Первая конная армия. Главная ударная сила Рабоче-крестьянской красной армии
Следующим в иерархии красных командиров гордо шел будущий маршал Советского Союза Александр Ильич Егоров. Начало его карьеры было исключительно неблагоприятным с точки зрения новой рабоче-крестьянской религии. В годы Первой мировой войны был ранен пять раз, награжден орденами и Георгиевским оружием за храбрость. Вполне заслуженно стал командиром полка. Но на Дон к Корнилову не спешил, а напротив – вступил в партию большевиков.
Ему необычайно повезло. Но благодарить за это он должен был не свои военные таланты, которые действительно были, а генерала Мамантова. Уверен, что многие о нем никогда не слышали. Или вспомнят многочисленные мифы советского времени, имеющие весьма косвенное отношение к подлинной истории Гражданской войны. Давайте хоть сейчас восполним этот пробел.
Биография Мамантова полна неточностей и разночтений, а порой и просто легенд. Взять хотя бы фамилию. В Советском Союзе ее писали с одним «а», которое приходилось на первый ударный слог, тогда как в правильном написании должно быть два «а» – «Мамантов». Дело в том, что инициатором изменения имени легендарного атамана был Троцкий, который по одному ему ведомой причине сознательно искажал фамилию «белобандита» в своих приказах. Он же почему-то причислил Мамантова к потомственным казакам. Говорят, что уж очень не нравились пламенному трибуну революции знаменитые на всю Россию усы Константина Константиновича. Но носил их генерал вовсе не по донской традиции, а в память о лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка, где и начинал свою службу еще в конце XIX века в чине корнета.
Именно с его именем многие связывают успехи белых армий летом 1919 года. Его знаменитый казачий рейд по большевистским тылам моментально оброс легендами, причем до такой степени, что установить истину сегодня чрезвычайно сложно. Начать хотя бы с того, что, по воспоминаниям участников, план похода был разработан лично Мамантовым, который дерзко проигнорировал распоряжения руководства Вооруженных сил Юга России. Не случайно барон Врангель в своих мемуарах впоследствии отметил: «Действия его считаю не только неудачными, но явно преступными. Проникнув в тыл врага, имея в подчинении массу прекрасной конницы, Мамантов не только не разгромил противника, но явно избегал боя с большевиками».
На всем пути партизанского рейда Мамантов уничтожал склады большевиков и взрывал железнодорожные мосты. Красных обуяла паника. Троцкий, очутившийся в районе набега, предпочел сразу уехать в Москву. По дороге он писал: «На облаву, рабочие, крестьяне. Ату белых! Смерть живорезам!» Призыв пламенного трибуна революции, однако, остался неуслышанным. В том числе и потому, что Мамантов распорядился немедленно распустить по домам десятки тысяч крестьян, насильно мобилизованных в Красную армию. На Тамбовщине и в окрестностях Липецка заполыхали антисоветские восстания. Большевикам срочно понадобились контрмеры: против Мамантовского корпуса был создан Внутренний фронт. Органам ВЧК в приказном порядке предлагалось расстреливать на месте взятых в плен участников рейда.
Впоследствии точно такое же зверство стали приписывать Константину Константиновичу. Действительно, пощады многим не давали. Для Гражданской войны это было, увы, повсеместной практикой. Но справедливости ради стоит сказать, что известно и другое: Мамантов приказал взять с собой всех пленных чекистов и комиссаров. После окончания рейда их сдали командованию Добровольческой армии, которое и устроило в Харькове суд над большевиками. Не всех из них расстреляли, многие из захваченных коммунистов досидели в тюрьме до нового появления в городе Рабоче-крестьянской красной армии.
Мамантов вообще всячески подчеркивал освободительный характер своего похода, соблюдение законности и свою близость к простому народу. Он демонстративно раздавал рабочим и крестьянам захваченные у большевиков «керенки» и советские «пятаковки». Генерал в тот момент вообще настолько проникся ролью лидера антибольшевистского сопротивления, что даже отдал приказ о подготовке похода на Москву. В телеграмме атаману Краснову он писал: «Дела наши блестящи, пленных забираем тысячи. Ведем бои без потерь и скоро сокрушим комиссарское царство». А в самом деле, мог ли Мамантов дойти до столицы? Большинство его подчиненных свято в это верили. Среди них был и полковник Добрынин: «Можно считать вполне вероятным, что коннице удалось бы взять Москву. Вопрос же ее удержания находился бы всецело в руках населения и готовности его к борьбе с большевиками. Опасности для нас никакой не было, так как поймать отряд советская власть не могла, да и в случае угрозы конница легко могла в любом месте выйти на фронт и соединиться с армией».
В сентябре 1919 года Тихий Дон торжественно встречал героя похода генерала Мамантова. Его наградили почетным оружием – серебряной шашкой. На эфесе красовался вензель «КМ» и герб Всевеликого войска Донского – олень, пораженный стрелой. На клинке красовалась надпись «Герою Родины от правительства за беспримерные в мировой истории рейды казачьей конницы в войне с большевиками». Однако далеко не все считали этот поход триумфальным. Так, барон Врангель открыто раскритиковал действия генерала, назвав рейд издевательством над мирным населением. Ведь не секрет, что полки вернулись с богатыми трофеями – возами мануфактуры, столового и церковного серебра. Мамантов счел нужным ответить. В своей телеграмме Петру Николаевичу он писал: «Доколе вы будете распоряжаться донцами как пешками, я не считаю возможным занимать ответственную должность». Через несколько недель генерал был отправлен в отставку.
Так вот, именно тот легендарный рейд сыграл ключевую роль в судьбе Егорова. Троцкий начал спешно формировать красную кавалерию. Именно Сталин вместе с Александром Ильичом и развернули конный корпус Буденного в Первую конную армию и утвердили Ворошилова членом Реввоенсовета. Потом на протяжении многих лет эта четверка будет идти по жизни неразлучно. Будущий маршал Советского Союза Василевский напишет в своих воспоминаниях: «Многие из нас, знавших Егорова, помнят его покоряющую улыбку, его мягкий, истинно народный юмор, человеческое обаяние, какую-то особую душевность, сочетавшуюся со стальной полководческой волей». Но только ли этим запомнился современникам один из создателей красной кавалерии?
Разумеется, нет. Особых теоретических трудов по военному искусству он не оставил. Если, конечно, не считать за таковые совершенно правильный вывод, что грядущая война станет битвой моторов, а не кавалерии. Но в чем Егоров действительно преуспел, так это в написании многочисленных панегириков товарищу Сталину. Вот ярчайший образец его творческого наследия: «С каким восторгом я вспоминал эту тесную совместную боевую работу, проходившую под тактическим руководством нашего горячо любимого вождя. Когда взвесишь, что история для решения своих задач потребует еще людей, способных проявить великие качества ума, воли, твердости, решительности – становится еще радостнее, и бодрость, как живая струна, наполняет все фибры организма».
Гитлеровского фельдмаршала Кейтеля за глаза все называли «Лакейтель» или «Секретарь». И было за что. Его услужливость перед фюрером не знала границ.
Он был готов выполнить любое указание Гитлера и отличался умением принципиально не иметь перед начальством своего мнения. Согласимся, для военного мыслителя это качество, мягко говоря, не полезное. С этой же точки зрения следует подходить и к Егорову. Он был правильным коммунистом, но не самым блестящим полководцем. Классический продукт той эпохи со всеми своими плюсами и минусами.
Про Тухачевского и Буденного говорить подробно не приходится. Они и так не уходят с медийного пространства. Приглядимся лучше к тем, кто вниманием потомков незаслуженно обделен. Например, на Иону Якира. В 1957 году эту жертву политических репрессий торжественно реабилитировали. Нынче он, конечно, в ряду великих военных теоретиков и лихих кавалеристов не значится. Все больше про другое рассказывают. Каким, например, он был замечательным оратором, как умел замечать ошибки и советовать, как их устранять.
Не спорю, это прекрасное качество. Каждому стоит им обладать. Но мы ценим Якира все же не за умение произносить пространные монологи. Он ведь у нас активный деятель Гражданской войны. Так чем же он знаменит? В первую очередь тем, что первым освоил практику привлечения наемников. Да, вы не ослышались. Забудьте навсегда про глупый штамп «воин-интернационалист» в отношении событий 1918–1920 годов. Он существовал только в многочисленных работах советского агитпропа. Реальность была иной. Китайцам платили, разумеется, не «керенками», а золотом. Сам Якир об этом с гордостью поведал всем в своих мемуарах: «На жалованье китайцы очень серьезно смотрели. Жизнь легко отдавали, а плати вовремя и корми хорошо. Приходят это ко мне их уполномоченные и говорят, что их нанималось 530 человек и, значит, за всех я и должен платить. А скольких нет, то ничего – остаток денег, что на них причитается, они промеж всеми поделят. Долго я с ними толковал, убеждал, что неладно это, не по-нашему. Все же они свое получили. Много хорошего было у нас с ними в долгом многострадальном пути через всю Украину, весь Дон, на Воронежскую губернию».
Вдумайтесь в эту малопривлекательную картину. Выражаясь сегодняшним языком, полевой командир сколотил вооруженное формирование из иностранных наемников, которые и пошли насаждать новые революционные порядки. Никто из руководителей страны его за это не то что под трибунал не отдает, но даже и не критикует. Громит контрреволюцию – и прекрасно. Это сейчас главное. С остальным потом разберемся. И надо сказать, действительно разобрались.
Еще один видный деятель Гражданской войны Иероним Уборевич. И он станет жертвой политических репрессий, и потом получит посмертную реабилитацию в 1957 году. Во времена Хрущева этого участника «дела Тухачевского» начнут активно возвеличивать и так же попытаются записать в выдающиеся военные теоретики. Старались на славу. Вот, например генерал-полковник Покровский выдал такой панегирик: «Он был удивительным человеком крупных дарований. Сейчас Жуков и Конев вошли в историю, сделали очень многое, а тогда они казались рядом с этим человеком маленькими. Он учил их, они учились у него».
Уверен, что перед вашими глазами уже возник образ титана мысли и дел, который в одиночку в 1941 году сокрушил бы танковые армады Гудериана и Гепнера. От реальности, правда, этот образ будет страшно далек. Спору нет, в Гражданской войне части Уборевича хорошо себя проявили и на Южном фронте, и во время наступления на Варшаву. Но вопросы остаются ровно теми же самыми – а кто у него был начальником штаба? Кто планировал операции, чтобы бывший подпоручик Русской императорской армии смог насладиться любовью всего рабоче-крестьянского государства?
А потом выяснятся совсем уж неприятные подробности. Дело в том, что в январе 1920-го на великого стратега обозлился Ленин. Было за что. В своем письме к Орджоникидзе он не скрывает чувств: «Получил сообщение, что Вы + командарм 14 пьянствовали и гуляли с бабами неделю. Скандал и позор! А я-то Вас направо-налево всем нахваливал! И Троцкому доложено. Ответьте тотчас: 1) Кто Вам дал вино? 2) Давно ли в Реввоенсовете 14 у вас пьянство?» Командарм 14 – это как раз Уборевич. Сей эпизод немного пятнает белоснежные ризы этого революционного деятеля. Но дальше – больше.
Во время подавления Тамбовского восстания он будет уже заместителем Тухачевского. На пару они много чего в тех местах сотворили. Губерния от такого удара так до конца и не оправилась.
Полный букет военных преступлений – от взятия заложников и уничтожения деревень до создания концлагерей и массовых расстрелов. Подобные бесчеловечные методы не сильно укладываются в общую картину построения нового прекрасного общества и поэтому не особо афишировались в годы советской власти. Не любим мы вспоминать об этом и сегодня.
Несколько лет назад нынешний министр культуры Владимир Мединский сделал заявление по поводу Тамбовского восстания. В частности, он сказал: «Я обязательно постараюсь инициировать принятие постановления Госдумы, в котором сам факт подавления с применением химического оружия – а это оружие массового поражения – было бы приравнено к безусловному акту геноцида русского народа, проведенного большевиками». Казалось бы, все предельно ясно. Методы действительно применялись людоедские. Но на Мединского тогда ополчились десятки деятелей, которые до этого в пристальном изучении истории замечены не были.
О чем говорит этот факт? Прежде всего о том, что мы по-прежнему рассматриваем Гражданскую войну через призму разнообразных мифов. Если Уборевич или еще кто (нужную фамилию вписать) воевал за красных – он по определению хороший человек и в чем-то даже пример для подражания. В этом направлении никакого движения вперед на ниве понимания собственного прошлого быть не может. Я уже говорил на страницах этой книги, но в очередной раз повторю: в Гражданской войне героев не бывает. Нам нужно научиться уважительно относиться ко всем участникам тех событий, но не слепо восхвалять их деяния, а трезво оценивать последствия для страны. Только таким путем можно достичь согласия и примирения в обществе.
Ведь не один Уборевич такой плохой. Кого ни возьми – сразу же обнаружатся многочисленные, как говорили в советскую эпоху, факты и сигналы. Смотрим на Ивана Панфиловича Белова. Храбро воевал, помогал устанавливать советскую власть в Средней Азии. Но какими методами! Военком 1-й Туркестанской кавдивизии Винокуров докладывал по итогам его деятельности в Москву: «Положение сейчас крайне плачевное, теоретически мы здесь закрепляем Советскую власть, а практически рубим бедноту тысячами. Я теперь совершенно не представляю, какие нужны колоссальные труды, чтобы примирить с нами население».
Ничего особенного красный командир Белов не совершил. Так действовали все. Практика Гражданской войны иной не бывает. Подтверждается кем угодно и когда угодно в истории русской смуты.
Приглядимся к Ивану Федоровичу Федько. Прославленный красный командир? Не то слово! И на Северном Кавказе повоевал против Деникина, и в академии Генерального штаба РККА поучился, и в разгроме Врангеля поучаствовал. Трижды был награжден орденом Красного Знамени. Чем не пример для подражания? Только вот был в его карьере один незначительный эпизод. Пустяк, о котором и вспоминать-то не стоит. Но озвучу этот самый факт. Называется он «подавление Тамбовского восстания». За умелое руководство 187-й стрелковой бригадой Федько был награжден четвертым орденом Красного Знамени. Как действовали на том фронте красные командиры, вы уже знаете. И чтобы выделиться даже на их фоне – это нужно было уметь.
Не менее яркой с этой точки зрения была карьера Михаила Великанова. После разгрома колчаковских войск он действовал на Кавказе. В частности, подавлял Гянджинский мятеж в Азербайджане. Действовал по-большевистски решительно, не проявляя волокиты и не терзаясь сомнениями. На практике за этой лукавой советской формулировкой скрывались привычные методы. Казнь нескольких сотен офицеров и строжайший приказ населению немедленно сдать все оружие. За ослушание – расстрел на месте. Без суда и следствия. Таковы законы революционного времени.
Вот это первые красные командиры умели делать. Со всем остальным периодически возникали значительные сложности. Это и понятно – военного образования не хватало. Не случайно член Реввоенсовета республики Вацетис тогда же заметил, что он не выдвигал бы наверх тех, кто не имеет хотя бы трехлетнего опыта командования полком. Замечание справедливое, но, увы, невыполнимое в условиях первых лет советской власти. Большинство воспетых агитаторами комиссаров в пыльных шлемах сразу стартовали с очень неслабых должностей в молодой Рабоче-крестьянской красной армии. И попытка поставить их на места, соответствующие их интеллектуальным возможностям, закономерно закончилась сначала глухим недовольством, потом отдельными публичными заявлениями и закономерно привела многих к участию в деле Тухачевского.
Ровно то же самое происходило, кстати, и в ВЧК. Возьмем для примера такого видного чекиста, как Георгий Атарбеков. Организатор и активный участник «пятигорской резни», он лично изрубил кинжалом генерала Рузского. Поступком этим Атарбеков чрезвычайно гордился. Он получил повышение и стал членом Реввоенсовета Каспийско-Кавказского фронта. Неплохо для 27-летнего человека, который никогда не служил в армии. Он действовал решительно и бескомпромиссно, но не совсем так, как многие сейчас подумали. Его пришлось снять с должности по требованию ударной коммунистической роты с формулировкой «за грубое попрание прав человека». Не знаю, что нужно было сделать, чтобы в эпоху красного террора быть обвиненным в жестокости. Это как быть изгнанным из палачей за свирепый нрав. Такой вот был боец за счастье всего человечества.
Или посмотрим на легендарного деятеля чрезвычайной комиссии Глеба Бокия. Нынче и он – жертва политических репрессий, реабилитированный советской властью. На него сегодня уже не призывают равняться даже самые упертые левые публицисты. Понимают, что не все ладно в биографии этого одного из первых чекистов. Но детали не уточняют. А мы поинтересуемся подробностями. Одной будет вполне достаточно. В разговоре со своей знакомой писательницей Алтаевой он честно признался: «Я присутствую при расстрелах для того, чтобы работающие рука об руку со мною не смогли бы говорить обо мне, что я, подписывающий приговоры, уклоняюсь от присутствия при их исполнении, поручая дело другим, и затыкаю ватой уши, чтобы не расстраивать нервы».
В дальнейшем Бокий оставался верен себе. При девятом отделе Главного управления Государственной безопасности НКВД СССР он создал лабораторию по разработке ядов и препаратов для влияния на сознание арестованных или устранения неугодных. Работал старательно, с подлинным большевистским энтузиазмом, пока его самого не прислонили к стенке. Во времена Сталина демонстрировалось исключительное презрение к былым заслугам.