Друзьями оказались: питерский музыкант с другом — питерским диджеем, еще один популярный писатель-фантаст, из новых, с девушкой модельного типа и телеведущая с СТС.
Хотелось надеяться, что Маслов хочет дружить. Или враждовать. Но уж точно не ухаживать. Потому что встречаться с писателем… Ну…
Хотя, если он умный, а они пишут в разных жанрах, может, это вариант?
Друзья обсуждали творчество Дэмиена Херста.
— Заспиртованная корова? — ужасалась телеведущая Саша. — И вы мне говорите — это искусство?
— А что искусство? — мягко парировал Дима. — «Девочка с персиками»?
— А почему нет? И почему сразу девочка с персиками? Какой смысл держать у себя дома заспиртованную корову?
— У нас в лаборатории уже лет пятьдесят стоят всякие там трупы младенцев с патологиями, хочешь, продам задорого? — усмехалась девица писателя.
— Лиза учится в медицинском, — пояснил писатель.
— А ты что думаешь? — спросил Маслов у Даши.
— Тема смерти мне не близка, — пожала она плечами. — К тому же я не понимаю, что делать с этой коровой, когда она стухнет. Новая мертвая корова тоже будет считаться произведением Херста? Но я вот что скажу — дороже всего ценится то, что само по себе ценности как произведение искусства не представляет: точка Малевича, то есть черный квадрат, начала эры поп-арта — супы Уорхола, а вот мертвые коровы… Мне кажется, люди покупают как бы диплом о том, что они в теме, они понимают значимость этих событий… А может, так оно и есть.
— А я считаю, что черный квадрат… — начала было Лиза, но Даша ее перебила:
— Умоляю, давайте только вот о черном квадрате не будем спорить! Я этого больше не вынесу! Если есть желание обсудить Малевича, поговорим, что ли, о «Яблоне в цвету» — замечательная картина, или вот «Отдых» у него совершенно гениальное полотно, я просто тащусь от него…
Возле туалета Даша встретила виновника торжества.
— Веселишься? — усмехнулся Захар.
— Вроде как, — Даша ответила улыбкой.
— Завела ухажера? — Захар прищурился.
— А я тебя видела с о-оочень грудастой блондинкой! — поддела его она.
— Это моя двоюродная сестра из провинции, — Захар потупил глаза.
Она расхохоталась.
— За столь наглое вранье я пойду в туалет вместо тебя! — заявила она и внедрилась без очереди.
Дима проводил ее домой.
— Ну пока, — сказала Даша и поднесла было ключ к домофону.
— И что, мы даже не будем целоваться? — ужаснулся Маслов.
— О боже… — простонала Даша. — Кто тебе сказал, что я целуюсь с писателями?
— Ну я еще и сплит-системы продаю, — убеждал Дима. — Так что…
— Все, спокойной ночи! — оборвала его Даша.
— Я тебе не нравлюсь? — его настойчивость выходила за все рамки.
— Нравишься, — призналась Даша. — Но я не буду сейчас с тобой целоваться, потому что я несколько часов назад навеки рассталась с любовником и мне надо прийти в себя.
— Ладно! Ты как-нибудь со мной поужинаешь?
— Позвони!
Это начало романа? Или просто секс — в перспективе, разумеется? Или не стоит загадывать?
Глава 26
— Послушай, тебе тридцать пять лет, а у тебя звездная болезнь, как будто ты, на хрен, Бритни Спирс! — Даша, не жалея сил, орала на Диму. — Сколько ты еще будешь популярен? Год? Два? А что потом? У тебя будет косная аудитория тысяч в сто — и это я еще тебе льщу, на самом деле тысяч пятьдесят…
— Все! — Дима сломал диск. — До свидания!
Но Даша предполагала, что именно так все и будет, — она метнулась к двери и перегородила вход.
— Стоять! — страшно закричала она.
Маслов, конечно, сам с усами, но это было ее преимущество — она умела орать по-настоящему, громко и дико, так, что жертва обмирала и теряла дар речи.
— Дима, — спокойно произнесла она. — Я не прошу тебя писать всякие там попсовые глянцевые романчики. Я просто хочу, чтобы ты вернулся к истокам. К тому, что у тебя лучше всего получается.
Они встречались уже три месяца. Первые двадцать дней — без секса.
Расставшись с ним после дня рождения Захара, Даша влезла на блог Маслова и загляделась на снимки с Пхукета — обнаженный Дима был очень даже ничего. Она ждала звонка, но это его «как-нибудь» растянулось на две недели.
Он тоже любил предварительные игры.
Даша давно уже не переживала, если новый знакомый не звонил три дня, неделю, — она продолжала жить, зная, что не этот, так следующий. Могла и сама позвонить — если мужчине удавалось ее заинтересовать.
Насчет Димы она не была уверена.
Писатель. Издается в разных издательствах, он любит всякие там посиделки на кухнях и умные разговоры, она — тусовки, людей и пустой бессмысленный светский треп.
Он стесняется публичности, болезненно реагирует на критику, она не может без показухи и рада любому упоминанию о себе в прессе.
Но секс решил все проблемы. К тому же Дима был действительно умным. Он читал. Много и разное. Запоем. В отличие от Вити, с которым Даша могла обсудить разве что журнал «Роллинг Стоунз».
Они встречались-встречались, а потом Даша неожиданно поняла, что счастлива. Дима мог хлопнуть дверью только потому, что она издевалась над его любимым Прустом. И это было так… невинно. Никаких пьяных ссор, но в то же время — пиршество эмоций.
А теперь она еще и его издатель. Дима слушал-слушал, сколько она зарабатывает на книгах, а потом вдруг попросил:
— Возьми меня к себе.
— А ты открой свое издательство, — посоветовала Даша.
— Да в лом мне, — отмахнулся он. — А эти… — «Эти» были его издателями, обещавшими ему невиданный успех и феноменальные гонорары. — Кажется, уже начинают грызть мозг.
Так Даша его и заполучила. И теперь пыталась доказать, что всякие там разлюли о действительном положении общества интересны узкому кругу специалистов, которые купят его книгу, чтобы высмеять, так как Маслов все-таки не социолог. А широкий читатель ждет от него совсем иного.
— Ты говоришь как типичный редактор! — ворчал Дима.
— Я тебя предупреждала! — напомнила Даша. — Это бизнес.
Порешили на том, что книгу Даша опубликует, но следующую Дима напишет в соответствии с ее замечаниями.
Вечером они поехали на выступление «Пятницы». Посмотрев на их общих друзей, Даша усмехнулась про себя: ну сразу видно — богема. И одеты все мило, и лица ухоженные, и в голове много интересных мыслей, но…
А что «но»?
Даше не хотелось задумываться, чтобы не разрушить этот новый, хрупкий мир, и все же было «но» — неудовлетворенность, тоска в груди…
— Меня с ума сводит эта мода на мемуары! — воскликнула одна не очень симпатичная журналистка, гордившаяся тем, что у нее в ЖЖ больше пяти тысяч «друзей».
Журналистка строила из себя не пойми кого — с печалью в голосе упоминала о том, что ее уже достали эти телевизионщики, все зовут и зовут разговаривать в телевизоре и все не понимают — не хочет она!
Дешевые понты Дашу утомили — ей хотелось нагрубить журналистке, но она уже привыкла, что в компании Димы не реагируют на хамство.
— И ладно бы мемуары о творческом пути, так нет, все про трусы и секс! — поддержала ее девица с красными волосами.
— А я люблю про секс и трусы, — заявила Даша.
— Я тоже люблю, но пусть про это пишет «ОК!», — заявила журналистка. — Зачем какой-нибудь Маше Малиновской писать книгу?
— А почему нет? — Даша пожала плечами. — Ее же необязательно покупать.
— Это не вопрос личного выбора, а социальный срез, тенденции развития… — возмущалась журналистка, которой очень хотелось быть злой, дерзкой и значительной, но вот усики над верхней губой она почему-то не удаляла.
Даше вдруг стало дурно. Душно.
Она выскочила из-за стола и побежала на воздух.
На дворе стояла середина апреля, и ночи были холодные. Но Даше хотелось замерзнуть — лицо горело, дыхание сперло… Что с ней такое?
У нее ведь все хорошо!
Черт!
У кого бы стрельнуть сигарету?
— Захар! — обрадовалась она.
Захар вел в клуб брюнетку невиданной красоты с длинными блестящими волосами.
— У тебя сигареты нет? — спросила Даша.
— Кажется… — Он похлопал по карманам. — Даша, Агния, — представил он девушек.
— Агния? — ахнула Даша. — Вот красивое имя!
— Даш, ты чего? — забеспокоился Захар, присмотревшись к ней.
— Ничего, — она помотала головой.
— Агния, слушай, я покурю и приду, ладно? Ты ведь там наших найдешь? — Захар заботливо обнял подружку. — Ну? — Он протянул наконец Даше сигареты.
— Зажигалка у тебя есть? — психанула она.
— Сейчас! — Захар бросился к охраннику, притащил зажигалку, и Даша наконец прикурила.
Прикурила и кинула сигарету в лужу.
— Надо бросать! — сказала она.
— Эй! — Захар приподнял ей подбородок. — Что случилось?
— Надо бросать! — сказала она.
— Эй! — Захар приподнял ей подбородок. — Что случилось?
— Ни-че-го, — по слогам произнесла Даша. — У меня все хорошо, но я — больная на голову, меня, наверное, это не устраивает… — На глаза навернулись слезы. — А может, у меня ПМС…
Захар снял куртку, набросил ей на плечи и увел за угол.
— Что? — не спросил, потребовал он.
Даша вздохнула, развела руками — и куртка упала в грязь.
Захар провел рукой по ее волосам — и вот они уже целуются так, словно только друг о друге и мечтали.
Оглушительно пахло весной. Грязной, мокрой, противной весной, но было в этом нечто извращенно прекрасное, как при родах, когда ты готова наизнанку вывернуться, но тут же обо всем забываешь, стихает боль, оставляя лишь изумление и радость от появления новой жизни.
Все было ясно.
— Я не переживу, если ты опять разобьешь мне сердце, — сказал Захар, прижав ее к себе. — Я уже два раза чуть не умер…
— Какая же я дура! — искренне сокрушалась Даша. — Я ведь, кажется, не могу без тебя жить — и это не преувеличение! Чем я думала?
— Даш, а у нас получится… снова? — Глаза у него были темные, беспокойные.
Захар любил ее всегда. И когда у него была Оксана — от тоски, отчаяния, ощущения своей незначительности. И когда у Даши был Виктор, к которому он ревновал так, что ему хотелось делать себе больно физически, просто чтобы отвлечься.
Она была любовью всей его жизни. Почему? Нет ответа. Потому. Нельзя и не надо что-то объяснять словами — теряется магия.
А Дашу съедала вина — за то, что она такой позорный сноб. За предубеждения. За «а кто он такой»? Ей хотелось собрать все свои глупые мыслишки и сжечь к чертовой бабушке — чтобы ни следа, — и пепел развеять.
Ее мальчик. Лучший. Он любит ее так, как и не снилось.
И ведь это уже не тот Захар, с которым она случайно переспала… сто лет назад. Он изменился — ради нее. Не только — и ради себя, но в этом повинна она. Он стал сильным. Он тот, о ком она мечтала.
Не надо ничего жечь, пожалуй. И стыдиться, и виниться.
Год назад это был другой человек.
Ну почти другой.
— Надо пойти и сказать им прямо сейчас, — твердо произнесла Даша.
— Ага, — кивнул он.
Ждать не было никакой возможности. Да, они в очередной раз испортят кому-то… Не жизнь. Всего лишь праздник.
Легкое, необременительное разочарование, укол самолюбия — вот и все.
Даша трепетала. Точно знала — ее счастье здесь. Дрожит от холода. Отряхивает куртку.
Она его просто любит. Видимо, первый раз. Так. Он вдруг — всего-то пару минут назад — стал смыслом ее жизни.
Даша усмехнулась. Может, переключиться на любовные романы — его трепещущая плоть и все в таком духе? Ну необязательно, конечно, про плоть — можно писать хорошие умные книги об отношениях мужчины и женщины, о поиске своего единственного… Это же интересно во все времена.
— Пойдем? — предложил Захар.
Он остался писать сообщение Агнии, а Даша вернулась к столу, сказала, что ей надо срочно ехать к отцу, — не хватило мужества признаться прямо сейчас, забрала вещи, пока Дима соображал, в чем дело, и вылетела на улицу.
— По-моему, мы просто подонки! — хмыкнул Захар.
— А кто же еще? — Даша пожала плечами. — Поздно раскаиваться, друг мой, места в аду уже оплачены — в первом ряду.
Они сели в машину — к счастью, Захар не успел напиться — и поехали на Плещеево озеро.
По дороге перекусили в безумном придорожном мотеле, где царствовала странная дама с короной из волос.
— Даша, мне страшно, Даша! — бубнил Захар. — Ты найдешь себе какого-нибудь придурка в кожаных штанах и опять меня бросишь!
— Заткнись, пожалуйста! — взмолилась она. — А то я прямо здесь отдамся первому попавшемуся дальнобойщику и уеду с ним в Сызрань.
— А я женюсь на этой… — Захар незаметно кивнул на официантку или кем там она была.
— Очень достойный выбор, — одобрила Даша. — Захарчик! Давай больше не будем об этом говорить, пожалуйста… Не могу, честное слово. Ты ковыряешься в моих болячках, а я делаю вид, что мне это приятно. Глупо, да?
— Да, — согласился Захар. — А давай трахнемся в мотеле?
Даша загорелась его идеей, они сняли номер, но психологический барьер не преодолели — уж больно убогой оказалась обстановка.
Даше хотелось подумать о будущем, все рассчитать, но она себе это запретила — настоящее было слишком волнующим.
Они притащились на Плещеево озеро, встретив долгожданный рассвет в дороге, погуляли, промерзли до костей и вернулись в Москву — бешеной собаке семь верст не крюк: сто двадцать километров туда и столько же обратно.
Плевать.
Им хотелось быть вместе и не хотелось заниматься сексом — они боялись, потому что именно в связи с сексом пробуждались не самые приятные воспоминания.
Дома приняли ванну — по очереди, легли в постель и решили: не сегодня.
Но среди ночи, то есть дня, Даша проснулась от возбуждения, нащупала Захара, и все произошло помимо их воли.
Захар повернулся к ней спиной, Даша закинула на него ногу и руку, уткнулась носом в его плечо и думала, что все это и прозаично, и романтично и что любовь — это то, о чем она никогда не будет писать, потому что ни с кем не хочет делиться.