— Что? Где мы?
Затем он увидел огонь и улыбнулся:
— Я видел очень странный сон.
Проход был узкий и извилистый, такой низкий, что Ходору скоро пришлось ползти. Бран пригибился, как мог, но вскоре начал задевать головой потолок. Сверху ему в глаза сыпалась грязь, а однажды он ударился лбом о толстый белый корень, который рос из стены тоннеля. С корня свисали усики, а между ними были натянуты паучьи сети.
Дитя шла перед ними с факелом в руке, за ней шелестел ее плащ из листьев. Но проход был настолько извилистым, что Бран скоро потерял ее из виду. И единственным светом были отблески факела на стенах тоннеля. Когда они спустились еще ниже, проход раздвоился, но левое ответвление было непроглядно черным, и даже Ходор понял, что нужно идти направо за факелом.
Тени бежали по стенам, и казалось, что стены тоже движутся. Бран увидел огромных змей, который извивались, выползая из земли вокруг него, и его сердце забилось в страхе. Он подумал, что они забрели в гнездо молочных змей или гигантских могильных червей, мягких и бледных. У могильных червей есть зубы.
Ходор тоже увидел их.
— Ходор, — захныкал он, не желая идти дальше. Но девушка остановилась, чтобы они смогли ее догнать, и в неподвижном свете факела Бран понял, что змеи были всего лишь белыми корнями, такими же как тот, об который он ударился головой.
— Это корни чардрев, — сказал он. — Помнишь сердце-древо в богороще, Ходор? Белое дерево с красными листьями? Дерево не может причинить тебе вред.
— Ходор.
Ходор устремился вперед, вслед за их провожатой и ее факелом, в глубины земли. Они прошли еще одну развилку, затем еще одну, после чего оказались в пещере, огромной, как большой чертог Винтерфелла. Каменные зубы свисали с потолка, еще больше их росло из пола пещеры. Дитя леса в своем лиственном плаще легко прокладывала путь среди них. Время от времени она останавливалась и нетерпеливо махала факелом, словно хотела сказать: "Сюда, сюда, быстрее".
Там было еще множество проходов и каменных чертогов, Бран слышал, как справа от него капает вода. Когда он обернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, он увидел глаза, смотрящие на него. Это были яркие глаза с вертикальными зрачками, отражающие свет факела. Еще Дети Леса, подумал Бран, девушка не единственная. Но, кроме этого, он вспомнил сказку Старой Нэн о детях Генделя.
Корни были повсюду, изгибаясь, они проникали через землю и камни, сужали проходы или сплетались, образуя крыши. Все цвета исчезли, внезапно понял Бран. В мире остались только черная земля и белые корни. У сердца-древа в Винтерфелле были корни толщиной с ногу великана, но здесь встречались корни намного толще. И Бран никогда не видел их в таком множестве. Наверное, наверху была целая роща чардрев.
Свет снова исчез. Дитя леса, хоть и была маленького роста, двигалась очень быстро. Ходор поспешил за ней, но что-то хрустнуло у него под ногами. Он остановился так резко, что Мира и Жойен чуть не врезались в него.
— Кости, — сказал Бран. — Это кости.
Пол прохода была усыпан костями птиц и животных. Но встречались и другие кости, крупные, которые могли принадлежать великанами, и небольшие, которые могли быть костями детей. По обе стороны от них в каменных стенах были вырезаны ниши, из которых смотрели черепа. Бран увидел череп медведя и череп волка, полдюжины человеческих черепов и столько же — великанов. Все остальные были маленькими, необычной формы. Дети леса. Корни росли вокруг черепов и прорастали сквозь них. На некоторых сидели вороны, следившие за проходящими людьми блестящими черными глазами.
Последняя часть их долгого пути во тьме была самой крутой. Ходор проделал последний спуск сидя, подпрыгивая и скользя вниз по сломанным костям, грязи и камням. Девушка ждала их внизу, стоя на краю естественного моста над зияющей бездной. Бран услышал, что внизу бежит вода. Подземная река.
— Мы должны перейти на ту сторону? — спросил Бран. Мысль об этом пугала его. Если Ходор поскользнется на узком мосту, они будут падать очень долго.
— Нет, мальчик, — сказала Дитя. — Обернись.
Она подняла факел повыше, и свет изменился. На мгновение огонь стал оранжевым и красным, заполнив пещеру теплым светом. Но затем цвета исчезли, оставив лишь черный и белый. Сзади вздохнула Мира. Ходор обернулся.
Перед ними бледный лорд в черном как смоль одеянии сидел, как на троне, среди переплетенных корней чардрева, которые окутывали его высохшие члены, обнимали его, как мать обнимает младенца.
его тело было как скелет, одежда сгнила. Сначала Бран принял его за еще одного мертвеца, он гнил так долго, что корни проросли сквозь него. Кожа была белой, за исключением родимого пятна, тянувшегося от шеки к шее. Его белые волосы были тонкими и такими длинными, что касались земли. Корни обвивали его ноги как змеи. Один из корней проходил через сухую плоть его бедра и пронзал плечо. Темно-красные листья оплетали его череп, лоб был покрыт серыми пятнами грибов. Немного кожи оставалось, она обтягивала его лицо, твердая и жесткая, но сквозь нее то тут, то там проглядывали желто-коричневые кости.
— Ты трехглазый ворон? — Бран услышал свой голос. У трехглазого ворона должно быть три глаза. У него был только один, и тот - красный. Бран чувствовал, как этот глаз смотрит на него, блестя, как лужа крови в свете факелов. На месте второго глаза из пустой глазницы рос тонкий белый корень, спускаясь по щеке к шее.
— В… ворон?
Голос бледного лорда был бесстрастен. Губы двигались медленно, будто он забыл, как складывать слова.
— Да, когда-то. Черный наряд и черная кровь.
Его одежда сгнила и прохудилась, покрылась мхом, её проели черви, но некогда она была черной.
— Я был многими, Бран. Теперь я то, что ты видишь, и теперь ты поймешь, почему я не мог к тебе прийти… кроме как в снах. Я долго наблюдал за тобой, наблюдал тысячей глаз и одним. Я видел твое рождение, а до этого — рождение твоего лорда-отца. Я видел твой первый шаг, слышал твое первое слово, был в твоем первом сне. Я смотрел, как ты упал. А теперь ты, наконец, пришел ко мне, Брандон Старк, хотя уже поздно.
— Я здесь, — сказал Бран, — только я искалечен. Ты… ты вылечишь меня… то есть мои ноги?
— Нет, — сказал бледный лорд. Это не в моей власти.
Глаза Брана наполнились слезами. Мы проделали такой длинный путь. В камере отдавался эхом шум черной реки.
— Ты никогда не будешь ходить снова, Бран, но ты будешь летать, — пообещали бледные губы
ТИРИОН
Долгое время он не шевелился, лежа неподвижно на куче старых мешков, служивших ему постелью, прислушиваясь к ветру в снастях и плеску реки о корпус судна.
Полная луна плыла над мачтой. Она преследует меня вниз по реке, наблюдая за мной, как огромный глаз. Несмотря на теплоту затхлых кож, которые покрывали его, дрожь прошла через карлика. Мне нужна чаша с вином. Дюжина чаш вина. Но скорее Луна начнёт подмигивать, чем сукин сын Грифф позволит утолить его жажду. Вместо этого он напился воды, и был осужден на бессонные ночи и дни в поту и ознобе.
Карлик сел, cжимая голову руками. Я спал? Все вопоминания об этом исчезли. Ночи никогда не были добры к Тириону Ланнистеру. Он плохо спал даже на мягких перинах. На Робкой Деве, он устроил себе постель на крыше каюты, используя вместо подушки бухту пеньковой веревки. Здесь ему нравилось больше, чем в тесном корабельном трюме. Воздух был свежее, и речные звуки приятнее, чем храп Утки. Но за удовольствия надо платить: палуба была жесткой, и когда он проснулся, тело его ныло и не сгибалось, а ноги затекли и болели.
Они пульсировали, икры стали твердыми как дерево. Он растер их пальцами, пытаясь угомонить боль, но когда он встал боль была все еще ощутимой, заставив его измениться в лице. Мне нужна ванна. Его мальчишеская одежда воняла, как и он сам. Другие купались в реке, но он не присоединялся к ним. Некоторые черепахи, которых он видел на мелководье, выглядели достаточно большими чтобы перекусить его пополам. Костоломы называл их Утка. Кроме того он не хотел чтобы Лемора видела его голым.
Деревянная лестница спускалась вниз с крыши каюты. Тирион натянул свои сапоги и спустился на палубу, где сидел Грифф, укутанный в плащ из шкуры волка, рядом с жаровней. Наемник сам нес ночную вахту, поднимаясь когда его команда ложилась спать и отдыхая после восхода солнца.
Тирион присел напротив него и стал греть свои руки над углями. Над рекой пели соловьи.
— Скоро день, — сказал он Гриффу.
— Не скоро. Мы должны бы двигаться.
В представлении Гриффа, "Робкая дева" должна была спускаться вниз по течению ночью, также как и днем, но Яндри и Исилла отказывались подвергать риску лодку в темноте. Верхний Ройн был полон выступов и коряг на дне, каждый и которых мог порвать "Робкой деве" корпус. Грифф не хотел слышать об этом. Все что он хотел, был Воллантис.
Глаза наемника постоянно двигались, выискивая в ночи….что? Пиратов? Каменных людей? Ловцов рабов? На реке было опасно, карлик знал, но Грифф сам по себе представлялся Тириону более опасным чем любой из них. Он напоминал Тириону Бронна, но тот хотя бы обладал черным юмором наемника, которого Грифф был лишён начисто.
— Я бы убил за чашу вина, — пробормотал Тирион.
Грифф не ответил. Ты умрешь раньше, чем доберешься до вина, казалось, говорили его бледные глаза. Тирион напился до потери сознания в первую ночь на "Робокой деве". На следующий день, ему показалась, что в его голове воюют драконы. Грифф увидел, как его рвало через борт, и сказал: "Ты больше не пьешь".
— Вино помогает заснуть, — возразил Тирион. Вино спасает от снов, было бы точнее.
— Тогда бодрствуй, — ответил неумолимый Грифф.
На востоке бледный свет дня заливал небо над рекой. Воды Ройны медленно становились из черных синими, под цвет волос и бороды наемника. Грифф поднялся на ноги. "Остальные скоро проснутся. Палуба твоя". Соловьи умолкли, запели речные жаворонки. В тростниках и на отмелях виднелись белые цапли. В небе засияли облака: розовые и пурпурные, коричневые и золотые, жемчужные и шафранно-желтые. Одно облако напоминало дракона. Как писал кто-то, если человеку случилось увидеть летящего дракона, он может остаться дома и мирно возделывать свой сад, ведь во всем мире нет большего чуда. Тирион почесал шрам и попытался припомнить автора. Драконы в последнее время часто занимали его мысли.
Доброе утро, Хьюгор. — Септа Лемор появилась на палубе. Ее белое одеяние было перехвачено вокруг талии поясом, сотканом из тканей семи разных цветов. Распущенные волосы свободно опускались по плечам. "Как вам спалось?"
— Урывками, милая леди. Я снова грезил о вас.
Сон наяву. Он не мог заснуть, пока облегчался рукой между своих ног, представляя септу на себе с подпрыгивающими грудьми.
Неприличный сон, не сомневаюсь. Вы порочный человек. Не хотите помолиться со мной и просить искупления грехов?"
Только если молиться мы будем так, как это делают на Летних Островах.
— Нет, но передайте за меня Деве долгий сладкий поцелуй.
Смеясь, септа прошла на нос лодки. Это был ее ритуал — утренннее купание в реке. "Определенно эту посудину назвали не в вашу честь", — крикнул Тирион, когда она скинула одежды.
Мать и Отец создали нас по своему подобию, Хьюгор. Мы должны гордиться своим телом. Потому как оно сотворено богами".
Боги должны быть были пьяны, когда занимались моим телом. Карлик глядел, как септа Лемор скользнула в воду. Эта картина всегда возбуждала его. Удивительно порочной казалась мысль о том, каково было б стянуть с септы ее белые тряпки и раздвинуть ей ноги. Лишить невинности. Хотя Лемор была не так уж невинна, как казалось. Характерные растяжки на ее животе могли появиться лишь после родов.
Яндри и Изилла встали с первыми лучами солнца и уже занимались своими делами. Яндри проверял оснастку и время от времени бросал взгляды в сторону Септы Лемор. Его маленькая смуглая жена Изилла не обращала на это внимания. Она подбросила щепок в жаровню на задней палубе, поворошила угли почерневшим клинком и начала месить тесто для утренних бисквитов.
Когда Лемор вскарабкалась на палубу, Тирион наслаждался зрелищем воды, стекающей между ее грудей, ее гладкой кожи, сверкающей золотом в утренних лучах. Ей было за сорок, скорее статная, чем хорошенькая, но все еще миловидная. Он решил, что пребывать в состоянии сексуального возбуждения почти также хорошо, как и быть пьяным. Это заставляло чувствовать себя живым.
— Ты видел черепаху, Хугор? — спросила септа, выжимая волосы. — Большую рубчатую?
Лучше всего было наблюдать за черепахами рано утром. В середине дня они опускаются на глубину или прячутся в углублениях вдоль берега, но когда солнце только начинает подниматься, они выплывают на поверхность. Некоторые любят плавать вдоль лодки. Тирион успел разглядеть дюжину различных видов: больших и маленьких, плоскоспинных и красноухих, мягкопанцирных и зубчатых, коричневых, зеленых, черных, когтистых и рогатых, черепах, чьи ребристые и узорчатые панцири были покрыты золотыми, яшмовыми и кремовыми разводами. Некоторые были настолько велики, что могли нести на спине человека. Яндри клялся, что Ройнарская принцесса использует их, чтобы переправляться через реку. Он и его жена родились на Зеленой крови, пара дорнийских сирот, вернувшихся к Отцу Ройну.
— Рубчатую я пропустил, — я разглядывал голую женщину.
— Жаль, — Лемор натянула тунику через голову. — Я знаю, что ты встаешь так рано, чтобы понаблюдать за черепахами.
— Мне также нравится наблюдать за восходом солнца, — это как наблюдать восхождение обнаженной девы после купания. Одни из них могут быть симпатичнее других, но все в равной степени полны обещаний. — Я допускаю, что черепахи тоже преисполнены собственного очарования. Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем вид двух красиво очерченых… панцирей.
Септа Лемор рассмеялась. Как у всякого пассажира «Робкой девы», у нее были свои секреты. Она располагала к ним. Он не хотел узнавать ее ближе, он просто хотел ее трахнуть. И она это знала. Повесив кристалл септы на шею и угнездив его в ложбинке между грудей, она поддразнила его улыбкой.
Яндри поднял якорь, стянул один из длинных шестов с крыши каюты и оттолкнулся. Две цапли, подняв головы, наблюдали как «Робкая дева» заскользила от берега, выходя на середину потока. Лодка медленно поплыла вниз по течению. Яндри перешел к румпелю. Изилла переворачивала бисквиты. Она поставила железную сковороду на жаровню и выложила на нее бекон. В одни из дней она готовила бисквиты и бекон, в другие — бекон и бисквиты. Раз в две недели была рыба, но не сегодня.
Пока Изилла отвернулась, Тирион стащил из жаровни бисквит, метнувшись прочь как раз вовремя, чтобы избежать встречи с ее грозной деревянной ложкой. Лучше всего было есть бисквиты горячими, обмакивая в масло и мед. Запах жарящегося бекона вскоре выманил из трюма Утку. Он обнюхал жаровню, схлопотал ложкой от Изиллы и пошел назад пустить утреннюю струю с кормы.
Тирион проковылял вслед за ним.
— Вот на что стоит посмотреть, — съязвил он, пока они опорожняли свои мочевые пузыри, — карлик и утка, преумножающие силу могучего Ройна.
Яндри захрюкал от смеха:
— Отцу Ройну не нужна твоя жидкость, Йолло. Он и так величайшая река в мире.
Тирион стряхнул последние капли.
— Достаточно великая, чтобы утопить карлика, гарантирую. Хотя Мандер также широк. Да и Трезубец у устья. А Черноводная глубже.
— Ты не знаешь реку. Подожди и увидишь.
Бекон покрылся хрустящей корочкой и бисквиты подрумянились в золотисто коричневый цвет. Юный Грифф вышел на палубу, зевая.
— Доброе утро всем.
Парень был меньше ростом чем Утка, но его долговязое сложение говорило, что он еще вытянется. Этот безбородый юнец мог бы заполучить любую девку в Семи Королевствах, с синими волосами или без них.
Они бы таяли под его взглядом. У Юного Гриффа были синие глаза, как и у отца, но если у того они были почти бесцветными, то у мальчишки — тёмными. При свете лампы они становились чёрными, а при свете заката — фиолетовыми. Ресницы были длинны, как у девушки.
— Я чую запах бекона, — объявил юноша, натягивая свои ботинки.
— Хороший бекон, — сказала Йсилла. — Садись.
Она кормила их на передней палубе, не ограничивая Юного Гриффа в сладком печенье, и лупя по рукам Утки своей ложкой, когда тот хотел загрести больше бекона. Тирион взял два крекера, положил между ними кусок бекона отнес Яндри у румпеля. Потом помог Утке установить большой треугольный парус "Робкой Девы". Яндри вел их по середине реки, где течение было сильнее. "Робкая дева" была прекрасным судном. Её посадка была неглубокой, поэтому она могла продолжать свой путь даже по самым маленьким речным притокам, преодолевать песчаные отмели, на которые сели бы суда большего размера. С поднятыми парусами и достаточным течением под ней, лодка могла развить хорошую скорость. Это был вопрос жизни и смерти в верхнем течении Ройна, уверял Яндри. "Вверх по течению от Печалей нет законов уже тысячи лет.
И людей как я посмотрю.
Он видел какие-то развалины на берегах реки, груды каменной кладки, заросшие лозой, мхом и цветами, и никаких других признаков человеческого существования.
— Ты не знаешь реки, Йолло. Пиратские лодки могут скрываться в любой излучине, а беглые рабы часто прячутся среди руин. Ловцы рабов редко заходят так далеко на север.
"Ловцы рабов были бы хорошей удачей для черепах"
Не будучи беглым рабом, Тирион не боялся быть пойманным. И ни один пират не захотел бы захватывать лодку, движущуюся вниз по течению. Ценные товары наоборот поднимались вверх по течению из Воллантиса.