С неба сорвалась стрела, серебряный наконечник которой расколол землю надвое. Вокруг царило безумие, и она наслаждалась его вкусом.
«Выбор за тобой. Ныне, и присно, и во веки веков», — звучало где-то внутри нее.
Сила рвалась наружу. И жгла.
Выбор — навеки. Она могла принять протянутую руку. Руку, которая была путем к свету. Или остаться во тьме и питать свою ненависть.
Она умирала с голоду…
Рипли проснулась в слезах. Эта страшная картина все еще стояла у нее перед глазами.
Рипли редко обращалась за советами — мешала гордость. Но этот сон заставил ее сдаться.
Она была готова все рассказать Заку. На брата можно было положиться: их дружба была такой же крепкой и прочной, как родственные узы. Но, в конце концов, Рипли пришлось признать, что она нуждается в совете женщины. Майя и Нелл для этого не годились. Они были слишком тесно связаны друг с другом.
Однако существовал один человек, близкий им всем. Ей можно было поверить свои мысли. А прислушиваться к ее советам было вовсе не обязательно.
Рипли пошла к Лулу.
Пришлось дождаться момента, когда Лулу вернется с работы, но еще не успеет разомлеть от домашнего уюта. Рипли медленно прошла по ухоженному газону, похлопала ресницами, привыкая к ярким краскам, которыми Лулу неизменно расписывала свой дом, постучала в заднюю дверь и с радостью убедилась, что выбрала время правильно.
Лулу сменила рабочий костюм на майку с надписью «Кофе, Шоколад, Мужчины — чем больше, тем лучше» и красные шлепанцы. Она держала в руке неоткупоренную бутылку вина и слегка хмурилась, как женщина, которую оторвали от важного дела.
— Чего тебе? — требовательно спросила она. Прием был не самый теплый, но ничего другого от Лулу ждать не приходилось.
— У тебя найдется минутка?
— Думаю, да. — Она отвернулась и зашлепала к буфету за штопором. — Выпьешь бокальчик?
— Не откажусь.
— Хорошо, что я не успела закурить самокрутку.
Рипли поморщилась:
— Брось, Лулу.
Лулу хихикнула и вынула пробку.
— Шучу. Тебя легко достать. Я не курила марихуану… — она мечтательно вздохнула, — уже двадцать шесть лет. Твой отец был первым и последним, кто застукал меня. Конфисковал бедное растение и весь мой запас. И сказал, чтобы я выбирала — либо травка, либо работа у бабушки Майи и присмотр за ребенком. А потом добавил, что у меня хватит ума сделать правильный выбор. Мне всегда нравился твой отец.
— Очень трогательная история, Лу. Аж слезу вышибает.
Лулу наполнила два бокала, села и положила ноги на кухонный стол.
— Что привело вас к моим дверям, помощник шерифа?
— Давай начнем со светской беседы. Это поможет мне собраться с мыслями и перейти к главному.
— Ну что ж, — Лулу сделала глоток, наслаждаясь окончанием трудового дня. — Как сексуальная жизнь?
— Это и есть то главное, к которому я хотела перейти.
— Никогда не думала, что доживу до того дня, когда Рип-Торопыжка придет ко мне говорить о сексе.
Рипли тут же почувствовала себя неуютно.
— О господи, Лу, все уже давно забыли эту кличку!
Лулу усмехнулась:
— А я нет. Меня всегда восхищала твоя прямота. Что, прелесть моя, проблема с мужчиной?
— Вроде того. Но…
— Симпатичный доктор философии. — Лулу почмокала губами. — Конечно, не совсем в твоем вкусе. Неторопливый, задумчивый и сладкий. Но не такой сладкий, чтобы от него заболели зубы. Просто вкусный. Будь я на тридцать лет моложе…
— Да, да, ты сама бы попробовала его на вкус. — Помрачневшая Рипли подперла подбородок кулаками.
— Не язви. Наконец-то ты поняла, что мужчины с головой на плечах тоже могут быть сексуальными. Приятно слышать. Ну, и каков он в постели?
— Мы еще там не были.
Лулу ничуть не удивилась. Это признание только подтверждало ее наблюдения. Она поставила бокал и выпятила губы.
— Так я и думала. Похоже, он пугает тебя.
— Я его не боюсь! — Подобные заявления всегда заставляли Рипли вставать на дыбы. Особенно если они были правдой. — Просто я пытаюсь быть осторожной и не хочу торопиться. Все слишком сложно.
Лулу сложила пальцы домиком.
— Кузнечик, наконец-то я слышу речь взрослого и мудрого человека.
Рипли невольно улыбнулась:
— Кто из нас язвит?
— Молчи и внимай, — важно произнесла Лулу. — Мудрость состоит в том, что сложность сексу только на пользу.
— Почему?
— Потому. Поживешь с мое, узнаешь сама.
— Он мне нравится. По-настоящему нравится.
— И что в этом плохого?
— Ничего. Просто я хотела бы, чтобы все вышло легко, без дрожи и мыслей о том, что все это очень…
— Важно.
Из легких Рипли с шумом вырвался воздух.
— Да. Важно. Но вся беда в том, что он тоже это знает. А если так, значит, когда все случится, я перестану быть… ну… хозяйкой самой себе.
Лулу молча потягивала вино и ждала продолжения.
— Это звучит глупо, правда? — Рипли почувствовала странное облегчение. — Но тут я, ей-богу, обошлась бы без тебя.
— Есть что-то еще?
— Да. Майя хочет позволить ему присутствовать при пятничном ритуале! — выпалила Рипли. — А где Майя, там и Нелл. Но Майя делает это только потому, что вчера она расстроилась. В гроте… ну, ты знаешь. Ее просто скрутило. И хотя она быстро взяла себя в руки, это на нее сильно подействовало. Она пытается доказать, что может справиться с чем угодно.
— Ну, с этим она справится, — спокойно сказала Лулу. — Не поцапайся вы много лет назад, ты бы знала, с чем она может справиться.
— Поступить по-другому я не могла.
— Ладно, проехали… Сейчас важнее другое. Что ты собираешься делать?
— Не знаю. Понятия не имею.
— Хочешь, чтобы я дала тебе совет? Рипли подняла бокал.
— Мне бы хотелось знать, что ты обо всем этом думаешь. Лу, это выводит меня из себя. Во мне что-то шевелится… ко мне возвращается… черт побери, не знаю, как объяснить. Я хотела избавиться от этого навсегда. И избавилась. Построила плотину. А сейчас в этой плотине образовались дыры, и я не могу их заткнуть.
— Ты всегда чувствовала себя неуютно. Но кто тебе сказал, что должно быть иначе?
— Может быть, я как раз и боялась того, что мне станет слишком уютно. У меня нет самоконтроля Майи и сострадания Нелл. Ничего нет.
«Круги, — думала Лулу. — Они вечно ходят по кругу».
— Нет, есть. У тебя есть страсть, врожденное знание того, что хорошо, а что плохо, и стремление убедиться в своей правоте. Вот почему для круга нужны трое, Рипли. Вы отдаете этому самое лучшее, что в вас есть.
— Или самое худшее. — Чего она и боялась. Боялась больше всего на свете. — Если хочешь знать, именно так и случилось триста лет назад.
— Прошлое изменить нельзя, но будущее можно. А вот спрятаться от этого будущего нельзя. Мне сдается, что ты и так слишком долго скрывалась.
— Я никогда не скрывалась. Я не трусиха. Даже после того случая с Ремингтоном я сумела вернуться и сохранить статус-кво. Но когда появился Мак, все посыпалось у меня из рук.
— Иными словами, тебя волнует, что если ты будешь с ним, то уже не сможешь стать прежней. Не сможешь вернуться к своим былым мыслям и чувствам.
— Вроде того.
— И поэтому ты собираешься всю жизнь ходить по кругу на цыпочках. Ха! — Лулу покачала головой. — Суетиться и переживать вместо того, чтобы прыгнуть в седло и узнать, что там, за горизонтом.
— Я не хочу мучить тех, кто мне дорог.
— Когда сидишь сложа руки, это часто приносит больше мучений, чем любое действие. Говорят, полную гарантию дает только страховой полис. Но полис — это дерьмо, а не гарантия.
— Ну, если ты так считаешь… — Никто лучше Лулу не умеет прочистить человеку мозги, думала Рипли. — Похоже, в ближайшее время мне предстоит что-то сделать. Но я ничего не делаю, и это сводит меня с ума и заставляет чувствовать себя набитой дурой, — добавила она.
— Ну что, теперь ты решишься?
Рипли постучала пальцами по столу и вздохнула.
— Скажем так… Я сделаю один шаг и посмотрю, что из этого выйдет. Можно воспользоваться твоим телефоном?
— Для чего?
— Хочу заказать пиццу.
* * *На ремонт у Мака ушел почти целый день, но прибор работал еле-еле. Запасные части можно было получить лишь через день-другой, а пятница приближалась неотвратимо…
«Я не знаю, чего ждать от пятницы, — писал он. — Может быть, оно и к лучшему. Не следует проводить опыт, заранее ожидая от него больших результатов. Это сужает кругозор. У меня возникла гипотеза, объясняющая то, что произошло в гроте Логанов. Гэльская фраза, вырезанная на стене грота, переводится как „Мое сердце — твое сердце. Ныне, и присно, и во веки веков“. Для определения возраста надписи потребуется время (не забыть послать соскобы и образец почерка в лабораторию). Я продолжаю считать, что она сделана не позже, чем двадцать лет назад. Учитывая местонахождение грота и реакцию Майи Девлин на присутствие там меня и Рипли, логично предположить, что грот много значит для нее лично. Я считаю, что надпись сделана либо ею, либо для нее.
У Логанов был сын Сэмюэл, также выросший на острове. Никто не говорит, что у него была связь с Майей. Это сознательное, намеренное умолчание заставляет меня сделать естественный вывод, что Сэмюэл и Майя, скорее всего, были любовниками до того, Ц как он покинул остров.
Это, в свою очередь, могло стать основанием для заключительной части легенды, которая зеркально повторяется в судьбах наследниц трех сестер.
Нелл и Зак — это первая часть; Майя и Логан — возможно, последняя.
Следовательно, на долю Рипли выпадает средняя. Рипли и…»
Мака не слушались пальцы. Он остановился, откинулся на спинку стула, снял очки и протер глаза. Потом, не глядя, потянулся за кофе и сбросил со стола кружку. Пришлось волей-неволей заняться уборкой; за это время он успел прийти в себя.
«Я тоже являюсь участником событий, — продолжил он. — Я чувствовал это еще до того, как прибыл сюда. Документы, о содержании которых я еще не сообщил остальным, позволили мне выдвинуть одну гипотезу. Но, во-первых, гипотезы не всегда совпадают с реальностью; во-вторых, они по-разному воспринимаются участниками событий. В том числе мною. Сохранить объективность оказалось труднее, чем я думал. Тяжело быть наблюдателем и летописцем, когда…
Я не могу выкинуть ее из головы. Отделить чувства от профессиональных интересов достаточно тяжело, но как узнать, что эти чувства не диктуются профессиональными интересами ?»
«Или железами внутренней секреции», — подумал он, но писать этого не стал.
«Чем меня притягивает помощник шерифа Тодд? Колдовским даром трехвековой давности ? Или тем, что она в высшей степени привлекательная женщина?
Я начинаю думать, что и тем и другим. К тому же я слишком сильно увяз, чтобы задумываться о причинах своих чувств».
Мак откинулся на спинку стула и только тут обратил внимание на звонки и гудки оборудования, стоявшего в гостиной. Он вскочил, ударился коленом о крышку письменного стола, выругался и, хромая, вышел из кабинета.
Рипли стояла в дверях и хмуро смотрела на его приборы.
— Ты никогда не выключаешь эти штуковины?
— Нет. — Он боролся с желанием потереть живот, который сводило при одном взгляде на прекрасную ведьму.
— Я стучала.
— Я был в кабинете, работал и ничего не слышал.
— Скажи спасибо, что я упрямая. — Она помахала картонной коробкой, которую принесла с собой.
— Это пицца. Огромная, как и требовалось. У тебя есть настроение?
У Мака потекли слюнки, в паху напряглось.
— Я ждал этого несколько недель.
— Я тоже. — Она поставила коробку на крышку прибора, стоившего несколько сотен тысяч долларов. Сняла пальто и бросила его на пол. Стащила с себя шапочку, отправила туда же и шагнула к нему. — Проголодался?
— О да.
— Отлично. Я умираю с голоду. — Она подпрыгнула, обхватила ногами талию Мака и прижалась к его губам.
Бук по инерции отступил на два шага. Все мысли разом вылетели из его головы.
— Сейчас секс, — с трудом вымолвила Рипли, покрывая поцелуями его губы, щеки и шею. — Пицца потом.
— Отлично. — Мак, шатаясь, пошел к спальне, но та казалась страшно далекой, и ему пришлось прислонить Рипли к косяку двери. — Только… позволь мне… — Страстный поцелуй, и Рипли гортанно застонала. — Я все время чувствую вкус твоих губ. — Он коснулся зубами ее шеи. — Все время. Это сводит меня с ума.
— Меня тоже. Я хочу раздеть тебя. — Рипли начала стаскивать с него майку.
— Подожди. Не торопись.
— Почему? — Рипли засмеялась и лизнула его ухо, заставив Мака застонать.
— Потому что… О боже… Потому что я долго думал об этом. — Пальцы Бука впились в ее бедра; он шагнул к кровати. — Как будто прошли века.
Я не хочу спешить. — Он потянул Рипли за волосы, заставив ее закинуть голову и посмотреть ему в глаза. — Я хочу насладиться. Насладиться тобой. Хочу… — Он наклонил голову и прильнул к ее губам. — Заниматься с тобой любовью целый год. Прикасаться к тебе, — продолжил Мак, опуская ее на кровать. — Смаковать тебя. — Он бережно завел руки Рипли за ее голову.
Она нетерпеливо заерзала.
— Слишком хорошая игра для такого чудака, как ты…
— Посмотрим, что из этого выйдет. — Когда свитер приподнялся, Мак коснулся ее обнажившегося живота. — При наличии командного духа…
Он наклонил голову и провел губами по ее подбородку.
Ее тело напряглось, излучая волны энергии. Мак не возражал против этого. Но сначала она должна была сомлеть, ослабеть и застыть от наслаждения.
Сердце Рипли безудержно колотилось; она жадно отвечала на его поцелуи. Этого было достаточно, чтобы распалить Мака. Она предоставляла выбор ему.
Рипли могла сделать ему такой щедрый дар. На это ее толкнула страсть. Что ж, он покажет ей, насколько дорожит подарком.
Еще никто не мог до такой степени разжечь ее одними движениями губ. Рипли жаждала прикосновения его рук, но ее тело и так уже превратилось в воск. Она вздохнула и сдалась.
Ее пульс бешено зачастил, мозг окутался туманом.
Когда Бук выпустил ее запястья, руки Рипли стали ватными. Она с трудом сняла с Мака очки, положила их на пол, обняла ладонями за щеки и снова прильнула к его губам.
Свитер подавался дюйм за дюймом. Прикосновения Мака были легкими и волнующими. Он провел пальцами по ее выдававшейся из лифчика груди и щелкнул передней застежкой.
Рипли стащила с него майку и наконец-то дала волю рукам.
Мак снова припал к ее губам, заставив негромко застонать от наслаждения. Рипли потеряла ощущение собственного тела. Когда рот Мака коснулся ее плеча, Рипли вздрогнула от ожидания. Затем она ощутила прикосновение языка к шее и застонала, когда этот язык проник под лифчик и начал дразнить ее сосок. Она просто плавилась и сгорала от нетерпения.
Когда горячие губы Мака алчно сомкнулись, она вскрикнула.
Она судорожно хватала ртом воздух, пальцы впились в простыню; переход от ленивого наслаждения к отчаянному желанию оказался слишком быстрым — все равно что открыть заслонку печи.
Этот жар мог бы поглотить его, и все же он продолжал желать большего. Мак расстегнул ее лифчик, стал ласкать груди, почувствовал, что она напряглась под ним, вся сжавшись, и вздрогнул, услышав ее сдавленный крик.
Рипли обмякла. Ее стройное, сильное, тренированное тело было великолепно. Ему хотелось ласкать его вечно. «Как я мог жить без этого?» — думал Мак.
Она была совершенно беспомощна. До сих пор такого не случалось. Ею еще никогда не овладевали с таким бесконечным терпением. Слаще всего было осознавать, что она позволяет делать с собой все, что ему нравится. Осознавать, что это доставляет ей наслаждение.
Ее кожа была горячей и влажной. Казалось, он знал все нервы ее тела и по очереди заставлял дрожать каждый из них. Она потянулась к нему и раскрылась, ощущая свободу, которой не ощущала никогда прежде.
Каждое движение казалось до невозможности медленным, как в воде. Его тело дрожало, сердце скакало галопом. Руки Рипли ощущали его напрягшиеся мышцы.
Когда чувства Мака насытились ее запахом, вкусом и ощущением прикосновения к коже, он лег на нее. И ждал, пока не открылись ее глаза, потемневшие от наслаждения.
Потом он вошел в нее. Глубже, еще глубже!
Мак овладевал ею длинными неторопливыми толчками, пока Рипли не всхлипнула. В ее жилах закипела кровь. Он следил за жилкой, бешено пульсировавшей на ее шее.
Обессилевшие руки Рипли соскользнули с его тела.
— Не могу…
— Доверься мне, — ответил он, снова прижимаясь губами к ее рту. — Доверься мне.
Вскоре изумленная Рипли вновь ощутила жгучее желание.
— Давай вместе. — Она стиснула его бедра и застонала, ощутив новый оргазм.
На этот раз Мак кончил вместе с ней. Зарывшись лицом в темные пряди ее волос, он забыл обо всем на свете.
* * *Рипли чувствовала себя… чудесно. Словно ее кожа превратилась в бархат, присыпанный золотым порошком. Последние следы напряжения и тревоги исчезли. Беспокоиться было не о чем.
«Грандиозный секс — лучшее лекарство от всех болезней», — подумала она.
Рипли не была охотницей до телячьих нежностей и не любила постельных клятв после окончания акта. Но тут все было по-другому. Она уютно прильнула к Маку, уверенная, что так и должно быть. Их ноги переплелись, ее голова лежала на его плече, ее рука обвивала его шею.
Но приятнее всего было другое: Мак обнимал ее так, словно не собирался отпускать года два-три.
— Ты изучал сексуальные привычки дикарей? Мак потерся щекой о ее волосы.
— Льщу себя мыслью, что я их усовершенствовал.
— Хорошо получается.
— У тебя не хуже.
— Я бросила твои очки на пол. Смотри не наступи.
— Постараюсь… Я забыл тебе что-то сказать.
— Что?
— Ты прекрасна.
— Брось. Это тебе сослепу показалось.