— Нет.
Туземец сказал это с такой убежденностью, что мальчик окинул его долгим удивленным взглядом.
— Нет? Тогда почему же ты отправился с нами?
— Потому что мне платят за поиски Сьенфуэгоса, а не за то, что я его отыщу, — он ненадолго замолчал. — А ты хочешь его найти?
— Не знаю, — признался мальчик. — Мне слегка страшновато. Мне нравится плавание, а если мы его найдем, то наверное навсегда вернемся в Санто-Доминго.
— Что еще за Санто-Доминго?
И Гаитике пустился в одно из тех долгих объяснений, которые туземец выслушивал с открытым ртом. Так текли часы, а корабль тем временем шел вдоль побережья, чтобы впередсмотрящие не упустили ни единой детали на берегу.
В сумерках капитан приказывал уйти в открытое море и лечь в дрейф или находил какую-нибудь тихую бухточку и выставлял караульных на палубе, хотя до сих пор аборигены не показывали признаков жизни, и уж конечно не демонстрировали враждебность. Якаре заверил, что как только они достигнут территории хитрых и татуированных с ног до головы итотов, положение в корне изменится.
— Они очень дружелюбны, — сказал он. — Принимают как дорогих гостей, предлагают подарки, угощают пищей и чичей, пока не захрапишь, а как только расслабишься... Бах!
— Убивают? — ужаснулся хромой.
— Нет. Не убивают. Просто... бах!
Его жест был таким выразительным, что все пораженно застыли, отказываясь в это верить.
— Хочешь сказать, что они содомиты? — наконец смущенно спросил Луис де Торрес.
— Нет, они итоты, просто... Бах!
— То есть ты утверждаешь, будто существует такое племя, чьи мужчины насилуют чужаков?
Якаре понадобилось некоторое время, чтобы осознать то, о чем ему толкуют, и в конце концов он покачал головой:
— Итоты не насилуют. Они всегда дружелюбны и гостеприимны, но как только расслабишься...
— Бах! — завершил фразу Бонифасио Кабрера. — Верится с трудом.
— Молодому воину из племени купригери тоже трудно было в это поверить, — заметил косоглазый. — Теперь он — вождь итотов, — он весело рассмеялся и показал на покалеченную ногу канарца. — А хромых они хватают в первую очередь.
— Будь прокляты эти дикари!
— Не только дикари бывают содомитами, — спокойно ответил Луис де Торрес. — Такими были греки и римляне, а для некоторых арабов прекрасный юноша значит куда больше, чем красивейшая девушка. Даже несколько Римских Пап обладали такими склонностями, могу заверить.
— Попридержите язык, — предупредила его немка. — И за меньшее многие кончали на виселице.
— А многих сожгли за то, что говорили правду!
Неизвестно, действительно ли был правдой рассказ Якаре о племени итотов, населяющих широкую полосу земли между морем и хребтом Санта-Марта, но когда спустя три дня «Чудо» достигло красивейшей бухты, обрамленной высокими пальмами, им навстречу направились две большие пироги, полные туземцев, всю одежду которых составляла высушенная тыква, прикрывавшая пенис, а тела сплошь украшали и красивые черные татуировки. Держались они крайне миролюбиво, без всякого страха полезли на борт и стали зазывать путешественников в гости, заверяя, что окажут самый радушный прием.
— Я не сойду на берег, будь на мне даже латы до самых колен, — сварливо заявил Бонифасио Кабрера.
— Если то, что скрывается под этими тыквами, соответствующего размера, то помоги нам, Боже! — в ужасе воскликнул боцман.
Единогласный отказ путешественников принять любезное приглашение, казалось, нисколько не обидел местных жителей, как будто они были прекрасно осведомлены о своей славе. Больше они не стали настаивать, лишь долго разглядывали странный корабль и охотно отвечали на вопросы Якаре.
Из ответов туземцев стало ясно, что они не впервые встречают похожих на обезьян волосатых людей, поскольку некоторое время назад видели два корабля, а еще до них дошли известия, что среди пакабуев в глубине сельвы живет огромный ревун, способный говорить.
— Что за ревун? — тут же поинтересовалась донья Мариана Монтенегро.
— Обезьяна со звучным голосом и рыжей шерстью, — объяснил купригери.
— Сьенфуэгос?
— Возможно.
— И где живут эти пакабуи?
Разговорчивые и услужливые итоты поспешили заверить, что очень далеко, за высокими горами, вздымающимися вдали, и вызвались проводить гостей до территории дружественного племени буреде, обитающего к югу от территории пакабуев.
— А другого пути нет?
— Только через Великую реку, текущую за запад, — сообщили туземцы. — Но там прячутся «зеленые тени» болот, народ враждебный и негостеприимный.
— «Негостеприимный», видимо, означает, что они строго охраняют свои задницы, — буркнул хромой по-испански и повернулся к хозяйке. — Боюсь, сеньора, что проклятые содомиты пытаются просто нас заманить.
— Узнай об этой реке побольше, — попросила немка Якаре. — думаешь, это та самая река, о которой ты говорил?
Тот убежденно помотал головой.
— Великая река, что рождает моря, течет на восток, — уверенно ответил он. — А эта — на север. Я слышал о ней. Она намного меньше, но болота вокруг опасны.
— Опаснее, чем итоты?
— Это совсем другое! — засмеялся туземец.
Капитан Соленый, который уже давно чертил карту побережья, время от времени помечая на ней какие-то особо любопытные объекты, послушав рассказы туземцев, заявил, что эти горы, по всей видимости, представляют собой лишь часть поистине огромного хребта, возможно, делящего континент надвое.
— Если реки действительно столь многоводны, как уверяют эти люди, то хребет должен быть гигантским, — заметил Луис де Торрес.
Но он не мог и вообразить, что его предположения не отражали и доли реальности, поскольку еще не скоро испанцы узнают об истинных размерах того мира, который только начали покорять.
Возможно, знай он об этом, то отказался бы от столь рискованного предприятия, но, к счастью, именно незнание порой толкает нас к самым блестящим решениям, и на совете, проходившем в тот вечер в капитанской каюте, дон Луис де Торрес проголосовал за то, чтобы продолжить плавание, пока они не доберутся до устья большой реки, на которую они рано или поздно должны были наткнуться.
— Те, кого называют «зелеными тенями», злобны и коварны, — заметил он. — Но я надеюсь, что они по крайней мере не нападут на нас сзади.
На рассвете они снялись с якоря и распрощались с обманчиво гостеприимными итотами; среди них, кстати, они не заметили ни одной женщины, и это наводило на мысли о том, что рассказы Якаре вполне могут оказаться правдой.
— Когда я путешествовал к Великой реке, что рождает моря, — заверил Якаре, — мне рассказывали, что на ее берегах обитает племя женщин-воительниц, которые живут без мужчин.
— И как же они размножаются?
— Устраивают набеги и берут пленных, с которыми живут, пока не забеременеют. А потом превращают их в рабов или убивают.
— Надеюсь, что Сьенфуэгос с ними не столкнулся! — встревоженно воскликнула немка.
— А если и столкнулся, то он наверняка изловчился превратить их в добрых христианок, — засмеялся дон Луис де Торрес. — С него станется!
***
К счастью, Сьенфуэгос не встретил на своем пути ни женщин, ни мужчин, и теперь, когда кончились болота, большая река по-прежнему безучастно текла по необитаемой, как ему казалось земле. Было даже странно, почему здесь никто не живет, ведь земля была плодородна, и климат вполне благодатный — примерно такой же, как на территории пакабуев.
Ему не давала покоя мысль, почему туземцы предпочитают сидеть в болотах, кишащих кайманами и комарами, вместо того чтобы осваивать равнину, где бродят многочисленные стада вкусных оленей и агути, но так и не смог найти ответа на этот вопрос.
Так он плыл, не считая дней и лиг, постоянно оставаясь настороже, пока не разглядел вдали маленькую полуразрушенную хижину, притулившуюся на берегу ручья с кристально чистой водой.
Хижина, несомненно, указывала на присутствие людей, а потому он долго прятался в прибрежных кустах, опасаясь нарваться на вооруженных охотников, пока не убедился, что единственными живыми существами в этих местах были сгорбленная старуха и девочка не старше двенадцати лет. При виде незнакомца они нисколько не испугались, а наоборот — подошли к самому берегу, с интересом наблюдая, как он выходит из воды с поднятой в приветствии рукой.
— Доброе утро! — с улыбкой сказал он.
— Доброе утро! — ответила старуха. — А я уж начала бояться, что никто не придет.
Сьенфуэгос изучил ее, еще стоя по колено в воде, и наконец удивленно спросил:
— Вы что, живете одни?
— Уже много лет, — ответила та безучастно. — Уже много лет, но надеемся, что когда-нибудь боги простят нас.
Его пригласили войти в крошечную лачугу и поставили перед ним большую глиняную миску с кукурузной кашей и мясом, а девочка тем временем жарила на углях пойманных в реке рыбешек.
Его пригласили войти в крошечную лачугу и поставили перед ним большую глиняную миску с кукурузной кашей и мясом, а девочка тем временем жарила на углях пойманных в реке рыбешек.
Он проголодался и уже много дней мечтал о сытной и горячей пище, поэтому в первые минуты лишь уминал еду, наслаждаясь каждым кусочком. Самая простая пища казалась канарцу королевскими яствами. Немного насытившись, он с интересом посмотрел на старуху, которая, хотя и хрупкая на вид, держалась спокойно и уверенно.
— И чего вы на самом деле ждете?
— Чтобы исполнилось предсказание богов.
— А что они предсказали?
— Что мы отправимся к морю, где станем свидетельницами великих чудес. И думаю, ты должен нас туда доставить.
— А где находится море?
Старуха махнула рукой за спину.
— Там. Очень далеко.
Сьенфуэгос молчал, наслаждаясь сочной гуавой, которую ему предложила девочка. Он впился во фрукт зубами и обвел широким жестом окружающую местность.
— А где все остальные? — поинтересовался он.
— Их забрали.
— Кто?
— Те, кто живет в высоких горах на западе.
— И почему их забрали?
— Для них мы — просто дикари, почти что животные. Раньше они часто приходили, но теперь считают, что здесь уже никого не осталось, — ответила старуха и мотнула головой в сторону девочки. — Когда они являлись в последний раз, Арайя была грудным младенцем, а я болела.
— Она твоя внучка?
— Нет. Но теперь она мне больше, чем дочь.
— И что за люди живут в горах?
— Жестокие.
— Они носят одежду? — спросил канарец, припоминая, что об этом говорили Кимари и Аяпель, а после молчаливого кивка добавил: — А кожа у них желтая?
— Желтая? — удивилась старуха. — Нет. Вовсе не желтая. Но они носят прекрасные одежды, цветастые головные уборы, и у них могущественное оружие. И их так много! Больше, чем деревьев в лесу.
— Понятно, — сказал канарец. — Чего я не понимаю, так это почему им не нужны эти плодородные земли.
— Им не нужны соседи, — ответила она и надолго замолчала, а потом вдруг добавила: — Когда ты отведешь нас к морю?
— К морю? — рассеянно переспросил Сьенфуэгос. — Почему тебя так интересует море?
— Боги желают, чтобы мы туда отправились.
Она указала на девочку.
— Боги считают, что однажды она должна стать очень важной особой, будет много путешествовать и жить в каменном дворце. Арайя означает «Блуждающая звезда». Она родилась в тот год, когда по небу летела большая комета.
Канарец посмотрел на девчушку, которая сидела у его ног и неотрывно глядела на него огромными темными глазами, где, казалось, застыли миллионы вопросов.
— Ты в это веришь? — спросил девочку канарец. — Веришь, что однажды будешь жить в каменном дворце?
— Верю, — ответила она со странной мечтательностью и легким кивком. — Так предсказывают боги.
— Ну ладно, — развеселился канарец. — В таком случае надеюсь, ты напомнишь богам, что именно я вытащил тебя отсюда. Когда хотите отправиться в путь?
— Прямо сейчас.
— Сейчас? — удивился Сьенфуэгос. — Вот прямо так? Без подготовки?
— Всё готово, — ответила старуха. — Мы давно уже всё подготовили.
Из дальнего угла лачуги они достали две большие корзины, полные разной снеди, и взвалили их себе на спины, закрепив спереди кожаными ремнями, несмотря на все протесты Сьенфуэгоса, заявившего, что сам понесет провизию. Женщины ответили, что это исключительно женская обязанность, а его задача — найти дорогу к морю.
Старуха отзывалась на короткое имя Ку, что на аравакском диалекте означает просто «старая». Тем не менее, шла она уверенно и легко, хотя и тащила груз немногим меньше собственного веса. А девочка, казалось, и вовсе шла налегке, перепрыгивая через камни и кусты, как будто на прогулке.
— Море вон там, — повторила старуха, указывая на северо-восток. — Я его никогда не видела, но знаю, что оно там, потому что молодые воины всегда приносили оттуда в подарок невестам панцири морских черепах, — она улыбнулась, показав два гнилых зуба. — У меня было целых три таких панциря, потому что я была замужем трижды.
— Но почему даже воины не могут сбежать от тех врагов с гор?
— Они сбегали. Но когда увидели, что их жен и детей уводят, то предпочли разделить с ними судьбу, а не оставаться здесь в одиночестве.
— И их не убивают?
— Нет. Тех, кто не сопротивляется, не убивают. Просто уводят.
— Как рабов?
— Что такое раб?
— Тот, кто работает на хозяина, не имея никаких прав.
Ку остановилась и посмотрела на него с удивлением, а затем горько усмехнулась и ответила:
— Нет, то, о чем ты говоришь — это не раб. Это жена. Быть может, люди с гор и заставляют работать пленных воинов, но они не используют их как женщин. Во всяком случае, я о таком не слышала, — добавила она, чуть задумавшись.
Сьенфуэгос искренне восхищался старухой, обнаружившей столь неожиданную для ее возраста выносливость и силу духа, а девочка будила в его душе какое-то странное волнение, казалась поистине неземным созданием. Хрупкая, как цветок, она в то же время обладала удивительной твердостью, как человек, непоколебимо уверенный в своем предназначении.
Она была убеждена, что сами боги — кстати, что это за боги? — предрекли ей великое будущее, и первый к нему шаг — добраться до моря. Сейчас ее путешествие только началось, и Арайя наслаждалась прелестью чудесного утра, преисполненная самых радостных ожиданий.
Пейзаж по-прежнему радовал глаз. Слева, далеко на северо-восток, простиралась широкая равнина, а справа, еще дальше, маячила темная линия густой сельвы, протянувшаяся вдоль широкой реки, по которой приплыл канарец.
— Расскажи мне о народе, живущем в горах, — попросил Сьенфуэгос во время очередного долгого привала. Они частенько останавливались, поскольку никуда не торопились. — Что еще ты о нем знаешь?
— Не так много, — честно ответила она. — Они живут очень далеко, но воины постоянно приходят сюда, и никто не в силах их остановить. Одни называют их кечуа, другие — темнокожими; они малы ростом, но при этом очень сильны и разговаривают на непонятном языке. Говорят, что у них только один король, сын солнца, который правит всей империей, и он — самый могучий воин, самый быстрый бегун среди всех, и никто не может его превзойти. Вот и всё, что я знаю, — с этими словами она беспомощно развела руками.
— А каким был твой народ?
— Очень красивым и мирным. Хотя с одной стороны нас теснили эти болотные предатели, «зеленые тени», а с другой — проклятые кечуа. У нас было три вождя, сыновья одного отца, и они никогда не ссорились. А вот четвертый брат попытался посеять рознь, поэтому его обрекли на голодную смерть, привязав к дереву. Я до сих пор помню, как он умолял каждого прохожего дать ему немножко еды, — тут она сделала долгую паузу и, покосившись на девочку, собиравшую ягоды в отдалении, произнесла очень тихо, чтобы та не услышала: — Арайя — его дочь, но она об этом не знает. Она родилась, когда его уже не было в живых.
— А кому боги сообщили, что она станет важной персоной? — поинтересовался Сьенфуэгос.
— Мне.
— Но как?
— Той ночью, когда я нашла ее, она была такой слабой, что я уж было подумала бросить ее умирать, но боги велели мне бороться за ее жизнь, потому что однажды пришлют великого воина, и он отведет ее навстречу судьбе.
Голос ее прозвучал настолько уверенно, что Сьенфуэгос не сомневался: добрая женщина искренне убеждена, что ее и в самом деле посетило видение, которому по какой-то странной причине суждено сбыться. Поэтому он решил не продолжать эту тему, оставив Ку в счастливой убежденности, что она действительно пользуется особым расположением богов.
Это были, конечно, вовсе не Акар и Мусо, постоянно враждующие между собой, которым поклонялись пакабуи. Скорее какие-то бестелесные существа, способные воплощаться в растениях, животных и даже неодушевленных предметах, на собственный выбор.
Поэтому, например, на оленей, водившихся вокруг в изобилии и настолько ручных, что их даже можно было погладить, не только запрещалось охотиться, но полагалось почтительно кланяться при встрече с ними, ибо олени чаще других существ становились воплощением своенравных богов.
То же относилось и к речным выдрам, и даже к некоторым пумам и ягуарам, а проходя мимо табебуйи, дерева с желтыми цветами, полагалось молча ступать на цыпочках, чтобы не разбудить дремлющих в ее ветвях богов.
— Беда с нашими богами! — горько сетовала Ку. — Они всегда были слишком слабыми и, как мы ни умоляли, никогда не могли защитить от врагов. Слишком много времени они тратят на всякие глупости.
— И ты все равно веришь в их слова?
— Если они недостаточно сильны, это еще не значит, что лишены мудрости, — твердо ответила старуха. — Они уже давно предупреждали, что кечуа заставят нас покинуть свою землю... — она ненадолго замолчала. — И вот теперь мы с Арайей — последние из нашего племени.