Морозевич сегодня же взял ключ и пошёл осматривать новую котельную под общежитием? 1. Она произвела на него впечатление — всё вокруг, как говорится, сверкало и блестело. В переносном, конечно, смысле, потому что никаких блестящих деталей в котельной не было. Но только так можно было охарактеризовать ту чистоту и порядок, которая бросилась в глаза Андрею. Умели немцы не только работать, они умело и преподносили плоды своей работы. Теперь эта котельная как бы стояла в одном ряду с центральной, которую также строили немцы.
Андрей думал о том, как в жизни всё смешано, у него за этот год с небольшим столько всего переплелось — и хорошего, и не очень. Сначала неопределённость в Цербсте, потом нелёгкое ознакомление с хозяйством уже здесь, мелкие неудачи поначалу и крупные неприятности значительно позже. Не таким уж лёгким делом было оформление, точнее договорённость о вызове жены. Но были и приятные, хотя и совсем не простые, моменты — улаживание жалоб в доме лётного состава, ремонт трубы в нём же, удачное решение по санчасти, приезд жены, ремонт вот этой самой котельной и жилого дома? 3. Пожалуй, хорошее всё же перевешивает на весах плохое, хотя, следует признать, что откровенно плохого и не было. Андрей даже удивлялся — неужели всё это происходило с ним самим? После относительно спокойного плескания в ванной его бросили в бурное море, одного, без спасательных средств. И он, к удивлению, смог выкарабкаться и научился хорошо плавать. Правда, спасательные средства всё же были — помощь коллег, начальника и опытных подчинённых, которые его здесь хорошо приняли. А вообще-то человеку под силу многое, он даже порой сам не подозревает о своих скрытых возможностях, а потом они вдруг раскрываются. Если бы года два тому назад Андрею сказали, что ему придётся возглавлять такой немалый коллектив, да ещё быть оторванным от семьи и от дома, то он бы в это никогда не поверил. Сказал бы, что это всё фантазии, не стоящие внимания. Однако жизнь порой превращает в реальность любые фантазии. Жизнь просто сильнее любых фантазий! Разве могли, например, фронтовики, вернувшиеся с войны и думавшие о восстановлении страны, и просто об улучшении жизни, предположить, что всего через 12 лет в этой, ещё не полностью восстановившейся стране в космос уже будет запущен искусственный спутник, ещё через 4 года в космос полетит человек, а менее чем через 25 лет после самой жестокой в мире войны люди будут ходить по Луне! Пусть даже по Луне ступала нога и не советского человека, но какое это имеет значение. Но ведь расскажи какой-нибудь провидец об этом в 1945-м году тем же фронтовикам, то они, наверное, назвали бы этого человека не просто фантазёром, а ещё бы и покрутили пальцем у виска. Вот вам фантазии и реальность.
Но пора было уже втягиваться в работу. Это было не так уж и сложно, потому что Николай был прав — всё шло по плану, и работы было немного. Это был, наверное, самый спокойный период работы у Андрея за всё время, период перед новым, уже вторым отопительным сезоном. Так сказать, затишье перед бурей. И хотя незагруженные работой дни обычно тянутся медленно, сейчас же они пролетали довольно быстро. К концу недели Андрей случайно встретился с Александровым. Тот, увидев тёзку, воскликнул:
— О, привет! Ты уже на работе?
— Да, вот только во вторник вышел. А ты как?
— Я уже больше месяца как здесь.
Оказывается, Александров вернулся из отпуска буквально на следующий день после отъезда Морозевичей в отпуск.
— Слушай, — продолжил тёзка Морозевича, — надо бы где-нибудь посидеть за кружечкой пива, поговорить. Поделиться новостями о том, кто как провёл отпуск. Давай вдвоём в выходные дни сходим к Грише. Наш лепший друг сейчас важный начальник, ему сейчас не до нас, — он имел в виду Кирзоняна.
— А что, можно. Давно мы вместе не отдыхали. Очень хорошая мысль. Можно когда-нибудь сходить и в карамболь поиграть.
— В карамболь пойдём играть зимой или поздней осенью, когда нечем будет заняться. А сейчас можно найти и другие развлечения.
Они договорились пойти к Грише в ближайшее воскресенье — в субботу Александровы планировали съездить в Стендаль.
— А может быть, и вы с нами поедете? — предложил Александров.
— Андрей, что мы там сейчас не видели. Вы же туда не на прогулку едете. А мы свои деньги оставили только на пропитание. Нам до получки ещё жить более двух недель.
— Ну да. Я это выпустил из вида. Ладно, тогда до воскресенья.
ГЛАВА 9. Истории и приключения
В воскресенье Андрей предупредил Леру, что сходит со свом тёзкой к Грише попить пиво и поделиться последними новостями. Валерия не возражала, и вот они уже сидели в гасштетте за столиком. Они, не спеша, смакуя, потягивали пиво и делились новостями. А последние новости — это, естественно, их пребывание в отпуске. Андрей рассказал об их отдыхе на море, встрече с братом и кратковременном пребывании у родителей. У Александрова всё было наоборот — долговременное пребывание с дочкой то у своих родителей, то у родителей жены, отдых на речке и походы в лес за грибами.
— В общем, отпуск у меня, хотя и был насыщенным, но довольно однообразным, — подвёл тот итоги.
Пока они беседовали, неподалёку за соседним столиком расположилась троица одесситов и ещё трое ребят из тех же "Хоромов". Двое из них, попросив разрешение, подсели к Андреям — мест в гасштетте становилось всё меньше. Одесситы весело балагурили между собой, заказав пиво, дупельки с водкой и сосисками. Потом они о чём-то поговорили с немцем за соседним столиком. В общем, всё шло как обычно. Морозевич с Александровым продолжили свой разговор, негромко беседовали и напарники по их столу. Через время обе эти беседы были прерваны диким воплем: "А-а-а-а!!". Вопли рвались из горла немца, с которым недавно разговаривал один из одесситов. Он стоял с открытым ртом, которым судорожно хватал воздух как вытащенная из воды рыба. Он ничего не мог сказать, по лицу у него катились слёзы, он задыхался, во всю махал руками и орал своё "А-а-а-а!!". Затем он накинулся на одного из одесситов, который выскочил из-за стола и начал от того прятаться за спинами друзей. Тогда немец схватил недопитую кружку пива и вновь бросился за одесситом — а то был Николай Сушков. Увидев, что дело приобретает серьёзный оборот, Николай бросился к двери, немец за ним. Чем у них всё закончилось на улице — неизвестно. Никто ничего не мог понять, и только оставшиеся двое одесситов с сотоварищем хохотали что есть мочи. Один из слесарей из-за столика, где сидели Морозевич с Александровым, пересел на время к хохочущей троице и те, давясь смехом, начали ему что-то рассказывать. Через время слесарь, уже тоже смеющийся, вернулся и вот что он рассказал. Дело было так.
Придя в гасштетт, одесситы сначала спокойно сделали заказ, а затем мирно беседовали. Но эта беседа была не такая уж простая. Дело в том, что у одесситов уже давно, ещё до своего отпуска созрела одна идея. Во время отпуска они вплотную приблизились к её реализации. Но, вернувшись в городок, за летними развлечениями они о ней забыли. А сейчас вот вспомнили и решили, что момент настал. Её начало было положено Сушковым, который, выждав момент, подошёл к ранее знакомому ему немцу и начал подначивать того — мол, почему тот так мало кладёт горчицы к своей сосиске. Немец ответил, что он кладёт её ровно столько, сколь ему хочется. Так, слово за слово, они подошли к тому, что Николай произнёс:
— Просто ты слабак и не можешь больше съесть.
— Почему это я не смогу? — заартачился немец. — Могу съесть и гораздо больше.
— А можешь без сосиски съесть кусок булочки с горчицей? Только горчицы будет немало.
— Конечно, могу. Свободно.
— А спорим на бокал пива, что ты всё же не сможешь съесть всю булочку с горчицей. Только я тебе её сам намажу, не то ты себе положишь какой-то грамм горчицы.
— Да мажь сам сколько угодно. Я согласен. Ты проиграешь мне пиво.
Сушков взял со своего стола горчичницу, щедро намазал горчицей кусок булочки и протянул её немцу. Тот отважно откусил половину куска булочки и собрался её жевать. И вот тут то… — дальнейшее невольные зрители видели сами. Да, чего только не совершишь ради того, чтобы выиграть пари, великая оно сила. Но почему же немец так безрассудно согласился на пари, на которое пошёл бы далеко не каждый русский?
Дело в том, что немецкая горчица разительно отличается от русской. Она приятная, вкусная, немного кисленькая — и всё. Она почти не острая! Так, приятный компонент к превосходным немецким сосискам-сарделькам. Хотя по цвету от русской горчицы её не отличишь. Одесситы же, заранее планируя розыгрыш, привезли с собой из Союза баночку свежей "Русской горчицы" и втихаря наполнили ею горчичницу на своём столике. Теперь всё стало на свои места, всё всем было понятно. Смеялись уже и сотоварищ слесаря, да и Морозевич с Александровым.
Дело в том, что немецкая горчица разительно отличается от русской. Она приятная, вкусная, немного кисленькая — и всё. Она почти не острая! Так, приятный компонент к превосходным немецким сосискам-сарделькам. Хотя по цвету от русской горчицы её не отличишь. Одесситы же, заранее планируя розыгрыш, привезли с собой из Союза баночку свежей "Русской горчицы" и втихаря наполнили ею горчичницу на своём столике. Теперь всё стало на свои места, всё всем было понятно. Смеялись уже и сотоварищ слесаря, да и Морозевич с Александровым.
При этом Андрей подумал о том, что подобные проделки вполне в духе одесситов. Он ранее был свидетелем ещё одного интересного эпизода в гасштетте с участием тех же одесситов. Тогда тоже никто не мог понять, в чём дело. А всё было так. Одесситы зашли в гасштетт, заказали себе пива и водки и спокойно (если это к ним применительно) беседовали. Через время с их разрешения к ним подсел незнакомый им немец, который тоже заказал пиво и стал его неспешно потягивать. Немцы пьют пиво медленно, обильно сопровождая этот процесс курением. Одесситы же подозрительно быстро выпили своё пиво, рассчитались и удалились из гасштетта. Немец ещё покурил, поговорил с другими немцами, которые подсели за его столик взамен ушедших одесситов, не спеша, допил пиво и подозвал Гришу рассчитаться. И вот здесь у них началась странная перепалка. Андрей не мог понять всего разговора, но понял, что речь идёт о расчете: клиент почему-то отказывался платить, а хозяин на этом настаивал. Другие немцы, сидевшие за столиком, прекрасно слышали разговор, но никто из них не вмешивался. И, как потом стало понятно, и не могли — они пришли позже. Наконец, вдоволь напререкавшись с хозяином гасштетта, немец бросил на стол две марки, сказал ещё что-то нелицеприятное Грише и, хлопнув дверями, выскочил на улицу. Через некоторое время вышел из гасштетта и Андрей, так ничего и не понявший в размолвке Гриши с клиентом. Зайдя в городок, он увидел одесситов, которые сразу же подошли к нему.
— Как там тот немец, что сидел с нами? — спросил один из них у Андрея.
Андрей поведал своим кочегарам ту сцену, что он увидел в гасштетте. Одесситы довольно заржали.
— В чём дело? Это оказывается ваша работа?
— Наша, — хохотала троица.
Потом они рассказали Морозевичу суть дела. А дело было в том, что в немецких пивных заведениях пиво ставится перед посетителем не прямо на стол или скатерть, а на специальную картонную подставочку — круглую, квадратную или узорчатую, размером около 8 см. Эта подставка под пивную кружку или пивной бокал, предназначена для предотвращения попадания пива и влаги, конденсирующейся на внешних стенках, на поверхность стола. Подставки готовят типографским способом с различным тиснением или чаще просто с отпечатанными логотипами пивного заведения, города или самого пива. Называются такие пивные подставочки бирдекель (Bierdeckel — пивная крышка). Обратную сторону бирдекеля часто используют для расчёта. Бирдекель, как и следует из этимологии этого слова, изначально и являлся крышкой на пивной кружке.
Бирдекели получили распространение в Европе XIX-го века. В то время наиболее состоятельные граждане могли себе позволить пивные кружки с оловянной или даже серебряной крышкой, которая предназначалась для защиты напитка от насекомых, листьев и других воздействий внешней среды. Менее богатым посетителям пиво подавалось в обычных кружках с фетровым ковриком, который служил крышкой при употреблении пива на открытом воздухе. В помещении фетровый коврик подкладывали под кружку для впитывания излишней пены и пролитого пива. Фетр — материал достаточно жёсткий, чтобы прикрыть кружку. Фетровые коврики были многоразовыми, их стирали, сушили и снова выдавали посетителям.
Бирдекель в его сегодняшней форме — изобретение из Саксонии. Роберт Шпут из Дрездена ещё в 1892-м году получил патент на процесс изготовления подставки для пива. Он наливал жидкую смесь из бумаги в формы и сушил их за ночь. Хорошо всасывающие и гигиеничные одноразовые картонные бирдекели быстро распространялись и вытеснили ранее распространённые подставки из фетра. По этой технологии подставки в дальнейшем и делали из бумажной массы. Её заливали в круглые формочки и оставляли там до тех пор, пока масса не подсыхала, приобретая вид монолитной пластинки. Позже бирдекели стали изготавливать на машинах из бесконечной картонной полосы, которая затем разрезается на листы необходимого формата или скатывается в рулоны.
Когда впервые стали наносить на бирдекели разные изображения, то делали это сначала поштучно на каждой подставке после её вырубки. Такая технология существовала вплоть до 1920-х годов. До этого же времени печать на бирдекелях была однокрасочной. В 1970-х на бирдекелях применили офсетную печать; стало возможным отпечатывать сначала целые листы, а потом вырубать из них подставки.
Хозяин приносит бирдекели клиенту вместе с пивом. Гриша тоже, как и другие хозяева пивных заведений или кафе обычно делал на бирдекелях расчеты, но только тогда, когда заказывалось кроме пива ещё что-либо. Если же заказывалось только пиво, то считать было нечего. Если заказывали две кружки пива, то он подавал и два бирдекеля, и по этим картонкам мог легко определить, кто и сколько пива у него заказал. Запоминанием он себя не утруждал. Ведь когда в гасштетте много посетителей, то не так-то просто запомнить, сколько пива ты отпустил тому или иному клиенту.
Теперь Андрей всё понял — одесситы, выбрав момент, подсунули немцу лишнюю бирдекель. Эти картонки можно было попросить у хозяина заведения совершенно новые, например, для коллекции или забрать с собой те, что подали тебе вместе с бокалом пива. А коллекционировали их многие, они были довольно красочными и необычными для союзных ценителей пива. Андрей и сам привёз с собой в Полтаву несколько разных таких бирдекелей — показать друзьям. Теперь стали понятны и пререкания клиента с Гришей. Дело было, конечно, не в цене за лишнюю кружку пива — стоила та порядка 1-й марки. Дело было в принципе — ни один из немцев не хотел уступать, думая, что другой его обманывает. Вот такими были шуточки всегда готовых на выдумку одесситов.
Когда Андрей вместе с Александровым возвращался в городок, тот вдруг сказал:
— А красиво твои одесситы купли немца. Поделом ему.
— А тебе чем этот немец насолил? — удивился Морозевич.
— Не он сам, но многие из них. Корчат из себя, чёрт знает кого, а нас обзывают русскими свиньями.
— Но таких не так уж и много.
— Много-не много, а есть. Но, ничего, я одного в Киеве опустил с небес на землю.
— В Киеве? И как же это?
И Александров рассказал своему тёзке свою историю. В один из вечеров, пребывая в отпуске, он решил со своим другом посидеть в ресторане. Посидели они нормально, выпили немного, кушали, много беседовали — в общем, приятно отдыхали. В это же время в ресторане находилась и небольшая группа немецких туристов — из ГДР или ФРГ друзья не поняли. Под конец своего пребывания в ресторане Андрей вышел в туалет. Туда же зашла пара немецких туристов, и один из них издал неприличный звук. Андрей тут же повернулся к немцу и громко, на весь туалет произнёс: "Дойче швайн!". Немец покраснел, подскочил к Андрею и стал что-то доказывать, из чего было понятно лишь одно слово: "Toilette, toilette!". Немец был ниже ростом Андрея, а тот презрительно глядя на него сверху, спокойно повторил: "А я говорю, что ты немецкая свинья!". Неизвестно чем бы закончился этот эпизод, если бы от Александрова этого немца не оттащил его приятель и не увёл с собой.
— Но, ты знаешь, — сказал Александров, — я тогда получил такое моральное удовлетворение. Пусть знает! Не всё же только им оскорблять нас в своих магазинах и на улицах.
Вот таким любопытным оказался первый после приезда Морозевича его поход в гасштетт.
Далее Андрей, не откладывая дела в долгий ящик (да и пока не было особой работы), решил отвезти купленный ими магнитофон в Зальцведель и попытаться сдать его в комиссионный магазин. Решил он это сделать в ближайшую пятницу. Он не знал точно, работают ли в Зальцведеле по субботам комиссионки, а потому решил не рисковать. Он договорился с Николаем, что тот подстрахует его, хотя сейчас вряд ли он кому понадобится. А вот уже где-то на следующей неделе, по предварительным подсчётам должен вернуться из отпуска Лукшин. Андрей решил утром побыть с утра пару часов на работе, а уже потом уехать. Если всё сложится удачно, то во второй половине дня он вернётся в городок. Изучив расписание движения поездов на Зальцведель, он удостоверился, что это вполне возможно. Пообедает он потом или, при наличии времени, в том же Зальцведеле.
— Мы вдвоём поедем? — спросила накануне Андрея жена. — Мне ведь тоже интересно посмотреть новый город. Я же кроме Стендаля, пока что больше нигде и не была.
— А Вюнсдорф, а Лейпциг?