Несмотря на Иришкину чистоплотность, запах болезни прочно поселился в их доме. Из-за этого мальчишки не хотели заходить в бабушкину комнату, но все-таки приходилось ― подать стакан чаю или лекарство. Антон, Юлин муж, хоть и не работал, совсем ничем не помогал. Мимо комнаты тещи он проходил, демонстративно зажимая нос.
Ирина трудилась уже в четырех местах. Кроме парикмахерской, она одну ночь из трех сторожила захиревшее НИИ, убиралась в двух богатых домах, а в одном из них еще и готовила пару раз в неделю. Эти приработки у «новых русских» ей сестрица устроила. У той появились богатые клиентки, некоторые из них присылали за маникюршей машину даже в двенадцать часов ночи. Юля ехала и работала. А что делать? Жить на что-то надо…
И вдруг в этой беспросветной жизни мелькнул лучик надежды. Давно, еще когда сестры только вышли замуж и родили сыновей, их семью поставили в очередь на квартиру. Вначале они ежегодно ходили в исполком, отмечались, прикидывали, когда подойдет очередь, а потом забыли об этом. Получить в наши дни бесплатное жилье стало казаться невозможным. И вот, совершенно неожиданно пришло извещение из районной администрации: их приглашали за ордером просторную трехкомнатную квартиру в Приморском районе, для мамы и сестры с семьей. Это Анне Викторовне выделили как блокаднице и инвалиду. В такое везение просто не верилось! Каждая из сестер в глубине души мечтала о том, как просторно им будет, когда мама, наконец, отмучается. А теперь!.. Мамочка, только живи… Но Анна Викторовна не протянула и недели после прописки в новую квартиру.
Через два месяца после похорон матери Юля с семьей переехала в новый дом, а Ирина осталась вдвоем с сыном. Это было так непривычно: она, Олежка и старый кот ― больше никого. Квартира, освобожденная от части мебели, оказалась неожиданно большой и запущенной. Ира припомнила, что ремонта здесь не делали лет десять, а то и больше.
В течение нескольких месяцев она потихоньку занималась ремонтом, и к осени ее жилище приобрело вполне приличный вид. В квартире стало чисто, просторно и… тихо ― она давно об этом мечтала. Но, как оказалось, Ира не привыкла к тишине и спокойствию, и через месяц заскучала. Она даже обрадовалась, когда из Воронежской области приехала со своим сыном сводная сестра покойного Леши. Валентина только что разошлась с мужем и решила подзаработать в Питере, поскольку в деревне давно уже живут натуральным хозяйством. Ира видела золовку один раз при жизни Леши, да раз на его похоронах, но решила: пусть поживет, будет кто-то в доме, Олегу одному реже придется оставаться. С людьми Ира всегда сходилась легко и с Валей отлично поладила.
Валя пристроилась продавщицей на Ладожском рынке, ее сын учился в школе. Подруги по очереди ходили за продуктами, готовили и убирали квартиру. Постепенно жизнь устроилась и стала повеселее. К тому же еще летом у Ирины появился любовник ― Ваня, мужик из соседней парадной. Увидев однажды, как Ирина прет из хозяйственного полные сумки, он помог ей их донести, а потом подсобил с ремонтом. С тех пор они иногда встречались. Все произошло обыденно и без объяснений в любви, но Ира и этому была рада. Плевать, что женат и никаких перспектив! Хоть кусочек женского счастья урвать ― в конце концов, у нее уже больше двух лет не было ничего, похожего на секс…
Почувствовав некоторую стабильность, она хотела найти себе приличную работу, но оказалось, что для сорокалетней женщины это непросто, везде требуются молодые. Сестра сказала, что в салон, где она работает, требуется администратор, но Ире это не подходило: рабочий день по 12 часов и скользящий график выходных. А как же Олег, один будет болтаться? Она могла бы устроиться в госучреждение, но там зарплата совсем небольшая ― не проживешь вдвоем с ребенком. Ваня предложил подать резюме в коммерческий банк, где он трудился инженером, отвечая за техническое обслуживание большого здания. Ира так и сделала, продолжая работать в двух местах уборщицей, и домработницей в двух домах. Изматывалась ужасно…
Прошло больше года, она уже и думать забыла о поданном резюме, Иван давно работал в другом месте, да и встречаться они перестали, и вдруг приходит приглашение в банк на собеседование по поводу работы. Оказывается, это ее столько времени проверяли.
И вот она уже второй месяц здесь работает. Сначала убирала операционный зал, а неделю назад перевели сюда, на третий этаж. Хорошая работа: зарплата «белая» и куча других преимуществ. Буфет с ценами почти как при советской власти, бесплатная медицина ― вплоть до сложных обследований и зубного врача, собственная шикарная турбаза и детский лагерь. Это вообще фантастика ― путевка на смену стоит смешные деньги. Раньше летние каникулы сына превращались в большую проблему. Путевку на двадцать дней доставал кто-нибудь из знакомых, еще на пару недель Ира сплавляла Олега на дачу к подруге, у которой младший сын ему ровесник. Остальную часть лета мальчишка болтался в городе. Слава богу, хоть не тянуло его одного во двор. Когда Ира возвращалась с работы, то шла вместе с сыном гулять на Залив или на Неву, по выходным они ездили на Кировские острова или ходили по музеям.
Ира уже выкупила путевки в лагерь и нынче на все лето Олег поедет под Приморск. Правда, ей самой отпуск раньше января не светит, но все равно ― свобода! Она уже отказалась от работы в одном богатом доме, хозяйка уж больно занудная и придирчивая. Парикмахерская не в счет, она в двух шагах от дома и работа там времени много не отнимает.
Пока мечтала о том, как проведет лето, как будет ездить по выходным к Олежке в лагерь, Ирина закончила уборку. Она уже собрала пылесос и хотела вынести его в кладовку, когда дверь распахнулась и в приемную вошел крупный мужчина в чуть затемненных стильных очках. Немного смутившись, она вежливо поздоровалась. Мужчина постоял несколько секунд, глядя на нее, затем повернулся и прошел в кабинет генерального, пробормотав на ходу что-то вроде: «Убирайтесь, убирайтесь».
Ира сочла за лучшее «убраться» поскорее и, выскользнув за дверь, глянула на часы. Точно, уже десять минут, как она должна была закончить, вот-вот явится секретарша. Ее Ирина видела лишь однажды, начальников же не видела никогда. Ей было положено убирать по утрам до восьми тридцати, а сегодня она припозднилась. Как бы нагоняй не получить, а то и на другой участок перекинуть могут. Здесь-то ― красота! Четыре кабинета и небольшой коридорчик. По ту сторону двери стоит охранник, в офисе высшего звена народ не толчется, потому и чисто.
Быстро подмахнув коридор и переодевшись в кладовке, Ира выскользнула на площадку лестницы, попрощалась с охранником и под всевидящим оком телекамер двинулась к выходу из здания. Показав пропуск еще на двух постах охраны, она оказалась на улице. Прищуривваясь на солнце, подставляя лицо его утреннему ласковому теплу, Ира прошла несколько шагов в сторону метро и тут вспомнила, что все еще не сняла простенькую заколку. Она остановилась, тряхнула головой ― волосы тяжелой пепельной волной рассыпались по плечам.
А вошедший в кабинет генерального мужчина смотрел на нее из окна и думал: «Неужели, правда, Иришка? Но разве может человек почти не измениться за без малого тридцать лет?» Он стоял у окна и наблюдал за женщиной, пока она не скрылась из виду. Потом зашел в свою комнату отдыха и глянул в зеркало. Вот уж в нем точно не узнать пятнадцатилетнего мальчишку! С тех пор он стал намного выше, и весит теперь, наверное, в два раза больше, да еще эти очки. Он снял их и взъерошил зачесанные назад волосы: так вроде немного похож на себя, на Сашку Попа, а не на Александра Сергеевича Попова, генерального управляющего одного из крупнейших коммерческих банков Питера.
Удивительно, что он встретил Ирку Березину (если, конечно, это она) именно сегодня. Как раз утром консьержка отдала ему конверт с приглашением на встречу одноклассников. Тридцать лет с окончания их восьмилетки. Как еще нашли его? Он четверть века ни с кем не общался. Неужели мать дала адрес? Кстати, надо бы ей позвонить, пока не закрутился с делами.
– Мам, привет, ― сказал он, когда на другом конце города, в коммунальной квартире на Гаванской улице мать подошла к телефону.
– Здравствуй, сын. Рада, что ты наконец вспомнил обо мне…
– Мам, не заводись, я всегда помню, просто времени нет. Согласилась бы переехать в наш дом, жили бы в одной парадной, виделись чаще.
– У меня имеется жилплощадь! ― недовольно отчеканила мать.― Слава богу, советская власть обо мне позаботилась, целых восемнадцать метров! И когда я умру, эта комната вернется государству, которое мне ее предоставило. Ишь, накупили себе хором, разворовали страну…
Попов глубоко вздохнул. Подобные разговоры происходили регулярно.
– Мам, я это сто раз слышал. Но того, твоего государства ― уже нет, и комната отойдет этому ― воровскому, как ты его называешь. Ну да бог с ней, с жилплощадью… Скажи лучше, меня никто не спрашивал в последние дни?
– Мам, привет, ― сказал он, когда на другом конце города, в коммунальной квартире на Гаванской улице мать подошла к телефону.
– Здравствуй, сын. Рада, что ты наконец вспомнил обо мне…
– Мам, не заводись, я всегда помню, просто времени нет. Согласилась бы переехать в наш дом, жили бы в одной парадной, виделись чаще.
– У меня имеется жилплощадь! ― недовольно отчеканила мать.― Слава богу, советская власть обо мне позаботилась, целых восемнадцать метров! И когда я умру, эта комната вернется государству, которое мне ее предоставило. Ишь, накупили себе хором, разворовали страну…
Попов глубоко вздохнул. Подобные разговоры происходили регулярно.
– Мам, я это сто раз слышал. Но того, твоего государства ― уже нет, и комната отойдет этому ― воровскому, как ты его называешь. Ну да бог с ней, с жилплощадью… Скажи лучше, меня никто не спрашивал в последние дни?
– С чего бы это тебя стали спрашивать, ты здесь лет двадцать не живешь! Хотя, постой… Не на днях, а где-то с месяц назад звонила одна из твоих одноклассниц, Оля, кажется. Спрашивала твой адрес. Юбилей какой-то, двадцать пять лет, что ли?
– Уже тридцать, мама. Мне сорок пять.
– Я прекрасно это знаю, мне скоро стукнет семьдесят, если ты помнишь.
– Конечно, помню. Что тебе подарить?
– Ничего мне не нужно.
– Хочешь поездку в Париж?
– Чего я там не видела? По телевизору все это прекрасно показывают, никуда ездить не нужно.
«Да, поздновато я разбогател, ― мелькнуло у Попова в голове, ― моя мать слишком стара, чтобы менять привычки, и желаний у нее почти не осталось».
– Мам, ты не рассказала этой Оле, чем я занимаюсь?
– С ума сошел? Я даже соседям не говорю, даже тетя Маня думает, что ты рядовой сотрудник банка.
Ну, хоть в этом они с матушкой солидарны. Оба не хотят афишировать перед старыми знакомыми и родственниками Сашину должность, хотя по разным причинам. Попов прекрасно знает, что стоит друга устроить на работу ― дружбе конец, а знакомые наверняка будут проситься на теплое местечко. Матушка, напротив, стыдится «наворованного богатства» сына и объясняет знакомым, что Саша служит на довольно денежной должности, а подробностей она не знает.
– Ладно, мам. Когда мне подъехать, чтобы тебя поздравить?
Только он положил трубку, как услышал, что по звонкому ламинату приемной зацокали каблучки секретарши.
– Леночка, зайдите ко мне, ― крикнул он в раскрытую дверь.
Не снимая пальто, девушка заглянула в кабинет.
– Здравствуйте, Александр Сергеевич.
– Здравствуйте. Я тут пришел пораньше и обнаружил, что у нас новая уборщица.
– Да, уже несколько дней.
– Как ее зовут?
– Ирина.
– А фамилия?
– Я не помню, могу в хозчасти узнать или в отделе кадров.
– Пусть ее личное дело пришлют ко мне.
Секретарша удивленно взглянула на шефа, но ничего не сказала.
Попову же было наплевать, что она подумает. Он давно привык делать, что хочет, не обращая внимания на реакцию окружающих, то есть подчиненных. А не подчиненных ему людей с годами становилось все меньше и меньше. Несколько крупных госчиновников, с которыми он общался по долгу службы, да настоящие владельцы банка. Эти в недавнем прошлом «авторитеты» жили за границей и полностью доверили ему управление. Конечно, в совете директоров тоже были уважаемые люди, но хотя его личный пакет акций был и не велик, хозяев представлял именно Попов, поэтому последнее слово всегда было за ним.
Незадолго до обеденного перерыва Лена принесла папку.
– Вот, Александр Сергеевич, вы просили.
Он уже забыл, и с удивлением прочитал: "Малинина Ирина Александровна". А… уборщица!
– Что вы стоите, Леночка?
Его исполнительная, с дипломом юрфака и знанием двух иностранных языков секретарша не отличалась любопытством, но всегда старалась вникнуть в любой вопрос, поэтому поинтересовалась:
– А зачем вам, Александр Сергеевич, понадобилось ее личное дело?
Попов посмотрел на нее, снял очки, закусил дужку. Без затемненных стекол серые глаза казались насмешливыми.
– Да вот, Леночка, ищу невесту, жениться хочу. Ведь главное в доме ― чистота?
– Вы шутите…
– Конечно. Вот посмотрю личное дело, узнаю, подойдет ли она, чтобы мою квартиру убирать. А то ходят от домоуправа какие-то тетки по графику, не нравится мне это. Пока можете идти обедать, только кофе с бутербродами мне сделайте.
Он снял пиджак, ослабил узел галстука и устроился на диване в комнате отдыха. Туда же секретарша принесла кофе.
Раскрыв папку, Попов прочитал:
«Малинина Ирина Александровна. 1958 года рождения. Адрес: Детская улица, 25…»
Неужели?
«Урожденная Березина…»
Точно!
«Родители… умерли…. Муж… умер… Сын Олег, 1991 года рождения. Сестра… проживает, работает… Прежние места работы… Не привлекалась… В настоящее время живет с сыном. В квартире временно проживает не прописанная родственница со стороны мужа, фамилия… и ее сын … Принята на работу уборщицей с окладом…»
Что так мало? Они там нулями не ошиблись? Это ж 130 баксов всего! Как прожить вдвоем на такие деньги? Может, действительно, пусть мою квартиру убирает? Хоть какое-то подспорье…
После обеда Леночка зашла за папкой.
– Ну что, Александр Сергеевич, посмотрели, она вам подходит?
– Да. Если согласится, пусть приходит по понедельникам и четвергам с десяти. Ей прежняя уборщица покажет, что к чему. Да, а сколько в таких случаях платят?
– Они же в домоуправлении на ставке…
Попов, как и почти все руководство, жил в шикарном новом доме, где банком была откуплена целая парадная. За порядком там следил домоуправ, у него в штате имелось четыре консьержки, столько же уборщиц и один мастер на все руки.
– Я ей буду платить лично, она только у меня будет работать. Пусть пропуск выправят, если она согласится. Двадцать долларов в день ― это нормально, как вы думаете?
– Я думаю, даже много. Когда с ней связаться, сегодня, или до завтра подождет?
– Сегодня, вот тут телефон.
«Ну, надо же, ― мельком удивился он, ― и телефон тот же, только первые три цифры другие, они и у матери поменялись. Оказывается, я его помню, хотя звонил всего пару раз, под предлогом «узнать, что по алгебре задано».
Перед уходом с работы Попов поинтересовался у секретарши, дозвонилась ли она.
– Нет, Александр Сергеевич, мне сказали, что Малинина будет около одиннадцати.
– Позвоните из дома, утром доложите.
Вечером, уже переодевшись в любимую футболку и джинсы, за скромным ужином, который сам же и приготовил, Попов размышлял о сегодняшней встрече с Ирой. Ведь ему даже в голову не пришло воскликнуть: «Привет, Березина! Сколько лет, сколько зим!» Слишком большая дистанция между ним и … женщиной с тряпкой.
Тогда почему он приказал секретарше принести ее личное дело? Черт его знает! Во всяком случае, в своем доме он с ней столкнуться не может, днем его здесь не бывает. На работе тоже вряд ли встретить ― это сегодня он явился пораньше. Сто двадцать долларов в месяц! Как же она живет, да еще с сыном? Хотя усталой или постаревшей Ира ему не показалась. Все такие же пышные волосы… Как она тряхнула ими там, под окном! А до этого они были собраны на затылке.
Так вот почему он сразу ее узнал! Она очень похожа на свою мать, как же ее звали?… Кажется, Анна Викторовна? Она была завучем в их восьмилетке. Просто одно лицо! И волосы та тоже закалывала сзади. Только Ирка, пожалуй, постройнее будет, хотя ее худой не назовешь. Она с детства такая, у нее была самая пышная грудь среди одноклассниц, уж он-то это помнит, как и ее мокрый голубой купальник, который прекрасно обрисовывал соблазнительные формы. Да, она всегда была крупной девочкой, а он худым и невысокого роста. Вытянулся только к восемнадцати годам, а вес набрал, на удивление, в армии ― в ВДВ неплохо кормили.
В детстве между ними была целая пропасть. Ира дружила с высокими ребятами, у них была своя компания, и Сашка Поп мог только мечтать попасть в нее, потому что с мелкими они не водились. А он мечтал: об этой шумной компании, об Ирке Березиной и ее голубом мокром купальнике. Более эротичного зрелища он тогда и представить себе не мог.
А теперь что ― тоже пропасть?.. Да уж, если он встретится с ней в качестве генерального управляющего банка ― ничего у них не выйдет, почему-то он это знал точно. Как точно знал, что ни одна женщина не будет искренней с богатым человеком. Проходили уже. Собственно, поэтому он до сих пор один, а мать постоянно пилит его, говорит, что так и умрет, не дождавшись внуков.
Александр был женат дважды. Первый брак продержался год с небольшим. После развода Галина тут же выскочила замуж за еврея и отвалила на его историческую родину. Бог знает, где она теперь… Хотя нынешнее благосостояние бывшего мужа ее бы наверняка устроило, ведь, когда уходила, обвиняла только в одном: Саша не тем работает, не столько получает, и вообще всегда будет нищим, а она так жить не желает.