– Можно, я вам все же помогу? – вдруг услышала она.
Ей показалось, что это был голос ветра. Но не ветер, конечно, взял ее за плечи, приподнял и переставил на шаг в сторону. Для такого шквального ветра это было сделано слишком бережно.
И для любого ветра это было слишком бережно.
И для любого человека.
Она вскрикнула.
– Не бойтесь, Мария, – сказал Феликс. – Вы меня не узнали?
Она хотела сказать, что просто не ожидала его увидеть. Но прежде чем успела это сказать, она поняла, что это неправда.
Конечно, она ожидала его. Увидеть, услышать, почувствовать, как его руки касаются ее плеч.
– Я… не думала, что вы приедете… сюда… – глупейшим образом пролепетала она.
Феликс открыл калитку.
– Что это у вас? – Он указал на ее мешок.
– Дрова.
Ее снова качнуло ветром. Феликс поднял с земли мешок, вскинул его на плечо. Взял Марию под руку и повел домой.
Глава 5
В доме стояла кромешная тьма.
– Сейчас я зажгу свечи, – сказала Мария в эту тьму.
Феликс был совсем рядом – она чувствовала тепло его рук.
– Мария, простите меня, если можете.
Она промолчала. Она не знала, что ответить. То, что он ушел, не простившись с нею, что не позвонил ей ни назавтра после той ночи, ни потом, не столько обидело ее, сколько оглушило. Как удар рукояткой граблей по лбу.
Или это правильно – не звонить женщине, с которой всего-навсего провел ночь? Француз позвонил бы обязательно. Но у русских мужчин все по-другому. Отстраненная вежливость им совсем не свойственна. Не захотел, чтобы секс повторился еще раз, вот и не стал звонить.
Она ведь уже убедилась, что такая мелочь, как чувства, не значит для них ничего.
Все время после той ночи, весь этот месяц, проведенный в одиночестве, она думала именно так. Но сейчас, когда Феликс стоял в полушаге от нее и она слышала его руки, Мария не знала, что ей думать.
Не дождавшись от нее ответа, он шагнул в сторону. Она поняла, что он сейчас уйдет, и похолодела, хотя невозможно было похолодеть в насквозь холодном доме.
Она стояла и молча ждала, когда хлопнет входная дверь. Но в доме было тихо. Что делает Феликс, Мария не понимала: он двигался совершенно бесшумно.
Наконец она расслышала шорох у камина, потом стук дров, падающих на пол из мешка. Через минуту дрова вспыхнули. Комната осветилась отблесками каминного пламени.
Феликс сидел на корточках перед камином и поправлял дрова, сложенные домиком.
– Это все, чем вы согреваетесь? – спросил он. – Здесь же холод собачий.
– Было тепло. – Мария завороженно смотрела, как играют отблески на его огромных руках. – Но вчера вечером сломался генератор. А здесь электрическое отопление. Его обычно хватает, ведь зимы на юге не очень холодные. Да обычно я и не приезжаю сюда зимой. Эта зима необычна.
– И что вы собирались делать?
– Я растопила камин, но дров хватило только на ночь. Вот, папаша Доминик дал мне еще. До завтрашнего утра.
Это был не слишком толковый ответ.
– В старых домах должны быть печи, – сказал Феликс.
– Они есть, но я не думаю, что их когда-нибудь топили.
– Когда-нибудь их топили точно.
– Я этого не помню.
– Пойдемте посмотрим. Вы говорили, есть свечи?
– Да. Вот они.
Мария поднесла медный шандал к огню, зажгла все три свечи. Это были последние свечи, которые нашлись в доме. Пополнить их запас оказалось невозможно по той же причине, по которой нельзя было купить новый генератор: все предметы, необходимые для освещения и обогрева, в Кань-сюр-Мер были раскуплены.
Феликс снял куртку, оставшись в черном плотном свитере, взял шандал и вышел из комнаты. Мария пошла за ним.
– Закройте дверь плотнее, – сказал он, когда они оказались в коридоре. – Весь дом этими дровами не обогреть.
Феликс пошел по коридору, заглянул в кухню. Шандал со свечами он держал высоко над головой, осматривая стены. Отсветы плясали по средневековым деревянным балкам на потолке.
– Конечно, здесь есть печное отопление, – сказал он наконец. – И пользовались им не так уж давно. В войну, может быть.
– Откуда вы знаете? – спросила Мария.
– Видите отверстия? – Он снова поднял шандал. – Это душники. Через них горячий воздух подавался в комнаты. По-моему, это что-то вроде амосовских печей.
– Амосовских? – удивленно переспросила она. – Мне кажется знакомым это название. Я могла его слышать?
– Читать вы его могли, – сказал он. – У Чехова в «Доме с мезонином» художник всю ночь слушал, как гудят старые амосовские печи.
– Вы перечитывали этот рассказ?
– Нет. – Ей показалось, что в его голосе тоже прозвучало удивление. – Почему вы решили, что перечитывал?
– Но вы сразу его вспомнили.
– Это с детства. В семь лет его прочитал, а я тогда любопытный был, сразу полез в Брокгауза и выяснил, что за печи такие. Там даже чертеж был – с топкой, с дымоходами, с калориферами.
– Но я точно никогда не видела в доме топку, – сказала Мария.
– Она наверняка в подвале. Вход покажете?
– Да, конечно. Но я спущусь туда с вами, – поспешно сказала Мария.
– Не обязательно. Я не боюсь привидений.
Ей показалось, что Феликс улыбнулся. Но она не видела его лица – улыбка мелькнула только в голосе и то сразу же исчезла.
Когда они спускались по лестнице, пролетел мгновенный, как вздох, ветер, и свечи в шандале разом погасли.
Если в доме стояла кромешная темнота, то в подвале было то, что называется «глаз выколи». Никогда в жизни Мария не оказывалась в таком беспросветном пространстве! Просто смертная тьма.
– Феликс… – позвала она дрогнувшим голосом. – Вы здесь?
– Конечно, – сказал он из противоположного угла. – Не бойтесь. Сейчас.
Он чиркнул спичкой и зажег свечи. Мария вздохнула с облегчением. Не то чтобы она боялась привидений… Но вдруг здесь какой-нибудь колодец? Ведь это средневековый дом! Вдруг Феликс провалится в какую-нибудь ужасную яму? Шандал со свечами в его руке выглядел все же как-то успокаивающе.
– А вот и топка, – сказал он. – Будем надеяться, система не засорилась.
– А чем это топится? – спросила Мария, глядя, как Феликс открывает круглую чугунную дверцу.
– Дровами.
– Вы думаете, чтобы обогреть весь дом, хватит тех дров, которые у нас есть?
– Конечно, не хватит. Но мы еще найдем. Лишь бы работало.
Из-за свечных отблесков казалось, что его лицо меняется каждую секунду. Марии совсем не хотелось идти за дровами. Глупый страх перед подвальной тьмой совершенно прошел. Она с удовольствием осталась бы здесь – наблюдать живые перемены его лица.
«Ряд волшебных изменений милого лица…» – тут же вспомнилось ей.
Вряд ли его лицо можно было назвать милым. Непонятно было даже, красив ли он. Черты словно вылеплены, и не застыл еще необыкновенный материал, из которого сделана эта лепка.
«Меня всегда настораживали чрезмерно красивые слова. И я успела убедиться, что правильно настораживали», – попыталась одернуть себя Мария.
Но одернуть себя ей не удалось. Никакие слова не настораживали ее сейчас. Любые слова просто не имели значения.
Они вместе сходили наверх за остатком дров, вернулись обратно в подвал. Феликс все время держал Марию за руку, и она чувствовала, что его охватил азарт. Ему хотелось растопить эти старые печи, он был увлечен этим весь, до кончиков жестких пальцев! Удивительное все же существо – талантливый мужчина…
И когда дрова вспыхнули в топке, когда стало подниматься вверх гуденье разгорающегося пламени, он обрадовался так, что Мария не смогла сдержать улыбку.
– Горит! – Глаза его восхищенно сверкали. – Горит, и дым ровно идет – все работает!
– Может быть, сейчас начнется пожар? – спросила Мария; впрочем, без страха.
– Да вы что! Это самая безопасная модель. Она даже в Зимнем дворце была смонтирована, именно как самая безопасная. А здесь, я думаю, эти печи все-таки не четыреста лет стоят.
– А сколько?
– Лет сто пятьдесят, не больше.
«Откуда он знает, что дому четыреста лет? – подумала Мария. – И что печам сто пятьдесят? Впрочем, я могла бы уже привыкнуть, что он знает все. Во всяком случае, про то, к чему прикасается руками».
Стоило ей так подумать, и тут же она вспомнила, как Феликс прикасался руками к ее плечам – там, в парижской квартире. И к груди, и к шее, и к бедрам – ко всему ее телу… Руками, губами…
Мария помотала головой. Он проницателен – не хватало еще, чтобы догадался, о чем она подумала. В конце концов, он действительно ее обидел.
– Пойдемте, – нетерпеливо сказал Феликс. – Посмотрим, греются калориферы или нет. Это правда совершенная система, – объяснял он, пока они выбирались из подвала. – Во всех стенах проложены специальные каналы, через которые идет прогретый воздух. А перед этим он забирается с улицы в специальные камеры, в которых и нагревается. Таким образом получается и вентиляция, и прогрев. Все это сделано гениально просто. Я не думал, что когда-нибудь это увижу!
В его голосе звучал мальчишеский восторг.
«А я не думала, что когда-нибудь услышу восторг в твоем голосе, – подумала Мария. – Мне казалось, ты очень несчастлив».
Дрова в камине почти догорели.
– Вы побудете немного одна? – спросил Феликс. – Я схожу за дровами.
– Ну конечно, – улыбнулась Мария. – Я прекрасно справлялась с этим домом, пока все не стало совсем уж экстремально. Догадаться про амосовские печи я, конечно, не могла.
– Завтра я починю генератор, – сказал Феликс. – Сейчас у меня вряд ли получится: слишком темно, – добавил он, помолчав.
Мария поняла, отчего было это молчание. Он не знал, может ли остаться здесь до завтра.
– Но где вы собираетесь найти дрова? – спросила она. – На холмах, конечно, есть лес, но туда сейчас вряд ли можно добраться. Там все обледенело, и ветер.
– Я вернусь через полчаса, – сказал он, надевая куртку.
Когда за ним закрылась дверь, Мария поняла, что жить без него она не может. Не потому, что не умеет сама растапливать амосовские печи, – по другой причине.
Она потерла виски краями ладоней.
«Это бред какой-то. Это уже даже не грабли, а просто бред. Я не знаю о нем ничего. Ничего! Я видела его три раза в жизни. Нет, четыре. На четвертый раз я переспала с ним на столе в гостиной. Теперь, увидев его пятый раз в жизни, я боюсь умереть, если он не вернется через полчаса. Что это, если не бред?»
Феликс вернулся через пятнадцать минут. Вид у него был веселый.
– У вас за домом свалило здоровенное дерево, – сообщил он. – Ветром сломало как щепку – старое было. Я напилил веток, но надо вернуться, распилить ствол. Пилу я у вас в кладовке взял, ничего? Дрова, конечно, сырые, но отличные.
– Но, наверное, нельзя просто так забрать себе это дерево? – смутилась она.
– Мария, – сказал он, – сделать это вам сам Бог велел.
Она не удержалась и рассмеялась. Невозможно было удержаться, услышав такую сентенцию!
– Не знаю, что Бог велел мне, – сказала Мария. – Но моя бабка, графиня Мадлен де Ламар, сделала бы это без малейших сомнений и собственными руками, я уверена.
– Это граб, – сказал Феликс. – Если б он не мокрый был, то его вообще не распилить бы. Когда сухой, он твердый, как железо. Так что собственными руками у вас вряд ли получится.
– Да, графиня крепче, чем я, держала жизнь в руках, – снова засмеялась Мария.
Глава 6
– Но как же вы сюда добрались?
– До Ниццы уже ходит поезд.
– Но от Ниццы к нам не ходит сейчас ничего.
– От Ниццы к вам и пешком недалеко.
– Так вы шли пешком?! Боже мой, Феликс, я думала, вас кто-то подвез! Нет, летом это приятная прогулка, конечно. Но сейчас… Дорога, я думаю, превратилась в сплошной лед. И ветер с моря. Ведь это шквальный ветер!
– Мария, вы так ужасаетесь, что я начинаю чувствовать себя Робертом Скоттом. Это не соответствует действительности. Французская Ривьера даже и зимой не похожа на Северный полюс. Я в самом деле приятно прогулялся. Фляжку коньяка по дороге выпил.
– От вас не пахнет коньяком.
– Я закусил мускатным орехом.
Они замолчали. Мария хотела спросить, зачем он шел сюда пешком. Но глупо было спрашивать его об этом.
«Простите меня», – было первое, что он сказал, когда ее увидел.
– Вода, наверное, уже согрелась, – сказала Мария, поднимаясь с маленькой скамеечки, на которой сидела перед камином.
Вода в двух ведрах, которые Феликс отыскал в сарае, грелась на огне. Ведра стояли в камине на подставках, которые он согнул из толстой проволоки.
Мария и не подозревала, сколько полезных вещей хранится в ее доме. Все они ожили в его руках.
– Я проверю топку, – сказал Феликс, вставая со второй такой же скамейки. – А вы пока ванну примите. Не ванну, вернее, а ведро.
Ведра с горячей водой он отнес в ванную, а сам пошел в подвал. Мария стояла у двери ванной и слушала его шаги. Ей казалось, что их можно слушать бесконечно.
Но все же надо было раздеться, поскорее вымыться и освободить ванную для Феликса. Что бы он ни говорил о неутомительной пешей прогулке, но понятно же, что все тело гудит у него сейчас от усталости.
Она развела горячую воду холодной и встала в ванну. Все-таки дом не прогрелся полностью: то ли гениальная отопительная система была слишком старой, то ли ее было недостаточно. Мария ежилась, поливая себя водой. Но все равно вымыться почти по-человечески после суточного перерыва было приятно.
Она вытерлась, нырнула в махровый халат.
Феликс стоял под дверью ванной. Открыв дверь, Мария чуть не ткнулась лбом в его грудь. Она остановилась. Полушага не было между ними.
– Извините, я заставила вас ждать, пока выйду, – проговорила Мария.
– Я не ждал, пока вы выйдете. Я хотел зайти туда к вам. Я страшно вас хочу, Мария. Я вас обидел, я понимаю, и не надо бы мне сейчас так говорить. Но я… не знаю, как по-другому это назвать.
В его голосе прозвучала растерянность. Мария никогда не слышала, чтобы его голос звучал так. Да, наверное, это растерянность.
Свечи уже почти догорели, и он стоял перед нею, держа в руке лишь один короткий полуогарок. Перемены в его лице происходили так стремительно, что казались мучительными. Но, возможно, все это только свечные отблески, их игра.
– Что ж, вы правы, сейчас не время для кокетства, – сказала Мария. – Хотя вас, возможно, в прошлый раз разочаровало именно его отсутствие.
Она положила руки Феликсу на плечи и поцеловала его. Все-таки от него пахло коньяком, но только вот так, целуясь, можно было почувствовать этот запах.
Голова у нее закружилась так, как будто бы она сама пила сейчас этот коньяк.
– Меня… не разочаровало… – Он задыхался, губы у него дрожали. – Я совсем не потому… Простите меня, ну пожалуйста!
Он произнес это с таким отчаянием и сжал ее в объятьях так крепко, что Мария вскрикнула. Феликс отпрянул от нее.
– Я чувствую, что нельзя тебе со мной, собой всем это чувствую, физически, и умом знаю, а не могу, Мария, не могу… Всего меня к тебе тянет, клонит!.. – выдохнул он.
Мария прижалась щекой к его груди. Сердце его билось так гулко, так стремительно и прерывисто, что она испугалась.
– Пойдем, – сказала она. – Я помогу тебе помыться.
Кажется, это отчаяние, причину которого она так и не поняла, вымотало его. Он позволял делать с собою все с беспомощностью ребенка.
Мария почувствовала, что, когда он снимает с себя одежду, его плечи дрожат, как будто его охватывает какая-то необъяснимая слабость.
Она помогла ему снять свитер: руки у него бессильно падали.
– Феликс… Тебе плохо? – спросила она почти испуганно.
– Нет, – шепнул он. – Нет-нет.
Мария сняла халат, встала рядом с Феликсом в ванну. Она и раньше видела, что он высокий, но теперь, когда они стояли голые, прижавшись друг к другу, ей показалось, что он просто огромный.
Она стала поливать его водой из ковшика. Это был очень старый фаянсовый ковшик, из него поливали водой еще ее маму Моник, а может, даже и бабушку Мадлен.
Мария взяла руку Феликса, приподняла, налила гель ему на ладонь, принялась растирать его пальцы.
– Не отмоются, – сказал он. – Не отмоются руки. Я же перчатки не надеваю, когда работаю. Мне всегда как-то жалко было перчатки надевать.
– Почему? – спросила она.
Она обрадовалась, что он говорит ясно, что исчезла эта его странная слабость. А то ей казалось уже, что он упадет сейчас навзничь.
– Это глупо, может. Но я люблю руками чувствовать. Мне это нравится страшно. Поверхности, соединения всякие. Металл, дерево – все равно. Но руки как рашпиль стали. А тебе больно из-за этого было. Но я же не знал, что с тобой буду…
Он объяснял все это, как ребенок. Мария улыбнулась. Хорошо, что свеча совсем догорела и он не может видеть ее улыбку.
– Как мало воды, – сказала она. – Надо было оставить для тебя побольше. Мне и полведра хватило бы.
– Ты лавандой пахнешь.
– Но это просто шампунь. Ведь мы много такого придумали, – снова, теперь уже не скрываясь от него, улыбнулась Мария. – Король-солнце боялся воды, и для него придумали много всего, что ее заменяет.
– Тебя никто не заменит.
Он говорил вне логики и смысла. Нет, смысл был в каждом его слове, но это был не логический, а совсем другой смысл, и она чувствовала, что этот смысл для него сейчас – единственно важный.
И для нее этот единственный смысл был важен тоже.
Мария вылила ему на плечи остатки воды.
– Я не знаю, что тебе дать, чтобы ты оделся, – сказала она. – У меня совсем нет мужских вещей. Может быть, ты наденешь вот этот другой мой халат? А потом завернешься в плед, и тебе не будет холодно.
– Мне не будет холодно, – сказал Феликс.
Он вынул Марию из ванны, подержав немного на руках, поставил на коврик. Она почувствовала, как жалко ему спускать ее с рук.
Она стояла на коврике, а Феликс вытирал ее точными движениями, как будто мог видеть в темноте. Потом взял с полки над ванной сухое полотенце и закрутил у нее на мокрой голове, как тюрбан.