Официальные представители Врангеля находились в Праге, Софии, Париже и Белграде. Для связи с ними и с Кутеповым при штабе Главнокомандующего создавался отдел дипкурьеров. На несколько человек удалось даже получить официальное разрешение Антанты. Но большинство путешествовали под видом коммивояжеров или негоциантов. Капитан Владимир Каменский, бывший курьером Врангеля, позднее будет вспоминать: «Русскому ездить по странам Европы было трудно, получение визы всегда доставляло массу хлопот. Да и большевики проявляли интерес к почте барона. Однажды они даже предложили мне за хорошее вознаграждение одолжить им на ночь переписку Петра Николаевича с генералом Миллером. Разумеется, я ответил категорическим отказом».
Между тем, разбросанные по всей Европе белогвардейские части все еще оставались армией и сохраняли поразительную для тех обстоятельств боеспособность. Согласно мобилизационным планам, первые четыре дивизии могли быть развернуты в течение пяти дней. Таким темпам можно лишь завидовать. Штаб Врангеля начал налаживать контакты с Румынией. Задача номер один была совершенно очевидна всем: заручиться поддержкой правительства о пропуске белогвардейцев через территорию страны в случае возобновления войны с большевиками. Зондировалась также возможность размещения поближе к русским границам 15-тысячного белого контингента. Полковник-корниловец Михаил Левитов в своих воспоминаниях писал: «Старые добровольцы по-прежнему готовы идти на смерть и лишения ради великой Родины. Мы ни на секунду не опускали трехцветный флаг».
В этих словах нет ни малейшей рисовки. Напрасно многие сегодня считают, что Белое движение в первые годы эмиграции состояло из уставших и морально опустошенных людей. Напротив, они представляли собой монолит, скрепленный идеей и общей кровью. Запала многим хватило и до 1941 года, когда множество ветеранов армии Врангеля оказалось в рядах Русского охранного корпуса на Балканах. Да и после их неудавшегося реванша за Гражданскую войну ситуация не изменилась. Многие были готовы продолжать войну с большевиками, только возможности такой им уже потом не представилось. Но мы забегаем вперед.
Некоторые румынские лидеры склонялись к серьезному обсуждению предложений Врангеля и подписанию с ним договора. Такой позиции способствовало не сочувствие Белому движению, как многие поспешили подумать, а очень непростые отношения с Советской Россией. Больше того, они продолжали ухудшаться с каждым днем благодаря усилиям Москвы по приближению мировой революции. Размещение белогвардейцев могло стать для Бухареста ответной мерой на подобные действия, позволяющей держать противника под постоянной угрозой. Как писал впоследствии один из офицеров армии Врангеля: «В нас ощущалась обреченность людей, отдающих жизнь Родине. И если судьба сохранила нам жизни, то значит, мы еще понадобимся России в будущем». Многие даже шутя называли себя членами «Клуба самоубийц», которые готовы сражаться против всего мира, если это хоть на один день приблизит падение большевизма.
Русский корпус. Многие ветераны Белого движения в 1941 году выступили на стороне Гитлера
По прогнозам штаба Врангеля, война с большевиками должна была возобновиться уже в 1922 году. Предполагалось, что красные наконец-то перейдут к мировой революции, о которой постоянно говорили их лидеры, и европейские страны начнут оборонять основы своей государственности. Тут-то и пробьет черед белогвардейцев, которые усиленно готовились к продолжению борьбы. На основании разведданных и анализа политической ситуации делался вывод, что румынская армия, слабая духом и разболтанная, продержится при нападении Советской России в лучшем случае не больше двух недель. А при ее отступлении и приближении красных войск к болгарской границе может последовать грандиозный взрыв – коммунистический переворот в Софии и Будапеште, а возможно, и революция в Турции.
В такой ситуации единственной реальной силой, способной спасти Европу от диктатуры пролетариата со всеми вытекающими последствиями, многим совершенно справедливо представлялась армия Врангеля. Корниловский, Марковский и Дроздовский полки, составляющие ее основу, обладали колоссальным опытом противостояния в пять раз превосходящему их по численности противнику. Далеко не случайно в своих воспоминаниях капитан Гетц отметил: «Даже в окружении дух “цветных” полков был высок, и большевики знали, что ничего хорошего их в атаке не ждет».
Данные, полученные штабом Врангеля, были доведены до военных и правительственных кругов Франции с предложениями незамедлительно обратить внимание на удручающее состояние румынской армии и приложить все усилия к подъему ее боеспособности. Если это окажется невозможно, то использовать силы Первого армейского корпуса генерала Кутепова. Врангель просил разрешения начать экстренную переброску 15 тысяч белогвардейцев к Бухаресту и Белграду. Соответствующие консультации представители генерала немедленно начали и в Балканских странах.
А. П. Кутепов. Генерал был настолько опасен советской власти, что в 1930 году был похищен агентами ОГПУ
Интересно, что в то время большевики действительно планировали очередной этап мировой революции. Контрразведчики Белой армии ошиблись только в одном, хотя и главном моменте: пролетарская революция должна была начаться не с наступления Красной армии, а изнутри – путем разжигания народных восстаний в Румынии, Болгарии и Югославии. Аналитики штаба Врангеля странным образом упустили из виду бросающуюся в глаза закономерность: всегда все начиналось со взрыва недовольства пролетариата.
Сложнее всего было договориться с Югославией. Позиции коммунистов там были, безусловно, слабее, нежели в Болгарии, однако правительство буквально еженедельно получало запросы из Москвы: почему Врангель управляет судьбами русских эмигрантов? Если Белград не находится в состоянии войны с Советской Россией, то зачем оно содержит на своей территории формирования, ведущие подготовку к такой войне? Отвечать пришлось министру иностранных дел Пинчичу: «Генерал Врангель пользуется здесь правом гостеприимства. Его пребывание не носит ни политического, ни военного характера. Мы не признали Врангеля, когда он был главой русской армии и победоносно двигался на Москву. Мы не признали его и теперь. Мы воздержимся от принятия на себя каких-либо обязательств, которые могли бы вовлечь нас в войну с Россией».
Врангелю приходилось выдерживать и борьбу другого рода – внутри русской эмиграции. К 1922 году ее политическая часть окончательно распалась на остро конфликтующие между собой группы. Только в Харбине было 22 политические партии, которые активно боролись друг с другом.
Особой активностью отличались сторонники великих князей Кирилла Владимировича и Николая Николаевича, кадеты и либералы. С выбором средств не церемонились. К примеру, в Берлине монархисты устроили покушение на лидера конституционных демократов Милюкова, в результате чего погиб закрывший его своим телом Набоков, отец знаменитого писателя. Каждая партия старалась увидеть в своих рядах барона Врангеля. Такой серьезный козырь, как русская армия, давал бы огромное преимущество в борьбе за роль «правительства в изгнании». В то же время все политики русского зарубежья мечтали вывести Врангеля из игры из-за опасений, что он может сам претендовать на главенство в эмиграции. Вся эта борьба разворачивалась на фоне сложностей, назовем их так, внешнеполитического характера.
К примеру, приезд генерала в Югославию в 1922 году вызывал опасения белградских властей. Считалось, что барон обязательно примет участие в эмигрантской междоусобице. Однако этого не произошло. Врангель сознательно дистанцировался от склок и тут же получил ворох обвинений со всех сторон – от реакционеров до либералов. Хотя позиция генерала ни для кого не была секретом. На одном из собраний высших чинов своей армии он недвусмысленно заявил: «Как бы ни сложилась обстановка, армия призвана играть особую роль в возрождении России. Лозунг, начертанный на наших знаменах – “Мы боремся за Отечество, народ сам решит, какой быть России”, – единственно верен. Вокруг армии начинается политическая борьба. Я решил сделать все, чтобы не дать вовлечь ее в такую борьбу».
Разногласия в рядах русской эмиграции стали благодатной почвой для деятельности Москвы, которая активно стравливала противников. Огромный вред контрреволюционным силам нанесли успешные операции советской контрразведки «Синдикат-2» и «Трест», а также движение «Смена вех», которое проповедовало поддержку советской власти, поскольку она выражает интересы державной России.
Заявление Врангеля о том, что армия остается вне политики, в целом вызвало одобрение в рядах Белого движения. Генерал Кутепов, никогда не скрывавший своих монархических убеждений, заявил тогда: «Мы, служившие при императоре во дни славы и мощи России, мы, пережившие ее позор и унижение, не можем не быть монархистами. Но нельзя допустить, чтобы, прикрываясь священными для нас словами “За веру, царя и отечество”, офицеров вовлекали в политическую борьбу». Впрочем, нашлись и те, кто считал, что пора снять белые перчатки и использовать в том числе и механизмы политической борьбы. Раз уж для вооруженного противостояния время пока не пришло, то сражаться надо на идеологическом фронте. А если Врангель не хочет этим заниматься – его можно заменить на более современного лидера, тем более что недостатка в таковых не было. Молодые генералы Белого движения безудержно рвались вперед.
Пользуясь отсутствием единства в эмиграции, большевики неустанно выступали с призывами одуматься и вернуться на Родину, как поступили генералы Гравицкий, Клочков и Зеленин. Оказавшись в стране победившей пролетарской революции, они немедленно подписали обращение, что Советская Россия дарует прощение всем бывшим белым офицерам. Однако, вопреки утверждениям советских историков, массового сокращения эмиграции не последовало. Из полутора миллионов вернулись лишь 120 тысяч человек. Уезжали к большевикам лишь те, кто захотел поверить в искренность красной пропаганды. Остальные свято претворяли в жизнь слова барона Врангеля: «Хоть с чертом, но против большевиков».
Мощным ударом по армии стала Генуэзская конференция. Нарком иностранных дел Советской России Григорий Чичерин делал с лидерами европейских стран все, что хотел. Он гораздо лучше их всех умел говорить, демонстрировать неожиданные логические ходы и играть на внешних эффектах. Это был подлинный триумф молодой советской дипломатии. Английские газеты писали в те дни: «Большевики получили трибуну и умело ею пользуются. Своим участием в конференции в качестве равных среди равных они достигли политического престижа, который им нужен».
Лидеры европейских стран вынуждены были идти на уступки своим недавним смертельным врагам. Первым, чем с необычайной легкостью пожертвовали страны Антанты, стало, естественно, Белое движение. Англия и Франция усилили давление на Белград, чтобы король Александр как можно быстрее добился роспуска армии Врангеля. Так всем будет спокойнее. В результате 22 апреля 1922 года генерал был вынужден выступить со специальным заявлением: «Единственная моя цель – обеспечить жизни моих старых соратников, пока Господь не даст нам возможность снова послужить Родине».
В Югославии белым частям запретили именоваться армией. Официально они низводились до уровня обычных эмигрантских организаций, таких как клуб любителей русской старины. Генерал Кутепов получил ультиматум, что его войска больше не могут пользоваться правами боевых частей, должны во всем подчиняться гражданским болгарским властям и разоружиться. Всем желающим вернуться в Россию предлагалась депортация, желающим остаться – перевод на сельскохозяйственные работы. Врангелю въезд в Болгарию запрещался.
Кутепову удавалось успешно саботировать настойчивые требования правительства Софии до 17 мая 1922 года. В этот день советская делегация в Генуе нанесла очередной серьезный удар по Белому движению. В подкомиссии, обсуждавшей общеевропейские обязательства о ненападении, большевики потребовали дополнить обязательства мерами «против бандитов». Под этой формулировкой имелась в виду, разумеется, русская армия Врангеля. В европейские газеты были переданы добытые советской разведкой секретные документы белогвардейцев, относящиеся к их связям с правительственными и военными кругами других государств.
Подборка была сделана весьма искусно, преподнося документы в нужном для большевиков свете. Лондонская «Таймс» 18 мая писала: «Это самый сильный удар, который большевики нанесли под занавес Генуэзской конференции». И тут же белогвардейцам выпало новое испытание – в Болгарии ситуация обострялась с каждым днем. Вообще, события 1922 года в Софии очень напоминали Петроград 1917-го. Разница была лишь в том, что все происходило в послевоенной обстановке. Генерал Витковский в своих воспоминаниях писал: «От корниловцев требовали снять форму. Избили 9 молодых офицеров инженерного училища. В довершение всего, чинам русской армии запретили проезд по железной дороге. Результатом большевистской работы стала напряженная обстановка в стране. Помнившие революцию в России понимали, что будет дальше».
Сходство с переворотом в Петрограде действительно было сильным. Москва активно помогала болгарским коммунистам. Правительство шло на одну уступку за другой, во многом повторяя прежние ошибки Керенского. Вся страна была опутана революционным подпольем и его агентурой, в которую, по данным контрразведки Кутепова, входил даже софийский градоначальник. Коммунисты полным ходом готовились к захвату власти. Естественно, армия Врангеля, накопившая за годы Гражданской войны богатейший опыт вооруженной борьбы со своими идейными противниками, была для болгарских коммунистов главной опасностью, тем более что «софийский Корнилов», как называли современники Цанкова, сразу заявил: уроки из революции в России он извлек и надеется, что Белое движение поможет братьям-славянам не допустить местных большевиков к власти.
Кутепов моментально заявил, что Первый армейский корпус в принципе не допустит никаких коммунистических волнений и подавит все в зародыше. Он не был ни политиком, ни дипломатом. Последний командир лейб-гвардии Преображенского полка, столкнувшийся с большевиками еще весной 1917 года, Кутепов хорошо понимал, что ждет Болгарию. Естественно, местные сторонники Ленина тут же стали кричать, что в стране готовится правый переворот. Государство было на грани гражданской войны. Штаб Врангеля призывал к осторожности. Был срочно возвращен в строй и направлен в Болгарию лучший дипломат Белого движения – генерал Шатилов. В своем рапорте Главнокомандующему он писал: «Положение русской армии в Болгарии в случае вооруженного выступления местных большевиков будет чрезвычайно затруднительным. Ведь первым последствием прихода их к власти будет расправа с нами».
Генерал Е. К. Миллер.
Председатель Русского Обще-Воинского союза будет похищен агентами НКВД в 1937 году
Генерал Миллер подготовил от имени Врангеля приказ находиться в состоянии полной готовности, но не принимать участия в боевых действиях, а в случае чего отступать в Югославию. Только большевики не собирались начинать форсировать события до тех пор, пока не будут нейтрализованы белые войска. В газетных статьях и в выступлениях на бесконечных митингах они до предела раздули опасность правого переворота, подтолкнув правительство к акциям против врангелевцев. Началось все с обыска в контрразведке Первого армейского корпуса. Полиция обнаружила приказы о том, как следует себя вести в случае начала большевистского восстания. Полковника Самохвалова, который пытался возмущаться против незаконных действий, жестоко избили. Последующие протесты Кутепова ни к чему не привели. Русская армия была вынуждена молча снести очередное издевательство. Генерал Витковский в своих воспоминаниях отметил: «Дисциплина наших частей оставалась на высоте. Порывы негодования держали при себе».
Одновременно власти произвели налеты с обысками на Русскую военную миссию и квартиру Кутепова. Охрана, поднятая по тревоге, вооружилась винтовками и пулеметами, намереваясь принять бой за своего командира. Только жесткий приказ Кутепова остановил потенциальное кровопролитие. Генерал приказал сдать оружие. Начальник штаба болгарской армии по телефону вызвал Кутепова в Софию, гарантируя возвращение. В очередной раз обманули. Александр Павлович был арестован. Узнав об этом, Врангель направил гневную телеграмму болгарскому правительству: «В сознании своего бессилия ищете опоры у тиранов России и в жертву им готовы принести русскую армию. Встанет вновь жуткий призрак братоубийства. Бог свидетель, что не мы вызвали его». Реакцию премьер-министра Болгарии понять не очень сложно. Он-то хорошо знал, что немногочисленное Белое движение в Крыму в течение года сражалось против превосходящего в шесть раз противника. Перспектива испытать на себе боевые качества корниловцев и дроздовцев Софию пугала.
На следующий день после этой телеграммы европейские газеты вышли с сенсационными заголовками: «Барон объявляет войну», «Ультиматум главнокомандующего». Болгарские власти немедленно обвинили белогвардейцев в шпионаже (правда, не уточнив, в чью пользу) и подготовке государственного переворота, который врангелевцы как раз и пытались предотвратить. Коммунисты тут же организовали митинги по всей стране с требованием немедленно отправить русских на Родину. Для сглаживания конфликта в Болгарию прибыл генерал Миллер.