– Не горячись, старушка, ты же у нас умница.
– А по той причине, что умница, мне еще обиднее. Мне обидно, как было обидно тысячам женщин до меня. Но мою обиду это не уменьшает. Банально, как всегда: жена узнает последней... Что мне делать, как поступить, Феденька?
– Ну вот, спасибо, я хоть «Феденьку» заслужил. Мне больно смотреть, как ты мучаешься. Перестань. Побереги свою красоту.
– Думаешь, еще пригодится?
– Юля, мне тоже обидно и стыдно, что весь мир точно забыл, что женщина должна быть не длинноногой, а просто нежной и удивительной, как ты, например, мой идеал со времен молодости. Ты, я думаю, всегда догадывалась о моих чувствах к тебе, для тебя это не было тайной, так ведь?
Разговор свернул куда-то не туда, и Юлии срочно пришлось выкручиваться, сводя его к пустой болтовне.
– Федя, ты – и вдруг разговоры об идеалах, не странно ли? Я польщена, конечно, но, по-моему, ты только что это придумал, чтобы утешить меня...
Его дальнейшие комплименты она парировала искусно, хотя и вяло, и постаралась побыстрее закончить встречу. Однако этот разговор с Рудаком под конец их пребывания в Париже Юлия запомнила на всю жизнь. Мудрый Федор со своей теорией фетишизма, конечно, был в чем-то отчасти прав, но слишком общий теоретический подход не мог разрешить ее личную проблему.
С Алексеем Юлия установила, как она говорила про себя, дистанционные отношения. На расстоянии вытянутой руки. Она не могла, не хотела заставлять себя идти на близость с ним. Из-за его плеча на нее, как в кадре, смотрело лицо длинноногой красотки. Обида на неверного мужа была слишком велика. Эта история заставила их поссориться так серьезно первый раз в жизни; они впервые оказались каждый сам по себе – вместе, рядом физически, но порознь душою. Для Юлии это было совершенно новое состояние. И она даже играла в самостоятельность. Как маленькая, решила насладиться своей независимостью и свободой. И почему, собственно, нет? Хоть она и не была феминисткой, но теперь – тоже впервые в жизни – ей казалось, что в их радикальных взглядах можно найти много верного. Алексей – она это чувствовала – обижался, дулся на ее нарочитую холодность, но пока она не собиралась давать ему поблажку. В глубине души ей все-таки казалось, что многое можно еще исправить...
На острова они полетели из Парижа. Полет длился семь часов. У Юлии были припасены специальные воротники для сна в самолете. Это изобретение, поддерживающее голову в удобном положении, позволяет выспаться сидя в кресле. Они были опытными путешественниками. В самолете Юлия почти никогда не пила спиртного, а теперь решила, что хватит быть паинькой, надо расслабиться, выпить и заснуть.
В голову, как всегда на высоте, полезли мысли о вечном. Она снова принялась вести мысленный разговор с отцом. «Почему это случилось со мной, папа? Почему именно теперь?..»
Снова, как и во время полета в Париж, на нее нахлынули воспоминания. Только теперь это были воспоминания о муже, о счастливых минутах, прожитых с ним. Она думала о том, как увидела Алексея в первый раз...
Это было осенью, примерно в октябре, на ее первом курсе. Он заканчивал университет, а она только поступила. Пятикурсник и первокурсница – красивое, романтическое, трогательное сочетание. Он ей казался очень взрослым, многоопытным молодым человеком. Крупный, прямой, почти всегда в костюме с галстуком и очень редко – в свитере, куртке, в чем-либо спортивном. Строгость в одежде подчеркивала его стремление делать карьеру на партийно-административном поприще. У Алексея было все – рост, голос, умение говорить, обаяние молодежного лидера. И он действительно был официальным лидером среди сокурсников, тогда как лавры неформального вожака всегда принадлежали Федору Рудаку. Если Алексея за глаза называли в группе карьеристом, то Федора – только рубахой-парнем.
За плечами у Алексея, человека правильного, старосты курса, была приличная английская школа в закрытом научном городе, разряд мастера спорта по легкой атлетике. Он хорошо пел, легко танцевал и был мечтой многих девушек университета. Тогда, на пятом курсе, у Алексея был уже серьезный роман с хорошенькой, точеной москвичкой Валей из его группы.
Родители Алексея были людьми образованными, но небогатыми. Они всю жизнь проработали в науке, пахали на оборонку и упорно держались за свою профессию, не желая ничего менять в жизни.
Никаких связей в Москве у Алексея не было. Он мечтал сделать карьеру через комсомол или партию, в его положении это виделось единственно возможным путем наверх. Здоровым карьеристом он был от рождения, такова была его сущность; от жизни он хотел взять все возможное. Ему не нравилась жизнь его родителей-ученых в закрытом городке. Алексей Земцов считал себя рожденным для большего. Девушка Валя ему действительно нравилась, это была его первая любовь. Они собирались пожениться после получения диплома.
С Юлией они встретились на вечере посвящения первокурсников в студенты. Компания Алексея приветствовала новоиспеченных студентов, первокурсники подготовили свои номера. Это было нечто вроде веселого капустника. Юлия навсегда запомнила пыльные кулисы Дома культуры университета, взрослых парней, которые их поддразнивали и задирали, красивых, уверенных в себе девушек-пятикурсниц... В центре, конечно же, была компания Алексея, они все слыли выдумщиками и фантазерами. И в этой молодежной иерархии Алексей занимал очень высокую ступень.
У Юлии сладко заныло сердце, когда она впервые его увидела. Вчерашняя школьница, не очень бойкая и активная, в отличие от своих подруг, еще не удрученная никакими «историями», она имела много друзей среди мальчиков своего класса и не имела практически никакого романтического опыта. Алексей был старше, опытнее, умнее, она сразу это поняла, и потом так и следовала этой первой их схеме, безоговорочно приняв на себя роль ведомой. Это соответствовало ее представлениям о роли в семье. В тот же вечер он пригласил ее танцевать, узнал, в какой группе она учится, где живет, взял номер телефона.
И понеслось. В конце первого курса, весной, перед защитой его диплома, они уже поженились. Алексей стал ее первым и единственным мужчиной. Теперь Юлия была замужем уже почти двадцать лет.
Тогда, в ту первую ее университетскую зиму, у нее состоялся неприятный разговор с девушками из его группы. Они попытались объяснить, что Алексей не так прост, как кажется. Они не могли ему простить обманутую и оставленную Валентину, Юлия же пребывала в полной уверенности, что к ней все это не имеет никакого отношения. Девушки грубо намекнули, что Алексей женится не только на ней, но и на ее родителях. Она отвечала, что он о них ничего не знает. И тогда пятикурсницы хором загалдели:
– Ну конечно! Он что, дурак? Все знают, что ты – цековская дочка. Достаточно посмотреть на твои шмотки, чтобы все стало ясно. А Лешка уж досконально выведал всю твою родословную в деканате. У него же везде свои люди!..
Юлии сделалось очень обидно, что, по их мнению, сама по себе она ничего не представляет. Вроде бы как личность она – ноль, будто ее не за что полюбить и она только тень своих родителей, бесплатное приложение к их элитному статусу. Она нашла тогда в себе силы пробормотать доброжелательницам в ответ, что они заблуждаются, что Алексей любит ее, и только ее. Но так или иначе старшие подруги заставили задуматься о ее особом положении в этой жизни.
И Юлия решила, что любой человек, которого бы она выбрала, женился бы не только на ней, но и на ее родителях. Ведь она была с ними неразрывно связана, как всякая нормальная дочь, ей нужно было, чтобы ее родителей ценили и уважали. Она отмела тогда все подозрения насчет расчетливости Алексея, но разговор запомнила, и сейчас ей пришло в голову, что девушки были отчасти правы. Алексей действительно не промахнулся, ее родители сыграли в его жизни большую роль. Ну так что ж – просто их возможности были продолжением ее достоинств, как, смеясь, сказал кто-то из друзей на их свадьбе.
С тех пор, с самой свадьбы, у них почти не было разногласий. Дети появились рано. В конце второго курса родился Павел, через два года вместо запланированной ею на ближайшее будущее аспирантуры – Ксюша. Время полетело. С двумя детьми ей было уже не вырваться за пределы семьи, да Юлия, честно говоря, не очень-то и стремилась. Она сама выбрала и полюбила свою женскую судьбу, ограниченную пределами дома. Это была приятная жизнь ради детей, в заботах о семье, о доме, а потом уже о двух домах – квартире и даче. Теперь дети были уже почти взрослыми, вот-вот могли вылететь из родного гнезда – только чуть подрастут крылья. Что ж, самое время пересмотреть стиль жизни, цели и приоритеты. Может быть, получить еще одно образование, найти интересную работу, почаще выходить в люди... Вовремя мне прислали это проклятое письмо, думала Юлия и грустно усмехалась своим мыслям: разве может такое быть вовремя когда бы то ни было?!
Но что же все-таки случилось с мужем? Не может быть, чтобы интрижка была просто «для имиджа», в этом случае он поделился бы этим с ней, посмеялся, покаялся. А тут он серьезен, его затронуло за живое. Он, видно, проникся доверием и симпатией к этой девушке. А может, она просто более изобретательна в сексе. Поколение новое, без тормозов, без запретов. Позволила то, что Юлия не выносит, не позволяет, и все – дело в шляпе. Мужик «готов». Проникся какой-нибудь глупой идеей, что это его любовь на всю жизнь, и тому подобное... Да, в этом случае жена проиграет. Да и стоит ли бороться? Может быть, лучше задуматься о своей собственной, отдельной от мужа личной жизни, ответить ударом на удар?
Юлию просто передернуло от отвращения к самой себе, даже думать об этом ей было противно. Измена – ради мести? Господи, что сказал бы ее отец, если бы узнал? Она так любила отца, что до сих пор пыталась не делать ничего такого, что могло бы его оскорбить или огорчить. А вот у Алексея с его родителями отношения были совсем другими.
Родители Алексея были, безусловно, подвижниками своей микробиологии. Жили как могли и никогда не гнались за длинным рублем. Старший Земцов считал, что надо уметь жить на те деньги, которые платит им государство. И в начале их карьеры государство действительно платило хорошо, что позволяло ученым безбедно существовать в своем маленьком закрытом подмосковном городке. Потом наступили трудные времена, финансирование научных разработок сокращалось, семья стала бедствовать. Алексей к этому времени уже ушел из дома, с родителями виделся мало. Он не разделял их фанатизма по поводу новой идеи – натурального хозяйства, а им пришлось жить садом и огородом, как и большинству в научном городке.
Мужчины Земцовы спорили по любому поводу и обо всем на свете – о политике, экономике, устройстве государства. Отец никак не хотел смириться с политикой сокращения расходов на военно-промышленный комплекс, ударившей непосредственно по его производству. И они спорили, приводя достаточно аргументированные доводы, остро отточенными, злыми словами, как, впрочем, и полагается представителям двух поколений.
Незадолго до этого в стране началась волна увлечения религией. Доктора и кандидаты, рядовые сотрудники и начальники, мужчины и женщины стали искать спасение в православии. Родители Алексея приняли новое для них учение и взялись следовать ему истово. Отец пожелал, чтобы и Алексей примкнул к церкви, последовал их примеру. Но тот категорически отказался, и отец смертельно обиделся. Утративший всякую опору в жизни, обиженный на всех и вся, старший Земцов отказал сыну в доме. Алексей продолжал звонить матери, передавал ей деньги, встречался с ней в Москве. Внуки росли, не зная деда со стороны отца.
И вот однажды вечером, когда они сидели за ужином, принесли телеграмму. Алексей взял листок, прочитал, расписался, вернулся на кухню, передал Юлии. Там было: «Вчера умер отец тчк Алексей зпт приезжай хоронить тчк Ольга». Ольга была младшей сестрой, единственной, с кем они поддерживали более-менее регулярные родственные отношения...
– Когда поедем? Я, разумеется, с тобой. – Юлия занервничала, заторопилась. Событие было печальное, хотя и давно ожидаемое, и требовало немедленных действий. – Надо вызывать маму. Детей оставим на нее.
– Никуда я не поеду. Он не хотел меня видеть при жизни. Зачем же ехать теперь, когда его уже нет? Он мне не отец.
Юлия так и рухнула на стоявший рядом стул.
– Ничего себе! Другого отца у тебя все равно нет и не будет.
– Раз он не нуждался во мне живым, то, наверное, не хотел бы и моего присутствия на собственных похоронах. Пусть будет так, как он хотел при жизни. Считай, что это его последняя воля.
Ну, силен, подумала тогда Юлия. Отказаться от родного отца!.. Тогда она подивилась его характеру. И рассказала про это своему отцу. Ей хотелось знать его мнение. Это был единственный случай, когда они долго говорили о ее муже. Обычно отец избегал этой темы, не хваля и не ругая без дела зятя. Поводов быть им недовольным у Владимира Александровича почти не было. Алексей на редкость удачно вошел в семью Юлии, принял их неписаные семейные, вполне несложные правила. Тем более что они и жили-то под одной крышей мало, собираясь все вместе только в летние месяцы на благоустроенной казенной даче. И Алексей всегда вел себя при этом как молодой член семьи, помощник и опора.
Тогда они все же поехали на похороны отца Алексея – жена сумела ему доказать, что это его долг. И в тот же вечер, когда они вернулись домой в Москву, Юлия зашла к своим родителям. Отец был дома один, и она заговорила с ним о том, что так сильно поразило ее в характере мужа. Точные слова, сказанные тогда отцом, Юлия забыла, но теперь их смысл припомнился ей. Он сказал тогда, что ей, девушке из благополучной, обеспеченной семьи, трудно представить себе, что чувствует человек, которого унизили, которому отказали в родном доме, окатили презрением. Алексею, можно считать, повезло – его конфликт с отцом произошел уже во взрослом возрасте, и личность его не пострадала. Но, продолжал рассуждать далее Владимир Александрович, Алексей стал очень прагматичным человеком. Он имеет теперь в основном дело с людьми, которые ему нужны, и всегда помнит при этом, что даже самые близкие люди – такие, какими были мать и отец, – однажды могут отвернуться от него. «Бойся того дня, когда перестанешь быть ему нужна. Он отсекает таких людей», – закончил отец.
Это было сказано более десяти лет назад. Юлия никогда не вспоминала раньше про этот разговор. А вот теперь в самолете, на высоте, он припомнился ей во всех деталях. Она словно воочию увидела, как грустен был отец, когда это говорил, как осторожно он подбирал слова. Неужели он предвидел такой поворот, предвидел человеческую ненадежность своего зятя? «Папочка, милый, только теперь я поняла, что ты имел в виду. Я не буду больше беспомощной и наивной, папа, даю тебе слово. Сейчас я ничего еще не решила. Мне надо подумать. Но я не позволю себя съесть – я же твоя дочь. Я буду действовать».
Глава 5
Юлия окончательно проснулась. Они летели на большой высоте, двигатели самолета гудели ровно. Она потянулась, чтобы размяться, сняла воротник, покрутила головой и с наслаждением ощутила, как освободились мышцы затекшей шеи. На экране телевизора мелькали знакомые лица, шел старый французский фильм, звучали в наушниках милые голоса... Юлия уловила среди мелькающих силуэтов профиль Брижит Бардо и невольно улыбнулась ей как старой знакомой: эта французская знаменитость была кумиром ее матери. От матери же Юлия знала, что теперь Брижит Бардо, давно бросив сцену и кино, занимается только защитой животных, давно и окончательно разочаровавшись в людях. Ну что ж, она может себе это позволить... Стихия естества и свободы, так отличавшая всегда эту блестящую женщину, выразилась и в ее пристрастиях, вкусах, привычках – надо сказать, не самых худших. А вот что будут делать наши кумиры в этом возрасте? Та же Мадонна – что она станет делать в шестьдесят лет?..
От знаменитостей Юлия опять мысленно перескочила к собственным проблемам и вдруг задумалась о том, что ее собственные шестьдесят хоть и не близко, но и не так уж далеко... Может быть, настало время заняться собой? А то, чего доброго, раскиснув, к старости можно стать никому не нужной развалиной. Ну нет, мысленно возмутилась она своим же мыслям, как это – никому? У нее, по крайней мере, уже есть роль матери, в будущем можно рассчитывать на роль бабушки, дети-то у нее постарше, чем у Мадонны. Быть востребованной в этом качестве ей точно обеспечено. Хотя... зачем же спешить от девушки сразу в бабушки?! Хорошо бы поупражняться до этого в приятных женских ролях, например, в роли прекрасной дамы, соответственно возрасту.
Прежде всего надо заняться здоровьем и внешностью. Вот на островах такая возможность ей точно представится... Господи, с нежданной тоской подумала вдруг Юлия, неужели теперь она всегда будет думать о себе и о своей семейной жизни в таких ернически-легкомысленных тонах? Неужели уже поздно пытаться исправить что-либо, неужели невозможно снова стать той доверчивой, нежной, уютной, любящей женщиной, которой она всегда была и в роли которой ей было так хорошо?..
Самолет пошел на посадку. В комфортабельном лайнере семь часов полета прошли приятно. Если бы еще Алешка не был таким надутым и обиженным – надо же, он еще на нее и обижается! – то, может быть, стоило поговорить с ним и даже... Нет, приказала она себе. Не надо надеяться. Надо жить дальше.
К острову Гваделупа они подлетели к концу дня. Юлия неотрывно смотрела в иллюминатор, когда самолет шел на снижение, и успела уловить момент, когда над волнами синего океана появился остров причудливой формы. Самолет как бы завис над этим куском суши, и можно было рассмотреть, что остров раскинулся, как два огромных крыла бабочки, соединенных небольшим тельцем-перешейком. С высоты сквозь прозрачную воду было видно морское дно, белые барашки волн катились к пляжам. Яркая зелень, крыши домов, ниточки дорог – все обещало летнее курортное блаженство и наслаждение жизнью.