Юлия улыбнулась ему на прощание, оставила номер своего сотового телефона и, сдав анализы, умчалась прочь из Москвы. В Чивереве зеленела молодая листва, буйно цвели черемуха и сирень, по ночам заливались соловьи. Она составила график и смету земляных работ, но решила ничего не начинать до получения результатов анализов и окончательного диагноза доктора Гены. Ожидание не тяготило. По утрам она чувствовала слабость, ей хотелось подольше остаться в постели, и втайне она была рада представившейся возможности побездельничать.
В середине июня стояли жаркие дни, но по ночам было прохладно, от воды тянуло сыростью. На неделю приехала Ксюша, чтобы подготовиться к очередному выпускному экзамену. Павел обещал быть на выходные. В пятницу Юлия поздно закончила готовить на кухне. Она испекла к Пашкиному приезду его любимый рыбный пирог из пышного дрожжевого теста. Сил у нее было мало, она теперь быстро уставала, поэтому прокопалась долго и лишь к полуночи поднялась к себе наверх. Перед тем как лечь в постель, она вышла на веранду, вдохнула полной грудью запахи ночного поля и леса, да так и не заметила, как, завороженная летней ночью, осталась сидеть в кресле. Перед их домом, у воды, неистово квакали лягушки. В перерывах, когда наступала тишина, был слышен глухой лай собак в деревне.
Сотовый телефон она не выключала на ночь просто так, на всякий случай, – ей теперь редко звонили и члены семьи, и знакомые. Но в этот раз ночную тишину неожиданно разорвал звонок. Юлия посмотрела на часы: почти час. Кому не спится? Она нажала кнопку и поспешила войти в спальню, чтобы разговор не разнесся по сонной тишине поселка. Наверное, это Пашка. Потерял счет времени, заработался.
– Алло, Юля, это говорит Геннадий Егоров. Ты не спишь?
– Ну, как тебе сказать. Не сплю, но собираюсь отойти ко сну. Ты откуда звонишь? У тебя что-то случилось?
– Случилось. И не у меня, а у тебя. Если можешь, приезжай ко мне сейчас. Я дежурю в клинике.
– Да ты знаешь, где я? Я в Чивереве! За Окружной! За городом!
– Юля, только спокойно. Мне срочно нужно с тобой поговорить. До утра откладывать нельзя. Срочно, понимаешь? Тем более что завтра выходные. Приезжай! Это же недалеко. Я договорюсь с дежурными и буду ждать тебя внизу, в приемном покое. Как подъедешь, позвони мне на мобильный. Все. До встречи.
– Гена, ты что, это какая-то авантюра! Подожди...
Но он ее уже не слышал. В трубке звучали короткие гудки.
Она давно знала этого человека. Он никогда – по крайней мере, на ее памяти – не говорил и не делал глупостей. Надо было ехать. В конце концов, она уже отдохнула, силы ее восстановились. Спать совсем не хочется. Раз надо – значит, надо...
Юлия попыталась сообразить, хватит ли ей бензина. Впрочем, теперь по всей дороге есть круглосуточные заправки, проблем нет. Она натянула новые светлые джинсы, футболку, кроссовки – так будет удобнее шататься в ночи. Вынула из ушей серьги, сняла кольцо. Сложила аккуратно все в шкатулку. Нужно еще проверить пистолет, и все будет как в кино, – она пыталась шутить сама с собой, но на самом деле ей было не до смеха. После разговора с Геннадием противная тревога как змея заползла и угнездилась в ее душе. Она перебирала в уме все возможные несчастья: мать на месте, в своей комнате, Ксюша спит тоже здесь, Пашка – знаю, где... Может быть, что-то с Алексеем? Но по телефону Гена все равно ничего не скажет. Черт бы побрал его врачебную этику! Ехать, скорее ехать в Москву.
Юлия быстро добралась по пустому шоссе до центра столицы, до старой Генкиной клиники. Позвонила еще по дороге, проезжая мимо Кремля. Она чувствовала, что это еще не паника, но все же она очень волнуется, и каждая минута ожидания будет стоить ей мириад нервных клеток.
Когда Юлия притормозила у ворот клиники, Геннадий уже ждал ее, нервно попыхивая сигаретой. Вот это номер, он же не курит!
Он открыл дверцу ее машины, помог выйти и, ни слова не говоря, провел в двери с надписью «Приемный покой». В большой комнате никого не было. Он усадил ее на стул, сам сел напротив за столом и только тогда начал:
– Юлия, только спокойно. Пришли результаты твоих анализов. Их надо проверить еще раз, только тогда можно будет говорить об окончательном результате. Но, по предварительным прикидкам, у тебя очень плохая болезнь.
– Какая? Нервная?
– Нет, не нервная, но очень неприятная, инфекционная, лекарство против которой еще не изобрели. Она плохо лечится.
– Говори же, Гена, не тяни. Я готова услышать все.
– Юлечка, я сам не могу поверить, надо сделать контрольные анализы. По тем анализам, которые ты сдала у нас, – у тебя ВИЧ-инфекция. В будущем это может развиться в СПИД.
– ВИЧ-инфекция! Но этого не может быть!
– Давай не будем паниковать. Скажи мне не как старому другу, а как врачу: какие половые контакты у тебя были в течение последнего года? Вспомни и назови все. Сосредоточься.
– Это просто. С начала половой жизни, с самой юности и до конца декабря 1999-го – только с мужем. В середине января 2000-го был один контакт на Антильских островах. Но я предохранялась. Потом и по настоящее время – вообще никаких... Гена, это безумие. Не может этого быть!
– Юля, сдашь анализы еще раз. Но, к сожалению, специальная лаборатория редко ошибается. Ошибка маловероятна. Да, Алексея надо проверить обязательно.
– Это его дело. Надо – пусть проверяется. Мы в большой ссоре с ним, Гена. Между нами ничего не было с Нового года.
– Хорошо, теперь еще раз. Давай по порядку. Расскажи мне про историю на островах.
Юлия молчала, пытаясь сосредоточиться. От волнения, от неожиданности и ужаса она едва могла говорить.
– Это было мое первое и последнее любовное приключение. Выходит, только тогда это и могло случиться...
– Ты знаешь, как зовут этого человека? Его адрес?
– Русский, живет и работает гидом на острове Сен-Бартельми, это самый модный и дорогой курорт Антильских островов. Зовут... Его зовут Питер Питерсон. Так он, по крайней мере, назвался. Документов его я не видела. Но мы предохранялись!
– Юлия, мы же взрослые люди! Если бы ты предохранялась, то не была бы инфицирована. Попробуй восстановить в памяти все, до мелочей.
– Это был очень жаркий день. Я сильно волновалась – понимаешь, я же никогда... – Увидев, что она запнулась, Геннадий понимающе кивнул, словно прося продолжать, и в глазах его она увидела мелькнувшую жалость. – В его номере я упала в обморок. Когда очнулась, он мне уже сделал укол. Что-то сердечное.
– Какое сердечное? Если ты упала в обморок, то зачем тебе сердечное?
– Из-за обморока я плохо помню детали.
– Вспомни, хотя... теперь это уже не имеет большого значения. Похоже, источник заражения мы с тобой уже установили. Понимаешь, твои симптомы – потеря веса, слабость, головокружение – это все подтверждение диагноза.
– Так. Скажи мне честно, Гена, сколько мне осталось жить? Месяц? Полгода? Год?
– Да не торопись, не гони меня. – Он затянулся сигаретой и произнес профессионально-бесстрастным тоном: – Рассказываю. Болезнь победить, излечить полностью невозможно. Можно облегчить твое состояние. Можно снять симптомы. Но всегда возможно ухудшение, и никто тебе ничего не скажет наперед. Вирус этот постоянно изменяется, на одного человека он действует так, на другого – иначе. В таком состоянии, как сейчас, при активно развивающейся фармацевтике сможешь жить достаточно долго.
– Я могла заразить детей?
– Нет, не могла. Бытовым способом – через посуду, белье, поцелуй – ВИЧ не передается. Только через половые сношения и через кровь. Но на всякий случай членам семьи тоже надо провериться.
– О, какой кошмар! Гена, я тебе не вру, я не могла заразиться от Питера. Он пользовался презервативом. Тот не порвался.
– Ну и дела, Юля, с тобой не соскучишься... Но теперь для тебя главное – беречь себя. Неизвестно, как будет развиваться болезнь. Она коварная, может принять разные формы, и все дальнейшее непредсказуемо. Говорю тебе это прямо, потому как ты у нас девушка сильная. А заразить другого человека ты можешь только через половые контакты или кровь. Семье можешь говорить или нет – это уж как сочтешь нужным.
– А знакомым я обязана сказать? А остальным? Всем, с кем я общаюсь? Извини, я плохо соображаю.
– Не советую. Слабое здоровье у нас у каждого третьего. Будешь говорить: «Болею», и все. А уж чем – это никого, кроме тебя и твоей семьи, не касается. Сама ведь знаешь, у нас общество дикое, жестокое.
– Да плевать мне на общество! Ты же знаешь, меня кроме семьи и близких друзей смолоду и почти до сих пор ничего не интересовало. Ты, наверное, смеешься надо мной, не веришь, но я действительно первый раз на Антилах пошла на контакт с другим мужчиной. И то только потому, что Алексей... впрочем, неважно. Господи, что же мне теперь делать?
– Юля, ты сильный и разумный человек. Ты можешь рассчитывать на меня как на друга и как на врача. Я тебя познакомлю с хорошими специалистами. С лучшими, какие только есть в нашей стране, да и не только в нашей. Мой совет тебе – до получения результатов повторных анализов никому ничего не говори! Не переутомляйся, не нервничай, хлопочи поменьше. Хорошо?
Они не заметили, как проговорили до утра, всю короткую июньскую ночь. Юлия вышла за ворота клиники, когда уже сияло солнце. Было семь часов утра. Она села за руль своего синего джипа и подумала, что скоро вполне может потерять способность управлять машиной, да и просто ходить, видеть, слышать, соображать... Она, Юлия Земцова, будет инвалидом, а может быть, умрет в больнице – одна, в страшных мучениях, презираемая своей семьей. «Ты справедлив и милостив, господи, – подумала она. – Я не должна была этого делать. За грехи я получила наказание. Это моя вина, господи, моя... Но почему наказана только я?! А Алексей?»
Была суббота. Ранние дачники на стареньких и новеньких автомобилях уже устремились к своим огородам. По центральным улицам одна за другой медленно шли поливальные машины. На тротуарах взмахивали метлами московские дворники.
Юлия замечала все это, почти не осознавая. Горе придавило ее тяжелой, неподъемной плитой. Она не помнила, как приехала в Чиверево. Ксюша и мать еще спали. Юлия поставила машину около дома, чтобы не шуметь, и поднялась в свою комнату. Сна не было ни в одном глазу. Она быстро разделась, встала под душ, взяла самую жесткую мочалку и растерлась до красноты. Она понимала, что этот ужас не смыть, не оттереть – даже вместе с кожей не содрать эту заразу. Она внутри, в ее крови, в самом основании ее клеток. Никакой самый душистый гель не сделает ее чистой, прежней... Ей было жалко себя и страшно, и не было даже слабой веры в ошибку лаборантов. Она просто отупела от ужаса.
В понедельник она сдала повторные анализы и замерла, затаилась, делая только самое необходимое. Большую часть времени, насколько это было возможно, она проводила в одиночестве, копаясь в земле на участке, гуляя в лесу или просто лежа в кровати и тупо переключая телевизионные программы пультом. Юлия думала о своей жизни, о возможных ее вариантах, обо всем, не случившемся с ней. В молодости она была талантливым человеком и могла бы действительно сделать карьеру. Она умела и любила учиться, узнавать новое, совершенствовать старое, но предпочла карьеру жены и матери, о чем раньше никогда не жалела. Но теперь...
Она безумно любила своих детей. Теперь они неудачники – по крайней мере, с ее точки зрения. Она преданно любила своего мужа – теперь он не может смотреть на нее без раздражения. Что случилось? Дело в ней или в окружающем мире? Единственный раз она пережила сомнительное приключение – и вот результат. Причем чудовищный, невероятный. Миллионы людей во всем мире изменяли и изменяют своим мужьям и женам, и лишь ничтожно малая доля прелюбодеев так жестоко наказана. И она оказалась среди этой малой доли.
Да, жизнь сыграла с ней злую шутку. Ей есть о чем задуматься. Последний год она работала не покладая рук. Но теперь она знает одно: не может более тратить силы и время, которых у нее осталось так мало, на других людей, которые, похоже, паразитируют на ее доброте и энергии.
Она приехала к доктору Гене через пятнадцать дней. Он уже договорился о консультации у специалистов в знаменитой больнице на Соколиной Горе. Геннадий Егоров оказался настоящим другом. По ее просьбе он позвонил Алексею и поставил в известность о ее диагнозе. Тот немедленно примчался на проверку, на анализы, привез с собой Светлану. Проверили детей, первоначально не объясняя им причины столь пристального внимания к их здоровью. Все в семье, кроме Юлии, оказались здоровы. Это было уже счастье. Ее личное, маленькое счастье, тайный подарок судьбы.
Горе настолько подкосило ее, что она перестала думать о том, как отнесутся к ее болезни члены семьи. Мужу, хоть и бывшему, сказать она была обязана, детям и всем прочим – как сочтет нужным. Так сказал доктор Гена, и Юлия считала, что он прав... Но ей и не пришлось ничего говорить самой. Все разгласил Алексей. Он сообщил о ее диагнозе, даже с некоторым злорадством, забывая о приличиях, всем членам семьи – детям, ее матери, дальним и близким родственникам, затем друзьям и своим коллегам... Последнее время он и без того произносил много речей, обвиняющих ее во всех смертных грехах. Но тут начался просто настоящий праздник на его улице.
– А я так и думал, что этим закончится! – вещал он с видом оскорбленной добродетели громовым голосом на весь дом, примчавшись вечером в пятницу в Чиверево. – Вот кем оказалась ваша мать! Теперь у всех наконец раскроются глаза – все узнают, что она такое! Тихоня! Интеллигентка! Ее все любят, все ею восхищаются – она такая умная, такая работящая, у нее такой ум, такой стиль, такой вкус... Вот вам всем – получайте! Эту болезнь цепляют только наркоманы и уличные девки – она показала, на что способна!
Юлии было уже безразлично его мнение, но все-таки он сумел сделать ей еще больнее. Когда он начал с порога свою гневную, обличительную речь, она повернулась и ушла к себе наверх. Она собиралась обсудить с ним дальнейшие планы их разъезда, раздела имущества и в конце концов развода, необходимость в котором стала уже насущной. Но как можно разговаривать с человеком, который так откровенно радуется ее беде?! На это у нее не было сил.
Днем она решила уехать ночевать в Москву. Юлия давно продумала этот шаг. Упаковала и взяла с собой документы, деньги, драгоценности и немногое из одежды, что пригодится ей в ближайшие дни. Получилось всего два чемодана. Предупредила, что, может быть, заедет за вещами в их московскую квартиру через несколько дней. Дети отчужденно молчали. Мария Михайловна не вышла из своей комнаты. Алексей, сидя в гостиной, уставился в громко орущий телевизор и даже не повернулся в ее сторону, когда она спускалась к выходу. И только Павел молча помог ей загрузить чемоданы в машину.
Юлия сняла номер в гостинице «Украина» и позвонила оттуда Рудакам. Федор был дома один и сразу примчался на ее зов. Ей очень, очень нужно было поговорить с кем-нибудь из своих старых друзей.
– Юлька, дорогая, скажи, ради бога, что случилось? Твой муж всем знакомым такое несет... – начал он уже с порога. И, увидев ее изможденное лицо, похудевшую фигуру, мгновенно осознав, что это правда, неуверенно остановился в дверях.
– Да проходи, проходи, – с трудом улыбнулась ему Юлия. – У меня не чума, не проказа, я не заразная на расстоянии. Садись, только угощать тебя ничем не буду. А то умрешь от подозрений.
– Да ладно, я не впечатлительный. Зараза к заразе не липнет.
– К заразе не липнет, а ко мне прилипла. Вот такие, Федор, дела.
– Так это правда? Неужели, Юля? Ну если так, то скажи, какие прогнозы? Чем я могу тебе помочь? Деньги у тебя есть? Клиника? Санаторий?
– Да это все организуем. Уже помогают. Про деньги сейчас не знаю – вроде пока есть, – вяло сообщила она.
– Ну так чем все же я могу тебе помочь? Просто так, потрепаться, ты бы меня не вызвала, а нашла бы кого-нибудь помоложе и побогаче.
– Да ладно тебе шутить, время шуток для нас прошло. Мне, Федя, нужен хороший адвокат по гражданским делам. Лучше – мужеского пола. Решительный и не из пугливых. Да, и чтобы не болтал лишнего, работал быстро. Времени у меня мало.
– Хорошо, найдем. Знаю одного человека. Работает быстро, четко, дело знает, но берет дорого. Оплата почасовая. Я с ним переговорю и тебе сообщу. Где ты планируешь теперь жить?
– Этого не знаю, но сотовый всегда со мной. Звони в любое время... – Она немного поколебалась, прежде чем задать еще один вопрос, но в конце концов решила, что хуже от ответа на него ей уже не будет. – В офисе Алексей поделился своим везением со всеми, так я понимаю?
– Ну, в офисе мы с ним на разных уровнях, а вот в бане – да, поделился. Вы бы все равно развелись, Юля. Его страшно заносит последнее время, я не говорил тебе раньше просто потому, что не хотел тебя расстраивать. Он уже давно строит планы развода. Хотел нанять мужика, который сыграл бы роль твоего любовника, он бы вас застукал, устроил показательный развод... и тому подобная дурь. А тут – ты сама ему поднесла такой подарок, можно сказать. – И Федор замотал головой. Его обычно веселое лицо было грустным. – Он теперь в глазах общественности – страдалец, жертва коварного обмана, он тебя боготворил все двадцать лет, а ты... Его никто раньше не понимал, дамская часть резко не одобряла его интрижку со Светкой. Она же девка ранняя, да наглая. А теперь он – герой, у него такое оправдание... Весь наш женский персонал в себя прийти не может. Да и я, честно говоря, тоже.
– Ну, я вижу, ты завидуешь его славе.
– Господи, и как тебя только угораздило?.. Прости, конечно, – сообразив, что именно он спрашивает, Федор смутился, но выражение его глаз так и осталось болезненно-любопытным.
– Федор, милый, если бы я знала, я бы поделилась с тобой опытом, чтобы ты так не делал, – по старой дружбе, конечно. А так, хочешь верь, хочешь не верь – но я не знаю. Со мной этого не должно было случиться.
– Юлечка, знай, ты для меня всегда была ангелом. Такой и останешься.
– Падший у тебя ангелок получается, – усмехнулась Юлия. – Не боишься, Федор, дружить с падшими?