– Иди, иди, ― пробормотала Ирина, открывая дверь в ванную.
Спустя несколько минут она уже лежала в пенной воде.
Внутри будто ледяным комом застыло что-то, и никак не хотело оттаивать.
В голову пришло, что второй раз в жизни попался мужик, к которому тянет, в которого по-настоящему влюбилась, и опять она обманулась, вернее, ее обманули самым подлым образом.
Не буду больше даже думать о нем, сказала она себе. Все и так понятно, не о чем тут думать!
Чтобы отвлечься, повела глазами по обшарпанным стенам и сравнила свою ванную с той, в которой провела прошедшую ночь. Давно пора ремонт сделать. Порыжевшие от времени кафельные плитки кое-где отвалились, их отец выкладывал лет тридцать назад. Новый смеситель надо, вешалку для полотенец другую, никелированную, модную. Сколько же будет стоить все это? Кафель она видела очень даже неплохой рублей по двести пятьдесят. Прикинув метраж стен, поняла, что по деньгам получается не так уж и страшно. Но мастера нанимать придется…
Ничего, она справится, заработает, и всю квартиру со временем отремонтирует. Будет не хуже, чем у Попова. Сообразив, что сравнивает свою квартиру с той, в которой ночевала, Ира грустно усмехнулась. Это же не его квартира… Или его? Запасной аэродром для таких вот дурочек, как она…
Выйдя из ванной и высушив волосы, Ирина полностью оделась. Если он приедет, ни к чему встречать его в неглиже. А лучше сразу указать на дверь. У уборщиц собственная гордость, на буржуев смотрят свысока…
Попов появился несколько позже, чем обещал.
– Я думаю, нам не о чем говорить, зря ты приехал, ― холодно сказала Ирина, не пуская его за порог.
– Ириша, позволь мне все объяснить, ― тяжело вздохнул он.
– Да что ты будешь объяснять! Ты меня все это время обманывал!
– Может, я все-таки войду? Зачем рекламу устраивать на всю парадную?
– Проходи, ― посторонилась она, ― но все это ни к чему.
Он прошел в комнату и сел в кресло. Ирина устроилась на стуле возле окна и сидела, выпрямив спину, не глядя на него.
Попов молчал, будто ожидая какого-то знака, потом все же заговорил:
– Я не хотел тебя обманывать, Ириша. Да, я никакой не водитель, но все остальное ― правда. Я увидел тебя тогда, помнишь, у дверей кабинета, а ты меня не узнала, и я не стал…
Она все-таки взглянула на него, глаза полыхнули ненавистью:
– Конечно, не мог ведь директор банка сказать уборщице: «Привет, Березина, как дела?»
– В общем, примерно так… ― вздохнул Александр. ― Да я и не был уверен, что это ты. Уже потом посмотрел твое личное дело, узнал, что ты одинока и так мало получаешь, и мне пришла в голову эта дурацкая мысль ― дать тебе подзаработать. А потом была встреча одноклассников… Если бы не ты ― я бы и не пошел. Вот и придумал ― назовусь водилой, чтобы отношения попроще, не только с тобой, со всеми. Я же не знал тогда, что мы с тобой… Зато я прекрасно знаю, что к богатым и влиятельным людям отношение особенное, и не только у женщин. Кто-то стал бы в друзья набиваться, кто-то завидовать… Вот я и выдумал эту игру в водителя. А потом не знал, как сказать тебе правду… Решил вначале на другую работу устроить, в фирму, где у меня контрольный пакет акций. Прости, что так вышло.
– Ну вот, теперь ты рассказал правду, и мне все ясно, ― Ира встала, давая понять, что разговор окончен.
– Ириша, я ведь…
– Ничего у нас с тобой не выйдет! ― она старалась говорить твердо, но голос ее звенел от волнения, от едва сдерживаемых слез. ― У простых людей действительно особое отношение к банкирам ― тем более у уборщиц, поддерживающих порядок в их квартирах и кабинетах. Я не хочу иметь с тобой ничего общего! Да вот, подарок свой прихвати! ― Она подвинула к нему лежащий на столе мобильник. ― Шмотки мои тебе ни к чему, но деньги я со временем верну.
Почему-то при упоминании о деньгах Попов понял, что это действительно ― все. Так больно его давно никто не ранил, пожалуй, только первая жена была способна на такое. От злости за щеками заходили желваки, он схватил телефон, с размаху бросил об пол, да еще каблуком припечатал. Не взглянув на Ирину, цедя сквозь зубы ругательства, он вышел из квартиры, хлопнув дверью.
– Еще дверьми хлопает! Здесь тебе не банк, буржуй проклятый, ― со злостью бросила она в сторону коридора, хотя ее никто не слышал. И пошла за веником, чтобы замести обломки того, что недавно было стильной «Нокией».
Бывший мобильник уже отправился в мусорное ведро, когда раздался телефонный звонок. Помедлив, Ира все-таки сняла трубку. Оказалось, это сестра, обеспокоенная утренним Валькиным звонком.
– Ну и где ты была? Сотовый у тебя не работает. Неужели уже рога своему Попову надстраивала?
– Нет у меня никакого Попова!
– Та-ак, ― протянула Юля. ― Рассказывай, что у вас случилось.
Все еще кипя от гнева, награждая Попова самыми нелестными эпитетами, Ира все ей вывалила. Сестрица аж присвистнула:
– Не зря он Владику непростым мужичком показался. Ну и скажи мне теперь, зачем ты его выгнала? Гордость взыграла? Ну, развлекся миллионер, поиграл в простого водилу, и что? Даже если бы недолго это у вас продлилась… Как мужик он тебя устраивал, деньгами бы помог, сама ведь говорила, что не жадный. Если у него бабла немеряно ― то, что для тебя деньги, для него ― копейки.
– Я не терплю вранья!
– Ну, все врут иногда…
– А я никогда не вру! И никаких его денег мне не надо, а он, видимо, именно этого и боялся! ― запальчиво выкрикнула Ирина в трубку.
– Ну признайся, сестрица, ты сглупила. Будешь теперь опять одна. Послушай, я всегда была практичнее, чем ты. Таких мужиков упускать нельзя ― позвони ему, помирись.
– Не собираюсь я ему звонить. И ты знаешь, я мужикам никогда не навязывалась.
– Ух, какие мы принципиальные! Какие мы гордые! А на дворе, между прочим, уже двадцать первый век, и женщины теперь сами мужиков добиваются, а не наоборот. И все-таки если он объявится ― в чем я очень сомневаюсь, ― не разыгрывай из себя принцессу со шваброй, помирись!
Но Попов не объявился. В понедельник Ирина поехала в «Стройвест» забрать свою трудовую книжку. Все в офисе пребывали в недоумении и тревоге. Манухин на работу не вышел, секретарша Лика тоже. Кадровичка сообщила, что утром приезжал главный акционер ― Попов, приказал работать как прежде, и предупредил, что через пару дней у фирмы появится новый директор. Женщина сомневалась, имеет ли право подписывать приказ об увольнении, но Ира настаивала, сказала, что трудовая ей нужна срочно. В результате расчет и причитающиеся деньги она получила через час и тут же отправилась на почту, переслать Попову долг.
Вооружившись газетой объявлений, Ира пару дней висела на телефоне, пока не нашла место секретаря в небольшой фирме по установке сигнализаций. Ее знаний компьютера и оргтехники работодателям хватило. Зарплата небольшая, но Ира решила, что опять может подрабатывать в парикмахерской.
Она изо всех сил старалась забыть о случившемся, гнала из головы мысли о Попове, но получалось не очень. Убеждала себя, что он не единственный мужик на свете, и вообще гад и сволочь, но невольно вздрагивала, заметив неподалеку от дома джип, похожий на его…
Незаметно лето докатилось до конца, вернулся из лагеря сын, и Ире стало немного легче. «У меня есть главный мужчина в жизни, ― говорила она себе, глядя, как подросший за лето Олег наворачивает пирожки, которых она напекла целую гору к его приезду, ― и никакой другой мне не нужен!»
Как-то, уже в сентябре, идя через Шкиперский сад, Ире показалось, что ее окликнули.
Оглянувшись, она увидела на скамейке Сашину маму. Пришлось подойти и поздороваться.
– Вы не спешите, Ирочка? ― спросила Анна Федоровна.
– Да нет, не особенно.
– Тогда присядьте, поболтаем.
Отказываться показалось неудобно, да и в чем старушка виновата? Поэтому Ира, скрепя сердце, опустилась на скамью.
– У вас с Сашей что-то произошло? ― заглядывая ей в глаза, поинтересовалась Анна Федоровна. ― Вы поссорились?
– Ну, если теперь это так называется… ― пробормотала Ирина.
Старушка, казалось, не расслышала и продолжала:
– Я у него спрашивала, но он мне ничего не объяснил. Может быть, вы расскажете?
Подумав, Ира ответила, осторожно подбирая слова:
– Анна Федоровна, я не подозревала… что ваш сын такой важный и богатый человек… А когда узнала ― поняла, что мне это не подходит.
– Мне это тоже не нравится, Ирочка, но что же делать? Поверите ли, я никому не говорю, что он банкир. Даже родственники не знают! Может, это смешно, но мне за него стыдно. Все люди, как люди, а он…. Но что мне остается? Саша мой единственный сын и я его люблю, ― старушка вздохнула. ― Мне казалось, что и вы его любите. Когда он привел вас, я была так рада! Вы очень подходите друг другу. Не усмехайтесь. Я прожила большую жизнь и научилась разбираться в таких вещах. К тому же он никогда никого ко мне не приводил, только если собирался жениться. Вы знаете, что он дважды был женат?
Ира молча кивнула.
– Так вот. Они ему совсем не подходили, его жены. Первая ― абсолютно бессердечная, алчная особа, а вторая ― совсем девочка, может и неплохая, но Сашу она не любила, просто хотела выйти замуж за богатого. Конечно, нехорошо так говорить о покойной… А ведь он на самом деле неплохой мальчик, мой Саша. Заботливый, верный, и не такой уж страшный олигарх. Конечно, это не мое дело, Ирочка, но мне кажется, вы с ним могли быть счастливы.
Ира не выдержала и резко поднялась.
– Простите, Анна Федоровна, мне пора.
– Это вы меня извините, что по-стариковски лезу не в свое дело…
Торопливо попрощавшись, Ирина пошла прочь по дорожке сада.
Анна Федоровна только разбередила начавшую было заживать рану. Ира всем запретила напоминать о Попове ― и сестре, и Вальке. Олегу на вопрос о дяде Саше ответила, что они расстались.
– Ну и зря! ― отозвался тогда сын.
Все считают, что она поступила глупо! Вот и Анна Федоровна тоже…
* * *Выбежав от Ирины в бешенстве, Попов поехал на дачу и напился в одиночестве.
Допивая первую бутылку, он пожалел, что даже душу излить некому. Старых друзей юности он растерял, когда стал много работать и зарабатывать большие деньги. Серый погиб. А нынешние его приятели ― с кем из них он может поделиться, что его бросила уборщица? На смех ведь подымут! Уборщица!
Вдруг вспомнился фильм, который видел по телику. Как он там назывался?.. «Принцесса на горохе»?.. Нет, вроде на бобах. Там тоже бывший гардемарин, а в этом кино миллионер, влюбился в "зимнюю вишню", она посудомойкой и дворничихой работала. Как этой артистки фамилия, ведь простая такая?.. Да и бог с ней, с фамилией… Главное, что "зимняя вишня" тоже артачилась, нос от миллионера воротила, а он и цветами ее заваливал, и арбузами почему-то; мамашу и мужа ее бывшего чокнутого подкупал, через дочку подъезжал… Чем там у них закончилось?.. Не досмотрел, наверное. Хотя, та посудомойка вроде была из графьев, потому и артачилась. Ну а эта-то чего кочевряжится? … Я ее обманул! Да не думал я обманывать! Просто хотелось нормальных человеческих отношений, знать, что я ей нужен, а не мои деньги. А она, видишь ли, гордая, и двадцать тысяч отдать для нее принципиально важно! Будто в лицо мне плюнула! Нет, забыть ее, дуру чертову, забыть и не вспоминать больше!
До ночи он выпил еще бутылку водки, почти весь следующий день проспал, лишь к вечеру очнулся, а с понедельника с головой погрузился в решение вопросов по «Стройвесту».
Манухина он уволил, и в счет возмещения ущерба забрал у него акции компании. Затем пришлось искать нового управляющего, нового главного бухгалтера, вместе с ними вникать во все дела строительной фирмы. Работу в банке никто не отменял, поэтому Попов был занят по горло, не отдыхал даже в выходные. Зато времени на бессмысленные терзания не оставалось. Работа ― лучший лекарь от душевных ран, он знал это твердо, и раньше помогало.
Он полагал, что почти вылечился, когда об Ирине неожиданно напомнила мама. Она позвонила сама, что случалось редко, и сообщила, что случайно встретила его бывшую одноклассницу.
– Ира мне сказала, что ты ее обманул, и что ее не устраивает твое истинное положение… Вот видишь, не мне одной не по душе то, что ты превратился в «нового русского»! Есть еще на свете порядочные женщины…
– Мам, мне что, в управдомы переквалифицироваться? ― крикнул в сердцах Попов.
Мать юмора, конечно, не поняла.
– А разве сейчас есть управдомы? ― спросила она совершенно серьезно. ― Я тебе говорю: деньги не принесут тебе настоящего счастья.
– Я это прекрасно знаю, ― сбавил он обороты, ― не в деньгах счастье и все такое…
– Я ей сказала, что ты не настоящий олигарх, а порядочный мальчик.
– Вот спасибо!
– Не ехидничай! У тебя никогда не было такой подходящей женщины. Я ведь видела, как она на тебя смотрела! Саша, ты уже не молод, нельзя откладывать счастье на потом… Ты должен с ней встретиться и попросить прощения.
– Спасибо за совет, мам.
– Не благодари, а лучше сделай, как я говорю.
Но Попов отчего-то был уверен, что встречаться с Ириной бесполезно. Мама ведь не слышала, как она сказала, что у нее с банкиром не может быть ничего общего! Мобильник всучила, деньги прислала по почте. Все вернула, чтобы забыть? И он тоже о ней забудет. По крайней мере, попытается.
* * *Как-то вечером, глядя в окно, Ира обнаружила, что деревья, недавно радующие глаз разноцветьем осеннего убора, оголились. На исходе слякотный октябрь, а она за работой и ежедневными хлопотами не заметила, как время пролетело. Уже четыре месяца прошло с той роковой субботы…
Телефонный звонок отвлек ее от невеселых мыслей. Незнакомый мужской голос спросил Ирину Александровну Малинину.
– Я вас слушаю, ― ответила она, почему-то подумав в эту минуту о Попове.
Но незнакомец представился Романом Семеновичем Фримером, нотариусом.
– Наша контора занимается делами о наследстве, ― объяснили в трубке. ― Скажите, пожалуйста, кем вам приходился Виктор Юзефович Фишер?
– Это мой дед, но он давно умер, еще в блокаду.
– У вас есть какие-нибудь документы, подтверждающие ваше родство?
– Где-то было свидетельство о смерти деда, есть мамино свидетельство о рождении. Какие еще документы, если человека шестьдесят пять лет на свете нет! А в чем дело?
– Дело в том, что вам с сестрой ― у вас ведь есть сестра?
– Да, но она здесь не живет.
– Я знаю, а вы живете в этой квартире давно, поэтому найти вас оказалось проще. Так вот, возможно вам достанется довольно большое наследство. Откуда родом был ваш дед?
– Из Вены, это в Австрии, ― зачем-то объяснила ошарашенная Ирина, как будто ее собеседник мог не знать, столицей какой страны является Вена.
– Все правильно. Но ваше родство надо документально подтвердить. Может, у вас сохранились какие-нибудь письма, фотографии?
– Было что-то, но придется искать, ― в растерянности проговорила она. ― Да что за наследство, вы можете объяснить?
– Я не уполномочен ничего объяснять, пока не увижу документы. Вы не могли бы вместе с сестрой приехать в нашу контору в ближайший понедельник, прихватив все, что найдете в семейном архиве?
– Конечно.
Они договорилась о времени, Ира записала адрес, попрощалась и повесила трубку.
Тут же перезвонила Юльке и все ей рассказала.
Воскресенье они с сестрой провели, перебирая старые документы и фотографии. В семейном архиве нашлось несколько открыток на немецком, без дат, но явно довоенных. Олег, который изучал в школе два языка ― немецкий и английский, помог перевести открытки и подписи на фотографиях.
Своих прабабушку и прадедушку сестры и так узнали. Мужчиной со скрипкой оказался Отто, брат их дедушки Виктора. На нескольких фотографиях рядом с ним были его жена Марта и сын Вильгельм. В открытках обычные приветы, поздравления с Рождеством и сообщение об успехах Отто в концертном турне по Европе. Выходит, он тоже был музыкантом, как их дед.
Они собрали все фотографии деда. Оказалось, что Олег видел их впервые. На самой ранней дедушка совсем юный, в нерусской военной фуражке ― он попал в Россию во время первой мировой войны, да так и остался навсегда. На другой шагает во главе оркестра из красноармейцев в буденовках. Нашлись фотографии с концертов, где он дирижирует, держа в руках скрипку, на других он то в смокинге с атласными лацканами, то в белой рубашке и брюках, то с трубой, то с контрабасом… На голову выше всех окружающих…
– Мам, а какого дед был роста?
– Тебе он прадед. Больше двух метров.
– Клёво! И что, он на всем играл? И на трубе, и на скрипке, и даже на контрабасе? Да он просто полиглот!
– Полиглот ― это человек, который знает много языков, ― поправила Юля. ― Кстати, дедушка знал их не меньше десятка.
– Кажется, мама говорила, что двенадцать, ― уточнила Ира. ― И еще наверняка он играл на фортепиано. Помнишь, Юль, мама рассказывала, что они рояль в блокаду сожгли?
– Зачем? ― не понял Олег.
– О господи, чему вас только в школе учат! ― вздохнула Юля.
И они с сестрой стали рассказывать мальчишке про блокаду, о которой много слышали от матери. Как рояль, вслед за другой мебелью, пошел на дрова, а скрипку и остальные инструменты обменяли даже не на продукты, а на столярный клей. Его разводили кипятком до консистенции киселя и это пойло хоть как-то наполняло желудок. Про то, что дедушке, при его росте, требовалось много еды, поэтому он не смог долго продержаться на 125 граммах хлеба в день, и 25 января 1942 года умер от дистрофии.
– Неужели тебе бабушка не рассказывала? ― удивилась Ира.
Юля покачала головой:
– Сама вспомни, какая она была в последние годы. Конечно, не рассказывала ничего.
– А когда мы были маленькие, она часто своего папу вспоминала. Только ее рассказы походили на сказку: музыкант и полиглот, ростом с Гулливера и родом из Австрии.
– А я в детстве тайком гордилась, что у меня был такой необыкновенный дед, ― призналась Юля.