Наступила полночь. Зашипели и засверкали огни фейерверка. На плечи Юлии лег ее любимый норковый жакет. Заботливые руки Алексея. Они стояли молча, пока выстреливали и взлетали, крутясь и распадаясь на мелкие звезды, огни фейерверка. В наступившей затем непроглядной темноте они вместе со всей публикой вернулись в зал. Подали шампанское. Довольные дети присоединились к ним уже за столом. Праздник, знакомства превзошли все их московские ожидания, и они решили остаться на балу и танцевать до утра. Молчание родителей не бросилось им в глаза.
А Юлию сейчас волновало только одно. Как ей вести себя с ним – затаиться и наблюдать? Это вариант, но она не сможет. Поговорить прямо сейчас? Она устала и не сумеет сдержать эмоции, сорвется, наговорит глупостей... Подошла всезнающая Тамара Рудак. Юлия тряхнула головой, отгоняя мысли, и спокойно взглянула на приятельницу в упор.
– Ты что, красотка, уже скисла? Бледная, невеселая... – начала та, внимательно посмотрев на Юлию.
– А где Федор, почему его не слышно сегодня? – мгновенно перевела разговор на другую тему Юлия, сделав вид, что не обратила внимания на вопрос. Смешливый Федор, мастер изображать друзей в лицах, обычно был самым шумным в компании, громко рассказывал анекдоты, байки, казусы из своей богатой биографии. Юлия спросила о Федоре автоматически, поскольку знала, что Тамара гордится артистизмом и светскостью мужа.
– Да он что-то сегодня все больше молчит. Грустит. В замке ему неуютно.
– Ну, с тобой не погрустишь. Хотя и ты сегодня что-то невеселая... Где твоя феерическая энергия?
– Феерического во мне ничего не осталось. Батарейки подсели.
– Не прибедняйся, Тамара, у тебя не батарейки, а целая электростанция, ты у нас гигант.
Юлия щебетала все эти банальности как-то машинально, думая о своем, и вдруг ощутила сильное желание расспросить Тамару, выведать, что она знает о романе Алексея. Чисто по-женски приятельница должна ее понять... Интересно бы знать, а Федор Томке тоже изменяет? В молодости он был большой специалист по дамской части... Перестань, одернула себя Юлия, упрекая за неуместное любопытство. Она ведь никогда раньше не интересовалась альковными тайнами друзей.
Может быть, приятельница сумеет подсказать, кто мог послать ей эти фото? И кстати, не могла ли это сделать сама Тамара? Она всегда испытывала некоторую зависть. Но способна ли она на подлость? Возможно ли это? Господи, как все запуталось!.. И кому только понадобилось разрушать их семью?
Юлия оглядела стол русской команды. Кто из них подослал официанта? Спросить у самого посыльного? Но она не запомнила его лица, только белый фрак, и к тому же ему наверняка заплатили за молчание. Да и, в общем, какая ей разница, какой негодяй открыл ей глаза? Главное – факты налицо. Боже мой, адюльтер Алексея – состоявшийся факт... Разве сможет она жить в этом кошмаре?
Юлия не раз слышала истории о том, как мужья ее подруг и знакомых, ошалев от денег и вседозволенности, потеряли всякое приличие. Почему же она считала, что это обойдет ее семью? «Лучшая семья на свете»... Была лучшая до сих пор. Вот тебе и Миллениум, и новогодняя ночь, к которой она так готовилась и которую так ждала...
Наконец, почувствовав, что не может больше выносить этого молчания, бездействия, этих веселящихся вокруг людей, она, сославшись на усталость и головную боль, попросила Алексея проводить ее в отель. Весь остаток вечера она была как в тумане. Голова действительно заболела, словно стянутая обручем. Может, в отеле сразу лечь спать и ни о чем не говорить? Может, вообще не обсуждать ничего? Как будет, так и будет. Ведь не сама измена разрушает их брак, а осведомленность об этой измене... Прикинуться, что она по-прежнему ничего не знает? Нет, ни за что! Брак и дом должны быть чистыми. До сих пор она считала, что они честны друг перед другом. Так должно быть и впредь.
Пустынная гостиница встретила их спокойствием и тишиной – большинство постояльцев все еще веселились в замке. Шаги тонули в мягких коврах. В их номере стояли свежие цветы и маленькая елочка. Юлия зажгла на деревце яркие огоньки и села в кресло рядом с овальным столом, расправив пышные юбки и шлейф.
– Алеш, давай выпьем что-нибудь вдвоем и поговорим. Мне надо тебе кое-что показать. – Сердце ее сжалось. Появилась глупая детская надежда, что все это – дурной сон.
Муж кивнул. Лицо его было усталым.
– Тебе шампанского или коньяка?
– Да нет, пожалуй, вина. Что там у нас, белого нет?
– Какая же французская гостиница, пусть даже четырехзвездочная, может быть без белого вина?
Он легко приоткрыл дверцу бара, откупорил изящную бутылочку и протянул ей наполненный бокал. Юлия вся собралась, как перед прыжком в бездну. Сейчас – или никогда...
– Леша, вот посмотри, пожалуйста. – И она протянула мужу конверт. Тот вынул фотографии и присвистнул:
– Вот это да! Откуда это у тебя?
– Новогодний подарок. Честно говоря, я хотела у тебя спросить – откуда. И что все это значит?
– Ну, что это может значить, ты, я думаю, легко догадалась – не маленькая. – Голос Алексея был вполне спокоен, будничен, и это резануло ее больше всего. Боже мой, не закричал, не смутился, не вспылил... Деловит и разумен. А муж тем временем продолжал: – Неужели ты до сих пор не знала? Всем известно об этой интрижке уже давно. Подумаешь, делов-то!
Юлия обмерла, ослабев от новой волны обиды. Слезы навернулись на глаза, комок застрял в горле. «Только не рыдать, – тупо повторяла она про себя. – Это совсем глупо. Не рыдать, не показывать, как мне больно». Она едва сумела заставить себя выговорить:
– Не знала, Алешенька, представь себе. Я ничего этого не знала, жила себе спокойно, ни о чем не ведая.
– Ну, теперь знаешь. – Его интонация по-прежнему была безучастной и странно холодной.
– Прости, но ты считаешь, это в порядке вещей? Это нормально, когда муж изменяет жене?
– Это совсем другое. Ты моя жена, я люблю только тебя и не собираюсь что-либо менять в своей жизни.
– Любишь меня? А спишь с другой? Но как это может быть? У меня это не укладывается в голове.
– Послушай, солнце мое, ты забыла, что я – мужчина? А мужчинам нужны страсти, погоня и охота. Ты об этом когда-нибудь слышала? – Алексей говорил с досадой и, как казалось ей, со снисхождением, неожиданным, странным для прежнего Алексея, каким она его всегда знала.
– Откуда я могла такое услышать? Я, знаешь ли, все больше дома, по хозяйству, у меня муж, дети, стройки... – Она попыталась добавить в свой голос язвительности, но не выдержала, сорвалась, замолчала. И, отвернувшись в сторону, уставилась на совсем не нужный ей бокал с белым вином.
Что ж, вот и все. Разговор состоялся. Ей вполне недвусмысленно предлагают роль жены при наличии любовницы. А на что она, собственно, рассчитывала? Вспомнилась глупая фраза из какой-то студенческой дали: «жена не стенка, может и подвинуться». А она-то всегда считала, что она и жена, и любовница, и друг для своего мужа. Надеялась заменить ему всех женщин на свете...
– Не дури, Юлия, не пытайся выглядеть глупой, невинной девочкой, – между тем увещевал ее Алексей. – Идеализм на четвертом десятке тебя совсем не украшает. Не будь смешной. Все так делают. Нельзя же, матушка, быть такой наивной!
Она не могла больше продолжать этот разговор.
– Я хочу спать, Алеша. Выйди, пожалуйста, я разденусь.
Он опешил:
– Ты что, спятила?
– Да, спятила. Имею право как недалекая и наивная женщина. Иди погуляй, – почти приказала она.
На языке ее вертелись обидные слова – о, как много она могла бы сейчас ему сказать! – но Юлия все же сдержалась. Молча отвернулась к зеркалу, принялась разбирать роскошную старинную прическу, на которую потратила столько вдохновения, выдумки, сил. Алексей недоуменно взглянул на нее и вышел, раздраженно хлопнув дверью.
Она сняла свое шикарное, такое глупое и ненужное, как оказалось, платье, тщательно сложила его и упаковала в чемодан. «Теперь оно мне долго не пригодится, – пронеслось в голове. – Какая же я дура... Нет, сейчас ничего решать нельзя, надо выспаться». Она быстро приняла теплый душ и нырнула в холодную гостиничную постель.
Юлия любила первые дни нового года больше самих праздников. Хлопоты позади, можно расслабиться. Она всегда испытывала какое-то облегчение, когда наступало первое и особенно второе января. Первого января был еще праздник, надо было в чем-то участвовать, чему-то соответствовать. А второго и далее, до православного Рождества, можно было наслаждаться будничной снежной тишиной, теплотой семейного несуетного общения, любовью близких... И такой покой давали только первые январские дни.
Но в этот раз, проснувшись новогодним утром, она увидела спящего рядом мужа, вспомнила вчерашние события, и сердце у нее сжалось от тоски и обиды. Нет, только не хныкать, она не даст никому – даже Лешке с его дылдой – испортить себе жизнь. Юлия тихо вынула из шкафа лыжные брюки и куртку, оделась, стараясь не шуметь, и, заглянув к детям, выскользнула из номера.
Но в этот раз, проснувшись новогодним утром, она увидела спящего рядом мужа, вспомнила вчерашние события, и сердце у нее сжалось от тоски и обиды. Нет, только не хныкать, она не даст никому – даже Лешке с его дылдой – испортить себе жизнь. Юлия тихо вынула из шкафа лыжные брюки и куртку, оделась, стараясь не шуметь, и, заглянув к детям, выскользнула из номера.
Они спали сном праведников, ее ангелочки. Посмотрев на нежную растительность на лице сына, на спящую розовощекую Ксюшу, Юлия подумала, что только в молодости можно так крепко спать, ни о чем не беспокоясь. Неужели ее Пашка, ее мальчик тоже когда-нибудь заставит так страдать женщину? А беленькая хорошенькая Ксюша будет убиваться, как и ее мать, от горя и обиды на мужа-обманщика? Нет, господи, пусть минует их чаша сия!
Юлия вышла на мокрую улицу тихого Амбуаза. На голых деревьях грустно качались гирлянды выключенных лампочек. В утреннем свете город выглядел буднично и неприкаянно сиротливо. Ветер шевелил гору мусора на углу, не убранную со вчерашнего дня. А у французских мусорщиков тоже праздник, как и у наших, решила Юлия. Интересно, как живут люди в этом городке? Как повела бы себя француженка в такой ситуации? Можно только по анекдотам судить. А если серьезно, то это зависит от индивидуальности, а не от национальности. Кто-то окаменел бы с горя, как она вчера, а кто-то стал бы действовать, защищаться, разрабатывать варианты новой жизни. У французов к тому же все завязано на собственности. А она – разве у нее нет собственности? Надо спокойно сесть и все взвесить.
Варианты могут быть разные. От жизни, в которой ничего не изменится, до развода, полного разрыва, существования в разных домах. Могут быть и промежуточные стадии. С кем-то надо посоветоваться. «Как приеду, сразу же пойду к адвокату. Пусть проконсультирует...» Эта мысль немного успокоила ее. Правда, поездка на острова ей теперь совсем некстати... Кто бы мог подумать, что вот она ходит по старинному французскому городу и размышляет о том, что ей некстати поездка на острова в Карибском море!
Так. Какие же у них ближайшие планы?
Сегодня они возвращаются из Амбуаза в Париж, а там еще целых пять дней будут ходить в рестораны, в театры, в гости. Отказаться? Ну нет! Надо же «выгулять» новое красное платье. Нельзя, чтобы такая красота пропадала. К Юлии постепенно возвращался ее боевой дух, и она уже с удовольствием думала о парижской опере и о встрече с друзьями.
А Алексей, что делать с ним? Прежде всего, решила Юля, все просчитать. Насколько он от нее зависит? Насколько она от него зависит? Что с финансами?.. Но это все потом. А пока, сказала она себе, не думай ни о чем. Наслаждайся Францией и не расстраивай детей. Они тут ни при чем. В конце концов, это подлость только по отношению к ней, а не к детям, и она не имеет права лишать их отца.
Незаметно для себя Юлия дошла до моста через реку. Город кончился, вокруг простирались холмы, вдали над рекой Луарой возвышался замок. Без снега не верилось, что это первое января, ничего новогоднего не было в природе... Она постояла над рекой и снова стала думать о том, как ей вести себя дальше. С Алексеем все было более или менее понятно – она просто не допустит его до себя. А вот как быть с доносчиком? Вычислить его она не сможет, плохо знает банковский коллектив. Агентов своих у нее там нет. Хотя, пожалуй, может быть, Федор Рудак? Вот с ним и надо будет поговорить.
Вдали показался неспешно прогуливающийся старик с собакой. Огромная овчарка помчалась прямо на Юлию. Женщина остановилась, привычно наклонилась, чтобы поговорить с собакой – она умела обращаться с большими псами, – и вдруг почувствовала внезапный, липкий, тошнотворный страх. Случись что, у нее ведь даже никаких документов нет с собой... Но пес обошел ее стороной, а старик робко вымолвил: «С Новым годом, мадам!»
Как хорошо им, этому старику с собакой, они здесь родились, здесь и умрут, не шатаются без толку по свету, чтобы встретить Новый год. Не надо было никуда ехать. Может быть, и не узнала бы ничего про это гадкое дело... Она быстро пошла, чтобы вернуться в гостиницу к завтраку. Слезы медленно текли по ее лицу, застилали глаза, она машинально отирала их тыльной стороной руки и все-таки чувствовала: утренняя прогулка укрепила ее дух, уравновесила душевное состояние. Будь что будет...
Остальные дни в Париже запомнились Юлии плохо. Они куда-то ходили, что-то смотрели, но она была погружена в свои мысли, не могла смотреть на мужа и подавленно, грустно молчала. Если можно было остаться в гостинице, то она стремилась к этому всеми способами.
Как-то они договорились поужинать вместе с Рудаками в милом недорогом ресторанчике. Приглашали Земцовы. Это было оговорено еще в Москве: дружеский новогодний ужин. Юлия решила, что поговорить толком с Федором в компании Алексея и Тамары будет, естественно, невозможно, и потому надо назначить Федору тайное свидание. После долгих раздумий она укрепилась во мнении, что Федор Рудак – единственный человек на свете, которому она сейчас сможет доверить свои сомнения. С Тамарой тоже можно было бы посоветоваться, но она боялась ее взрывных эмоций и реакции радикальной феминистки. Все мужики – сволочи, скажет она. Допустим, это правда. И что дальше?..
Старый друг как будто почувствовал ее неожиданный пристальный интерес к себе и пригласил ее танцевать. Они быстро договорились о встрече на завтра. Федор, кажется, сразу уловил проблему. Юлии первой было бы неудобно спрашивать его про личную интимную жизнь Алексея, но Рудак сам намеками завел этот разговор. Она знала, что в студенчестве Федор ей очень симпатизировал. И не стеснялась этого человека.
Они встретились на следующий день в маленьком бистро, в самом центре города. Начала Юлия сразу, без предисловий:
– Послушай, Федор, у меня к тебе разговор. Может, длинный, а может, короткий – не знаю. Но ты – единственный человек, к которому я могу обратиться. Мне сообщили о романе Алексея, если это можно так назвать. Что ты думаешь по этому поводу, что ты знаешь? Я, признаюсь тебе, совсем растерялась и вот вызвала тебя, чтобы поговорить...
– Конечно знаю, Юленька, видел, как и все в банке, честно говоря. Врать было бы глупо. Черт бы его побрал, этого Лешку...
– Но что все-таки случилось? С чего это его потянуло на чужих девушек, ты мне можешь объяснить? И насколько он увлечен? Роман это или интрижка? – Она понимала, что задает ему глупые, неправильные вопросы, но ничего не могла с собой поделать. Внутри у нее тугим колючим клубком сжались, скрутились, переплелись боль, отчаяние и недоумение, и она нуждалась сейчас хоть в каком-нибудь ответе, как наркоман нуждается в дозе успокоительного препарата.
– Мне, Юлечка, надо было бы ответить тебе: спроси у своего мужа. Но, если хочешь, могу попытаться тебе объяснить, как я сам это понимаю. Богатые люди у нас бредят нынче длинноногими манекенщицами. Длинноногости в наш фетишистский век придают особое, совершенно необъяснимое для меня, например, серого валенка, значение. Ну а твой муж – он же мой друг, Алексей Земцов – он ведь у нас крутой финансист, бизнесмен суперкласса, бизнес-элита, и у них так принято. Он кует свой имидж так, как он это понимает, и длинноногая любовница входит в этот джентльменский набор в обязательном порядке. Так что, по-моему, не следует искать причину такого крутого для Лешки виража где-то глубоко в ваших личных отношениях. Она на поверхности – в этой самой всеобщей моде на длинноногих красоток.
– Твоя теория утешает, но только отчасти. Ведь Алексей никогда за модой – а тем более такой – не гнался, он традиционный и консервативный человек.
– Ты, конечно, вольна мне не верить, – протянул Федор, глядя на собеседницу почти с сочувствием. Ну и ну, вызывать жалость у Рудака! До чего же она докатилась!.. – Но я тебя уверяю, милая Юлечка, что так оно и есть.
– А что собой представляет эта девушка? Кто она? Откуда взялась?
– Из Подмосковья, молоденькая, двадцать три года. Закончила курсы секретарей, из родителей – одна мать. Я ее еще плохо знаю. Но, по-моему, головка работает хорошо. Молчалива и загадочна. На мой взгляд, излишне прагматична. Изображает слабую личность, нуждается в мудром совете и опоре. Алексею льстит, что он ее опекает.
– Да, это уж по контрасту. В нашей паре его всегда опекала я. Мальчик Алеша вырос и превратился в дяденьку... Ладно, не буду злобствовать, хотя, сам понимаешь, очень хочется. Дылда взяла надо мной верх.
– Я думаю, хотя за нашего друга отвечать не могу, что это ненадолго и несерьезно. Для имиджа, повторяю тебе, Юлечка, для имиджа. Такая девушка – нечто вроде обязательной визитной карточки бизнесмена. У шефа должна быть романтическая история.
– Да знаю я все эти ваши мифы Древней Греции! Это все ерунда. Оправдания могут быть любые, любого уровня. Меня интересует факт, а факт налицо. И простить его невозможно.
– Не горячись, старушка, ты же у нас умница.