– Ну как, Громыхало из Подмышек, боишься?
Громыхало застеснялся, вытер рукавицей нос.
– Немножко трясеть, товарищ сержант.
– Не дрейфь, Громыхало. Помни: как начнут фрицы лупить – сигай с машины в снег и зарывайся с головой.
– Как тятерка? – спросил Громыхало.
– Во-во, как тетерев-косач.
Подбодрив Громыхалу, наводчик взгромоздился на свой стульчак и прилип глазом к прицелу.
– Прицел обычный – восемьсот? – спросил он.
– На прямой, – ответил Малешкпн.
Рация работала на прием. Саня включил внутрипереговорное устройство, проверил. Оно тоже работало отлично.
«Когда стоим, все как часы работает. А как поедем, сразу расстроится. Почему это так получается?» – спросил себя Саня, но ответить не успел: помешал голос комбата.
Беззубцев приказал приготовиться и по сигналу красной ракеты – вперед.
– Повторите, как меня поняли, – потребовал комбат.
– По сигналу красной ракеты – вперед, – отчеканил Саня.
Через минуту Беззубцев опять вызвал Малешкина и строго спросил, почему он не отвечает. Саня взглянул на рацию и обомлел. Разговаривая с командиром, он позабыл перевести рычаг на «передача». Он включил передатчик и доложил, что команду понял хорошо, а в первый раз не ответил потому, что забыл перевести рычажок, на что комбат укоризненно сказал:
– Как же ты, шляпа, со мной во время боя будешь держать связь, когда на исходной не можешь…
Этот глупый, досадный промах испортил ему боевое настроение. Малешкин приказал экипажу приготовиться к атаке: заряжающему зарядить пушку, десанту внимательно следить, когда взлетит красная ракета, а сам уткнулся в панораму.
Осип Бянкин открыл затвор, вытащил из гнезда бронебойный заряд, пошувыкал его, как ребенка, и со словами «пошел, милый» загнал в патронник. Затвор с лязгом закрыл ствол пушки.
– Пушка заряжена, – предупредил Бянкин наводчика.
Малешкин не отрывался от панорамы. Прошло еще пять минут, а сигнала к атаке все не было. «Чего стоим, чего стоим?» – шептал Саня. Мелькнула мысль, что в панораму он может и не заметить красной ракеты, а десантники ее прозевают.
Саня высунулся наполовину из люка. Автоматчики еще теснее сбились в кучу и все так же курили, передавая цигарку по кругу.
Повалил снег, крупный, мягкий и очень густой. И ничего не стало видно – сплошная белая тьма. Если бы ракета взлетела над головой Малешкина, он бы ее и не заметил. Руки у Сани дрожали. И он почувствовал, что на него наваливается страх, хватает за горло, трясет и колотит. Саня уперся лбом в панораму и стиснул зубы. Но это ни к чему не привело. Его продолжало трясти и колотить. «Да что же это такое?» – чуть не закричал Саня, оторвался от панорамы, посмотрел на экипаж.
Заряжающий сидел на днище, спокойно курил и поплевывал. Домешек протирал стекло прицела. Щербак, сжимая своими лапищами рычаги фрикционов, согнулся так, будто приготовился к прыжку. Сане стало легче, но совсем успокоиться он не успел. Заскрежетали коробки передач, захлопали гусеницы.
– Танки пошли, лейтенант! – крикнул Щербак.
Малешкин даже не успел сообразить, что ему делать, как в наушниках раздался отрывистый и совершенно незнакомый голос комбата: «Вперед!»
– Вперед! – закричал Саня и прилип к панораме.
Щербак вел машину по следу танка. А снег валил и валил. Как Саня ни крутил панораму, как напряженно ни взглядывался в белую муть, ничего, кроме перекрестья и черных цифр на стекле, не видел. В конце концов Малешкин устал от напряжения и совсем успокоился.
Ему даже стало скучно. Разве он такой представлял себе атаку? Она рисовалась ему стремительной, до ужаса захватывающей. Самоходка на пятой скорости проносится мимо горящих танков, врывается в боевые порядки противника и все уничтожает и давит. Потом поджигают и его машину. Саня смертельно ранен. Верный экипаж вытаскивает его из самоходки и несет на шинели по глубокому снегу. А Мишка Домешек, смахивая слезы, говорит: «На войне как на войне». Вот так представлял себе младший лейтенант Малешкин свою первую атаку. «А это что? Ползем, как черепахи, друг за другом и ни черта не видим», – с раздражением думал Саня.
Машина вдруг споткнулась и закачалась. Щербак завалившись на спину, держал ее на тормозах. За броней кричали и ругались солдаты. Саня выглянул из люка. Его самоходка наскочила на танк и пушкой расшвыряла десантников. Один солдат барахтался в снегу и на чем свет стоит крыл самоходчиков. К счастью, обошлось без жертв. Танк, подобрав свалившихся автоматчиков, тронулся.
– Фу, черт возьми! – сказал Саня, вытер взмокший лоб и обругал водителя слепым верблюдом.
Снег не переставая валил и валил. Десант на машине превратился в грязную, бесформенную снежную глыбу.
Внезапно справа и слева захлопали пушки. Выстрелы звучали резко и сухо, как будто где-то поблизости кололи дррва. Танк лейтенанта Доронина тоже начал стрелять. Саня приказал Щербаку отъехать в сторону и отдал команду: «Огонь!»
– А куда, лейтенант? Ни черта не видно, – сказал Домешек.
– Туда, куда и все, – и Саня неопределенно махнул рукой. – Выстрел! – крикнул наводчик.
Пушка рявкнула и с грохотом выбросила из патронника гильзу.
Заряжающий с маху вогнал новый снаряд.
– Готово!
– Огонь! – крикнул Саня.
– Выстрел, – ответил Домешек.
Пушка опять ахнула, опять сверкнула гильза, и желтый, вонючий, как тухлые яйца, дым столбом пополз из люка.
– Готово! – доложил заряжающий.
– Стой! – сказал Малешкин, высунулся из люка, прислушался.
Стрельба прекратилась. Чуть слышно ворчали моторы.
«Ушли вперед», – сообразил Саня, и ему стало по-настоящему страшно.
– Вперед, Щербак!
Щербак с места воткнул третью скорость. Самоходка понеслась и вскоре догнала танки. Лицо младшего лейтенанта Малешкина расплылось в широченной радостной улыбке.
– А здорово мы, братцы, стрельнули!
– В белый свет, как в копеечку! – захохотал Домешек.
Но тут Саня вспомнил, что он не на учебных стрельбах, не на полигоне, а в бою, в танковой атаке, и, собственно говоря, радоваться нечему, и, кроме того, он совсем забыл про связь с комбатом. Малешкин вызвал Беззубцева, и тот высыпал на его голову ворох матюков, Саня не обратил на них особого внимания. Но когда комбат заявил, что он теперь понимает капитана Сергачева и полностью с ним согласен, Малешкину стало очень скучно. «Черт знает как мне не везет. Теперь этот грозит снять. Ну и пусть снимают, подумаешь, какая радость – самоходка». Но от одной только мысли, что его еще могут снять и отправить в резерв, Малешкину стало опять больно и обидно.
Не заметили, как танки вошли в село. И оказалось, все было напрасно: и атака, и стрельба, и ругань комбата. Немцы отошли еще на рассвете.
В бой вступили внезапно, с ходу за село Антополь-Боярка. Село раскинулось на снегу серым огромным треугольником.
Полк двигался походной колонной, и когда колонна вышла из леса, боевое охранение уже скрылось в селе за крайними хатами. Раздался треск, как будто переломили сухую палку. И в центре треугольника заклубился смолистый дым. Взлетела красная ракета, и танки стали стремительно разворачиваться.
Саня, в сущности, плохо понимал, что происходит. Комбат приказал не вырываться вперед, и двигаться за танками не ближе, чем в ста метрах. Щербак же повис на хвосте впереди идущей машины. Тридцатьчетверка шла зигзагами, стреляя на ходу. За ней так же зигзагами вел самоходку Щербак. Саня не видел поля боя: мешала тридцатьчетверка. Саня приказал Щербаку отстать или свернуть в сторону. Щербак, не ответив, продолжал плестись за танком.
– Сворачивай! Что же ты делаешь? – кричал Малешкин.
– Сворачивай, гад, мне стрелять нельзя! – заревел наводчик.
Щербак оглянулся, кивнул головой и еще ближе прижался к танку. Саня понял, что водитель боится и из страха прячется за броню впереди идущей машины.
– Спокойно, ребята. Спокойно… Все будет в порядке, – сказал Малешкин, больше успокаивая себя, нежели ребят.
Суматошно закричали солдаты-десантники. Саня метнулся к люку. Автоматчики скатывались с машин. Маленький Громыхало, как слепой, метался с одной стороны на другую, потом лег ничком между ящиками и закрыл голову руками. Перед самоходкой на одной гусенице вертелся танк. Механик-водитель пытался вывалиться из люка, но за что-то зацепился, повис и тоже вертелся вместе с машиной и дико кричал: «А-а-а-а-а!…» Из башни вырвался острый язык огня, окаймленный черной бахромой, и танк заволокло густым смолистым дымом. Ветер подхватил дым и темным лохматым облаком потащил по снегу в село.
«Что же я стою? Сейчас и нас так же… – мелькнуло в голове Малешкина. – Надо двигаться…»
– Вперед, Щербак!
Щербак повернулся к Малешкину. Саня не узнал своего водителя. У него в эту минуту лицо было без кровинки, словно высеченное из белого камня.
– Вперед, Гриша! Вперед, милый! Нельзя стоять! – с отчаянностью упрашивал Саня.
– Вперед, Гриша! Вперед, милый! Нельзя стоять! – с отчаянностью упрашивал Саня.
Щербак не пошевелился. Малешкин вытащил из кобуры пистолет.
– Вперед, гад, сволочь, трус! – кричали на водителя наводчик с заряжающим.
Щербак смотрел в дуло пистолета, и страха на его лице не было. Он просто не понимал, чего от него хотят. Саня выскочил из машины, подбежал к переднему люку и спокойно приказал:
– Заводи, Щербак.
Щербак послушно завел. Саня, пятясь, поманил его на себя. Самоходка двинулась.
– За мной! – закричал младший лейтенант Малешкин и, подняв пистолет, побежал по снегу к селу. В эту минату Саня даже не подумал, что его легко и так просто могут убить. Одна мысль сверлила его мозг: «Пока горит танк, пока дым – вперед, вперед, иначе смерть».
В небо взлетела зеленая ракета – танки повернули назад. Малешкин не видел этой ракеты. Он бежал не оглядываясь. Он видел только село. Там фашисты… Их надо выбить! Таков был приказ. И он выполнял его.
Пригнувшись, он бежал и бежал. Бежать по присыпанной снегом пашне было очень тяжело. Ломило спину, рубашка прилипла к телу, пот заливал глаза. «Только бы не упасть, только бы не упасть». Он оглянулся назад. Самоходка наступала ему на пятки. Саня побежал быстрее.
– Лейтенант, лейтенант! – услышал он голос Щербака. – Садись, я сам поеду. Теперь не страшно.
Саня вскарабкался на самоходку и от усталости свалился на ящики. Щербак включил пятую скорость, самоходка заревела и ринулась в село. У крайней хаты водитель остановил машину, выключил мотор. Перед ними была белая стена украинской мазанки, сзади белое поле. Четыре вырвавшихся вперед танка горели, остальные отходили к лесу. «Куда же я забрался, дурак», – с ужасом подумал Малешкин.
Щербак, наводчик и заряжающий не спускали глаз с командира. В них Малешкин прочел не только: «А что дальше, лейтенант?», но и еще кое-что поважнее. Саня понял, что сейчас он выиграл самое важное сражение. Он завоевал экипаж. И теперь, что бы он ни приказал, все будет выполнено сразу и безоговорочно.
Но в эту минуту Саня еще не знал, что ему надо делать, что приказывать. А экипаж ждал, и что-то надо было предпринимать.
– Надо разведать, – сказал Малешкин. – Кто сходит?
Саня не сказал резко, как приказ: «Кто пойдет?», хотя чувствовал, что имел на это теперь полное право.
Домешек с Бянкиным переглянулись, и оба согласились. Саня почесал затылок. Кого послать? Экипаж должен всегда находиться в машине в полной боевой готовности. Мало ли что…
– Товарищи танкисты, у вас покурить нетути? – В башенном люке торчала огромная солдатская шапка.
– Ты кто? – удивленно спросил Малешкин.
– Солдат Громыхало, десантник.
– Зачем ты здесь? Почему не спрыгнул со всеми?
– Труханул малость, – чистосердечно признался Громыхало.
В общем, Громыхало из Подмышек для экипажа словно с неба свалился. Его и отправили в разведку. Громыхало вернулся подозрительно быстро и сказал, что в деревне горит хата, а ее никто не тушит, что зашел еще в две хаты, и никого в них нет.
– А немцев, фрицев ты видел? – в один голос спросил экипаж.
– Нет, не видел, – с искренним сожалением признался Громыхало и добавил: – А в избах тепло и пахнет щами.
– А чего же ты, ничего не разведав, так скоро вернулся? – строго спросил Малешкин.
– Боялся, что вы уедете.
– Дерьмо ты, Громыхало, а не разведчик.
– Какой уж есть, – обиженно пробормотал Громыхало.
– Что-то здесь нечисто, лейтенант. Уж больно тишина подозрительная. Чует мое сердце – нечисто. Поговори-ка с комбатом, – посоветовал ефрейтор.
«Опять про связь забыл!» – простонал Саня и бросился к рации.
– Алло, алло, Сосна? Я Ольха. Приём.
Ответил совершенно незнакомый голос:
– Это Ольха? Сейчас с вами будет говорить Орёл. Как слышите, как поняли меня? Приём!…
Саня ответил, что понял и слышит хорошо.
«Орёл» заговорил резким, скрипучим голосом. Лицо у Сани вытянулось, посерьёзнело. Он узнал голос полковника Дея.
– Сообщите, где вы находитесь и где противник?
Саня сообщил, что он стоит за хатой, в селе тихо и противника он не видит. Полковник Дей приказал Малешкину следовать на северо-западную окраину села Антополь-Боярка, при движении соблюдать осторожность и обо всем докладывать.
В первую очередь надо было определить северо-западную окраину села. Но эта задача оказалась не такой-то простой. День стоял хмурый, а компаса у Сани не было. Спросить у полковника Дея он постеснялся. Тогда Саня решил, что если он по диагонали пересечет село, то как раз попадет туда, куда надо.
– Вот так давай, Гриша. Прямо по садам. – Саня рукой показал, куда ехать.
Экипаж занял свои места в машине. Громыхалу оставили наверху, приказав ему внимательно смотреть по сторонам.
Щербак вел машину, осторожно пробираясь меж яблонь, ломая густой вишенник.
– Тихо, тихо, не газуй, – шипел на него Домешек.
Объехали горящую хату. Она пылала весело, как стог сена. Пересекли улицу и увидели обугленную тридцатьчетверку. Она еще дымилась, и от нее сильно несло резиной. Остановились. Громыхало побежал к танку – посмотреть, где экипаж. Когда Громыхало вернулся и сообщил, что от экипажа остались одни головешки, Сане опять стало страшно.
– Как же нам теперь ехать? По дороге или огородами? – спросил Малешкин ефрейтора и, не получив ответа, приказал Щербаку пробираться огородами, прячась за хаты.
Самоходка поползла по бахчам, ломая заборы, подвигалась бросками от хаты к хате. Останавливались, прислушивались. Но было тихо, подозрительно тихо. У Сани от напряжения заломило в висках. Неожиданно хаты под углом повернули влево. Щербак остановил машину, вопросительно посмотрел на командира:
– Куда ехать, лейтенант?
– Надо подумать, – сказал Саня.
Малешкин давно уже потерял всякую ориентировку и ехал просто наугад. Подумали и решили опять послать Громыхалу в разведку, пообещав ему никуда не уезжать. Разведка Громыхалы состояла в том, чтобы сходить за поворот и посмотреть, что там есть. Малешкин доложил полковнику Дею, что остановился и послал в разведку солдата. Командир полка одобрил это решение и назвал Малешкина молодцом. Похвала ободрила Саню, и он подмигнул Домешеку:
– Держись, Мишка. Все идет как по маслу.
Из-за поворота, прижимая к груди шапку, выскочил Громыхало, запутался в полах шинели, упал, вскочил и со всех ног бросился к машине.
– Немцы. Танки. Огромные, с черными крестами.
– Где?
– Там.
– Много?
– Не знаю.
Малешкин сообщил командиру полка, что в селе фашистские танки. На вопрос Дея «сколько?» Саня ответил, что его разведчик не считал, а сам он их не видит. Дей потребовал проверить лично и доложить. Саня сказал: «Есть!» – и, прихватив с собой солдата, побежал проверять.
Громыхало не соврал. За поворотом сразу же открывалась площадь, окруженная хатами. На площади стоял немецкий танк Т-6 – «тигр». Саня выставил палец, прищурился и определил расстояние до «тигра».
«Метров двести, не больше», – решил он.
Малешкин с солдатом зарылись в снег и стали высматривать. Но сколько они ни вглядывались, ничего, кроме «тигра», не видели. Да и «тигр», повернув в обратную сторону пушку, не шевелился.
«Какой же я идиот, бинокль с собой не взял!» – обругал себя Саня.
Так они пролежали минут десять. Вдруг из хаты вышли два немца, расстегнули штаны, помочились и опять ушли в хату.
– Смотри, лейтенант, еще один, – зашептал Громыхало.
– Где?
– Вон там. Видишь беленький домик с палисадником? Набалдашник торчит.
Малешкин долго всматривался в направлении, куда показывал палец солдата, и наконец разглядел пушку с дульным тормозом.
– Все ясно, будем драться, Громыхало.
Это решение не испугало Саню; наоборот, осознав важность принятого решения, младший лейтенант Малешкин как будто сразу и повзрослел, и поумнел. Он хладнокровно огляделся и наметил две огневые позиции: основную и запасную. Основной была хата с высоким забором, запасная – тоже хата, только без забора. С первой Саня наметил уничтожить «тигра» на площади, со второй – танк за палисадником.
Вернувшись к машине, Саня доложил полковнику, что в селе немцы и что двух «тигров» он видел сам. На вопрос Дея, какое он, Малешкин, принял решение, Саня твердо и решительно заявил: «Уничтожить!»
– Добро! – сказал полковник Дей. – Начинайте, Малешкин. Мы идем на помощь.
Приказ командира полка придал Малешкину еще больше уверенности и хладнокровия. Он лично сводил Щербака с Домешеком за поворот, указал наводчику цель и разъяснил Щербаку, где поставить машину.
Все проверили, зарядили пушку, установили прицел.
– Учти, Щербак. На полной скорости выскакиваешь к хате с левой стороны. Мотор не глушишь. Сразу же включаешь заднюю скорость и ногу не снимаешь с педали главного фрикциона, пока я не подам команду «назад», – еще раз предупредил Малешкин водителя. Спокойствие и уверенность невольно передались и экипажу. Даже Громыхало расхрабрился и наотрез отказался слезть с машины.