести” в Санкт-Петербурге. Он показал, что объект на контакты с ним не выходил. Значит, если Полуянов находится в Питере, он, выбирая место проживания, либо воспользовался неизвестным контактом, либо поселился в частном секторе.
В Санкт-Петербурге Полуянов оставил единственный след. Вчера в 19.31 с его кредитной карточки были сняты наличные в банкомате в Гостином дворе. Однако вполне могло быть, что след этот – ложный и карточкой журналиста пользовался кто-то еще. Но в совокупности с подписанной главным редактором командировкой в Питер эти данные заслуживали самого серьезного рассмотрения.
На самом деле вариантов могло быть два.
Первый – журналист отчаянно напуган и потому умело скрывается где-то в столице или Подмосковье. Трюк же с кредиткой – либо сознательная дезинформация с его стороны, либо сбой в системе слежения. Однако существовала и другая вероятность, а именно: Полуянов находится в Петербурге, при этом он скрывается, а значит, осознает опасность – и, возможно, сам идет по следу.
По давней привычке – надеяться на лучшее, но рассчитывать на худшее – Седов остановился на последнем варианте. В столице все равно делать ему было нечего. Номер второй и номер третий по-прежнему находились вне пределов досягаемости.
Утренним рейсом Седов снова, как и неделю назад, вылетел в Петербург. Если Полуянов идет по следу, надо находиться к нему поближе. И самому отправиться по его следам.
А Полуянов, скорее всего, заявится в семью погибшего главврача студенческой поликлиники Ставинкова.
Журналист считает, что он – самый умный. Наверняка пожелает лично убедиться, что смерть старого хрыча не случайна. Что ж, пусть попробует.
Имелся также вариант, что в поисках истины журналист, как дурачок, отправится в Санкт-Петербургский технический университет. Ну-ну. Милости, как говорится, просим.
Надя и Дима. То же самое времяВ столовке Технического университета пахло не слишком обнадеживающе: клейкими макаронами и жареной рыбой.
Надя с Димой ограничились растворимым кофе и сохлыми пирожками.
Отгремел очередной звонок, началась пара, и столики были пусты, лишь в дальнем уголке компания прогульщиков праздновала свой бесконечный праздник.
– Ты как, за едой работаешь? – поинтересовался Дима. Он достал из сумки диктофон, поместил его между тарелками. Предложил с некоторой гордостью:
– Хочешь настоящее интервью послушать? Надя немедленно заершилась:
– А что, мое было не настоящим, что ли? Игрушечным?
Дима снисходительно улыбнулся, включил диктофон и разломил пирожок с капустой.
– Добрый день, Николай Андреевич, – тихонько провещал диктофон голосом Димы. Надя глянула: тот слушал самого себя с очевидной любовью. Мелькнула мысль: “Уж не Нарцисс ли он?” – Я Дмитрий Полуянов, корреспондент газеты “Молодежные вести”, – продолжил диктофон. Кроме них двоих, никто не мог слышать запись, да и никому это было не интересно. – Как тут у вас уютно! Неужели сами такие цветы разводите?
– Сам, сам…
– Драцена у вас исключительная.
– Спасибо, польщен.., я…
– Николай Андреевич, вы ведь этот университет заканчивали? В восемьдесят первом году – мехмат, кажется ?
– Да.., а откуда вы…
– Тогда только вы сможете мне помочь. Я пишу материал о том, чем нынешние студенты отличаются от студентов вашего поколения. Вы ведь, когда учились, в общежитии жили… Студенческую жизнь знали изнутри… Как вы думаете: может в наше время случиться нечто подобное тому, что произошло с той девушкой-самоубийцей ?
– Сразу беру быка за рога, – прокомментировал Дима самого себя в диктофоне.
– ..Помните: студентка с вашего курса покончила с собой. В семьдесят восьмом году, кажется, это было…
На пленке вздох, затем – грустный голос преподавателя:
– Ox, да, помню… Конечно, помню, хотя сколько уж лет прошло. Бедная Леночка…