Хотелось попросить для этого вытащить свечу, все же свеча, да еще толстая, не плат.
Ларс развязал руки, ноги, помог подняться, но никаких намеков на удаление свечи не делал. Правда, Линн почувствовала, что та из-за тепла ее тела попросту начала растворяться, во всяком случае, уже не торчала внутри колом. А, может, анал просто привык.
– Прими душ, сходим куда-нибудь поужинать. Нужно подкрепить силы перед решающим сеансом. На сегодня решающим, – тут же уточнил Ларс. – Завтра я придумаю что-нибудь посложней.
– А?..
– Свеча? Но ведь ты к ней уже привыкла. Сможешь сидеть?
Линн только кивнула.
Она приняла душ, высушила волосы, надела белье, намереваясь прикрепить прокладку из опасения, что свеча начнет просто течь. Но та была в дорожной сумке, потому пришлось выйти из ванной в белье.
Увидев экипировку жены, Ларс приподнял бровь:
– А это еще что?
– Ларс, там свечка, вдруг она потечет?
– Не потечет. Сними, чтобы мне не пришлось делать это где-нибудь в неподходящем месте.
– Но ты же не собираешься?..
– Собираюсь, а за глупые вопросы будешь наказана.
Линн вздохнула, но в этом вздохе слышалось притворство. Она прекрасно знала, что Ларс никогда не опозорит ее, хотя сумеет заставить пройти по краешку. Сколько раз он провоцировал жену на поступки, на которые она ни за что бы не решилась сама?
Свечу он все же милостиво вытащил, но надеть белье так и не позволил.
– Не замерзнешь, от него все равно никакого толка.
Толка, конечно, не было, но кожа выпоротой попки ощущала прикосновение ткани джинсов остро. Линн старалась не елозить, но это не помогало.
– Я знаю итальянский ресторанчик – уютно и вкусно. Пойдем туда.
Хозяин «Корсики» действительно итальянец, он благодушен и рад каждому посетителю, тем более в такое неудобное время года (сезон отпусков уже закончился, а лыжный еще не начался) желающих поужинать было немного.
То ли они безумно проголодались, то ли повар в «Корсике» и впрямь был кудесником, но, отведав стейк из говядины с картофельным пюре, Линн объявила, что у Лулео есть лишь один существенный недостаток – слишком далеко ездить обедать из Стокгольма. Пожалуй, Ларс был с ней согласен. Нежная говядина таяла во рту, а пюре подкоптили до румяной корочки видно в печи с открытым огнем.
– Свена бы сюда…
Ларс даже хмыкнул, Свен так гордился своим кулинарным искусством, что сама мысль показать ему что-то еще в качестве примера, была крамольной.
– Я бы не рискнул предложить…
К чести Свена он умел ценить чужие достижения и даже учиться, например, у Осе Линдберг.
Когда возвращались в отель, Линн гадала, будет ли продолжение. Если честно, то ягодицы слишком болели для того, чтобы не сжиматься при одной мысли о новой порке. Ларс прав, на сегодня достаточно. Стало смешно – тащилась через полстраны, чтобы получить по заду!
Ларс в ответ на ее смешок заглянул в лицо:
– Что вспоминаешь – руку, веревки или свечи?
– Все сразу.
– Завтра раздобуду что-нибудь посерьезней. Ты поедешь со мной в Квиккчокк?
– Да, если возьмешь.
– Куда же от тебя денешься? Кто тебя пороть будет? Тебе не кажется, что нам просто нужно взять напрокат домик на колесах, чтобы ты могла отлеживаться задом кверху, пока я буду заниматься делом? Но сегодня, кажется, хватит. Разве что ты сделаешь мне минет…
Конечно, сделала.
Ехать в Квиккчокк не пришлось, позвонил Даг и сказал, что связался с тамошней полицией, семья давным-давно разъехалась, никто не знает куда. Но в Галливаре есть те, кто знает об Ольстенах больше. Нужно спросить в полиции, дадут адрес.
Дорога в Галливаре получилась долгой. Машина не самое удобное место для секса, но если очень хочется… Тем более местечек от Тере до Галливаре, где можно свернуть в сторону и немного постоять, нашлось достаточно. Когда доехали до Галливаре, у Линн кроме пострадавших от веревки ягодиц болели все мышцы.
Ларс смеялся:
– Я и забыл какая ты ненасытная.
В Галливаре они сняли домик ближе к лыжным трассам, чтобы не быть приметными, взяли напрокат лыжи и… не вылезали из своей берлоги целыми днями.
Все складывалось прекрасно, они с Ларсом снова были не просто вместе, но жили бурной жизнью, словно вернулись в те дни, когда Ларс соблазнял и даже развращал свою будущую жену, требуя только одного: не стесняться своих самых безумных желаний, когда они наедине.
Но Линн все равно не отпускала мысль, что чего-то не хватает.
Поняла в чем дело ночью. Просто проснулась и долго лежала, слушая ровное дыхание мужа и размышляя. Отношения наладились? И да, и нет, вернее, наладились, но не изменились. Она все равно нижняя и даже пассивная нижняя. А чего бы хотелось?
Вспоминала записи Густава об этой таинственной С., мысленно примеряла на себя роль Хозяйки. Однажды она уже надевала костюм из черного латекса и брала в руки плеть. Нет, по-настоящему стать Хозяйкой у Линн не получилось, и учил не Ларс, но приходилось признать, что временами возникало смутное желание взять плеть в руки…
Только никогда не представляла себе в роли жертвы Ларса. А кого? Гипотетического мужчину. Казалось, если это произойдет с мужем, то он непременно уйдет от нее. Ларс не сможет быть рабом даже у любимой жены. Но ведь именно понимание, что для Густава С. интересней всего была двойной ролью, и толкнуло Линн на поездку к Ларсу на север.
Что изменилось оттого, что она приехала? Призналась в своем желании? Не так давно и это было бы подвигом, недавно, но не сейчас. Приходилось признать, что чтение записей Густава сильно на нее повлияло, именно двойная роль С. была наиболее привлекательной. Хозяйка-рабыня, женщина, для которой встать под плеть и самой взять ее в руки одинаково возможно. Это совсем иная психология.
Ларс никогда не унижал жену, даже орудуя флоггером или вынуждая делать что-то на грани ее возможностей или восприятия, помнил о границе покорности. Это не совсем БДСМ, она не стала настоящей рабыней для своего верхнего, рабыней, готовой на что угодно, для которой нет своей воли, а есть только воля Хозяина. И муж хорошо понимал границу, за которой Линн просто уйдет потому, что можно пороть и капать воском, обездвиживать и даже мучить, но не все способны полностью подчинить свою волю верхнему. Она неправильная нижняя, неправильная рабыня? Но Линн предпочитала совсем не быть таковой, чем переступить какую-то невидимую грань.
Раньше она думала, что просто не созрела для настоящих занятий БДСМ и это серьезно мешает им с мужем. А сейчас вдруг начала понимать чего не хватает.
Пусть это не БДСМ, пусть называют, как хотят, ей все равно, но ей больше по душе именно то, что было у Густава с С. – равенство. Нелепо говорить о равенстве в таких занятиях? Ну, почему же? У Густава получалось, даже вытворяя бог весть что с Фридой, он ездил к С., чтобы заново пройти именно это – двойную роль, когда ты и верхний, и нижний одновременно.
Возможно ли это?
Линн пыталась примерить такую роль на себя, пыталась представить реакцию Ларса, если она предложит эту игру.
Ларсу приснилось, что его… привязывают за руки, но оборвать веревки не успел, только дернулся, как услышал над ухом голос жены:
– Тсс! Это я, лежи тихо.
– Линн? Что ты задумала?
– Теперь моя очередь тебя немного помучить.
– Вау!
Она действительно привязала его руки к спинке кровати и принялась делать возбуждающий массаж. Это не был массаж в прямом смысле, Линн просто ласкала и целовала тело Ларса, от чего тот буквально выгибался. Его естество вздыбилось, готовое к подвигам, но жена словно не замечала столь явного признака растущего желания.
– Линн, – голос хриплый, – я не выдержу.
– Я разрешала испытывать оргазм? Терпи!
Ларс рассмеялся:
– Чертова девчонка!
В голосе удовольствие и восхищение. Ого!
– Будешь дергаться – привяжу и ноги.
– Лучше садись сверху.
– Нет, я хочу посмотреть, как ты фонтанируешь.
Линн включила свет.
– Эй, мы так не договаривались.
– А как мы договаривались? Сейчас я хозяйка.
– Хозяйка, садись сверху скорей, я действительно долго не выдержу.
Она не стала искушать судьбу, оседлала мужа и принялась двигаться в медленном темпе, стараясь растянуть и его, и свое удовольствие. Конечно, Ларсу очень хотелось помочь, но руки были связаны. Обычно в таком случае он активно подсаживал ее вверх-вниз за талию, но сейчас Линн справилась сама.
Закончив, наклонилась и нежно поцеловала мужа:
– Спасибо, дорогой, ты был бесподобен.
Ларс с изумлением смотрел на жену, словно спрашивая, какая муха ее укусила.
Некоторое время Линн лежала, приходя в себя после бурного секса, все же его помощь не помешала бы, потом словно между прочим поинтересовалась:
Некоторое время Линн лежала, приходя в себя после бурного секса, все же его помощь не помешала бы, потом словно между прочим поинтересовалась:
– Тебе не понравилось?
– Еще как понравилось! Я не против, если ты будешь повторять это часто, – тихонько рассмеялся Ларс.
– Только это?
– И минет тоже можно.
– А еще что?
– Чего ты еще хочешь, прибить член гвоздями к столу?
– Выпороть, – пожала плечами Линн.
– Ты меня?
– Почему нет? – Она спокойно встала, не отвязывая его, и отправилась в ванную принимать душ.
Чтобы отвязаться, больших усилий не потребовалось, потому уже через минуту Ларс присоединился к жене под струями душа.
– Чтобы пороть, сначала нужно научиться это делать. Если ты, конечно, не горишь желанием покрыть мою шкуру рубцами.
– Научи.
– Ты серьезно? – Ларс даже поднял лицо Линн, чтобы посмотреть в глаза.
– А почему нет, Ларс? Почему ты можешь меня пороть, а я тебя нет?
– Хочешь стать Хозяйкой? – В голосе насмешка, мол, знаем мы эти женские игры. Она в ответ помотала головой:
– Нет, просто равной.
Красивая бровь над глазами цвета стали приподнялась:
– То есть?
А Линн вдруг почувствовала, что действительно может стать равной. Обняла мужа за талию, потом опустила руки ниже, поглаживая ягодицы, от чего он весь напрягся.
– Я хочу владеть твоим телом так же, как ты моим – ласкать, заводить, пороть и прочее…
– Развратная девчонка! Прекрати меня дразнить!
Голос снова хриплый.
– Помнится, ты желал меня развратить…
– И кажется, преуспел в этом.
– Жалеешь? – Линн прошлась пальцами вокруг его члена, начавшего снова набухать.
– Смотря что последует.
– А чего бы ты хотел? – Ее голос мурлыкал, но в нем слышались интонации кошки, играющей с мышью. Для Ларса такое поведение жены было внове, она лишь однажды, давным-давно позволила себе командовать, все остальное время подчинялась.
– Продолжай, продолжай…
– И все?
– Чего тебе еще? – Ларс действительно не понимал, что нашло на жену.
– У нас равенство, так давай быть равными во всем. Ты меня порешь – я тебя…
Договорить не успела, Ларс рассмеялся, привлекая к себе голенькую жену:
– Согласен, на все согласен.
– Ты не дослушал.
– Все равно согласен.
Линн вздохнула, Ларс все равно не воспринимал ее равной, решил, что это просто блажь, игрушки. Решил подыграть.
Возможно, он прав, начинать стоит с игры. Ларс не может поверить, что она желает быть равной во всем, ему такое даже в голову не приходит. А вдруг он прав? Готова ли она стать Хозяйкой, такой же, как С., если даже не представляет, как поинтересоваться у мужа, не пробовал ли он плаг или вибратор сам?
Начинать стоит с флоггера, если станет ясно, что поднять руку на мужа у нее не хватает духа, то и говорить не о чем.
– Так ты будешь меня учить?
Ларс притворно вздохнул:
– Придется. Да, я буду тебя учить, чтобы потом ты меня же и порола.
– Зато испытаешь новые ощущения.
– Чего не сделаешь ради любимой жены…
Два дня она лупцевала подушку, делая, по словам Ларса, огромные успехи. На третий день приказала:
– Вставай.
Ларс с откровенным интересом посмотрел на жену, но послушно встал к стене.
И тут она испытала сильное потрясение. Подушка, боксерская груша, даже тело какого-нибудь чужого мужчины – это одно, а любимый муж совсем иное. Держала рукоятку малой плетки всего пару мгновений, прежде чем нанести первый удар, но показалось что вечность.
«Если я сейчас спасую, то я никто!» – Мысленный приказ собраться и сделать первый удар помог.
После третьего удара полегчало, рука уже не дрожала и двигалась уверенно. Линн не стала слишком усердствовать, хотя Ларс заявил, что можно продолжить.
– Кто учил тебя держать плеть?
– Тебе было больно? – Прорвалось-таки, но Ларс сделал вид, что не заметил легкой дрожи в голосе, вздохнул.
– Конечно, было, но если ты сделаешь минет, то сразу полегчает.
Потом осторожно поинтересовался:
– Понравилось?
– Да. И не страшно. – Она снова выдала свои переживания, впрочем, почему бы и не выдать?
– Ты молодец. Правда, молодец, не представлял, что справишься.
– Я тоже боялась, что в живую будет ужасно.
Продолжить активную учебу не удалось, позвонил Вангер и напомнил, что в полиции Галливаре их заждались. Пришлось заняться делом.
– Может, бросить все розыски?
Если бы они знали, что ждет впереди, возможно, и бросили, запершись в своем домике и занимаясь сеансами порки. Но показалось неудобным остановиться на полпути, пришлось идти в полицию…
Им дали адрес Патрика Нильсена, который теперь на пенсии, а в те времена служил и должен бы знать о семье Ольстенов многое.
Патрик Нильсен оказался особой колоритной. Он был похож на медведя, которого разбудили посреди зимней спячки, но очень сообразительного медведя. Небольшие глазки-бусины схватывали все с первого взгляда, едва покосившись на Линн, стоявшую позади Ларса, он кивнул:
– Да, проходите.
Предложив им сесть в потертые кожаные кресла подле камина («здесь теплей»), он сообщил:
– Сейчас принесу кофе, а вы пока осмотритесь. Собаку можно не бояться, она за всю жизнь даже муху не сумела укусить.
Только теперь Ларс обратил внимание на огромного сенбернара, лежащего в углу. Пес и впрямь не обращал на гостей никакого внимания, даже глаз не открыл.
В этом доме старым было все – от хозяина до стен и мельчайших безделушек, видно оставшихся от тех времен, когда здесь жила и хозяйка тоже. О том, что женская рука больше не касалась этих безделушек, просто кричало несоответствие некоторых вещей. Банка с пивом стояла на изящном журнальном столике на кружевной салфетке рядом с фотографией юной девушки в витиеватой рамке. На каминной полке старый рождественский веночек (в октябре!) и в вазе давно засохший букет…
Но в камине весело потрескивали дрова, а из кухни по дому уже разносился запах кофе. И думать об убийствах вовсе не хотелось.
Хозяин появился в двери с кофейником и тремя икеевскими кружками в руках. Линн бросилась навстречу:
– Давайте, я помогу.
– Если хотите помочь, принесите банку с печеньем, она на столе в кухне. Еще там ложечки и сахар, – крикнул он вслед Линн.
Пока девушка забирала печенье и сахар, Патрик кивнул Ларсу:
– Она что, сыщик?
Юханссон серьезно подтвердил:
– Да.
Последовало сокрушенное качание головой:
– В мои времена женщины не занимались таким опасным делом.
– Сейчас женщины другие и мир другой.
Линн поставила на столик печенье, по-хозяйски разлила кофе по большим кружкам вместо кофейных чашек и вернулась на отведенное ей место в кресле. Нильсен удовлетворенно кивнул:
– Пейте кофе, потом поговорим.
Кофе был сварен отменно, к тому же хозяин явно добавил в него корицу и еще что-то, перебивать вкус сахаром никто не стал, да и печенье достаточно сладкое.
Патрик Нильсен первым нарушил молчание:
– Я ведь всегда знал, что, в конце концов, кто-то заинтересуется этим делом.
– Каким делом?
– Хенрик сказал, что вас интересует семья Ольстенов? Странная была семья. Держались не просто в стороне, но замкнуто, на любые попытки приблизиться реагировали так, словно ты вламываешься к ним посреди ночи без приглашения.
– Вы знали, что отец бьет детей и жену?
– Да, но он всегда умудрялся выходить сухим из воды.
– Один из сыновей утопился?
– Средний сын. Думаю, да, потому что ушел на лед и не вернулся. Труп всплыл только весной. И хозяина нашли тоже весной, когда семья уже уехала.
– Что значит нашли, ведь они уехали всей семьей в Квиккчокк?
– Уехала, но не вся семья, Ольстена нашли в лесу в лесном домике между Чаучас и Аккаерви. Его труп был заметно обглодан зверьем, но не думаю, что он просто замерз.
– Что такое Чаучас и Аккаерви?
– Сразу видно, что вы не местный. Это озера на северо-восток от Галливаре, там лес погуще и охота лучше. Много мелких озер. У Ольстена там стоял крошечный лесной домик, чтобы переночевать, если домой не успеваешь. Вот в нем и нашли, когда снег сошел…
Нильсен помолчал, молчали и его собеседники, чувствуя, что торопить нельзя, сам все расскажет. Так и есть.
– Знаете, его не застрелили, он не был привязан или задушен, не были переломаны кости… странно все. Но я не поверил в то, что Ольстен просто замерз.
– Почему странно и почему не поверили?
Нильсен чуть помолчал, потом добавил себе кофе, глотнул и усмехнулся:
– Я тогда выезжал на место преступления. Именно преступления, хотя все посчитали несчастным случаем, и официально тоже объявили, что несчастный случай. В лесной избушке, где замерз и был обглодан зверьем Ольстен, на полу осталось много крови. Очень много. Он умер не от холода, а от кровопотери. Но мы списали все на какую-то рану мягких тканей, которую нанес зверь. Но никаких следов борьбы человека со зверем, никаких переломов или чего-то еще не было. Словно ему вскрыли какую-то вену и оставили умирать от потери крови.